То есть везде, где говорится об «уме» лошади, — подразумевается простая тупая покорность лошади в ответ на болевое воздействие «железа», шпор или долбящего по ее спине человеческого зада.
Многостраничное вычисление по форме черепа, ушей, завитков, бугорков, особенностей губ и наличия или отсутствия усов (есть и такое) — все сводится к тому, что ум лошади — это ее способность долго терпеть дамочек, желающих кататься.
Я понимаю, что этот вывод и жесток, и грубоват, но никакого другого — при всем желании из первых двух частей книги сделать невозможно. Причем все эти откровения обильно перемазаны авторской «любовью» к лошади.
«Посольских» мотивов в первых двух частях книги еще не ощущается, все как раз предельно банально и годится в качестве идеологической базы для любого проката или кск.
Переходим к самому интересному, непосредственно к методу Линды Теллингтон-Джонс, к так называемым ТТЕАМ.
ТТЕАМ — это некие загадочные упражнения, полумистические прикосновения, очень высокопарно проименованные «Облачный леопард», «Лежащий леопард», «Взмах медвежьей лапы» и т. д. Надо отметить, что все массажно-тыкательные экзерсисы имеют пафосные наименования.
Не помню, есть ли пасс «Брильянтовый баран», возможно и нет, но по стилистике вполне мог бы быть.
Итак, что же такое ТТЕАМ? Сама Линда, как всегда с большим энтузиазмом, характеризует ТТЕАМ на стр. 183 следующим образом:
«TEAM — сокращение от Tellington-Jones Equine Awareness Method (Метод Осознавания Лошадей Теллингтон-Джонс)».
Но помимо простого TEAM есть еще и ТТЕАМ. Это то же самое, но туда «добавлено некое „Ти-прикосновение Теллингтон“».
Короче, все это, по свидетельству самой Линды, является ни больше ни меньше, чем «Инструментом Для Изменения Характера», и служит для «укрепления здоровья и получения высоких спортивных результатов».
Короче говоря, ТТЕАМ — это несколько очень многозначительно обозванных движений руками по телу лошади.
Никакого научного, физиологического или анатомического обоснования все это елозенье руками не имеет, что, впрочем, кокетливо признает и сама Джонс.
Это некое загадочное воздействие на некие загадочные «зоны», имеющее некие загадочные последствия.
Более того, автор, вторгшись в тему «чистой» анатомии и физиологии, — виртуозно уходит от любой конкретики анатомического или физиологического характера.
И кстати, правильно делает, что уходит.
Даже легчайшее соприкосновение Линды Теллингтон-Джонс и простой анатомии лошади — имеет для ее книги катастрофические последствия. В одном-единственном месте, вероятно, на секунду забывшись, наша красавица Линда — переходит на язык анатомии и остеологии и… обнаруживает в теле лошади «хвостовую кость».
«Хвостовую кость»!
Упоминание об этом невиданном и неизвестном науке фрагменте лошадиного скелета настойчиво повторяется ТРИЖДЫ. (Дважды на странице 203 и один раз на стр. 204.)
Если бы надо было придумать некую ярчайшую примету невежества и шарлатанства, то, вероятно, этой приметой могла бы быть «хвостовая кость».
«Затем надавите на хвостовую кость — в направлении позвоночника» (стр. 203).
«Делать больше кругов у основания хвостовой кости» (стр. 203).
«Здесь тренер давит большими пальцами сверху на хвостовую кость и одновременно тянет другими пальцами снизу» (стр. 204).
Естественно, после таких откровений автора, после демонстрации такого уровня невежества — дальнейший серьезный анализ «ТТЕАМ-прикосновений» становится полностью нереален. И даже мессианские нотки, которые опытному человеку подсказывают, что дело рано или поздно кончится полным «послом» — не спасают ситуацию.
Кстати, именно с этих страниц — автор начинает уверенный заход на крещендо лошаделюбия, на гимн счастья и понимания, на высокие ноты своего «посольства».
Но крещендо еще впереди, а пока Линда забавляет читателя феноменальными по степени невежества анатомическими экскурсами, дикими и очень настойчивыми советами по лечению, «улучшению характера» и «помощи лошади в осознании самой себя».
Сочетание стилистики «забавного дамского рукоделия» и стилистики мессианства, когда автор нешуточно намекает на обладание «секретом лошадиного счастья», — становится уже совсем заметным.
Естественно, для катающихся дам, которым точно так же, как и автору, неизвестно, что хвост лошади содержит в себе лишь продолжение позвоночника, состоящее из 17–19 vertebrae caudales, т. е. хвостовых позвонков, — рекомендация автора «толкать хвостовую кость в направлении позвоночника» покажется очень «миленькой и умненькой».
(Вот они пусть и толкают. Надеемся, что ответы лошадей этим дамам будут адекватными и прицельными.)
Естественно, выполнение любых рекомендаций Джонс по «ТТЕАМ-прикосновениям» или любым иным манипуляциям с лошадью — является совершенно недопустимым, как недопустимы любые процедуры или манипуляции, изобретенные человеком, который не имеет понятия не только о физиологии лошади, но даже о самой элементарной ее анатомии.
Впрочем, крещендо, высочайшая нота книги — все, наконец, расставляет по своим местам.
На странице 199 — Линда открывает секрет.
Секрет лошадиного счастья в такой доброй и такой многозначительной книжке Линды Теллингтон-Джонс — это стальная цепочка длиной 70 сантиметров.
«В ТТЕАМ мы используем два инструмента: дрессажный хлыст длиной 120 см и 70-сантиметровую цепочку, которая прикреплена к чомбуру. Цепочка продевается снизу в левое кольцо недоуздка, затем идет вверх под наносным ремнем, продевается в правое нижнее кольцо и крепится на верхнем кольце с правой стороны».
Ларчик открывается, как видите, очень просто. Настойчиво рекомендуемая нашей гуманисткой конструкция есть предельное по мощности своего воздействия рычаговое назальное средство, способное легко раскрошить хрупкую носовую кость черепа и обеспечивающее при любых движениях чомбура резкое болевое воздействие в том самом месте, где голова лошади наиболее уязвима.
Любая попытка сопротивления, да даже и простого ухода чуть в сторону от «несущих счастье» прикосновений ТТЕАМ — немедленно отдается, согласно простым и неоспоримым законам физиологии, — резкой болью в области храпа. Болевую степень такого воздействия возможно оценить достаточно точно: в рекомендуемом «послом» месте воздействия цепочкой — толщина кожи не более 1 мм, натяжение кожного покрова очень сильное, прилегание кожи предельное и цепь воздействует практически прямо на периост (periosteum). Всегда полезно вспомнить, что именно в периосте, в его остеоиных канальчиках и концентрируются, помимо кровеносных и лимфатических сосудиков, все болевые рецепторы кости. Рычаговое воздействие рубчатой фактурой стальной цепи практически на голый периост — гарантирует, что никакой лошади увильнуть от осчастливливания не удастся.
А там уж потчуй ее хоть «облачным леопардом», хоть «бриллиантовым бараном», хоть жестом, который должен напоминать «охоту медведя на лосося». Главное, не забывать сюсюкать и ежеминутно исповедоваться в любви к лошади.
А самое главное — ни черта об этой лошади не знать.
Такое вот грустное «крещендо», такой вот милый секрет.
Такая вот книжечка.
Помесь бесхитростного плагиата, жестокой глупости, невежества и… самых лучших побуждений.
Что и делает ее наиболее пригодной и эффективной в качестве священной банки для дикарей «конского мира» России.
Публикуется по: Nevzorov Haute Ecole. № 12 (1, 2009)«По-большому»
Хм… боюсь, наш кинопрокат опять-таки хотят украсить шедеврами. Прокатчики скрипуче потирают ладошками — завершился Венецианский фестиваль.
Всю киномуть и видеомуру, которая легализована этим мероприятием, всю киноахинею, которую это мероприятие тщательно собрало со всего мира и макияжило в фестивальные цвета, теперь можно скупать и хорошо продавать.
И в нашем бедном прокате тоже. Удивить, правда, зрителя трудно, планка киномаразма задрана необычайно высоко. Могу напомнить о «главном задирателе» планки 2007 года — недавнем фильме «300 спартанцев».
Хорошенькое дело — кинематограф!
Дело чертовски удобное и безответственное.
А главное — предоставляющее возможность безнаказанно обгадить все что угодно.
Хочется, к примеру, особо мерзко, «по-большому» осквернить что-нибудь в античности… да пожалуйста.
Неважно, что является побудительной причиной этого желания — противный преподаватель латыни в колледже или томиком Еврипида по голове в детстве дали, но вот появилось у вас желание как-то особо мстительно обгадить античный мир.
Неважно, что является побудительной причиной этого желания — противный преподаватель латыни в колледже или томиком Еврипида по голове в детстве дали, но вот появилось у вас желание как-то особо мстительно обгадить античный мир.
Обычному человеку это сложно.
Надо лететь в Грецию, пробираться в Парфенон, слушать глупого гида, шарахаться меж колонн, а потом, выбрав местечко, спускать штаны и, жмурясь от вспышек трехсот «мыльниц» японских туристов, под визг и хохот делать по-большому на античный мрамор.
Повяжут стопроцентно. И побьют втихаря.
В депортационных протоколах потные греки начертают такую абракадабру, что на родине стыдно будет показаться даже в фильме Прянишникова.
В общем, вариант дорогой, трудный и почти мучительный.
Можно, конечно, попробовать себя и в античных залах Эрмитажа, по это очень рискованно. Уничтожат сразу. Возможно, даже еще до штаноспускания.
У эрмитажных старушек особый глаз на вандалов.
И нюх. А в кармашках у них завернутые в салфеточки запасные вставные челюсти, припасенные на случай, если штатный комплект увязнет в теле осквернителя залов, а еще полсмены надо будет улыбаться глупым туристам и ходить в буфет.
Причем вцепится не одна и не две.
Умерять ваш дефекаторский пыл понабегут старушки из соседних залов и даже не закусают — сжуют.
То есть проблемы огромные.
Есть, конечно, совсем уж вариант экономкласса: купить по-тихому томик Геродота и как-нибудь над ним поизгаляться.
К примеру, ежеутренне надирать страницы в лапшу для кошачьего туалета.
Но это совсем мелко.
Настоящего удовлетворения не будет.
Желающему сделать по-большому на античную историю иначе как в режиссеры-постановщики в общем-то и податься некуда.
Зак Снайдер, постановщик нового варианта «300 спартанцев», это доказал.
Ощущение, что смотришь персидскую киноагитку V века до нашей эры, созданную по заказу древнеперсидского Минобороны как раз накануне войны с Грецией.
Спартанцы представлены накачанными, но тупыми дебилами, отпускающими запредельно глупые шуточки и с совершенно непонятной мотивацией поступков.
Это хороший прием, я сам его частенько употреблял.
Берешь хорошего человека.
Берешь его храбрый, желательно экстремальный поступок.
И человека, и поступок «не трогаешь», даже можно лицемерно доброжелательно поохать, но сам поступок аккуратненько лишаешь всякой понятной мотивации.
Еще лучше — вообще «выжигаешь» мотивацию, ненавязчиво выводя героя на просторы чистой психиатрии.
В сухом осадке получаешь злобного и неадекватного дебила, опасного для окружающих.
Санитары с мокрыми простынками и аминазином автоматически предстают спасителями мира.
Примерно такая же история и в новой версии «Спартанцев».
Воины Лакедемона, которые оставили человечеству безупречный и самый высокий образчик человеческого поведения, выглядят агрессивными, туповатыми дебилами, персы — санитарами.
Компьютерность фильма даже не чрезмерная, она просто откровенно бесстыжая, за каждым кадром просматривается десяток грустных китайских «ботаников», тупо рисующих пиксели.
Надо сказать, не впечатляет.
Историческую составляющую рассматривать нет смысла, ибо нет предмета анализа. Фильм так радостно и откровенно бессмыслен, так крепко настоян на комиксах для слабоумных, что история в нем не имеет даже статуса соуса.
Так, предлог порисовать пиксели.
Кастинг, вероятно, опустошил все помойки, бомжатники и биржи безработных Калифорнии. Спартанцы — дебильны, персы, как всякое разумное начало, — безлики.
Формируя Ксеркса, персидского царя, Снайдер, надо сказать, чуть потешил душу, создав гомосексуальное, обвешанное цацками рэпперское подобие.
Впрочем, его осовремененность не случайна. Он понятен, в отличие от лаконцев, он тщательно отмотивирован в амплуа «развратный цивилизатор».
В общем, гадость редкостная. Просмотр фильма смело можно приравнять к созерцанию в течение 117 минут попыток дефекации меж колоннами Парфенона.
Публикуется по: Профиль. № 34 (542) от 17.09.2007«Волкодав»
Так уж получилось, что в который раз приз Выборгского кинофестиваля становится своего рода осиновым колом, который забивают сквозь слой земли и доски в труп очередного «отечественного шедевра». На сей раз кол в Выборге получил «Волкодав».
Понятно, что попытка поиграть во «Властелин Колец» провалилась. (Ах, какая неожиданность!)
Понятно, почему.
Первое и, вероятно, главное — «несколько иной» уровень драматургической основы. Конечно, запредельной глупостью было пытаться создать «русский шедевр» на основе лубочной и пустой, вторичной до умопомрачения дамской «псевдофэнтези» Семеновой.
Кино штука беспощадная, и мгновенно демонстрирует надуманность, вторичность и фальшь литосновы. Но, демонстрируя эти милые качества, — и само умирает сразу.
Впрочем, Семенова — не единственная беда «Волкодава». Но об этом чуть позже.
Предлагаю, кстати, обойтись без обсуждения сюжета. Не знаю, как у вас, но у меня нет на руках решения суда, обязывающего меня обсуждать сюжет этого произведения. Без решения суда, по доброй воле, всерьез (или даже не очень) анализировать взаимоотношения и страсти героев — абсолютно нереально.
Возможно, впоследствии, в соответствии с тенденцией к полной отмене смертной казни, — суд сочтет возможным заменить расстрел или повешение часовым обсуждением взаимоотношений (извините, пожалуйста) Волкодава и Людоеда. Но по мне — лучше уж оставили бы расстрелы и не брали серьезного греха на душу.
Но про сюжет — это так, лирическое отступление.
Лучше уж обсудить вторую неприятность, обеспечившую «Волкодаву» почетное 7654 место в списке «фильмы для дураков» — фэнтези, как жанр и традиция, уже давно сложился, — и колошматить в готические двери жанра ногой в лапте — занятие безнадежное. Маковки, луковки, берендеи, квас и торчащая из зада «лучинушка-лучина» — все это находится вне мировой традиции «фэнтези», выглядит дико, фальшиво и наивно.
Третья неприятность — традиция советского кинематографа.
Киносказки Александра Роу.
Столяров и фанерно-резиновый Горыныч.
Ронинсон, Мартинсон и Гердт в роли трех богатырей.
Типовые аленушки и гусельный перебор.
Грибок пророс. Видеть «Морозко всерьез» нестерпимо.
Четвертая неприятность — зримая, очевидная нищета, крайне забавная в том, что именуется масштабным блокбастером. Такого рода кинематограф — постановочный, костюмный, батальный — это всегда парад амбиций, демонстрация художественной и финансовой мощи фильма и породившего его концерна.
«Волкодава» сбацали, как-то не приняв во внимание, что нам давно есть с чем сравнивать. Кого дурят?
В «Волкодаве» наблюдаются, во всей красе, приметы бедненького кинца, снятого не просто на медные, а на особо затертые и позеленевшие медные деньги.
Декорационность декораций. Спецэффектность спецэффектов.
И прочее в таком же духе.
А ведь все можно было бы спасти и сделать почти удобоваримым.
При такой отчаянной бедности картины надо было срочненько отказываться от блокбастерского пафоса — и косить под авторское кино.
Минуте на двадцать второй — вставить хронику блокадного Ленинграда. (Сюжет бы не пострадал.)
На тридцать девятой минуте — забацать хорошее интервью с Валуевым или аккуратно вмонтировать краткий обзор новостей микробиологии. (Сюжет бы только выиграл.)
Потом покрыть все вместе ровным слоем музычки в духе раннего Шнитке (капают сопли в глубокий колодец) — и авторское кино готово.
Можно в Венецию.
Ан нет… Советский карлик — больше! Хотим национальный блокбастер.
Получили национальный блокбастер.
Кино на бересте. Лыковый монтаж. Смотреть при лучине.
Возвращаемся к бедности.
Вот здесь как раз и моя тема всплывает. Лошадиная.
Тут вообще беда. Похлеще, чем проза Семеновой.
Убогость, доложу вам, редкая.
Стиль верховой езды героев — откровенно прокатно-колхозный, со всеми приметами такового. Рывки за рот, долбежка задом по седлу, бессмысленное пихание ногами и «типовая прокатная» грубость с лошадью.
Понятно, что актер и не обязан делать это прилично, — понятно, что всадник — это отдельная профессия, учиться которой надо много лет, но существует хорошая практика, когда перед съемками подобного рода артистов загоняют на месяцок к приличному мастеру, и он, не тратя времени на обучение верховой езде типа «смена — повод», учит актера хорошо выглядеть на лошади. Просто выглядеть элементарно эстетично, «играя» привычность к этому делу, небоязнь и имитацию некоторых навыков.