За столом на миг воцарилось молчание. Марго казалась обеспокоенной. Я осознала, что прерывать рассуждения графа, да еще противоречить ему было весьма необычным явлением.
– Фанатизм! – фыркнул он. – Умирая, они верили, что идут к славе. Что значат несколько часов мучений в сравнении с вечным блаженством? Но чтобы хорошо управлять, нужно быть сильным и уметь, ради целесообразности, иногда нарушать моральный кодекс. Важнейшее качество для правителя – сила.
– А по-моему, справедливость.
– Моя дорогая кузина, вы знаете историю по книгам.
– А как ее узнают другие?
– С помощью опыта.
– Для этого нужно прожить слишком долго. Разве мы никогда не выражаем мнение о деянии, которое сами не совершали?
– Если мы разумны, то будем выносить суждения с осторожностью. Я уже говорил вам о нашем короле. Он отнюдь не царственная личность, и, к несчастью, его супруга не слишком ему помогает.
– Вы слышали, как сейчас именуют королеву? – спросил Этьен. – Мадам Дефицит.
– Ее порицают за дефицит, – заговорил Леон, – и, возможно, справедливо. Говорят, что счета ее портных просто чудовищны. Ее платья, шляпы, причудливые украшения для волос, развлечения в Малом Трианоне[43], так называемая сельская жизнь в Ле Амо, где она доит коров в кувшины из севрского фарфора, повсюду служат темой для разговоров.
– А почему королева не должна иметь то, что хочет? – осведомилась Марго. – Она ведь не хотела приезжать во Францию. Ее заставили выйти замуж за Людовика. Она никогда не видела его до брака.
– Дорогая Марго, – холодно прервал ее граф, – естественно, что дочь Марии-Терезии[44] должна рассматривать как честь брак с дофином Франции. Ее приняли здесь с подобающим уважением, а покойный король был ею очарован.
– Не сомневаюсь, что он был очарован молодой и хорошенькой девушкой, – заметил Леон. – Мы все знаем о его пристрастии к ним – чем моложе, тем лучше. Примером может служить скандал в Оленьем парке.
– Это неподходящая тема для семейного ужина, Леон, – вмешался Этьен.
– Наша кузина – светская женщина и прекрасно все понимает, – возразил граф и снова обернулся ко мне. – Наш покойный король в старости обладал нередко встречающимся пристрастием к молодым девушкам, которых поставляли ему сводники. Он держал их в особняке, окруженном парком, где водились лани, – Оленьим парком.
– Неудивительно, что его называли Людовиком Возлюбленным, – заметила я.
– Он был очаровательным человеком. – Граф вызывающе улыбнулся мне.
– Очевидно, мое представление об очаровании отличается от вашего.
– Дорогая кузина, эти девушки подбирались из бедных семей. Король не мог использовать аристократок подобным образом. Никто их не насиловал и не принуждал. Они действовали по собственной воле, а иногда их даже приводили родители. Мидинетки с парижских улиц, девушки, не надеющиеся заработать честным трудом… Многих из них ожидала жизнь среди разврата и преступлений, другие трудились бы до конца дней, пока не умерли бы от чахотки или не ослепли бы от постоянной работы с иглой. Их единственное достояние – красота; ведь розы иной раз вырастают на навозной куче. Их замечали, подбирали и учили развлекать короля.
– А когда он уставал от них? – спросила я.
– Он был благородным человеком, и давал девушкам щедрое приданое. Сводники подыскивали им женихов, и они жили счастливо. Теперь скажите мне, дорогая кузина, что было лучшим для этих девушек – вянуть и умирать на навозной куче или, пожертвовать на короткое время добродетелью, получить в обмен легкую и беззаботную жизнь, а быть может, хорошую работу?
– Это зависит от того, какое значение они придают добродетели.
– Вы уклоняетесь от ответа. Должны ли они губить свое тело тяжким трудом или же предоставлять его своему царственному повелителю?
– Я могу лишь сказать, что задавать этот вопрос вам позволяет несправедливое устройство общества.
– Это устройство существует не только во Франции. – Граф пристально посмотрел на меня. – Против него и ропщет теперь народ.
– Все будет в порядке, – вмешался Этьен. – Тюрго[45] и Неккер[46] ушли. Посмотрим, чем нам сможет помочь мсье Калонн[47].
– Не наскучили ли мы мадемуазель Мэддокс нашей политикой? – спросил Леон.
– Вовсе нет. Я нахожу это весьма интересным. Мне хочется знать, что здесь происходит.
– Я убежден, – сказал Леон, – что мы сами должны уладить то, что здесь происходит. Если перемены неизбежны, то нам следует смириться с ними.
– Я бы не хотел видеть перемены, которые приведут в замок толпу черни, – проворчал Этьен и, увидев, что Леон пожал плечами, сердито добавил: – Конечно, тебе нечего особенно бояться – ты бы отлично выглядел и в крестьянской лачуге!
За столом воцарилось молчание. Граф переводил взгляд с Этьена на Леона с насмешливо-снисходительным выражением. Этьен кипел от злобы, а Леон оставался невозмутимым.
– Разумеется, – спокойно ответил он. – Я помню раннее детство. Барахтаясь в грязи, я не чувствовал себя несчастным. Уверен, что я мог бы без особого труда вернуться к прежней жизни. По счастью, я знаю оба мира.
Этьен молчал. Меня интересовало, часто ли между ними возникали ссоры. Мне казалось, что Этьен, ревностно заботившийся о сохранении своих отношений с графом, был недоволен появлением Леона, но того это мало волновало.
Граф сменил тему, и я, понимая, что он привык направлять в нужное русло застольные беседы, подумала, не испытывал ли он удовольствия, наблюдая за подобными конфликтами.
– Мы создадим у кузины Минель плохое впечатление о нашей стране, заговорил граф. – Давайте побеседуем о том, чем мы вправе гордиться. Надеюсь, кузина, вам понравится Париж – город великой культуры, который, скажу не хвастаясь, не имеет равных в мире. У меня есть там дом. Он называется "отель", но таким образом мы именовали в прошлом наши большие дома – это не отель в том смысле, в каком вы используете это слово. Дом принадлежит семье уже почти триста лет. Да, он был построен в царствование Франциска I, когда во Франции появились многие прекраснейшие образцы зодчества. Надеюсь, вы посетите великолепные замки на Луаре, а потом мы с удовольствием представим вам Париж.
Оставшуюся часть ужина граф говорил о контрастах между жизнью в деревне и в большом городе.
В целом, беседа была для меня неожиданной. Я знала, что мама была бы ею шокирована, и что подобные разговоры не ведут за столом в Деррингеме в присутствии леди. И все же она показалась мне интересной.
После ужина мы направились в другой салон, где граф пил коньяк. Он настоял, чтобы я его попробовала. Коньяк ожег мне горло, и я боялась сделать больше одного глотка, чем, безусловно, изрядно позабавила хозяина дома.
Когда позолоченные часы пробили десять, граф заявил, что в это время Маргерит должна быть в постели. Нам не следует забывать, что она перенесла недомогание. Он хотел, чтобы она как можно скорее полностью выздоровела. Поэтому мы с Марго пожелали всем доброй ночи и направились в наши комнаты.
– Не знаю, как я все это вынесу, Минель, – сказала Марго. – Тебе ведь известно, что здесь намечается? Они намерены найти мне мужа.
– Еще нет, – успокоила я. – Ты слишком молода.
– Слишком молода! Семнадцать лет – вполне достаточный возраст.
– Что верно, то верно – ты это доказала.
– Видела, как отец смотрел на меня, говоря о короле и королеве и о том, как ее привезли во Францию, чтобы выдать замуж? Это было предупреждение.
– Должна сказать, что беседа показалась мне несколько необычной.
– Ты имеешь в виду risque[48]. Когда разговор зашел об Оленьем парке, верно? По-моему, это было сделано намеренно. Отец давал мне понять, что я больше не невинная девушка, и что он не потерпит от меня никакой чепухи. Мне придется делать все, что мне скажут, для моей же пользы – как тем девушкам в Париже.
– У вас всегда ведут такие беседы в присутствии дам?
Марго молчала, и мое смущение увеличилось.
– Скажи мне, о чем ты думаешь, – настаивала я.
– Отец, безусловно, неравнодушен к тебе, Минель.
– Он, несомненно, с удовольствием принимает меня здесь и называет кузиной. Но мне все же кажется странным, что он позволил беседе идти таким путем.
– Он сделал это сознательно.
– Интересно, зачем?
Марго только покачала головой, а я, почувствовав сильное желание остаться наедине со своими мыслями, пожелала ей доброй ночи и пошла к себе.
Горничная зажгла свечи, и при их свете комната выглядела очаровательно. Я еще никогда не видела подобной роскоши. Мне вспомнились девушки, подобранные на грязных улицах и привезенные в такую же обстановку. Что они при этом испытывали?
Сев перед зеркалом, я вынула заколки, позволив волосам свободно упасть на плечи. В пламени свечей я казалась почти красивой. Лицо слегка покраснело, глаза сверкали от возбуждения, смешанного со страхом.
Бросив взгляд через плечо на дверь, я с облегчением заметила, что в ней торчит ключ. Я тут же подошла к двери, намереваясь запереть ее, но услышала бормотание голосов и застыла, держась рукой за ключ. У двери послышались шаги, и я не устояла перед искушением приоткрыть ее, увидев спины Этьена и Леона и услышав их разговор.
– Но кто она? – осведомился Леон.
– Кузина! – усмехнулся Этьен. – Полагаю, очередная любовница.
– А мне почему-то так не кажется.
– Ну так она скоро ею станет. Это новшество – до сих пор он не приводил их в замок.
Я закрыла дверь и заперла ее дрожащими пальцами. Вернувшись к столу, я несколько секунд в ужасе взирала на свое отражение, затем произнесла вслух:
– Ты должна уехать отсюда как можно скорее!
* * *
Я плохо спала этой ночью. Услышанное мной настолько меня шокировало, что я долго пыталась убедить себя, будто неправильно поняла слова молодых людей. Однако из того, что мне было известно о графе, следовало, что их выводы вполне логичны. Что же мне оставалось делать? Продав всю школьную мебель, я сожгла за собой мосты. Конечно, мне не надо было покидать Англию; я сразу должна была понять причину интереса графа ко мне. Ведь я достаточно хорошо представляла, что он за человек. И все же его предложение сопровождать Марго казалось достаточно разумным. Марго нуждалась в том, чтобы кто-нибудь присматривал за ней и помогал пройти через испытания, а на эту роль я являлась наиболее подходящим кандидатом. Я считала, что, приехав в замок, стану компаньонкой Марго и буду жить так, как, по моим сведениям, живут компаньонки и гувернантки – в комнатах, расположенных где-то между хозяйскими апартаментами и помещениями для слуг. Мне казалось, что примерно через год, когда Марго выйдет замуж, я приобрету достаточно денег и опыта, чтобы, вернувшись в Англию, открыть школу и преподавать французский язык.
Возможно, к тому времени Джоэл Деррингем вступит в брак, подобающий его положению, а сэр Джон и леди Деррингем, поняв, что с "глупостями" покончено, снова будут присылать мне учениц.
Однако поведение графа и подслушанный мной разговор ясно дали мне понять, что я должна как можно скорее уехать.
Услышав, что дом пробудился, я поднялась и отперла дверь, после чего почти сразу же появилась служанка с горячей водой. Умывшись и одевшись в ruelle, я направилась в комнату Марго.
Так как она выглядела посвежевшей и успокоившейся, я решила, что лучше немедленно перейти к делу.
– Марго, – заговорила я, – мне кажется, что мое положение здесь ненормально.
– Что?! – воскликнула она.
– Я имею в виду, двусмысленно.
– Что ты имеешь в виду? Какое у тебя здесь положение?
– Это я и хотела бы знать. Мне казалось, что приехав сюда, я займу положение компаньонки, что мне будут платить за исполнение соответствующих обязанностей, за то, что я помогу тебе пережить трудное время и буду обучать тебя английскому языку. Но я оказалась в положении кузины, и со мной обращаются, как с гостьей.
– Ну, о выдумке с кузиной ты ведь знала заранее, а я всегда буду обращаться с тобой, как с подругой.
– Да, но остальные…
– Ты имеешь в виду отца? Он часто ведет себя эксцентрично. Сейчас его забавляет делать из тебя кузину. Завтра он может начать обходиться с тобой как с компаньонкой дочери.
– Но я не готова к тому, чтобы меня вот так швыряли вверх и вниз! Ты должна понять, Марго, что у меня нет возможностей вращаться в подобном обществе.
– Ты говоришь об одежде? Мы скоро это устроим. Ты можешь носить мою или приобрести новую. Вскоре мы поедем в Париж и купим там материал…
– У меня нет на это средств.
– Расходы будут приписаны к счетам – так всегда делают.
– Да, когда речь идет о тебе или, возможно, об Этьене и Леоне. Вы члены семьи, а я нет. Я должна вернуться в Англию, и хочу, чтобы ты поняла, почему.
Ее глаза потемнели от страха.
– Пожалуйста, Минель, не покидай меня! Если ты уедешь, я останусь одна!
– Я не могу находиться здесь в таком положении, Марго. Это унизительно.
– Не понимаю. Объясни.
Но я не могла заставить себя сказать ей: "Твой отец намерен сделать меня своей любовницей". Это прозвучало бы абсурдно и мелодраматично, к тому же я могла ошибочно представлять себе ситуацию. Конечно, смысл разговора обо мне двух молодых людей был очевиден, но ведь и они могли ошибаться.
Марго схватила меня за руки. Я боялась, что у нее начнется очередной приступ истерии. Такие вещи очень пугали меня, так как в эти моменты она казалась совершенно безумной.
– Минель, обещай мне… Я не могу потерять и тебя, и Шарло! Кроме того, мы же собирались найти его, а я никогда не смогу этого сделать без тебя! Я не отпущу тебя, пока ты не обещаешь, что не уедешь!
– Конечно, я не уеду, не предупредив тебя, – ответила я и добавила: – Подожду немного. Посмотрим, что произойдет дальше.
Марго была удовлетворена.
– Леон собирается показать мне замок, – продолжала я, посмотрев на часы. – Он скоро будет ждать меня в библиотеке.
– Библиотека рядом с гостиной, где мы ужинали вчера вечером.
– Марго, – спросила я, – что ты думаешь об Этьене и Леоне?
– Думаю о них, как о братьях. Они ведь всегда рядом.
– Ты любишь их?
– Ну, в общем, да… Правда, Леон всегда меня поддразнивает, а Этьен слишком высокого мнения о себе. Этьен ревнует ко всякому, на кого папа обратит внимание, а Леона это не заботит. По-моему, папу это забавляет. Однажды, рассердившись на Леона, он крикнул: "Можешь возвращаться в свою мужичью лачугу!" Ну, Леон и впрямь приготовился уходить. Ему тогда было пятнадцать. Произошла ужасная сцена. Отец ударил Леона и запер его в комнате. Но думаю, что в душе он им восхищался. Понимаешь, когда отец убил брата-близнеца Леона, он обещал, что даст Леону отличное образование и будет обращаться с ним как с членом семьи. Поэтому если бы Леон ушел, то папа не выполнил бы свою клятву. Так что Леону пришлось остаться.
– И он с удовольствием это сделал?
– Конечно, ему не слишком хочется возвращаться в бедность. Но дело в том, что Леон снабжает свою семью пищей и деньгами, и они очень от него зависят.
– Хорошо, что Леон не отвернулся от них.
– Он бы никогда так не поступил. Этьен – другое дело. Ему очень нравится, что он живет здесь, и что папа признает его как сына. Единственное, что бесит его, так это незаконное происхождение. Думаю, папа тоже об этом сожалеет. Этьен все время надеется, что его узаконят.
– А это возможно?
– Очевидно, что-то в этом отношении можно сделать. Этьен хотел бы унаследовать титул и все остальное. Думаю, папа сделал бы его наследником, если бы не мысль, что когда мама умрет, он женится снова. Он ведь еще не старый. Отец женился на матери, когда ему было всего семнадцать. Уверена, что он надеется когда-нибудь иметь законного сына.
– Как это ужасно для твоей матери!
– Она ненавидит отца, а он ее презирает. Думаю, мама боялась бы отца, если бы не Ну-Ну. Она не доверяет моему отцу и никогда не доверяла. Естественно, Ну-Ну считает, что ее малышка Урсула слишком хороша для кого бы то ни было. Ну-Ну нянчила маму с детских лет, а ты знаешь, как такие женщины привязываются к своим питомцам. Ну-Ну была и моей няней, но мать всегда оставалась для нее единственной, и когда она стала инвалидом, Ну-Ну никому не позволяет вмешиваться в ее заботы о ней. Это, конечно, ставит отца в несколько неловкое положение, так как Ну-Ну настаивает, что готовить для мамы пищу будет только она сама.
– Неужели она имеет в виду?… Интересно, почему твой отец не выгонит ее?
– Папу это забавляет, а он уважает людей, которые его развлекают и умеют ему противостоять.
– Тогда почему вы все так не поступаете?
– Знаешь, когда смотришь на отца и видишь его взбешенным и похожим на дьявола, душа уходит в пятки. Во всяком случае, у меня. А впрочем, у Этьена тоже. Не уверена в отношении Леона – один-два раза он решился противостоять отцу. А Ну-Ну готова умереть, если это понадобится, чтобы защитить мою мать.
– Но ведь ее действия подразумевают, что граф замышляет убийство!
– Убил же он брата Леона.
– Это был несчастный случай.
– Да, но тем не менее он его убил.
Я поежилась, чувствуя сильнее, чем прежде, что должна возвращаться домой.
Пришло время идти в библиотеку на встречу с Леоном, но спустившись, я, к своему смущению, застала там графа, который сидел в кресле и читал.
Библиотека производила впечатление огромным канделябром, заслонявшими все стены полками с книгами, длинными окнами с бархатными занавесками. Но в тот момент я не замечала ничего, кроме графа.