Кроме того, у Розамунды много овец и скота. Ее вряд ли сосватают какому-то безземельному бедняку, без связей и знатных родичей. Зря ты поощряешь ее обратить внимание на сэра Оуэна. Если она отдаст ему свое сердце, представляешь, какие муки придется терпеть ей и какое унижение – человеку, которому предстоит стать ее супругом!
– Да, я романтична и ничего не могу с собой поделать, – оправдывалась Мег.
– Ты помолвлена с королем Шотландии, чтобы сохранить мир между двумя странами. Брак – всего лишь исполнение долга, и ничего больше, кому, как не тебе, это знать!
– Сначала замужество. Потом любовь. Так бабушка говорит, – задорно объявила Мег. – Я заставлю Якова Стюарта влюбиться в меня! Вот увидишь, Кейт!
– Надеюсь, что так и будет, ради твоего же блага, – вздохнула принцесса.
– А ты любила моего брата Артура? – неожиданно спросила Мег.
– Он был очарователен и очень умен, – медленно выговорила принцесса, – но еще очень молод. Мне всегда казалось, что священник из него выйдет лучший, чем муж, но, возможно, я и ошибалась. Бедный Артур лежит в могиле.
Она благочестиво перекрестилась.
– Говорят, мой отец выдаст тебя за Генри, – пробормотала Мег. – Тот глядит на хорошеньких женщин, как кот на сливки. Папа желал сделать его архиепископом Кентерберийским, но Генри вовсе не подходит для церкви. И хотя ростом он уже больше шести футов, думаю, что он еще слишком мал, чтобы забавляться с женщиной, хотя.., вполне возможно, уже попробовал, что это такое.
– Мег! – ахнула Кейт, краснея.
– Он очень дерзок и горд, – отметила Розамунда, – но еще, мне кажется, неотразимо красив.
– О Господи! Только не вздумай говорить это Хэлу! – воскликнула Мэг. – Он и без того настоящий павлин! А его спесь безмерна! Жаль, что тебя не растили в одной с ним детской! Слава Богу, меня давно перевели в собственные покои. А Мэри тоже избавлена от него, потому что папа держит своего наследника при себе.
– Но почему? – удивилась Розамунда.
– Генри должен учиться быть королем, – пояснила Кейт.
– Нет, не поэтому, – запротестовала Мег, – просто боится, что он погибнет, и тогда Англия останется без наследного принца. Папа не любит Генри. Он обожал Артура, и все его чувства похоронены вместе с нашим старшим братом. По-моему, папа почти ненавидит Генри за то, что он жив и здоров, а несчастный Артур на небесах и к тому же никогда не был слишком крепок.
– Ты чересчур резко судишь отца, – упрекнула Кейт. – Он хороший, благочестивый человек и всегда был добр ко мне.
– Но ты не воспитывалась в этой семье, – парировала Мег. – Да, он может быть добрым и любит нашу мать, но и жестокость ему не чужда. Надеюсь, ты никогда не увидишь его с этой стороны, милая Кейт. Вспомни, твой отец еще не выплатил до конца все твое приданое и пока папа считает союз с твоими родителями, заключенный при браке с Артуром, все еще действующим. Он желает выдать тебя за Генри, когда тот станет старше. Но если твой отец не вышлет остаток долга, папа отринет тебя и обратит взор на Францию, где станет искать для Генри супругу.
– Тогда я вернусь домой, – рассудительно заметила Кейт.
– Мой отец никогда не отпустит тебя, пока точно не уверится, что ты не сможешь принести ему пользы, – фыркнула Мег. – И кроме того, он славится своей скупостью. Не жди, что он вернет тебе уже полученную часть приданого. Думаю, остальные деньги нужны ему, чтобы выплатить мою вдовью часть королю Якову, не тратя собственных средств.
Они оставались в Виндзоре, огромном каменном строении, почти целый месяц. Король со своим двором ежедневно охотились, но Розамунда почти все время проводила рядом с королевой. Элизабет обрадовалась, узнав, что ее молодая подопечная умеет читать. Поэтому Розамунда читала своей госпоже небольшие стихотворения и молитвы из Часослова, написанные на латинском. Мейбл проводила время, переделывая платья хозяйки по последней моде с помощью Тилли, которая пробыла в покоях ее величества почти всю жизнь и потому была прекрасно осведомлена в придворном этикете и разбиралась в самых последних модах.
В начале декабря двор вернулся в Ричмонд на Рождество, любимый праздник короля и королевы. Празднование Рождества начиналось в сочельник, рождественской мессой.
Обычаи здесь были такими же, как во Фрайарсгейте, только все выглядело куда роскошнее. Важную роль играло число двенадцать. Всего было по двенадцать. Двенадцать огромных напольных позолоченных канделябров с двенадцатью свечами были расставлены по Парадному залу. Двенадцать больших мраморных ваз, в каждой из которых стояли по двенадцать перевязанных золотыми и серебряными лентами веточек можжевельника с двенадцатью отростками, покрытых красными ягодами. Во всех четырех гигантских каминах горели толстенные рождественские поленья.
В зале апартаментов короля провели зеленую черту, названную рождественским порогом. Мег объяснила, что пир не начнется, пока Птица счастья не переступит этот порог, чтобы протанцевать перед их величествами.
Они ждали, не в силах унять волнение. Достопочтенная Маргарет спокойно, но твердо заявила сыну и невестке, что, если они желают по-прежнему скорбеть по Артуру, это их дело, но настало Рождество, и она хочет, чтобы молодые люди повеселились, особенно ее любимица Маргарет, которой на следующий год уже не будет с ними.
Поэтому принцесса была одета в элегантное платье из светло-синего бархата и золотой парчи. Ее прекрасные золотисто-рыжие волосы были распущены и скреплялись только венцом из жемчуга и золота. Кейт предпочла тонкий пурпурный бархат, отделанный куньим мехом, а густые темно-рыжие волосы были скромно заплетены в косу и прикрыты тонкой золотой вуалью. Хотя у Розамунды не было столь богатых нарядов, она чувствовала себя неотразимой в черной бархатной юбке, шелковом, отделанном золотыми бусинами корсаже и белых тафтяных рукавчиках.
Она тоже заплела косу, но, как и Мег, надела венец из золотой проволоки и маленьких речных жемчужин, который дала ей королева.
Неожиданно запели трубы на галерее менестрелей, и в комнату впорхнул высокий джентльмен, одетый в зеленое.
Костюм был расшит крошечными золотыми и серебряными колокольчиками, звеневшими при малейшем движении и переливавшимися, как маленькие звездочки. Лицо незнакомца прикрывала великолепная маска, опушенная перьями и обтянутая сине-зеленой парчой. Войдя в зал, он немедленно стал танцевать и наконец приблизился к высокому столу, где сидели их величества, принцессы, графиня Ричмонд и архиепископ Кентерберийский. Поклонившись королю, он стал передвигаться по залу широкими прыжками, под звуки свирелей, волынок и барабанов. Перед каждым столом он останавливался и почтительно снимал шляпу. Собравшиеся кидали монеты Птице счастья, и танцор перебирался к другому столу.
Розамунда вынула из кармана пенни и, когда танцор добрался до того места, где сидела она, потянулась, чтобы уронить монету в его шляпу. Внезапно пальцы джентльмена сжали ее руку. Рывком подняв девушку с места, он прижался быстрым поцелуем к ее губам под смех присутствующих.
Розамунда с горящими от смущения и конфуза щеками поспешно села, гадая, заметили ли Мег и Кейт наглую выходку танцора.
– Ничего страшного, Розамунда, – заверил знакомый голос, и на скамейку рядом с ней опустился сэр Оуэн Мередит. – Иногда Птица счастья целует дам. Это считается в порядке вещей. А, я вижу, он оставил тебе свое перо. Это настоящая честь, которая обычно предназначается для тех, кто сидит за высоким столом. Возьми, девочка, и спрячь в карман. Не возражаешь, если я посижу с тобой?
Он улыбнулся Розамунде, и та снова покраснела.
– Нет, сэр, я очень рада. Я так привыкла постоянно быть с Мег и Кейт, что почти никого здесь не знаю. Но меня, разумеется, не пригласили за высокий стол.
– Разумеется, – кивнул он. – Вот смотри! Птица сейчас закончит танец, но перед этим в последний раз подойдет к высокому столу за подношением. Все, что удастся собрать, пойдет бедным.
Танцор, изображающий Птицу счастья, сделал ловкий пируэт, сорвал с головы шляпу и поднес сначала Достопочтенной Маргарет, изображая изумление при виде золотых монет, потом королеве, которую пространно поблагодарил, и, наконец, принцессам. Напоследок он, поклонившись, торжественно подставил украшенную перьями и лентами шляпу королю. Тонкая рука короля замерла над шляпой. Птица счастья склонил голову набок, разочарованно вздохнул и яростно потряс шляпой под длинным носом короля. Волна смеха прокатилась по залу. Король с притворно расстроенным вздохом вынул из складок своего одеяния бархатный кошель, неохотно открыл и вынул еще две монеты. Смех стал громче, ибо все знали, как неохотно монарх расстается с деньгами. Достопочтенная Маргарет ткнула сына локтем в бок, и он с очередным вздохом уронил весь кошелек в шляпу Птицы.
Тот торжествующе закурлыкал. Приглашенные ревом выразили свое одобрение щедрости короля. Генрих VII удостоил придворных одной из своих редких улыбок Танцор изящным прыжком подскочил к архиепископу Кентерберийскому, чтобы показать полную денег шляпу, поклонился и сорвал маску. Присутствующие увидели лицо юного принца и с энтузиазмом его приветствовали. Принц поклонился публике в последний раз и занял свое место за высоким столом.
Тот торжествующе закурлыкал. Приглашенные ревом выразили свое одобрение щедрости короля. Генрих VII удостоил придворных одной из своих редких улыбок Танцор изящным прыжком подскочил к архиепископу Кентерберийскому, чтобы показать полную денег шляпу, поклонился и сорвал маску. Присутствующие увидели лицо юного принца и с энтузиазмом его приветствовали. Принц поклонился публике в последний раз и занял свое место за высоким столом.
– О Господи! – охнула Розамунда, сообразив, кто поцеловал ее.
– Теперь, – поддразнил сэр Оуэн, – вернувшись домой, ты можешь рассказывать, что получила поцелуй от будущего короля Англии!
– До чего же высок! Я и забыла; что он еще совсем мальчик, – пробормотала Розамунда.
– Он пошел в своего деда Йорка, который тоже был настоящим великаном.
– И таким же дерзким.
– Совершенно таким же, – рассмеялся Оуэн. – Могу я заметить, что сегодня вы особенно хороши, миледи Розамунда?
– Корсаж подарила Мег, а рукавчики – графиня Ричмонд, – призналась девушка, – Мейбл перешила юбку по моде. Тилли, служанка Мег, показала, как лучше это сделать.
– Значит, привыкаешь понемногу, – заметил Оуэн. – Я очень рад, ибо знаю, как ты скучаешь по своему Фрайарсгейту.
– Надеюсь, что, когда шотландская королева следующим летом отправится к мужу, мне позволят вернуться домой. Я и в самом деле скучаю. Придворная жизнь весьма волнующа, но мне не нравится постоянно переезжать с места на место. Я домоседка. И не стыжусь этого. Да и друзей у меня нет, кроме принцесс. Остальные девушки моего возраста считают себя слишком высокородными для такой простушки, как я. Они завидуют моей дружбе с Мег. А положение Кейт, боюсь, немногим лучше моего.
– В таком случае постарайся завоевать ее расположение, и, когда дочь короля нас покинет, ты не останешься одинокой. И знаешь, весьма вероятно, что когда-нибудь принцесса Арагонская станет нашей королевой. Тебе такие покровители не помешают.
– Вы дали мне хороший совет, сэр. Но останетесь ли и вы моим другом? Я хотела бы, чтобы наша приязнь длилась вечно.
– Я тоже хотел бы этого, – кивнул Оуэн, и взгляд его глаз согрел ее, – но в один прекрасный день у тебя снова появится муж. Он может не одобрить нашей дружбы, и ты должна быть к этому готова.
– Я никогда не выйду за человека, способного отвергнуть моих друзей, – возразила Розамунда. – Хью учил меня, что я должна думать о себе и решать, что лучше для меня и Фрайарсгейта.
– Наверное, зря он это сделал, – грустно заметил Оуэн. – Мужчины по большей части очень ревнивы и не мыслят так, как твой покойный муж. Вспомни своего дядю Генри. Чаще всего мужчины именно таковы.
– Тогда я вообще не выйду замуж, – твердо заявила Розамунда.
Он не знал, плакать ему или смеяться, но быстро понял, что она абсолютно серьезна, и поэтому сказал:
– Уверен, ты так очаруешь своего мужа, что он во всем будет с тобой согласен.
Она еще очень молода и чертовски невинна! Что станется с ней, когда ее покровительница Мег отправится в Шотландию? Вряд ли Розамунду включат в число ее придворных дам. Она не знатна, не получила хорошего воспитания, не имеет достойных связей. Всего лишь одна из подопечных короля, которой повезло попасться на глаза юной Маргарет Тюдор. Оуэн не знал, почему так беспокоится за эту девочку, но не мог выбросить ее из головы. Не дай Бог, эти чувства окажутся более теплыми, чем он полагал. Он попросту не имеет на это права, хотя понимал, что она ему небезразлична.
В следующий раз они увиделись только в Двенадцатую ночь, последний из рождественских праздников. День начался с выборов Бобовых короля и королевы. В зал принесли два одинаковых пирога: один для мужчин, второй для женщин. Все получили по куску пирога, в котором мог быть запечен боб. Розамунда, к своему величайшему удивлению, обнаружила боб в женском пироге. Сначала она боялась заговорить в присутствии стольких знатных дам, но Мег, увидев, как повезло подруге, закричала на весь зал:
– Это леди Розамунда Болтон нашла боб! Кто же будет ее королем?
– Я ее король, – отозвался юный Генрих Тюдор, улыбаясь от уха до уха. – Я Бобовый король! Приведите мою королеву!
Розамунду усадили за высокий стол рядом с принцем.
На их головы водрузили бумажные позолоченные короны с фальшивыми драгоценными камнями.
– Да здравствуют Бобовые король и королева! – радостно закричали собравшиеся в Парадном зале Ричмондского дворца.
– Слава небесам, моей королевой стала хорошенькая девушка, – прошептал принц, когда слуги стали вносить завтрак. – Найдя боб, я испугался, что весь день буду прикован к какой-нибудь старой ведьме. Поэтому и молчал о своей удаче.
– А будь на моем месте какая-нибудь ведьма, – дерзко ответила Розамунда, – вы бы незаметно спрятали боб среди крошек, милорд?
– Верно, – признал он с лукавой улыбкой. – Так кто же вы, моя королева? Кажется, я видел вас раньше?
Он поднял украшенный драгоценными камнями кубок и отпил глоток густого сладкого вина.
– Я Розамунда Болтон, ваше высочество. Хозяйка Фрайарсгейта. Мой покойный муж, сэр Хью Кэбот, незадолго до своей безвременной смерти прошлой весной, попросил для меня покровительства у вашего отца. Я пробыла при дворе совсем недолго.
– Ты – подруга моей сестры Маргарет?
– Для меня большая честь заслужить благосклонность королевы Шотландии, ваше высочество, – скромно ответила Розамунда и, не успели учтивые слова сорваться с губ, вдруг поняла, что понемногу учится, в самом деле учится, как вести себя при дворе. Нужно не забыть рассказать это сэру Оуэну при следующей встрече.
– Сколько тебе лет? – неожиданно спросил принц.
– Я на полгода старше вашей сестры, шотландской королевы, ваше высочество.
– Ты вдова?
– Да, ваше высочество.
Взгляд принца сделался оценивающим.
– И девственна? – как ни в чем не бывало продолжал он.
Розамунда вспыхнула до корней волос.
– Разумеется! – выдохнула она, смущенная таким дерзким допросом. – Мой муж был человеком немолодым, и мы обвенчались, когда мне исполнилось всего шесть лет.
Он был мне как отец.
Юный Генрих протянул руку и погладил горячую щеку Розамунды. Однако она вряд ли могла дать ему пощечину за наглость, особенно на людях.
– Я смутил тебя, – заметил он, по-видимому, ничуть не раскаиваясь. – Когда-нибудь я стану королем, миледи. Настоящим королем, а не рождественским шутом. Если я не буду задавать вопросы, ничему не научусь. – Он победоносно улыбнулся. – Твоя щека очень мягкая и теплая… – Его пальцы продолжали ласкать ее лицо. Другой рукой он протянул ей свой кубок. – Выпей немного вина, и твое сердце не будет так сильно биться. Я вижу, как ты взволнована, по тому, что на твоей шее бьется жилка, совсем как крылья бабочки, Розамунда Болтон, хозяйка Фрайарсгейта.
Розамунда залпом проглотила вино и смело отстранила его руку.
– Вы слишком бесстыдны, ваше высочество. Я недавно при дворе и не искушена в тонкостях этикета, но уверена, что вы ведете себя неприлично.
– Но я твой король, – возразил принц Генри.
– А я – ваша королева и заслуживаю уважения, – поспешно парировала Розамунда.
– А ты за словом в карман не лезешь! – засмеялся он. – Мне это нравится!
– Рада, что угодила вашему высочеству, – не задумываясь, пробормотала Розамунда.
Принц снова засмеялся.
– Я поцеловал тебя в первый день Рождества! – вспомнил он. – Думаю, что в конце последнего я сделаю то же самое. Твои губы сладки, как могут быть только нецелованные уста невинной девушки.
– Вы на два года младше меня, ваше высочество, и, как оказывается, искушены в искусстве поцелуев, и различаете, какие уста невинные, а какие нет, – Поддела она улыбаясь.
– Как видишь! – выпалил принц. – Мне не так много лет, миледи, но взгляни на меня! Я выше, чем большинство мужчин, и давно чувствую, что наделен от природы мужскими аппетитами.
– В таком случае, сэр, ешьте ваши яйца, ибо вам еще предстоит вырасти, – съязвила она, не в силах сдержаться.
До чего же порочный мальчишка! – И соус к ним просто великолепен. Из сливок и марсалы. Никогда не ела ничего подобного!
– Может, ты и старше меня, – проворчал он, принимаясь за яйца, – и недолго пробыла при дворе, но, похоже, госпожа Фрайарсгейта, вы все быстро усваиваете и не пропадете среди чужаков.
– Больше всего на свете я хочу вернуться домой, – призналась Розамунда. – Здесь все так роскошно и величественно, но я тоскую по дому.
– У меня много домов, – объяснил он, отрывая кусок хлеба от каравая и щедро намазывая маслом.
– Знаю, – кивнула Розамунда. – Я уже успела побывать в Ричмонде, Вестминстере и Виндзоре. Они очень красивы и такие огромные!
– В Лондоне есть еще дворец Бейнард. Мать предпочитает его Вестминстеру, который слишком тесен для нас. Также у нас имеются апартаменты в Тауэре, замок в Элтаме и еще один, в Гринвиче, – похвастался принц, доедая вторую порцию яиц вместе с двумя ломтями розового окорока, и стукнул пустым кубком о стол. Ему немедленно налили вина, и он жадно выпил.