— Зачем здесь вообще охрана, если можно так легко вскрыть дом и устроить в нем погром? — вопросила Полина.
— Если бы злоумышленник приехал на машине, охрана его засекла бы. То есть отсюда не вынесли ничего крупного. Некто пришел пешком и что-то тут искал. Возможно, тот самый конверт? — предположил Никифоров.
— Какой конверт? — заинтересовались было близнецы, но Андрей спохватился и немедленно выставил их, любезно при этом улыбаясь.
— Куда ты его положила? — поинтересовался он, уже почти уверенный в том, что документов не найти.
— На камин, вон туда, — пальцем показала Полина.
Конверт лежал, сложенный пополам и прижатый подсвечником. Никифоров поднял свою добычу и подошел к окну. Полина пошла следом и с тревожным любопытством глядела, как он выбрасывает из брелка крошечный нож и вскрывает конверт.
— Что это? — спросила она удивленно, потому что ожидала увидеть выписку из истории болезни или, на худой конец, какое-нибудь письмо.
Однако это был список, состоявший из пятнадцати пунктов, озаглавленный «ЧК, 25%». Каждый пункт представлял описание картины какого-нибудь художника. Некоторые фамилии Полина слышала, некоторые нет.
— Понятия не имею, — пробормотал Никифоров. — Ни подписи, ни даты, ни мало-мальски внятного вступления. Вероятно, твоя сестра была в курсе того, что все это значит.
— Надо отдать конверт следователю, — сказала Полина. — Только как я объясню, почему он открыт?
— Скажешь правду. Вспомнила о конверте, нашла его и открыла.
— Так надо было брать его носовым платком!
— Думаешь, следователь немедленно сообразит послать его на экспертизу? Вероятнее всего, он сначала сам захватает его руками, пока решит, нужна эта экспертиза или нет.
— Ты же не знаешь, как они расследуют! — укорила его Полина.
— И знать не хочу, — высокомерно заявил Никифоров. — Я сам все распутаю, я же обещал.
Он действительно обещал отвести от нее угрозу, и Полина втайне надеялась на него больше, чем на всех следователей вместе взятых.
— Что такое ЧК? — пробормотала она. — У меня только политические ассоциации.
— По отношению к картинам это может означать частную коллекцию. В принципе реально выяснить, где находятся нижеперечисленные полотна — в музеях или у кого-то на руках. Я этим займусь. Возможно, речь идет действительно о частной коллекции, и мы выйдем на коллекционера.
— Ага! — насмешливо подхватила Полина. — И тогда уже за нами двумя будут гоняться люди со шприцами.
— Да-да, шприцы! — встрепенулся Никифоров. — Знаешь, на какую мысль ты меня натолкнула? Уколы умеют делать не только врачи, но и родственники больного человека. Они вынуждены этому научиться, если хотят помочь, допустим, своей бедной бабушке. И это письмо тоже от гипотетического пациента. Так что у нас прорисовывается связь врач — пациент.
— Ну и что? — осторожно поинтересовалась Полина.
— А то, что у меня появилась версия! — заявил Никифоров. — Пойдем отсюда. В моем коттедже гораздо спокойнее.
— Знаешь, я совсем не хочу ночевать на природе, — напряженным голосом сообщила та. — Давай вернемся в город.
— Ладно, — он не стал упираться. — Хотя я не люблю город летом — над ним висят килограммы вредных выхлопов, и они обожают задерживаться в легких.
— Ты ведь куришь!
— Смею заметить, что табак я курю по собственной инициативе, а выхлопные газы лезут в меня без разрешения.
В дороге Никифоров слушал громкое радио. Полина до отвала накушалась популярной музыки, перемежавшейся запредельными комментариями ди-джеев, и в тихую квартиру вошла оглохшая.
— Музыка помогает мне сосредоточиться! — заявил ее спутник, наклонившись и почесав кошку, которая царственной походкой вышла им навстречу.
Мирандолина села и принялась с независимым видом умываться. Будто она просто так вышла, а не их встречать.
— Ты сказал, что у тебя появилась версия, — напомнила Полина, когда они устроились на кухне и поставили на стол разворчавшийся чайник.
Никифоров не стал морочить ей голову долгим предисловием, а сразу же изложил самую соль:
— Я думаю, в отделении у Максима Анохина умер больной. Лечащим врачом была твоя сестра. И безутешные родственники обвинили их обоих, ну.., скажем, в попустительстве. Или во врачебной ошибке. И приговорили к смерти.
Полина некоторое время смотрела в чашку, потом подняла глаза и возразила:
— Но, Андрей! В этом отделении только тяжелые больные. Наверное, там многие умирают.
— Безутешным родственникам все равно, смею тебя уверить.
— А при чем здесь я?
— Не знаю, не знаю, — пробормотал Никифоров. — Тут у меня какая-то неувязка.
— Я Машковой Екатерине Ивановне, которая конверт передавала, сказала, что вместе с Людой работаю! — воскликнула Полина. — Меня ведь вот-вот должны были устроить в регистратуру! Я и сказала… Что уже работаю.
— В мою версию погоня за тобой все равно не укладывается. Если умер больной, ты никак не можешь быть виновата, работаешь ты в этой клинике или нет. Но, все равно, я не хочу пока сбрасывать ее со счетов, потому что другой версии у меня нет.
— А как можно проверить твою версию? — призадумалась Полина.
— Мне нравится, что ты не причитаешь, а мыслишь конструктивно, — похвалил Никифоров. — Во-первых, нам нужна статистика. Список пациентов, которые умерли в больнице, скажем, за последние три месяца. И тех, которые выздоровели и выписались, — тоже. Если чьи-то родственники действительно подняли шум, больные могли что-то слышать.
— Может, стоит узнать об этом у подруги Люды, Наташи Скворцовой? Она показалась мне необыкновенно приятной женщиной…
— Если был скандал, Наташа вряд ли о нем расскажет. Корпоративная этика! А бывшие пациенты клиники запросто проговорятся. Допустим, кто-то из пациентов умер, а родственники умершего угрожали врачам. Что-нибудь в этом роде.
— Но если ты считаешь, что Скворцова ничего нам не расскажет, то как же добыть такой список? Кроме нее, в больнице у нас нет знакомых.
— Зато там наверняка проходят практику студентки. Лето же! — огорошил ее Никифоров.
— И что?
— Что-что! Студентки покупаются. Если не деньгами, то комплиментами и конфетами.
— Планируешь отправиться в клинику и заигрывать с будущими медсестрами? — с деланным равнодушием спросила Полина. Она-то думала, что Никифоров намерен шевелить мозгами, и только!
— Я не гожусь для столь сложного дела, — вздохнул тот. — Не хватает обаяния. Думаю, мой друг Бунимович подойдет. Там и рост, и вес, и подобающая физиономия. Когда Костя видит женщин, у него внутри включается ядерный реактор, и они это чувствуют. Кроме того, он знает массу анекдотов, которые разят слабый пол наповал.
— Про прапорщиков, — подсказала Полина, и Никифоров пробормотал:
— Вон до чего дело дошло!
Явившийся Костя подлил масла в огонь. Он пришел с букетиком цветов для Полины, чем немедленно испортил Никифорову настроение.
— Что это ты.., раздухарился? — ревниво спросил он, прижав Костю к стене в коридоре. — Цветочки таскаешь?
— Я уже понял твою тактику, — ехидно заметил тот. — Ни себе, ни людям. Такая девочка пропадает!
— Ей сейчас не до того, чтобы с тобой кадриться!
Бунимович ухмыльнулся:
— Математика отбила у тебя вкус к жизни. А твой словарный запас, я вижу, не пополнялся с шестого класса. Кадриться!
Насупленный Никифоров усадил приятеля строго напротив себя и принялся давать ему инструкции.
— Студенток в клинике необходимо "а" — обнаружить и «бэ» — любыми способами расположить к себе. Непредвиденные обстоятельства в расчет не принимаются, — заключил он.
— Понял, не дебил! — ответствовал Костя. — Отправляюсь завтра прямое утра.
— Мне так неловко, — неожиданно пропищала Полина, сложив руки перед собой. — Из-за меня у вас столько хлопот…
— Рассчитаемся, — неопределенно буркнул Бунимович, чем привел Никифорова в ярость. Хмыкнув, вывалился за дверь и потопал по лестнице вниз.
Хозяин квартиры возвратился на кухню, некоторое время пристально смотрел на сжавшуюся Полину, после чего веско заявил:
— Учти, он бабник.
— А я что? — испугалась та. — Я ничего. Он мне просто цветы подарил.
— Он всегда с этого начинает, когда анекдоты не действуют.
Выражение лица Никифорова и его явное раздражение Полину весьма воодушевили. Прихватив кошку, она отправилась спать и, улегшись в постель, зарылась лицом в ее шерсть.
— Твой хозяин меня не бросил, — пробормотала она Мирандолине в темечко.
— Мр-р, — согласилась та и врастяжку зевнула.
ГЛАВА 6
Бунимович приехал к обеду, оживленный и раскрасневшийся.
— Эти медички такие неуемные! — радостно сообщил он. — Едва не разорвали меня на части. Одна оказалась особенно настойчивой. Хотела прощупать мою печень.
— И как? Прощупала?
— И как? Прощупала?
— Сказать по правде, с печени мы только начали.
— Надеюсь, ты не ударил в грязь лицом, — нетерпеливо отозвался Никифоров. — А результаты есть?
— За кого ты меня принимаешь? — важно заявил Костя и достал из кармана сложенные распечатки. — В печеночном отделении пролечилась пропасть народу.
Никифоров схватил листы и, развернув, впился в них глазами. Полина немедленно подошла и встала у него за спиной.
— Смотри! — призвал он, обернувшись через плечо. — Смертельный исход за последние два с половиной месяца только один. Умерла некая Лариса Запольская, шестидесяти лет от роду. Вот здесь, читай…
— Возможно, все так и есть? — поинтересовалась Полина. — Все, как ты сказал? Родственники посчитали, что у Ларисы были шансы выжить, а врачи их не использовали? И они убили Максима и Люду. Сначала запугивали их, а потом убили.
— А с тобой решили покончить заодно с ними?
— Мы потом у них спросим, — пообещал Бунимович. — Родственников Ларисы Запольской Полина должна знать в лицо. По всей вероятности, именно они гонялись за ней со шприцами.
— Понимаешь, Костя, насколько я знаком с психологией, тот, кто угрожает, обычно не доводит дело до конца. Если они хотели убить, то зачем демонстрировали силу? Судя по словам Наташи Скворцовой, Люда была здорово напугана. Кроме того, если Люда знала, кто ей угрожает, она могла бы обратиться в милицию. Почему она этого не сделала?
— Мне она вообще ничего не говорила про угрозы, — приуныла Полина.
— Наверное, эти Запольские хотели, чтобы смерть врачей выглядела как казнь, — догадался Костя.
— Думаю, ты прав, — кивнул Никифоров. — Перед смертью Люде и Максиму наверняка сообщили, за что их убивают.
Полина мгновенно покрылась гусиной кожей.
— Какой-то ужас! — возмутился чувствительный Бунимович. — Фашизм какой-то.
— Костя, я объявляю тебе благодарность! — торжественно заявил Никифоров.
— Да-да, Костя, ты просто супер-пупер! — подхватила Полина.
— А поцеловать? — немедленно оживился Бунимович.
— Ты со своими медичками не нацеловался? — спросил Андрей, загораживая Полину собственной грудью. — Если тебя распирает, поцелуй Мирандолину.
— Спасибочки! — хмыкнул Костя и немедленно переключился на другую тему. — И как же мы теперь будем действовать?
— Адрес Ларисы Запольской здесь есть, — Никифоров ткнул пальцем в распечатки. — Я выясню, живет ли кто по этому адресу сейчас. Разузнаю о ее родственниках у соседей. Представлюсь каким-нибудь знакомым… Короче, придумаю легенду. Когда выясню, где и когда можно на этих родственников посмотреть, подвезу туда Полину. Возможно, она узнает хоть кого-нибудь.
— Кого-нибудь! — всплеснул руками Костя. — Пять человек со шприцами — это целая семья. Обязательно узнает!
— Если я прав.
— Он всегда прав, — сообщил Полине Бунимович. — Даже противно.
— И еще с одной стороны попытаемся зайти, — не обращая на него внимания, продолжил Никифоров. — Вот тут у нас среди выписавшихся больных есть такая Светлана Макарова, дамочка средних лет. Лежала в отделении Анохина долго, больше двух месяцев. Думаю, стоит повидаться с ней и узнать, не случилось ли в ее присутствии какого-нибудь ЧП.
— И про картины не забудь! — немедленно подхватила Полина, по созвучию с ЧП вспомнив о ЧК. — Тот список из конверта: «ЧК, 25%».
— Да, и картины, — согласился Никифоров. — Пожалуй, прогуляюсь в Интернет и пошурую там. Костя, тебе лучше пойти со мной.
— А я пока приготовлю что-нибудь пое… — начала Полина, но не договорила — в прихожей зазвенел звонок. Настойчиво — один раз, второй, третий.
— Никого не жду, — сообщил хозяин и отправился открывать. Костя и Полина потянулись за ним.
— Кто там? — громко спросил Никифоров, подойдя к двери.
В ответ раздался обиженный детский рев.
— Открывай, Андрей, что ты нас здесь держишь? — сказал из-за двери капризный женский голос.
Никифоров поспешно открыл. На пороге возникла потрясающая красотка с длинными ножками, словно выточенными из слоновой кости, со светлыми волосами, собранными на затылке в затейливую прическу и — с младенцем на руках. Младенец был пухлый, сердитый, с крошечным малиновым ртом и круглыми совиными глазами. Он сидел у блондинки на согнутом локте и таращился на Никифорова.
— Здрасьте! — недовольно рявкнул тот и даже руками развел, показывая, до какой степени изумлен.
— Привет! — ответила красотка и шагнула в коридор, заставив его посторониться.
— Это моя бывшая жена, — пояснил Никифоров для Полины, хотя казалось, что он ни к кому конкретно не обращается. — Мы развелись сто лет назад.
— Полтора года, — привычно возразила вошедшая. — Может, ты разрешишь нам со Светиком войти? — Анжела двинулась в комнату, и ее каблучки зацокали по паркету.
— У тебя девочка? — любезно спросил Никифоров, топая следом. Полина и Костя тронулись за ними.
— Мальчик.
— А почему Светик? — удивился Бунимович.
— Костик, ты по-прежнему туп, как карандаш, — презрительно бросила Анжела. — Его зовут Святополк.
Повернувшись к Полине, она придирчиво оглядела ее, а затем без предупреждения сунула ребенка ей в руки.
— Вы ведь экономка? — спросила она и добавила, плюхаясь на диван:
— Придется немного побыть няней. Никифоров вам доплатит.
— Что это ты задумала? — с подозрением спросил тот. — При чем здесь няня?
— Если помнишь, Андрей, я хотела поговорить с тобой очень серьезно. Но ты в тот момент был занят какой-то тощей дурой. Думаешь, я ничего не заметила?
Глупый Святополк, вместо того чтобы орать и проситься к маме, громко засопел, схватил Полину за волосы и потащил их себе в рот. Она стиснула зубы и попыталась разжать его кулачок, но у этого ребенка оказалась железная хватка.
— И о чем ты хотела со мной поговорить серьезно? — спросил Никифоров, с тревогой косясь на Святополка.
— Понимаешь, Андрей, один очень известный художник пригласил меня в Париж, чтобы дать несколько уроков живописи. — Бунимович с пониманием улыбнулся. — А Герард, мой нынешний муж, вздумал возражать.
— Какой негодяй! — пробормотал Никифоров и скрестил руки на груди.
— Я не могу отказаться от этой поездки! — в отчаянии воскликнула Анжела. — Я подготовилась! Купила кисти, холсты… И кое-что подправила в своей внешности, чтобы понравиться местному бомонду. Если ты обратил внимание, я сделала себе новую грудь и новые губы.
— Лучше бы ты сделала себе новую голову, — сказал Никифоров.
— Ты реагируешь точно, как Герард! — обвинила его Анжела. — Я пыталась ему втолковать, что в этом нет ничего личного… Но он уперся. И мотивировал свой отказ отпустить меня тем, что со Святополком некому будет заниматься.
— И при чем здесь я? — очень осторожно поинтересовался Андрей. Он знал, что с Анжелой следует вести себя так же, как с гремучей змеей.
— Как это — при чем? Ты — его настоящий отец!
Все, как один, повернулись и поглядели на Святополка. Он выпустил Полинины волосы и засунул в рот собственный кулак.
— Сколько ему лет? — с подозрением спросил Никифоров.
— Скоро будет год, — ответствовала Анжела, закидывая ногу на ногу и качая туфлей. — Когда мы разводились, Святополк уже четыре месяца как был зачат.
— Я думал, ты мне изменяешь с Герардом!
— Кто старое помянет, Андрей…
— Тому ты выбьешь глаз, — подхватил Бунимович.
— Костя, ты еще больший кретин, чем кажешься, — вздохнула Анжела.
— Чем докажешь; что это мой ребенок? — набычился Никифоров и принялся раскачиваться с пятки на носок, засунув руки в карманы.
— Доказать это можно, лишь сделав специальный анализ, — немедленно откликнулась молодая мать. — Но ты же не позволишь, Андрей, чтобы из такой крохи выкачивали кровь только для того, чтобы удовлетворить твое нездоровое любопытство?
Она поднялась на ноги и, сделав глубокий вдох, радостно возвестила:
— Ну, кажется, все. Да! В коридоре сумка с его одежкой и детским питанием. На первое время хватит, а потом как-нибудь устроитесь.
Она двинулась к двери.
— Не смей уходить! — рявкнул Никифоров и дернулся было за ней, но Святополк, свесившись с Полининых рук, схватил его за воротник рубашки.
— Не надо устраивать сцен, — бросила Анжела через плечо. — Тебе это не идет, Андрей.
— Задержать ее? — спросил Костя, с сочувствием наблюдая, как Никифоров борется со Святополком.
— Бессмысленно, — прохрипел тот. — Раз она задумала бросить его тут, ничего не попишешь.
Хлопнула дверь, и Полина неожиданно сказала:
— Он описался.
Святополк повернулся и уставился на нее.
— Думаю, на нем памперс, но тем не менее он описался. Я чувствую.
— Ты это сделал? — уточнил Никифоров, наклоняясь к ребенку.
Тот немедленно схватил его за нос. Бунимович упал на диван и принялся хохотать.