А мы так и живем. Как, в общем, раньше жили. Не благодаря, а вопреки.
Спецслужбы от сортира
Нацпроект «Здоровье» нацпроектом «Здоровье», реформа здравоохранения реформой здравоохранения; а вот как вы полагаете, сколько нужно специальных служб, чтобы посадить старушку на толчок?
Авторитетно заявляю: никак не меньше трех. Фонендоскопом клянусь. Самолично в этом многотрудном действии участие принимала.
Серьезно, как-то раз пошла старушка в туалет, заслуженная бабушка такая, возрастом и весом близко к ста. Хорошо хоть трубку телефона захватила на предмет с подружкой поболтать, потому как, извините, мимо цели села.
Сама попробовала встать — никак не получается, вес не позволяет. Бабка позвонила внучке: выручай. Та приехала, но в дом попасть не может — бабушка от всяческого окаянства на засов задвинулась.
Внучка вызывает МЧС. Дармоеды «от Шойгу» час спустя приехали, но дверь ломать не стали — дескать, не имеют права, внучка-то в квартире не прописана. Стало быть — милиция нужна. Через несколько часов милиция доехала, час еще повыясняла что к чему. Лишь потом дверь наконец взломали.
А бабушка — она же как лежала рядом с унитазом, так тихо и приспнула рядом с ним. Почему-то просто разбудить ее никто не догадался — думали, сознание утратила. Для такого дела, ясный день, самая могучая спецслужба полагается. То есть — кто ж еще-то — «неотложная».
Приехала в конце концов на это безобразие скромненькая докторица (то есть лично я), малость обалдела от такого, извините вам за выражение, конвульсиума, без затей старушку растолкала.
— В чем проблема, бабушка? — интересуюсь.
— Дык типа эта, дохтур… как его, того… да, в туалет мне надобно!
Вопрос, конечно, актуальный, но не мне же эту сотню килограмм поднимать прикажете! Пришлось опять-таки спасателей напрячь, тем еще ментов на помощь кооптировать.
Водрузили мужики совместно бабку на толчок и восвояси отбыли. Менты — те сразу, а вот спасатели сначала выставили счет. Они же у нас лишь по телевизору бесплатные.
А мне пришлось еще немного задержаться — заодно и внучку медикаментозно в чувство привести.
Та, в надежде, что старушка наконец-то окочурится и ей жилье оставит, м-м… переволновалась несколько.
Квартирный-то вопрос в стране никто не отменял.
…И между прочим, да: а всё-таки и впрямь у нас государство щедрое. Не там, где нужно бы. По-другому это называется — бездарное.
Диагност
Спорить с моим многомудрым супругом и соавтором — дело безнадежное. В этом я убедилась с незапамятных времен моей первой свадьбы, когда Дайнека ничтоже сумняшесь объявил:
— Ну и какого (слово непечатное) ты за этого такого (слово очень непечатное) замуж выходишь? Всё равно же в конечном счете за меня выйдешь! Спорю на ящик коньяка!
— Ну, знаешь, выбрал время спорить! — говорю.
Но поспорить на коньяк я всё-таки поспорила. И в конечном счете, разумеется, проспорила…
Речь, впрочем, не о том.
Не так давно моя хорошая подруга исхитрилась впасть в депрессию, причем депрессию серьезную, так что пришлось ей лечь в Клинику неврозов. По знакомству, разумеется, поскольку Клиника неврозов на Васильевском — заведение с хорошей репутацией, не какая-нибудь там психушка…
Три недели ее лечили; депрессия на убыль пошла, подруга духом воспряла, голос бодрый, смеется и шутки шутит. И вдруг звонит мне на ночь глядя:
— Приплыли, — говорит, — я какую-то инфекцию цапанула! Вся в сыпи, лимфоузлы распухли, температура под сорок!
— А психиатры твои что говорят?
— А ничего они (слово непечатное) не говорят!
Ну, психиатры — это психиатры, слово непечатное…
Начала я вспоминать инфекционные болезни, в справочниках рыться. Всё равно ничего не понимаю.
Соавтор и супруг, мучимый недельным воздержанием от алкоголя, мрачно:
— Что за суета?
Объясняю что к чему. Дайнека, у которого, к слову, помимо университетского филологического образования еще два курса медицинского в анамнезе, уточняет:
— Нейролептиками ее кормили?
— Кормили, — отвечаю.
— Ну и что тут думать? Угадай с трех раз: аллергия, аллергия или аллергия?
Я, конечно, огрызнулась — кто в нашем семейно-творческом тандеме врач, в конце-то расконцов!
— Ладно, — говорит Дайнека, — спорим на бутылку коньяка на 8 Марта?
— Спорим, — соглашаюсь, — а почему именно на 8 Марта?
— А по вздорности характера! — дражайший отвечает.
Той же ночью мою подругу в угрожающем состоянии перевели в больницу Боткина. Инфекционную больницу, если кто не знает…
Окончательный диагноз: аллергическая реакция, лекарственная болезнь, токсикодермия.
Пришлось мне раскошеливаться на коньяк. Хорошо, что не на ящик в этот раз — на одну бутылку всего спорили…
История на этом не закончилась.
Подругу мою в конце концов благополучно выписали. От всех бед остался у нее только легкий кожный зуд. А знакомые привезли ей суперлекарство, жутко дорогое, говорят, и жутко действенное. Мощнейший антигистаминный препарат из самой Америки. В отсталой России ничего подобного, уверяют, нет!
Коробочка красивая, капсулки цветные. И развернутая аннотация не по-русски. Приятельница мне звонит, спрашивает, что это за зверь такой.
Название незнакомое, прошу продиктовать действующее начало. В аннотации оно и впрямь указано: diphenhydramini hydrochloridi…
Чувствую, что-то знакомое. Очень знакомое. Очень даже очень…
Ну, всю фармакологию наизусть я помнить не обязана. Заглянула для начала в ветхозаветный справочник Машковского. Точно, есть такое лекарство!
Просто супер, а не препарат.
«Димедрол» лекарство называется.
Не подозревала я, что в «продвинутой» Америке (слово непечатное) аллергию до сих пор допотопным димедролом лечат…
Так что не всё еще так плохо в нашей медицине, господа. Не печальтесь, скоро станет хуже.
Шоковая терапия
Отвлекусь-ка я еще разок от медицины.
Получила я автомобильные права. Автомобиль у нас в семье — не абы что, а целая «Ока». Общеизвестно же, что мы, врачи, все коррупционеры.
Дело было поздней осенью. Поутру собрались мы с Дайнекой съездить на дачу. За домашним вином, оно как раз там в погребе дошло. А то не ровен час главный санитарный врач Онищенко пронюхает и по партийной склочности характера еще и наше виноделие облыжно запретит.
Шутки шутками, но мы собрались и поехали. Дорога за городом местами как зеркало, посему за руль меня Дайнека не пустил. И хорошо, наката у меня всего-то ничего, тем более по гололеду, даром что на зимних шинах на шипах.
Сворачиваем с трассы к нашему Орехово, а там спуск — крутой, длинный и весьма неприятный. Ладно, думаем, как-нибудь сползем, не делать же крюк в тридцать километров через ближайший райцентр…
Ан нет, не тут-то было. Мы еще до самого коварного места не доехали, а вся правая сторона дороги забита машинами.
— Останови, — супруга и соавтора прошу, — схожу я, посмотрю, что там внизу.
Вышла — и враскоряку сразу же поехала по льду, у меня-то сапоги, понятно, без шипов. Уцепилась за капот, стою, боюсь руки отпустить.
А снизу мужичок понуро поднимается.
— Чего там? — спрашиваю.
— Кромешный джипопад! — мужик мне отвечает. — Машин пять убралось, дорога намертво перегорожена. Так что если сможете — сдавайте задним ходом и через райцентр поезжайте.
Заползла я в кабину. Так и так, Дайнеке говорю, давай задом пятиться. Соавтор и супруг без меры оскорбился. Еще чего, говорит, «Ока» — и задом? Развернулся на пятачке и под завистливыми взглядами владельцев иномарок уперся вверх по ледяному склону.
Доехали мы с шутками и прибаутками, вино в багажник загрузили. Муж даже разрешил мне машину на гололеде опробовать. Посмотрел на мои выкрутасы и остался доволен.
А дело уже к вечеру идет, темнеет, и снежок пошел.
— Ладно, — говорит Дайнека, — садись за руль. Обратно твоя очередь ехать.
Я в отказ. Категорически. Типа, да ты что, я не умею, я боюсь.
— Умеешь, — возражает муж. — Только что ездила.
Я уперлась. Намертво. Не поеду, и всё тут!
Мой благоверный, слова худого не говоря, достает из рюкзачка бутылку водки, сворачивает крышку, основательно прикладывается прямо из горла, занюхивает рукавом — и сообщает радостно:
— Тебе завтра на работу надо? Тогда села, дорогая, и поехала!
Я так и села. Сначала фигурально, но в итоге всё-таки за руль.
Тьма, вижу только снег, дорогу замело, а под снегом — лед. Я от страха чуть не обмочилась. Всё, думаю, приеду домой и этого, такого (слово непечатное) мужа своего точно бутылкой с молодым вином по башке урою.
Доехали почти до города, уже поселки сплошной чередой пошли…
Доехали почти до города, уже поселки сплошной чередой пошли…
Тут драгоценный мой и говорит:
— Ну ладно, — говорит, — давай к обочине и тормози, меня за руль пустишь.
Я дар речи утратила. Потом, правда, обрела:
— Совсем сдурел, — рычу, — нажрался, и за руль? Без прав остаться захотел?!
И тут эта сволочь дражайшая достает бутылку и дает мне понюхать. А там — вода… вода!!!
Что я благоверному ласково сказала, повторению в приличном обществе не подлежит. В неприличном тоже. Сдается, до высот большого Петровского загиба поднялась я в своем красноречии.
Развел, блин, как последнюю лохушку…
А дома, стресс винцом домашним сняв, отблагодарила я его со всем усердием. Когда я поняла, чего мой благоверный добивался. Поездка же мне ой как впрок пошла, убедилась я, что и в таких условиях в состоянии ездить.
С его талантами бы новичков на «скорой» разводить!
Опять я о своем…
А между прочим, да: не так уж я и отвлеклась от медицины. Чем не лечение, а? Излечил же мой дражайший соавтор и супруг мне страх перед вождением, причем на редкость эффективно излечил.
Шоковая терапия называется.
Почти рождественская сказочка
Вообще-то говоря, не только с медициной, но даже и с людьми у нас порой не так всё плохо обстоит, как иной раз кажется. Бывают еще люди, даже в наши пореформенные времена. Встречаются порой, там причем, где их встретить даже не надеешься.
Очередное дежурство выпало у меня как раз на Рождество. На работу поехала на общественном транспорте — метеорологи ледяным дождем, гололедом и прочим светопреставлением застращали.
Насчет светопреставления они, по своему обыкновению, поднаврали, но я в конце концов оказалась права. После такого дежурства я бы за руль сесть точно не смогла. Укатали нас ночью вусмерть, как после ужина разъехались, так только поутру и съехались. Без заезда у нас это называется.
А на последнем вызове презентовали мне палку полукопченой колбасы. Типа, подкормитесь, доктор, уж больно вид у вас того, голодный и замученный.
Голодный — это точно. Особенно если учесть, что в голодный обморок после суток я могу свалиться запросто. Особенность организма, сахар в крови ураганно снижается, гипогликемия.
Ладно, сдала я смену, только нацелилась кофе с колбасой употребить, как тут коллегам вызов поступил, как раз в сторону метро. Выдернули меня коллеги из-за стола, какой уж тут завтрак. Я только и успела хвостик от палки колбасной отрезать (вместе с веревочкой), в салфетку завернула, в карман на всякий случай сунула и в попутную лошадь погрузилась.
Высадили меня наши ребята около метро и поехали на вызов. А я до входа чуть-чуть не дошла, накрыла меня гипогликемия. Чувствую, голова закружилась, липкий пот по спине потек, слюна изо рта закапала. Из последних сил сунула в рот колбасный хвостик и стою, жую, к стенке прислонясь.
Видок — тот еще! Пуховичок старенький, прическа после дежурства — а-ля взрыв на макаронной фабрике, рожа серо-зеленая, вчерашняя красота под глазами кругами размазана, а изо рта веревочка от колбасы торчит.
На такое зрелище и менты не замедлили явиться.
— Сударыня, а что это вы тут делаете?
Ну ясное дело, за бомжиху приняли.
— Колбасу ем, — честно отвечаю.
— А документы у вас есть? — спрашивают.
Сую им под нос свои скоропомощные корочки. Они совсем озадачились:
— Доктор, а что, вам колбасу больше есть негде?
И на веревочку свисающую подозрительно косятся…
Мне к этому моменту уже чуть полегчало, мир посветлел, и чувство юмора прорезалось. Вытащила я этот хвостик из зубов, объяснила стражам порядка суть проблемы. И про гипогликемию, и про дежурство сумасшедшее.
Они вникли и даже забеспокоились:
— Доктор, — говорят, — пойдемте к нам в дежурку, мы вас хоть чаем сладким угостим!
Как говорится, спасибо, но нет. Я домой хочу. Настаивать менты, впрочем, не стали, но в метро бесплатно провели, вниз сопроводили и в поезд посадили.
А напоследок еще и утешили:
— Если вам, доктор, поутру опять плохо станет, вы лучше не колбасу на улице жуйте, а сразу к нам, мы вас напоим и накормим по-человечески. А то видок у вас того, предосудительный. А у нас культурная столица как-никак!
В общем, на довольствие меня в местном отделении поставили.
И за что их только в полицейских переименовали…
Кафка отдыхает
Не знаю даже, с чего бы мне сподручнее начать: с крысюка, евроремонта или же с самоотстреливающихся лампочек.
Начну, пожалуй, с крысюка.
Крысюк был мелкий, но шибко наглый. Еще бы, если он посреди ночи шарился по ординаторской в поисках жратвы, а в итоге наглым образом запутался в моих буйно завитых крашеных кудрях.
А я только-только задремала между вызовами в нарушение всех инструкций и предписаний, только первый сон начала смотреть, как чувствую — кто-то меня за волосы дергает. Рукой в прическу сунулась — крысюк.
Мне-то что, я с институтских времен, когда еще студенткой в институтском виварии подрабатывала, крыс не боюсь. Выпутала я животину, на пол смахнула и стала сон досматривать.
Утром честно всё коллегам рассказала. Кто-то похихикал, кто пальцем у виска покрутил; короче, сослуживцы единодушно решили, что на сей раз всё-таки я вру. Слишком уж много со мной за последнее время всяческих историй приключалось, вот коллеги и сочли, что — перебор.
А ровно через неделю дежурили мы в том же составе. Ночь тихая была, я опять прилегла. Просыпаюсь от дикого визга. Выглядываю в диспетчерскую, а там наша диспетчерша, дама, очень деликатно говоря, зело объемная, одетая в футболку и колготки (зрелище, доложу я вам!) залезла с ногами на подоконник, обняла фикус, трясется и вопит от страха.
А докторица в таком же неглиже на столе на одной ноге скачет и дико визжит.
А по диспетчерской носится перепуганный крысюк, в которого они кидают подручными предметами, и всячески уворачивается.
На визг весь наличный водительский состав прибежал. От явления мужской части коллектива дамы еще пуще завизжали и свое неглиже всячески прикрывать начали. Диспетчерша вовсе за фикус спряталась, а докторица попыталась было под стол залезть, но крысюк раньше нее туда сиганул.
Пока мужчины дам успокаивали, пока диспетчершу от фикуса отцепляли и докторицу со стола снимали, крыс не будь дурак тихо рассосался в неизвестном направлении. Будто бы и не было его.
Зато теперь уже мою правдивость сомнениям никто не подвергал. Более того, на следующий день все наши бабы под мальчиков подстриглись и по ночам строго по инструкции спать не ложились, свет даже не гасили. Производственную дисциплину всячески блюли. От страха.
Через месяц, правда, успокоились.
А еще через год затеяли у нас на отделении как бы евроремонт. В том смысле, что обшили кафельные стены бывшей водолечебницы, где ныне обитает наша «неотложная», гипсокартонными панельками и потолок подвесной прицепили. Дешево и сердито. В рамках нацпроекта «Здоровье».
Вот только крыс не протравили. То ли статьи расхода на крыс не нашли, то ли забыли соответствующий лот на тендер выставить.
Крысы от ремонта в вентиляцию удрали, да там и остались. Живут себе и радуются. Те, которые побойчее, по ночам по всей поликлинике шастают, у докторов участковых из столов печенье воруют.
А самый наглый крыс, тот, который ночью ко мне цеплялся, побираться приспособился. Я его запомнила, у него на морде характерный шрам. Он как вечер, так из-за решетки вентиляционной лапки тянет и пищит жалобно. Подайте, дескать, жертве евроремонта: сами мы замурованные, еда кончилась, вода кончилась, помогите, чем можете!
Доктора на «неотложке» отзывчивые, в положение вошли и крысюку колбаску с салом через решетку просовывали. И даже не ворчали, когда четвероногий по ночам изнутри по потолку топал. Не всё ли равно, спать-то нам обычно по-любому не приходится. В общем, сбалансированный биогеоценоз получился.
А в начале этого года сменилась у нас компания-поставщик электрических лампочек. Поликлиника ж не просто так в хозяйственном магазине лампочки покупает. Президент у нас затейник, с его подачи мы теперь обязаны на каждую лампочку открытый тендер объявить. Такая вот у нас борьба с коррупцией…