Шкурко с таксистом не рассчитывался, значит — расплатился в дороге. Я проводил его взглядом до подъезда и вышел из машины. Не успев хлопнуть дверью своей «Хонды», я услышал звуки, которые не спутаю ни с чем. Эти звуки раздались в подъезде, в который зашел депутат Шкурко. Выстрел. Выстрел. Пауза. Выстрел.
Пока я соображал, что происходит, из подъезда выбежал человек в черном джинсовом костюме и на ходу заскочил в белую «Тойоту-Корону», которая проезжала мимо меня. Через секунду машина исчезла за домом.
Когда, наконец, до меня дошло, что Шкурко убит и я стою в двадцати метрах от подъезда, где это произошло, когда я понял, что таксист уже уехал, что на «Тойоте» не было номеров и что я один, как дурак, стою на своей «Хонде» посреди двора, в котором уже поднялся «кипишь», тогда я принял единственно верное решение. Я сел за руль, выключил двигатель и стал ждать.
* * *
— Ну, ты хоть номера-то запомнил, Витя? — почти плача, расспрашивал меня Серега Смыслов — оперативник из моего РУВД.
— Не было номеров. Белая «Тойота Корона» — все. Могу дать номер такси, если хочешь…
Я сел на капот своей машины. Настроение было ни к черту. Во-первых, жаль потерянного времени, во-вторых, можно попрощаться с тысячей баксов. Убиенного и его жены я как-то не жалел. Пять лет работы в розыске напрочь отбивают подобные чувства. И потом я знал: депутатов просто так, за неисполнение наказа избирателей, не убивают. И их жены не от нужды великой нанимают детективов для выявления побочных половых связей своих мужей. За тысячу долларов… Скажи я сейчас Сереге об этом, он, наверное, охереет или дар речи потеряет, что, впрочем, одно и то же.
— Вить, ты сам-то как здесь оказался? — Смыслов подошел и жестом попросил закурить. И тут же — второй вопрос, подчеркивающий необязательность ответа на первый: — Как машинёха? Бегает еще?
Серега всегда проигрывал в разговорах из-за элементарного неумения вести их. Если хочешь что-то узнать, зачем задавать несколько вопросов, не связанных между собой по смыслу? И я ответил:
— Если бы не бегала, как бы я с ней здесь оказался? Кстати, кто потерпевший?
— Устанавливаем…
— Давайте… — Я равнодушно вздохнул. Нужно было ехать к жене Шкурко и приносить свои соболезнования. Деньги я не возьму, даже если она будет мне их насильно совать. Во-первых, не выполнена работа. Хоть и из-за так называемых форс-мажорных обстоятельств. Такое со мной происходит впервые за полтора года. Были, конечно, неудачи, рекламации, были… Но чтобы мой объект таким образом убирали перед самым моим носом — такого еще не было!
— Я поехал, Серега.
— Молодец, Вить, что остался и дал показания. Мог ведь бы и не давать. Помнишь старую дружбу.
— Сергей, я остался здесь не потому, чтобы помочь следствию своими ничего не значащими показаниями и не по старой дружбе. Я остался только потому, что моя уезжающая со двора машина после выстрелов запомнилась бы и номерами, и цветом. А после «перехвата» объяснять все простой случайностью очень трудно. Я, бывший сотрудник милиции, слышал выстрелы, видел киллера, машину, на которой он скрылся, после чего стал скрываться сам. Умно? Нет. Пока.
…Отъехав от злополучного места два квартала, я припарковал машину около малопримечательного по нынешним меркам кафе. Нужно было все обдумать и попытаться расставить по своим местам. Помимо червячка голода, мой организм точил еще один червячок. Что-то мешало моей уверенности в том, что события на этом заканчиваются и пора искать новое дело.
Заказав порцию съедобных пельменей и чашку растворимого кофе, я, убивая время, принялся рассматривать настенные достопримечательности. По мнению хозяев этого заведения, то, что висело на стенах, должно было подчеркивать особую значимость кафе. Репродукции с картин Репина, Рериха и Петрова-Водкина как бы определяли необходимый уровень развития посетителей кафе. Дизайнер, очевидно, лепил что-то типа клуба по интересам. Есть клубы ковбойские — туда ходят любители «кантри» в широкополых шляпах. Есть клубы геев. И туда понятно кто ходит. А вот, понимаешь, у нас — клуб любителей живописи и всего остального прекрасного, что могут вызвать картины известных мастеров. К нам приходят голодные граждане, чтобы пожрать и приобщиться к вечному…
Я бы никогда не провел параллель между гейскими утехами и живописью, если бы не то, что было прибито — я не оговорился, — именно прибито к стенам этой забегаловки. Понятно, что стиль письма Петрова-Водкина отличается своеобразностью, но желание местного «художника» видеть мир глазами этого живописца лично меня приводило в содрогание. Ведь желать мало. Нужно еще и уметь. И когда я вижу на полотне пьяного «нового русского», пытающегося оседлать малинового кенгуру, или несколько «зомби», волочащих за собой двухъярусные тюремные нары, я понимаю, что из всех голодных приверженцев различных направлений в живописи, находящихся в кафе, один я с трудом угадываю в репродукциях «Купание красного коня» и репинский критический реализм в лице «бурлаков». И подбор тоже «соответствовал». Помните загадку: яблоко, груша, слива, ананас — что лишнее? Ананас. Потому что он один растет на земле. Остальные — на деревьях. А вот такая загадка — будильник, батарея, яблоко, картина. Что лишнее? Все…
Пельмени я так и не доел. Допивая кофе, который испортить было трудно по причине того, что он — растворимый, я сделал для себя два вывода. Вывод первый. В этом кафе меня больше не увидят. Лучше умереть в музее. Вывод второй. Жене Шкурко о смерти мужа должен буду сообщить не я. Когда опера из управы выудят из кармана убиенного его депутатское удостоверение и приедут сообщить о трагедии его супруге, а вместо сгорающей от любви, истосковавшейся по мужской ласке женщины увидят уже состоявшуюся истерику, то они сразу выйдут на меня. А мне это нужно?
Подождем до вечера. Впрочем, обо мне она может разговориться и сама, в ходе допроса. Ее может удивить тот факт, что я исчез, не сообщив ей ничего об убийстве.
Делать было нечего. Я вытащил из кармана куртки ее визитку и знаком подозвал официантку. Она подошла, и на ее лице застыло сомнение в том, что я хочу заказать еще одну порцию «пельменей сибирских с майонезом».
— Девушка, кто автор этих полотен?
Официантка посмотрела на стену, потом на меня, как на не умеющего читать.
— Там же внизу написано! Репин, Левитанов…
— Понятно. — Я положил перед ней один доллар — как залог будущего положительного ответа. — Можно, я от вас позвоню?
…Расположившись между засаленным баком и пирамидой пустых ящиков, я набрал номер телефона Шкурко. Стараясь не обращать внимания на интерьер подсобного помещения и сосредоточив взгляд на визитке, частный детектив в моем лице стал читать.
— Президент футбольного клуба «Форт-Норд»… Шкурко Любовь Витальевна… Телефон рабочий… Телефон до…
Что?! Она — президент городского футбольного клуба?! Но там же президент — Якушев! Минутку… Когда я с ним последний раз виделся?… Три месяца назад. Да, три месяца назад. И он не выглядел человеком, готовящимся отойти от любимого дела… Да, это его рабочий телефон!
Наконец трубка промолвила:
— Слушаю.
— Любовь Витальевна, это Ломакин… Мне есть, что вам сказать…
Женщина всхлипнула.
Не понял?!
— Вам… уже сообщили?..
Опять началось буйство, в процессе которого я понял, что ошибся, она еще ничего не знает.
— Где эта стерва живет?! Он сейчас у нее?! Вот гад! Что ему не хватало, что?! Он всегда был бабником, всегда!!! Где он сейчас?..
— Любовь Витальевна, он сейчас… убит.
— Чт… Что?..
Так… Сейчас начнется… Сколько раз я видел эту реакцию. Вот только странно — известие по содержанию одно и то же, а люди реагируют на него — по-разному. Я видел моментально падающих в обморок, видел входящих в безумную истерию людей. Встречались и прецеденты философского отношения к случившемуся. Спокойно так — бог дал — бог взял… Реакция Шкурко была гибридом всего этого, вместе взятого.
— Как убит?! О, господи, ты что это говоришь?! За что?! О, господи!!!
Потом:
— Я всегда знала, что это плохо закончится для нас…
И, наконец, я услышал звук телефонной трубки, падающей на пол.
Очень! Очень хорошо ты сделал, Виктор Ломакин, что исполнил свой гражданский долг! Молодец! Не успев договориться о том, чтобы эта дама тебя не упоминала ни при каких обстоятельствах там, в милиции, ты успешно ввел ее в состояние комы! Молодец. Она как раз очухается к тому времени, когда приедут «Смыслов и компания», и на их вопрос, кто вам уже успел сообщить, она четко ответит — Виктор Ломакин, частный детектив и вот номер его пейджера! Поскольку Смыслов очень умный парень, он сразу станет искать этого детектива, чтобы задать ему каверзный вопрос: откуда, Вить, ты знаешь депутата Шкурко? Его жена говорит, что ты следил за ним, это правда? Бензин еще не подорожал?
Я повесил трубку, осторожно протиснулся между архитектурной композицией в подсобке и вышел в зал. Ко мне тут же подскочила довольная долларом официантка.
— Будете на выставку просить?
— Кого-чего просить? — Я все еще вертел в руках визитку и не соображал, о чем идет речь.
— Как чего? — в свою очередь удивилась официантка. — Картины! Вы ведь насчет них куда-то звонили?
— Ах, да! — усмехнулся я, вспомнив разговор с ней. — Сказали, чтобы вы поставили на каждую картину сигнализацию и ждали сотрудников музея. Они собираются приобрести у вас полотна за очень большие деньги.
Я все равно сюда больше не собирался.
Прокрутив в голове разговор с мадам Шкурко и почувствовав какую-то несуразицу, я решил поколесить по городу, а через два-три часа явиться к ней. Вообще-то все это довольно странно… Муж — депутат, жена — президент футбольного клуба. Жена, подозревая измену мужа, нанимает частного детектива. В момент истины ее мужа убивают на моих глазах. На глазах этого частного детектива. Убивают дерзко. Детектив сообщает об убийстве жене, и она падает в обморок, успев сказать, что он был бабником и что это все могло плохо закончиться… Стоп.
Я включил правый указатель поворота и резко свернул к тротуару.
О том, что он был бабником, Шкурко сказала до того, как я поведал ей о кончине мужа. «Был бабником…» Почему — «был»?.. Она сказала о нем, в ее понимании — живом, в прошедшем времени! Нет, не может этого быть… Я даже не хочу об этом думать, потому что сразу пойму, какая роль мне уготована в этом спектакле!
Еще не осознавая, что делаю, я рванул «Хонду», как мотоцикл, с места и помчал к дому Шкурко.
Вот-те раз!.. Это что еще за фокусы?
От обочины оторвалась синяя «восьмерка» и стала нарушать те же правила дорожного движения, что и я. Ошибаюсь? Сейчас посмотрим. Выведя машину на середину дороги, я сбросил скорость и включил левый поворот. Водитель «восьмерки» сделал то же самое. Может, ему тоже нужно попасть в тупик на улице Свердлова? Почти начав движение налево, я круто вывернул руль и свернул направо, в переулок. Если это официальная «наружка», то «восьмерка» уедет влево и на глаза мне сегодня уже не покажется. Они «засветились». Он просто «передаст» меня другому экипажу, который наверняка в общей колонне с нами. Но «восьмерка» поступила так же, как я, то есть сделала то, за что водителя, ведущего машину по оживленной трассе города, нужно просто убивать — с включенным левым указателем поворота она круто свернула вправо. За мной.
По крайней мере, теперь ясно, что меня пасут не бывшие братья по оружию… Тогда кто? Братва? Я стал вспоминать, кому из этого племени за последнее время успел перейти дорогу. После мысленного разбора своих последних дел, в ходе которого мне удалось на «Хонде» проехать через школьный двор, несколько дворов жилых и попасть в частный сектор, догадка пришла сама собой. «Дело» депутата Шкурко.
Я чувствовал, что завожусь. За тысячу так и не полученных долларов терпеть унижение преследования от идиотов, которые даже кошек переезжают тех же, что и я?!
Моя «Хонда» буквально вылетела с пыльной улицы, тянущейся вдоль частных домов, создав своеобразную дымовую завесу. Выехав на асфальт, едва не зацепив какую-то иномарку, я снова заскочил в частный сектор и свернул к ограде дома под ветвистым деревом. По-моему, это была старая яблоня. Я оглянулся назад, немного подождал и как только мимо меня, по трассе, визжа проворачивающимися от резко взятой скорости колесами, проскочила синяя «восьмерка», выехал на дорогу и направился в другую сторону. Для верности попетлял по дворам и остановился.
Ни хрена себе, дела!..
Немного успокоившись, я выбросил в окно докуренную сигарету. Ничего, бесконечно это продолжаться не будет. Попасут и перестанут. Но почему? Зачем кому-то знать, что я делаю после того, как уехал с места убийства? Если бы меня хотели убрать, то убрали бы давно. Без этой дурацкой слежки. Значит, пока я должен радоваться тому, что ничьим «заказом» не являюсь. Как мало нужно человеку для счастья!.. Просто одно — чтобы его не убили. Мне, действительно, этого было мало. Какие-то быки — я даже не знаю какие, «завели» меня! Я что, так похож на лоха, чтобы со мной можно было играть?! Ребята, за пять лет работы в уголовке на моем счету почти четыреста раскрытых преступлений! Я что, действительно похож на лоха?!
Зная себя и не раз ругаясь с самим собой из-за этого, я был просто уверен в том, что теперь только потому, что кто-то счел нужным со мной поиграть в «подкидного дурака», я в сторону не «отъеду». По мнению этих быков, в роли «подкидного» выступил Шкурко, а в роли «дурака» — я. Не согласен.
* * *
— Витька, друган! — заорал Баранов, едва я успел перешагнуть порог его гримерной. — Ты куда пропал? Мне вчера после премьеры преподнесли бутылку настоящего «Наполеона»! Заходи, садись и доставай из вон того шкафа рюмки!
— Дети преподнесли? После «Красной Шапочки»?
— Ну, ты даешь! — хохотнул Дима. — Все тот же неугомонный шутник. Какие дети?! Средства на спектакль выделил один из «новых». У них сейчас мода такая — как освободятся, так сразу начинают благотворительностью заниматься. Детям, инвалидам… Витька, скажи честно, они там что, огромные бабки заколачивают, что ли?! Я слышал — с голоду мрут! — Баранов уже доставал рюмки и заветную бутылку. — Так вот, он освободился, спонсировал премьеру, а после спектакля всем вручил по бутылке «Наполеона».
— Спасибо, Дима, но мне твой коньяк не пойдет.
— Почему не пойдет? — удивился Баран, не понимая, что я имею в виду. — Он же настоящий, не польский!
— А вот так. Не полезет он в меня.
— А водка? — слукавил он. — Моя водка? Полезет?
— Обязательно полезет. Но только сегодня вечером. Я переночую у тебя. Не против? — Я достал из кармана ключи от «Хонды» и бросил ему на столик.
— Конечно, нет, — ответил Баран, глядя на ключи. — Если только приставать не будешь… Я так понимаю, что ты и «копейку» мою угнать хочешь?
— Да. Оставляю под твоим присмотром свою «старушку». Заправь только…
— А капремонт не сделать?..
— Как хочешь. Тебе ездить.
— Постой-постой… Это на сколько мы опять машинами меняемся?
— Не знаю, — честно признался я.
— Опять твои детективные мероприятия? Прошлый раз крыло помял? Помял.
— Больше не помну, — в который раз пообещал я. — Если только в ней дырок не наделают…
Баранов безнадежно махнул рукой в мою сторону и предупредил:
— Разобьешь — отдашь «Хонду».
— Ты всегда так говоришь…
— А ты никогда и не отдаешь!
— Ладно, Дима, жди меня дома. И не вздумай опять с девками запираться и делать вид, что тебя нет! Иначе опять стану дверь ломать!
— Иди, Ломакин, не порти мне предвыпивочное настроение…
За машиной, несмотря на ее древность — итальянская сборка семьдесят шестого года, — Баранов следил, как за любимой женщиной. Завелась она быстрее «Хонды», и вскоре я подъезжал к стадиону «Динамо» — месту тренировок и игр футбольного клуба «Форт-Норд». Здесь же, естественно, располагались и основные офисы. Кабинеты президентов клуба, начальников команд, главных тренеров и тому подобное…
«Мерседеса» Якушева на стоянке не было, зато я увидел… белую «Тойоту-Корону», к которой невысокий парень в костюме «найки» прикручивал номера. Да, она стояла на стоянке у стадиона и делала вид, что ее нет!..
Как часто со мной случалось в момент истины, то есть в ту секунду, когда в кармане нет ни рубля, но ты уже чувствуешь, как в него опускают банковский «пресс» долларов, между ребрами и желудком я почувствовал короткое: ёк! Это тот самый момент, когда на допросе жулик «прокалывается», но еще об этом не знает, а сыщик чувствует, что «прокол» произошел, но не может понять — где.
Ну, разве это не «ёк!», а? Сегодня утром был убит мужик-депутат, жена которого является президентом футбольного клуба, на стоянке которого спокойно паркуется машина, в которой скрылся с места убийства преступник.
Парень закончил свой интеллектуальный труд, поднялся с колен и посмотрел в мою сторону. Спасибо тебе, Баран, за твою тонировку «копейки»! Благодаря ей я чувствую себя сейчас, как в гараже. Парень не видит не только того, кто сидит за рулем, но и сам руль.
Тем временем владелец костюма «найки» деловито попинал колесо «Тойоты» и, вытирая тряпкой руки, направился в сторону офиса. Интересно, кто он в команде? Нападающий? Полузащитник? Или помощник главного тренера?
Пока я записывал номер «Тойоты», глядя одним глазом в блокнот, а другим — на дверь офиса, над которым красовалась довольно красивая по моим меркам табличка — «ФК «ФОРТ-НОРД», мерзко и пронзительно запищал пейджер.
Кому это я понадобился?
Наверное, это сообщение от Барана, который возмущен тем, что в «Хонде» сухие баки. Но я же не виноват, что бензин закончился прямо перед ТЮЗом…