— Мама!
— Ладно, я пошутила. А жить где будешь?
— Квартиру снимут.
— Хорошо. Только смотри, будь осторожна.
— В каком смысле?
— Во всех! Помни, что, кроме кино, у тебя есть сын и мать. И постарайся не заводить киношных романов.
— Мам, ты думаешь, у меня будет время на романы? Да там съемочные дни по двенадцать‑четырнадцать часов, практически без выходных, какие романы! К тому же у меня совсем нет опыта, мне всему надо еще заново учиться, что тут в голову полезет! И потом, Эмми сказал, что намерен работать с какой‑то русской фирмой и будет приезжать…
— С ума сойти! Вот увидишь, он на тебе непременно женится, если ты станешь звездой!
— Мам, зачем тебе нужен зять Эммерих?
— Он хороший малый и, кажется, действительно тебя любит!
— Мамочка, но я не хочу замуж!
— А я хочу, чтобы ты была замужней женщиной! Но главное, я хочу, чтобы ты запомнила — ни я, ни Никита никогда не вернемся в Россию, никогда!
— Мама, я тоже не собираюсь!
— Ох, вот в этом я не уверена. Но ничего, будешь жить на две страны, сейчас многие русские так живут, не страшно. Ну, чего ты не ешь? Расслабься, я на твоей стороне!
Гудрун рвала и метала.
— Ты ненормальная! Зачем тебе это? Думаешь сделать карьеру? Да что это за карьера! Кто знает русских артистов? Я вот, например, ни одного не знаю! И ради этого ты бросаешь хорошую перспективную работу! Ты просто дура!
— Гудрун, не кричи! Пойми, это мой шанс! А что меня не будут знать в Европе, так мне плевать! Мне вполне хватит российской аудитории!
— Пф! Небось, надеешься, что тебя заметят и позовут в Голливуд?
— Даже в мыслях не держала! Какой Голливуд, зачем?
— Только не думай, что я опять возьму тебя на работу. Не надейся. Мы, конечно, подруги, но дело прежде всего!
— Гудрун, милая, я надеюсь совсем на другое! — Надеешься, что Эммерих на тебе женится?
— Нет! Я надеюсь, что в Москве у меня и потом будет работа, вот! Я так изголодалась по такой работе… Я даже во сне иногда видела, что играю на сцене, в кино… И сейчас я так счастлива, что буду играть… Со мной снимаются замечательные артисты, ну, по крайней мере два, с которыми я успела познакомиться. И сценарий такой роскошный! И роль — мечта!
— Ладно, что я могу сказать? Езжай! Но поработай, пока я не найду тебе замену.
— Конечно, только я должна уехать не позднее восьмого марта.
— Я поняла! — сухо ответила Гудрун.
Никита был в восторге.
— Мама, а ты меня возьмешь на съемки?
— До съемок пока далеко! Сперва будет подготовительный период, репетиции, ничего интересного, а дальше посмотрим.
— Круто! Я рад за тебя, мамочка! Ты будешь знаменитой!
— Еще рано об этом говорить и даже думать. А вдруг я провалюсь?
— Ну вот еще! Почему это ты провалишься?
— Кто знает…
— Мам, ты, что ли, боишься?
— Что ли, боюсь!
— Странно… Мне казалось, ты такая храбрая. Экстремальным вождением занималась, на лыжах по черным трассам гоняешь…
— Это другое, Ника!
— Не называй меня Никой, это девчачье имя. Я Ник, или Ники!
— Ладно, Ники. Все, пора на боковую!
— Мамочка, ты не бойся, я буду все время тебя ругать!
— За что? — не поняла Варя.
— А бабушка, когда у меня экзамен был, сказала: я буду тебя ругать. Это такая русская примета.
— А, поняла! А ты меня ругать будешь по‑русски или по‑немецки?
— А как надо? — серьезно спросил Никита.
— По‑русски, наверное.
— Я буду и так и так, хуже ведь не будет?
— Это точно!
В Москве Варю опять встречала Надежда Михайловна.
— Варюш, квартира освободится только послезавтра, пока поживешь у нас.
— Спасибо вам!
— Ну как, дома все уладилось?
— Да, вполне.
— Вот и чудно! Кажется, все складывается неплохо. Но Сеня, как всегда в такие моменты, сходит с ума. Ему все время мерещится, что он ничего не успеет, все сорвется, развалится, он на всех орет, так что не обращай внимания. Он и на тебя может наорать… Вообще, имей в виду, на площадке и он и Борис Аркадьевич постоянно орут.
— Кто это, Борис Аркадьевич?
— Главный оператор. Тоже крикун, не приведи господь! Так что не принимай эти вопли на свой счет, кстати, Сеня сам просил тебя предупредить… Сказал, она девочка нежная, незакаленная в наших баталиях…
— Ничего, как‑нибудь, — с умилением улыбнулась Варя. — И я вовсе не такая мимоза…
— Это хорошо, а то у нас тут в кино всякое бывает! Да, Варюш, я хотела спросить, у тебя в Москве наверняка есть какие‑то друзья, родственники?
— Ну, есть в общем‑то…
— Советую прямо сегодня с ними созвониться, встретиться, ну и завтра еще, а потом уже минутки спокойной не будет. Сеня намерен с тобой работать, как он выражается, «выковыривать артистку»!
— Здорово! Мне это просто необходимо — выковыривать! — счастливо засмеялась Варя. — А то на съемках начну тормозить, не дай бог! А сегодня я хочу попробовать найти свою сестру.
— Родную?
— По матери. Я не знаю, что у них произошло… Мама о ней даже слышать не хочет… И не рассказывает. Но она мне все‑таки сестра, и я хочу понять, что между ними было. Мама все время называет меня единственной дочерью, а это нехорошо, неправильно! — Варя и сама не понимала, отчего вдруг разоткровенничалась с Надеждой Михайловной.
— А сестра? Она с тобой не связывалась?
— Нет, то‑то и оно… как‑то странно все это… Мне в тот момент было не до того, у меня убили мужа…
— Как убили? — ахнула Надежда Михайловна.
— Какой‑то наркоман, на улице…
— Ох, извини, Варежка!
— Да ладно… Просто я тогда ничего не соображала, мама ко мне насовсем перебралась, мы всю жизнь по‑новому устраивали, она сказала, что не желает об этом говорить… Я тогда приняла ее позицию, а потом, когда стала ее все‑таки спрашивать, она наотрез отказалась обсуждать эту тему. Но теперь я хочу понять… Сестра все‑таки…
— И ты не знаешь ее координат?
— Нет. Нашу квартиру мама продала, сестра вышла замуж, и я даже не знаю ее фамилии теперь…
— Как же ты будешь ее искать?
— Найду ее подруг… Или зайду на «Одноклассников», мало ли…
— Да, в самом деле… А кто ее муж?
— Понятия не имею.
— Вот так история… А знаешь, тут есть материал для сценария…
Варя рассмеялась.
— Что ты смеешься? Если не материал, то хотя бы зацепка! И вот еще что… У меня есть один хороший знакомый, у него частное детективное агентство. Он в два счета найдет твою сестру и возьмет совсем недорого. Я писала сценарий о таком агентстве, и мы подружились. Это для него плевое дело, а ты не будешь зря время терять на поиски.
— Надежда Михайловна, и вправду!
— А хочешь, прямо сейчас к нему завалимся и, как теперь выражаются, «озадачим», а?
— А можно?
— Да запросто, тем более Сени дома нет, нам спешить некуда.
— Здорово! Чего зря время терять?
— Сейчас ему позвоню! Алло, Виктор Дмитриевич? Да, я! Слушай, Вить, тут такое дело…
— Надя, говори быстрее, у меня клиент!
— Я могу сейчас к тебе заехать? По делу!
— Валяй! За Сеней следить надумала?
— Еще чего! — засмеялась Надежда Михайловна. — Я пока не спятила! Ладно, приеду, поговорим. Ну вот, Варежка, он нас ждет! Думаю, к вечеру у тебя уже будет адрес сестры.
— Невероятно! Спасибо вам, вы мой ангел‑хранитель!
Надежда Михайловна улыбнулась и потрепала Варю по плечу.
…Виктор Дмитриевич Кулешов уже ждал их.
— Надежда, рад видеть! Что, опять сценарий про меня писать вздумала?
— Да нет, хватит с меня детективщины, надоело! У меня дело другого рода, собственно, не у меня, а вот у Варвары.
— Что, Варвара, муж изменяет?
— Да нет, я не замужем.
— И не выходите, не советую! А то, в детективном агентстве работая, разочаровываешься полностью в семейных ценностях. Ладно, кроме шуток, я вас слушаю!
Варя быстро изложила суть дела. Кулешов все записал.
— Дело пустяшное. К вечеру найду я вам вашу сестрицу, не выходя из комнаты. Предложил бы вам тут обождать, но у меня места мало, а через двадцать минут придет новый клиент. Короче, я позвоню, как только будет результат.
— А сколько я вам буду должна?
— Нисколько! За такие пустяки по Надиной протекции я денег не беру. Вот только если еще кому‑то мои услуги понадобятся, вы уж будьте так любезны, порекомендуйте меня!
— Но это неудобно…
— Очень удобно! И еще — когда будет премьера вашего фильма, уж не сочтите за труд меня известить, а то я телевизор просто так не смотрю!
— Можешь не сомневаться, Витя! И еще на премьеру в Дом кино позовем!
— А разве телефильмы там показывают? — удивился Кулешов.
— А у нас будет еще и киновариант!
— С удовольствием приду, посмотрю и еще выпью на банкете за ваше здоровье!
— Ну вот, Варежка, дело на мази! — сказала Надежда Михайловна, садясь в машину.
— У меня нет слов!
Кулешов не обманул. Через два часа он позвонил.
— Варвара, записывайте. Фамилия мужа вашей сестры Пирогов, звать Иван Константинович, он бизнесмен богатющий, живет на Рублевке — короче, владелец заводов, газет, пароходов. У них дочка четырех лет по имени Алла. Телефоны следующие…
Варя аккуратно все записала.
— Спасибо вам огромное, Виктор Дмитрич!
— Ваша сестра гламурная штучка, сведения о ней можно регулярно черпать из желтой прессы. Вот, пожалуй, и все. Удачи вам во всем, Варвара! И привет Надежде!
— Ну что?
— Марьянкин муж какой‑то мистер‑твистер!
— Ну и хорошо, значит, она ни в чем не нуждается.
— И ни в ком, похоже… Может, и звонить не стоит, а то еще подумает, что мне что‑то нужно…
— Варежка, не надо так плохо думать о людях, даже богатых. Деньги не всегда людей портят! И потом, ты точно знаешь, что тебе ничего не нужно, но не знаешь, что произошло между мамой и сестрой…
— Да, вы правы…
— И звони прямо сейчас, а то начнешь раздумывать. Вот иди к себе в комнату и звони!
— Да‑да, спасибо!
Варя пошла к себе и набрала номер. Ответил незнакомый женский голос.
— Могу я поговорить с Марьяной?
— А кто спрашивает?
— Это ее сестра, Варвара.
— Одну минуточку!
Варя слышала в трубке приглушенные голоса.
— Варька, ты?
— Марьянка! Привет!
— Привет, как ты?
— Да хорошо! Вот, приехала в Москву, решила тебя найти и нашла…
— А ты надолго в Москву?
— Да порядочно, у меня тут съемки…
— А где ты остановилась?
— Пока у режиссера, а послезавтра переберусь на квартиру. Ужасно хочу тебя увидеть…
— А ты все‑таки своего добилась? Снимаешься?
— Только собираюсь, это вообще волшебная история.
— А что ты сейчас делаешь? Может, я пришлю за тобой машину? Переночуешь у нас… Завтра ты еще свободна?
— Завтра да! Полдня, во всяком случае!
— Вот и отлично, говори, куда машину прислать! Ой, Варька, как я рада! А как там… мама?
— Хорошо! Все расскажу при встрече.
Варя вышла из комнаты с сияющим лицом.
— Порядок? — спросила Надежда Михайловна.
— Кажется, да! Спасибо вам, Надежда Михайловна!
— На здоровье! Значит, умчишься прямо сегодня? Только завтра к вечеру все же вернись, а то Сеня меня с потрохами съест!
— За что?
— Варя, он полагает, что артист должен принадлежать ему безраздельно! Но не волнуйся, ты еще не начала сниматься и даже репетировать, так что пока свободна. К тому же его нет дома.
Машина за Варей пришла очень быстро. Она расцеловала Надежду Михайловну и побежала вниз. Ее ждал черный громадный джип, помимо шофера приехал еще и охранник. Оба были безукоризненно вежливы и молчаливы. От присутствия охранника Варе было как‑то не по себе. Зачем ей охранник? Смешно!
Но вот джип наконец въехал в ворота. Дом был огромный. Охранник открыл дверцу, подал Варе руку. И тут на крыльцо в накинутой на плечи шубке выскочила Марьянка.
— Варвара, какой кайф! — взвизгнула она и повисла на шее сестры. — Какая ты умничка, что позвонила! Идем скорее в дом.
— Да это целый дворец! — засмеялась Варя.
— Ну и фиг с ним! Пошли скорее! Жалко, Алуська уже спит! Она у меня такая хорошенькая, просто загляденье! Ой, Варька, какая ты стала… Дай поцелую! Я так рада, жалко мужа сейчас нет, он в отъезде… Вот, гляди, какой дом…
— Красотища! Это ты все сама обставляла?
— Конечно! Терпеть не могу дизайнерские дома, по‑моему, в них жить неуютно! А это Рассел! Не бойся, он не тронет!
От камина к ним медленно приближался громадный, но совершенно нестрашный пес.
— Что за порода?
— Филу бразилейра. Можешь погладить… Варька, ты голодная?
— Нет, спасибо.
— Может, выпьем по коктейлю? Или коньячку? Хотя, я помню, ты не любила коньяк! Может, джину с тоником?
— Давай!
— Варь, ну расскажи… про маму! Как она? Здорова? Замуж не вышла?
— Нет… Но она здорова, воспитывает Ники, ведет хозяйство, у нас хороший дом, ну, то есть по‑сравнению с твоим — это домишко, но нам хватает. У нее есть друг, врач‑офтальмолог… Так что…
— Здорово! Ну а ты?
Варя рассказала сестре, что с ней произошло.
— Офигеть! Как в сказке! Рада за тебя! А скажи…
— Погоди, Марьяша, я хочу все‑таки понять, что между вами произошло? Почему мама даже слышать о тебе не хочет? Что ты ей сделала?
Марьяна вспыхнула.
— Она тебе не рассказала?
— Нет! Но я хочу понять!
— Может, не стоит, раз она ничего не говорит…
— Нет, стоит! Я должна это знать!
— Зачем?
— Затем, что она моя мать, а ты моя сестра! Что ты ей сделала?
— Тебе станет легче?
— Да!
— Ну что ж… Я отбила у нее мужика!
— Что?
— Что слышала! Да, отбила и вышла за него замуж! И счастлива с ним, а он со мной!
— Господи… как ты могла?
— Да он все равно бросил бы ее… Она для него стара… И он не любил ее, раз так легко бросил…
— Но она, значит, любила его… Я даже не знаю, что сказать! С ума сойти можно!
— Ты в шоке?
— Да, если честно, мне такое и в голову не вскакивало! И ты, значит, счастлива, и совесть тебя не мучает?
— Ни капельки! Я как увидала его, с катушек слетела, влюбилась, как ненормальная… Помню, подумала тогда: зачем ей такой? И ему такая старая не нужна…
— И он в тебя сразу влюбился?
— Нет, он не сразу… Его‑то как раз совесть мучила… Но потом он сдался, с потрохами… Скажи, Варь, а что она сказала, когда узнала, что ты едешь в Москву? Запретила тебе со мной встречаться?
— Нет. Просто пожелала мне удачи, своей единственной дочери, так она сказала.
— Ни фига себе мать! Не прощает родной дочери мужика!
— А ты бы простила?
— Откуда я знаю!
— А ты пробовала прощения просить?
— Нет, я боялась… А теперь уж все… поздно.
— Да, наверное… А впрочем, повиниться никогда не поздно…
— Варь, как ты себе это представляешь? Я должна пасть ей в ножки и рыдать: прости меня, мамочка? Это, Варька, была такая сумасшедшая любовь, за которую ничего отдать не жалко…
— Даже маму?
— Даже маму! Кроме того, я всегда была для нее на вторых ролях, она тебя больше любила!
— Не выдумывай!
— Ничего я не выдумываю! Просто твой отец умер во цвете лет, а мой бросил ее с ребеночком, вернее, уже с двумя, через год после моего рождения. Она обиделась, не простила его и перенесла эту обиду на меня. Она же вообще прощать не умеет. Никого и никогда! Помнишь тетю Женю, которая ее чем‑то невольно обидела?
— Нет, не помню.
— А, это было, когда ты уже усвистела в свою Германию. Она работала с такой милой женщиной, тетей Женей…
— И что?
— А то, что тетя Женя… в чем‑то, я уж и не помню, перед ней провинилась, ерунда какая‑то была, но мама обиделась на нее капитально! Та уж и не знала, как с ней помириться, и прощения просила, и ко мне обращалась, ни в какую… А уж свою последнюю любовь и точно мне не простит.
— Странно, никогда такого за мамой не замечала. Я вот тут недавно ее обманула, она догадалась и только посмеялась… Странно!
— Так ты ж у нее любимица!
— Да что ты выдумываешь! Она нас одинаково любила! Она вообще справедливая…
— Ну не знаю… Может, у нее тогда климакс начинался, вот она и лютовала… Ладно, расскажи, у тебя кто‑то есть?
— Есть.
— Там?
— Там, конечно. Он хороший…
— Значит, ты его не любишь!
— Не знаю!
— А ты вообще… у тебя была сумасшедшая любовь? Ну, такая, чтобы в омут с головой?
— Нет, такой не было.
— А у меня была! И есть! Хочешь, я тебе его фотку покажу?
— Покажи!
Марьяна вскочила и взяла с камина портрет в деревянной рамке.
— Вот, смотри!
Мужчина на фотографии показался Варе очень немолодым.
— Интересное лицо! А сколько ему лет?
— Сорок восемь!
— Он почти вдвое старше тебя… Но моложе мамы на восемь лет.
— Именно!
— Поняла, теперь я все поняла.
— Варька, хватит об этом! Ваня мне не позволяет говорить о маме… Как ты думаешь, почему?
— Наверное, его мучает совесть!
— Вот и я так думаю… И это теперь мучает меня. Только не совесть, а ревность… Но я никогда и никому не могла бы в этом признаться, даже себе… Мне иногда так страшно бывает…
— Почему?
— Да я вот думаю, может, ко мне у него была только страсть… А любил он ее?
Сестра вдруг показалась Варе маленькой девочкой, запутавшейся в своих чувствах…
— Дуреха ты, Марьяшка! Любил бы он маму, не женился бы на тебе.
— Думаешь? Но ведь страсть… А страсть проходит!
— Живи спокойно, не вернется он к маме, она и вправду для него стара… У вас дочка. Он небось в ней души не чает?