– Доброе утро, кузина, – сказал он, вставая. Граф подошел ко мне и поцеловал мне руку. – Утром вы выглядите свежей и похорошевшей. Надеюсь, вы хорошо спали.
– Благодарю вас, – неуверенно ответила я. – Настолько хорошо, насколько это возможно в незнакомом месте.
– О, я так часто спал в чужих постелях, что такие вещи меня не беспокоят.
– Я пришла встретиться в Леоном, который обещал показать мне замок.
– Я освободил его от этой обязанности, взяв ее на себя.
– О! – Я была испугана.
– Надеюсь, вы не разочарованы? Я подумал, что мне следует показать вам свой замок. Ведь я им так горжусь.
– Это естественно.
– Он принадлежит моей семье целых пятьсот лет. Немалый срок, не так ли, кузина?
– Весьма немалый. Вы считаете необходимым продолжать разыгрывать этот фарс с кузиной, когда мы одни?
– Говоря по чести, мне нравится думать о вас как о своей кузине. Вы разделяете мои чувства?
– Фактически, это так называемое родство представляется мне настолько абсурдным, что я никогда не задумывалась о нем всерьез. Разумеется, пока Марго и я были…
Граф поднял руку.
– Помните, что я запретил упоминать об этой истории.
– Как можно о ней не упоминать, когда она является причиной моего пребывания здесь?
– Это всего лишь печальный гамбит. Вы играете в шахматы, кузина? Если нет, то я научу вас.
Я ответила, что мы с мамой часто играли в шахматы. Ее научил отец, но, конечно, я играю куда хуже графа.
– Это ничего. Я предвкушаю вечера, когда мы будем упражнять наши мозги над шахматной доской. Но давайте начнем осмотр. Мы поднимемся по большой лестнице и попадем в старую часть замка. Я буду лучшим гидом, чем Леон. В конце концов, замок в течение нескольких веков принадлежит моей, а не его семье. И хотя он весьма уверенно чувствует себя в своем нынешнем положении, все же Леон никогда не забывает, кому он этим обязан. Впрочем, как и Этьен. Некоторые вещи следует забывать, а некоторые помнить. Разумный человек разберется, где какие, что пойдет ему на пользу. В конце концов, разумные люди – самые счастливые. Вы согласны со мной, кузина?
– Думаю, что да.
– Я в восторге! Наконец-то мы нашли точку соприкосновения. Надеюсь, это не будет происходить слишком часто. Мне доставляет истинное наслаждение скрещивать с вами шпагу.
Мы вышли в большой внутренний двор, где, как сообщил мне граф и еще раньше говорила Марго, когда-то происходили турниры.
– Взгляните на эти ступени. Видите, как износились камни под шагами тысяч ног? Многие века гости прогуливались вверх-вниз по лестнице, а во время турниров они садились на ступени и наблюдали за происходящим. Моя семья в окружении самых важных гостей сидела на площадке наверху лестницы. На этой же площадке они вершили суд, словно короли, и назначали наказание провинившимся. Некоторых приговаривали к заточению в подземелья, откуда многие из них уже никогда не вышли. Это были жестокие времена, кузина.
– Будем надеяться, что сейчас в мире меньше жестокости, – промолвила я.
– Я в этом не уверен, – ответил граф, положив мне руку на плечо. – Будем лучше надеяться, что катастрофы можно избежать, ибо один Бог знает, что случится с нами, если она наступит.
Помолчав немного, он стал рассказывать о нищих, попрошайничавших под лестницей и получавших огромную милостыню в те дни, когда графы де Сильвен устраивали турниры.
– С площадки можно пройти в главные апартаменты старой части замка. Пойдемте в холл, кузина.
– Он очень просторный, – заметила я.
– Да, в силу необходимости. Здесь хозяин замка принимал вестников, судил преступников, собирал своих вассалов перед уходом на войну.
Я поежилась.
– Вам холодно, кузина? – Он притронулся к моей руке и улыбнулся, когда я слегка отодвинулась.
– Нет, – ответила я. – Просто я подумала о событиях, происходивших здесь в течение столетий. Такое впечатление, словно они оставили свой отпечаток.
– Рад, что у вас богатое воображение. Здесь в замке вы получите для него обильную пищу.
– Надеюсь. – Что-то заставило меня добавить: – Это придаст интерес моему краткому пребыванию здесь.
– Рассчитываю, дорогая кузина, что ваше пребывание здесь не будет таким уж кратким.
– Я решила уехать, как только поправится Маргерит.
– Возможно, нам удастся найти другую причину, чтобы задержать вас.
– Очень в этом сомневаюсь. Я пришла к выводу, что мое место в Англии – преподавать в школе, к чему меня готовили.
– Если мне будет позволено заметить, то вы не подходите для этой роли.
– Заметить вы, безусловно, можете, но ваше мнение не изменит моих намерений.
– По-моему, вы слишком разумны, чтобы действовать столь поспешно. Школа не приносила вам денег. Разве вы не потому бросили ее? Этот трусливый мальчишка Джоэл отказал вам в своем расположении, повинуясь требованиям семьи, и сбежал. Я могу только презирать его за это.
– Все было вовсе не так.
Он поднял брови.
– Я знаю, что он был вами увлечен, и мне это вполне понятно, но как только папочка щелкнул плеткой и сказал: "Уезжай!", он тотчас же уехал.
– Полагаю, что сэр Джон, как и другие родители, ожидает послушания от своих детей.
– Ваш галантный Джоэл отнюдь не ребенок. От него можно было ожидать сопротивления. Влюбленный увалень не вызывает у меня восторга.
– Не было никаких разговоров о любви – мы просто дружили. К тому же я нахожу эту тему весьма неприятной. Не возражаете, если мы продолжим осмотр замка?
Граф поклонился.
– Доставить вам удовольствие – мое величайшее желание, – сказал он. – За холлом находится гостиная, которая вместе со спальней составляла главные апартаменты сеньера и его супруги. Как видите, замок построен в виде крепости. Комфорт был не так важен, как фортификации.
– Эта комната почти такая же большая, как холл.
– Да, здесь принимали гостей. Столы ставили на подмостки, за самым большим восседали сеньер, его супруга и важные гости. После трапезы столы уносили, и гости рассаживались у большого камина здесь, в центре комнаты.
– Могу представить их, сидящих у огня и рассказывающих истории.
– И поющих песни. Менестрели были постоянными посетителями замка. Они обычно скитались по деревням и заглядывали в большие дома, где пели, получая в награду ужин. Бедняги трудились, не щадя себя, и часто испытывали дурное обращение, когда после пения им отказывали в плате.
– Надеюсь, не в этом замке?
– Я тоже надеюсь. Мои предки были буйными людьми, не признававшими законов. Я слышал рассказы об их жестокости, но никогда – о низости. Мы были мотами и расточителями, но не отказывались платить тем, кто сослужил хорошую службу. Большой стол возвышался над малыми, чтобы хозяева могли наблюдать свысока за менее значительными гостями. Мы сохранили эту часть замка без изменений и используем ее только для разных церемоний. Мне нравится вспоминать, как жили мои предки. Конечно, мы не покрываем пол тростником – это был весьма неопрятный обычай. Приходилось часто использовать empimenter. Вы озадачены, кузина? Неужели вы не знаете, что такое empimenter? Признавайтесь! Наконец-то я одержал победу!
– Победу? – переспросила я. – Не понимаю, почему у вас сложилось впечатление, будто мне кажется, что я все знаю?
– Потому что вы такая образованная, и я всегда чувствую, что каждый вызов окончится вашей победой.
– А зачем нужны эти битвы без оружия? – резко осведомилась я.
– Они, как будто, составляют суть наших отношений.
– Наши отношения – это отношения хозяина и наемного служащего. Моя обязанность – хорошо работать, а не вступать с вами в поединки.
– Только один раз мне удалось смутить вас, кузина. Это произошло, когда вы заглянули в мою спальню и были пойманы на месте преступления. Тогда вы походили на нашкодившего ребенка, и должен признаться, что с этого момента вы очаровали меня.
– Вы должны понять, что…
– О, я все отлично понимаю! Я знаю, что должен действовать осмотрительно, что вы настроены умчаться прочь. Какой трагедией это обернулось бы для меня… а быть может, и для вас! Не бойтесь, кузина. Я говорил вам, что мои предки были бесшабашными людьми, но я действую стремительно, только когда этого требуют обстоятельства.
– Какой, однако, необычный разговор происходит у нас лишь потому, что я оказалась невежественной и не знаю слова… кажется, empimenter?
– Вы едва ли могли знать это слово, ибо, к счастью, его теперь используют крайне редко. Это означало ароматизирование воздуха горелым можжевельником или восточными духами, когда зловоние от тростника становилось невыносимым.
– По-моему, гораздо проще было выбросить тростник.
– Его и так выбрасывали, но зловоние оставалось. Видите эти сундуки? В них хранились наши сокровища: золотые и серебряные сосуды и меха: соболя, горностаи, белки… В запертом виде их использовали, как сиденья, так как сидячих мест, вырезанных в стене, для гостей часто не хватало. Многие сидели на корточках на полу, особенно зимой у огня. Теперь пройдем в спальню. Здесь родились многие из моих предков.
– По-моему, гораздо проще было выбросить тростник.
– Его и так выбрасывали, но зловоние оставалось. Видите эти сундуки? В них хранились наши сокровища: золотые и серебряные сосуды и меха: соболя, горностаи, белки… В запертом виде их использовали, как сиденья, так как сидячих мест, вырезанных в стене, для гостей часто не хватало. Многие сидели на корточках на полу, особенно зимой у огня. Теперь пройдем в спальню. Здесь родились многие из моих предков.
Наши шаги гулко звучали на каменном полу. В комнате не было кровати – только несколько тяжеловесных предметов мебели, используемых, очевидно, еще до перестройки замка.
Из спальни мы проследовали в меньшие комнаты – скудно меблированные, с каменными стенами и полом.
– Жилище средневекового аристократа, – пояснил граф. – Неудивительно, что нам пришлось строить для себя более элегантные апартаменты. Хотя мы гордимся нашими замками. В царствование Франциска I процветало зодчество. Мы во всем подражали королю. Он был большим поклонником искусств и как-то заметил, что люди могут создать короля, но только Бог может создать художника. Король интересовался архитектурой; это стало модным и среди его друзей, которые соревновались друг с другом в постройке красивых зданий. Делалось это отчасти для того, чтобы продемонстрировать свое богатство, а отчасти из любви к тайнам. В каждом из старинных замков имеются потайные ходы и комнаты, о которых никто, кроме хозяев, не должен был знать, но наши я, возможно, когда-нибудь вам покажу. Одна знатная дама велела отрубить голову своему архитектору, дабы быть уверенной, что он никому не передаст секретные чертежи ее дома.
– Весьма крутая мера.
– Зато надежная. О, дорогая кузина, до чего же мне нравится вас шокировать!
– Боюсь, мне придется умерить ваше удовольствие, сказав, что я не верю в эту историю.
– А почему? Сеньер – полный хозяин в своем замке и обширных поместьях. Его действия не могут оспариваться вассалами.
– Тогда я надеюсь, что вы не станете использовать свою власть подобным образом.
– Это зависит от того, насколько сильным будет искушение.
– Полагаю, в замке жило много людей, – заметила я, меняя тему, хотя граф явно не считал ее исчерпанной.
Он поднял брови, очевидно, собираясь напомнить мне об этом, но внезапно изменил решение.
– Очень много, – ответил он. – Во-первых, так называемые оруженосцы – люди, отвечающие за различные области домашнего хозяйства: стол, комнату, винный погреб и так далее. Многие из них происходили из знатных семей и готовились к посвящению в рыцарский сан. Слуг также было великое множество. Важную часть замка составляли конюшни. В старину не было карет, зато лошадей держали самых разных – упряжных, верховых, а также несколько прекрасных коней для сеньера. В обмен на услуги сеньер был должен давать образование своим оруженосцам, и по их количеству судили о его богатстве и знатности.
– Этот обычай, очевидно, более не существует, хотя полагаю, что Этьен и Леон в какой-то степени живут на положении оруженосцев.
– Можно считать и так. Они получают образование и воспитание, приличествующие дворянину, так как я в долгу перед их родителями. А, вот еще комната, которую я хотел вам показать. Chambre des Pucelles – девичья комната.
Я заглянула в просторное помещение. В углу стояла прялка, стены были увешаны гобеленами.
– Их сделали девушки, – сказал граф. – Вообразите их сидящими в этой светлой комнате, склонив голову над работой и орудуя иглами. Девушек принимали в замке так же, как и оруженосцев. Они должны были обладать хорошим происхождением и умением обращаться с иглой. Последнее считалось обязательной принадлежностью хорошего воспитания. А как в этом отношении обстоят дела у вас, кузина?
– Боюсь, что совсем плохо. Я шила только в случае необходимости.
– Очень этому рад. Постоянное сидение над шитьем скверно отражается на зрении и осанке. Я могу придумать множество занятий, в которых женщину можно использовать куда лучше.
– А что изображено на гобеленах?
– Война между французами и… очевидно, англичанами. Они вечно воевали.
– И французы, разумеется, побеждают?
– Естественно. Ведь гобелены изготовлены француженками. У каждой страны свои гобелены, так же как и книги по истории. Удивительно, как слова или изображения могут превратить поражение в победу.
– Меня учили, что англичан выгнали из Франции, и никто не пытался отрицать это. Мама и я учили наших учениц тому же самому.
– Вы весьма разумная учительница, кузина.
Я не сомневаюсь, что граф смеется надо мной, но мне это нравилось, – нравилось слушать его голос, наблюдать за выражением лица, движением губ и тонких бровей. Я наслаждалась, демонстрируя ему то, что он хотя и может командовать всеми обитателями замка, но не в состоянии командовать мной. При этом я понимала, что поступаю безрассудно, и, следуя тому, чему меня учили, должна как можно скорее покинуть этот дом.
– С девушками в их комнате сидела гувернантка, – продолжал граф. – Я хорошо представляю себе вас в этой роли. Ваши золотистые волосы распущены или заплетены в косы, одна из которых падает на плечо. Когда девушки делают неверный шов или слишком много болтают, вы становитесь суровой, но в действительности с удовольствием слушаете их сплетни о хозяевах замка. Вы упрекаете их, но надеетесь, что они будут продолжать, а я не сомневаюсь, кузина, что вы умеете хорошо притворяться.
– Почему вы так считаете?
– Потому что я это вижу. Вы говорите, что намерены поскорее уехать, и в то же время знаете, что останетесь. Вы смотрите на меня неодобрительно, но интересно, насколько ваш неодобрительный взгляд отражает ваши чувства?
Граф выбил меня из колеи. Неужели я обманывала сама себя? С тех пор, как я познакомилась с ним, я утратила уверенность во всем, а более всего в самой себе. Разум говорил мне, что я должна уехать, пока не поздно, и все же… Возможно, он был прав – я обманываю себя, планируя отъезд и в то же время намереваясь остаться.
– Не мое дело одобрять или не одобрять вас, – резко ответила я.
– Мне кажется, вы наслаждаетесь моим обществом. Вы сердитесь, острите, подшучиваете… Фактически, я произвожу на вас тот же эффект, что и вы на меня, а этому нам следует радоваться, а не сопротивляться.
– Мсье граф, вы абсолютно неправы.
– Это вы неправы, отрицая истину и называя меня мсье граф, когда я ясно приказал вам именовать меня Шарлем.
– Я не сочла это приказом, которому непременно должна повиноваться.
– Все приказы существуют для повиновения.
– Но я не отношусь к вашим оруженосцам. Завтра я могу уехать, и ничто меня здесь не задержит.
– А ваша привязанность к моей дочери? Девочка в плохом состоянии. Мне не понравился вчерашний истерический припадок. Но вы можете успокоить Маргерит, заставить ее вести себя разумно. Вскоре ей предстоит выйти замуж – это мое твердое решение. Я хочу, чтобы вы оставались с ней, пока она не вступит в брак. После этого можете думать об отъезде. В течение этого времени я буду выплачивать вам деньги, которых хватит, чтобы открыть школу – возможно, в Париже, где вы сможете преподавать английский язык. Я мог бы направлять к вам учениц, как сэр Джон в Англии. Вам не придется долго ждать. Маргерит продемонстрировала, что вполне созрела для брака. Я знаю, что вы разумная женщина. Ведь я прошу не так уж много.
– Мне надо будет посмотреть, как сложатся обстоятельства. – осторожно ответила я. – Обещать я ничего не могу.
– По крайней мере, подумайте о бедной Маргерит.
Я сказала, что, безусловно, подумаю.
Мы перешли в другую часть замка, которая была построена на триста лет позже. Здесь господствовала элегантность шестнадцатого и семнадцатого столетий.
– Остальное вы постепенно осмотрите сами, – сказал мне граф. – Я хотел показать вам самую древнюю часть замка.
Прогулка была окончена. Настроение графа внезапно изменилось. Он стал замкнутым. Я не понимала, в чем дело, и хотя наслаждалась его обществом, но почувствовала облегчение, оставшись одна, так как хотела обдумать все сказанное. Я не сомневалась, что в беседе было немало скрытых намеков.
Глава вторая
Марго страдала не только душевно, но и физически. Она быстро уставала и по-прежнему тосковала по ребенку. Конечно, я была ей необходима. Мне было жаль се, так как я понимала, что ей одиноко в собственной семье. При таких родителях это меня не удивляло, и я испытывала еще большую благодарность за любовь и разум моей матери – более ценный дар, чем все благородное происхождение и фамильное состояние Марго. Что касается Этьена и Леона, то, хотя они и воспитывались в замке, их едва ли можно было в полной мере считать ее братьями.
Ну-Ну понимала состояние Марго, ибо была одной из немногих посвященных в тайну. Она прописала ей несколько дней постельного режима и диету, состоящую из отваров собственного изготовления, от которых Марго долго спала. Я не сомневалась в их пользе, так как после отдыха Марго казалась посвежевшей и более бодрой.