— В твоей жизни что-то произошло. Или тяжелая утрата, или страшная тайна. Возможно, и то и другое.
С этими словами она уткнулась лицом в его грудь и медленно заскользила вниз. Оказавшись на коленях, она быстро расстегнула ему брюки и стала ласкать его ртом. Его взгляд поплыл по корешкам на книжной полке и утонул в окне на другой стороне комнаты, миновав и город, и фьорд. Наконец он нашел глазами Мункхольм, окутанный мечтательной дымкой. Когда он последний раз там гулял? Давным-давно, когда у него еще была нормальная жизнь. Тогда его так ласкала жена.
Он кончил. Прежде чем встать, он заметил, как Сири проглотила сперму. Затем она игриво прикрыла рот ладонью и рассмеялась.
— Ой, я же обещала к тебе не приставать.
— Пожалуй, я лучше пойду, — сказал Ваттен.
— Хорошо. — Она уже усаживалась на диван.
«Я так ничему и не научилась, — думала про себя Сири Хольм, когда Ваттен ушел. — Но из этого обязательно получится что-нибудь хорошее. Он совсем оробел. Ничего, когда мы встретимся в следующий раз, он будет чувствовать себя свободнее».
Она отправилась в ванную, где царил такой же беспорядок, как и во всей остальной квартире. Поискала зубную щетку и нашла ее на полу. Почистила зубы. Затем вернулась в гостиную, устроилась поудобнее и начала играть на трубе одну мелодию из альбома «Вроде блюза» Майлса Дейвиса.
Прежде чем ею целиком завладела музыка, она успела подумать о том, что ей рассказывали о прошлом Ваттена. Ей, как и всем остальным, хотелось узнать ответ на вопрос, который она почти ему задала: он скорбит? Или скрывает тайну, которую даже полиция не смогла разгадать?
Глава восьмая
У Тронхеймсфьорда, сентябрь 1528 года
Дьявол сыграл с ним злую шутку: именно цирюльник научил его искусству изготовления пергамента. Эта работа не терпит спешки. Высохшую телячью кожу следует сначала размочить в воде, потом натянуть на раму и скоблить до тех пор, пока поверхность не станет мягкой и ровной, пригодной для письма. Телячья кожа считалась самым лучшим материалом, но цирюльник рассказал ему и о том, как обращаться с другими типами кожи и как получать пергамент с разными свойствами. Работая с этой кожей, снятой вовсе не с теленка, монах не мог не вспомнить свою первую встречу с цирюльником. Это было в Тронхейме.
Тронхейм, между 1512 и 1514 годами
Мальчик держал кота за хвост и слушал вопли, похожие на крик голодного младенца.
— Ах ты, плакса, — сказал он коту. Кот извивался и рвался на свободу. Шерсть у него на загривке встала дыбом. Он даже пытался царапаться, но мальчик держал его на вытянутых руках. — Ты просто маленький плакса.
О том, что кошки всегда приземляются на лапы, как их ни бросай, ему рассказал Нильс, мальчишка Йохана-кузнеца. Мальчик захотел проверить, так ли это на самом деле. А чтобы все закончилось хорошо, он решил бросить кота в реку. Тогда кот не ударится, а плавать он умеет, мальчик знал. Он вовсе не хотел убивать зверюшку. По-прежнему держа кота за хвост, другой рукой он взял его за шею. Развернул спиной вниз. Пристань в два человеческих роста высотой, где не было никого, кроме мальчика и кота, затеняли две торговые лавки.
— Успокойся, все будет хорошо, — сказал мальчик и выпустил зверя.
Он увидел, что кот развернулся в воздухе, точно как говорил Нильс. Задние лапы оказались направлены к земле, а над передними плыла голова. У кота словно выросли крылья. Как у ангела. Но тут он бултыхнулся в воду. И исчез в мешанине пузырьков и пены. Мальчик успел несколько раз вдохнуть и выдохнуть, прежде чем зверь снова показался над водой. Его маленькая головка на фоне большой реки казалась еще меньше. Течение подхватило кошачье тельце и поволокло прочь. Мальчик помчался за ним, но не мог все время бежать вдоль берега. То и дело попадались портовые склады, выходящие прямо к причалам, которые ему приходилось обегать. Несколько раз он терял кота из виду, но отыскивал снова. Маленькая головка, храбро борющиеся с течением лапки. Кот держался на плаву, но его утаскивало все дальше от мальчика. Когда пристань закончилась, началась тропа. Она шла вдоль реки до самого фьорда. Мальчик бежал за котом всю дорогу, но ничего не мог сделать, чтобы его спасти. Только смотрел, как зверюшку уносит течением. Маленькая головка все чаще оказывалась под водой. В устье, там, где река встречается с морем, он увидел кота в последний раз. Затем его скрыла белая пена, и больше он не показывался. Мальчик сел в прибрежную траву. Ему уже исполнилось семь зим от роду. И теперь ему не с кем будет спать по ночам и не с кем лежать без сна, слушая, как орут мужчины, которые приходят к матери в соседнюю кровать и дают им денег на хлеб насущный. Теперь ему не с кем будет делиться этим хлебом. И никто не потрется о его ноги, когда он придет домой, уставший после уличной беготни или после долгого дня в кузне Йохана-кузнеца, маминого приятеля, который никогда не ложится с ней в кровать, зато в удачные дни дает ему работу.
— Дурацкая затея, — сказал он вслух самому себе, но не заплакал.
— Я тебя видел, — раздался голос у него за спиной. — В городе, среди складов.
Мальчик вздрогнул и резко обернулся. Он терпеть не мог неожиданности. От неожиданностей он всегда казался себе совсем маленьким. У него за спиной стоял мужчина с густой черной бородой и ясными зелеными глазами, одетый в голубой шерстяной плащ. Льняная одежда под плащом была чистой и добротной. Судя по пряжке плаща, у незнакомца водились деньги. Выглядел он усталым, как будто ни разу в жизни не отдыхал.
— Все пошло не так, как ты задумал, верно? — догадался мужчина.
Мальчик медленно покачал головой. Бросил взгляд на фьорд. Сегодня вода была темной. Наверно, соберется дождь.
— Ты снова встретишься с ним на небесах.
— Разве звери попадают на небеса? — спросил мальчик и в первый раз взглянул чернобородому прямо в глаза. Обычно он избегал смотреть людям в глаза. Даже кузнецу. На самом деле ему хотелось спросить: «А я попаду на небеса?»
— Звери, которых любят, попадают, — ответил мужчина. Он наклонился и положил руку мальчику на голову.
— А я его любил?
— А разве нет?
— Не знаю. — Мальчик снова посмотрел на фьорд. Посмотрел на остров и монастырь. Каждый раз, когда ему случалась работать в кузне, он видел этот монастырь из окна, но святая обитель принадлежала к совсем другому, лучшему миру, где царит покой.
— Я думаю, ты его любил, — сказал незнакомец. — И я думаю, сегодня ты многому научился. Запомни: по тому, как человек обращается с животными, можно узнать, чего он стоит.
Мальчик почувствовал: обладатель плаща разговаривает с ним как с мужчиной, а не как с маленьким ребенком. Не то что мама или кузнец. Он долго ждал, чтобы кто-нибудь заметил. Заметил, что он уже вырос.
— Пойдем со мной, — пригласил чернобородый, — выпьешь пива.
Цирюльник застрял в Тронхейме на две зимы. Он предпринял несколько попыток подыскать себе место, где он мог бы заняться своей работой, но не нашел ничего подходящего по цене. Не встретилась ему и вдова, на которой он захотел бы жениться. Правда, не похоже было, что он старательно ищет. Продав свою лавку в Бергене, в деньгах он не нуждался и мог проводить время, как ему вздумается. То есть подолгу читать школьные книги, о чем он договорился с ректором, угощать школяров пивом и едой, а также ходить на рыбалку вверх по реке. Жил он у товарища по цеху, Ханса-цирюльника, но со временем очень подружился с мамой мальчика. Мало-помалу еды у них на столе стало больше, а в первую свою осень в городе цирюльник отправил мальчика учиться в латинскую школу. Матери больше не приходилось ублажать кучку ремесленников, которые раньше не давали им помереть с голоду. Прошло немного времени, и они переехали в дом к Ингрид Маттсдаттер, вдове Ормунда-плотника, драчуна и забияки, которого в народе звали Ормундом-молотком и не очень-то любили, а меньше всех сама Ингрид.
А когда два года минули, мало осталось книг, которые цирюльник еще не прочитал, будь то в школе или в доме архиепископа Эрика. И он потерял покой. Мальчик первый заметил происходящее с цирюльником, но разговор об этом завела мать, когда тот пришел к ним однажды на ужин. Мальчик сел в кровати, которую делил с мамой с тех пор, как она перестала пускать туда других. Говорила она тихо, боясь, чтобы он не услыхал, но он все равно слышал.
— Ты скоро уезжаешь? — спросила она.
— Боюсь, что так. Нечего мне у вас в городе делать. Да и раньше нечего было.
— Так что же ты оставался так долго?
— Не знаю. Прощался с некоторыми вещами. А теперь я готов двигаться дальше.
— Я хочу, чтобы ты взял мальчика с собой.
— Шутишь! — отозвался цирюльник, но даже со своего места мальчик понял: тот не особенно удивился.
— Так что же ты оставался так долго?
— Не знаю. Прощался с некоторыми вещами. А теперь я готов двигаться дальше.
— Я хочу, чтобы ты взял мальчика с собой.
— Шутишь! — отозвался цирюльник, но даже со своего места мальчик понял: тот не особенно удивился.
— Ты можешь дать ему то, чего я не могу. У парня светлая голова, я чувствую, хоть и не понимаю его толком. Никогда мне не заглянуть к нему в душу. Как будто у него внутри сидит маленький дьявол и закрывает ее от меня. — Мать вздохнула. — Может, все оттого, что он мальчик.
— В этот раз я уеду далеко. Пойду счастья искать. Найду ли, нет — не знаю, но ты мальчишку никогда больше не увидишь.
— Тогда лучше найди, — попросила мать.
Глава девятая
Тронхейм, сентябрь 2010 года
Пер Оттар Хорнеман был импульсивным руководителем. Это Сири Хольм поняла, когда он взял ее на работу. Она видела список кандидатов на место — не было ни одной веской причины выбрать именно ее. Разве что она молода и знает, как очаровать библиотечного директора, которому скоро стукнет семьдесят.
И все-таки этот маленький кругленький человечек с неожиданно густыми седыми курчавыми волосами, висящими на самом кончике носа очками, проницательным взглядом и плохо замаскированной покладистостью ее удивил. Она даже представить себе не могла, что он окажется настолько импульсивным.
— Многие сотрудники работают здесь довольно давно, и вы хорошо их знаете.
— Может, и так. Но я решил доверить его вам. Сегодня вы приступаете к работе, вы недавно получили образование. Чисто статистически из этого следует, что вы проработаете здесь дольше любого из нас. Нам важно, чтобы коды хранилища менялись не слишком часто. Поэтому с этой минуты вы — доверенный библиотекарь.
— Откуда вы знаете, что я надолго у вас задержусь? — спросила Сири с хитрой улыбкой.
— Такие вещи нельзя знать наверняка, но, по моему опыту, люди у нас задерживаются. Все просто — для библиотекаря нет места лучше, чем Библиотека Гуннеруса. Теперь у вас есть кабинет и код от книгохранилища. Приступайте к работе. Не смею дольше вас задерживать.
Сири Хольм рискнула обольстительно улыбнуться, хотя не знала наверняка, как такая улыбка может подействовать на Хорнемана. Она бросила последний взгляд на его кабинет. Удивительно стерильная комната. Библиотека располагает специализированными собраниями, в которые входит множество ценностей — первоиздания почти всех норвежских авторов, древние карты, геральдический небесный глобус, телескопы XVIII века. Более тщеславный начальник наверняка воспользовался бы своим положением и украсил кабинет какой-нибудь диковиной. Но только не Хорнеман. Пер Оттар Хорнеман в своих сползших на самый кончик носа очках просто сидел среди голых стен и изо всех сил старался выглядеть строгим.
Из кабинета директора Сири Хольм отправилась к Йуну Ваттену. Постучалась в дверь. Он отозвался через несколько секунд и пригласил ее войти. Оказалось, он ел свой завтрак. Увидев ее, Ваттен улыбнулся.
«Мы делаем успехи, — подумала про себя Сири Хольм. — Удивительно, сколь многого можно добиться, немного поиграв на флейте».
— Привет. Угадай, кому достался второй код от книгохранилища? Может, откроем его ночью и вынесем все самые лакомые куски? Нас ждет сладкая жизнь где-нибудь на Бермудах.
— Да уж, там легко затеряться. И кораблю, и незаконному капиталу, — засмеялся Ваттен. — Такое доверие к новенькой. Что-то непохоже на Хорнемана, я боюсь.
— Я и правда могу с тобой прямо сейчас прогуляться в книгохранилище. Пожалуй, это правильная идея — немного там осмотреться. Я имею в виду, раз уж мне доверено охранять ценные книги и все такое. Жду не дождусь посмотреть на дневник священника Йоханнеса. Я тебе еще не говорила, но в высшей библиотечной школе я писала по нему дипломную работу, хотя ни разу не держала его в руках. Странная книга.
— Ну давай прямо сейчас и сходим, — предложил Ваттен, с несвойственным ему энтузиазмом запихивая в рот последний кусок хлеба.
* * *— Гунн Брита, на чье место ты пришла, тоже занималась манускриптом священника Йоханнеса, — говорил Ваттен, набирая вслед за Сири Хольм свой код на кодовом замке. Изнутри механизма донесся щелчок, и он медленно открыл дверь.
В нос им ударила невообразимая вонь.
— О черт! — выругался Ваттен.
Он отвернулся и зажал нос.
— О черт, — повторил он, затем открыл дверь нараспашку и шагнул внутрь.
Когда Ваттен наклонился вперед и схватился за живот, Сири заставила себя заглянуть ему через плечо. И увидела то, что так его взволновало. На полу между книжными стеллажами лежал труп. Одежду ниже пояса на нем оставили, но верхняя часть тела была не просто голой. С нее сняли кожу. Труп обезглавили. Но Сири все равно тут же опознала жертву. Эти штаны она уже видела в субботу. Принадлежали они Гунн Брите Дал.
Молодую библиотекаршу потрясло, какой стройной казалась теперь Гунн Брита. Убийца не просто снял с нее кожу. Чтобы стали видны мускулы, он удалил весь подкожный жир.
Глава десятая
Ричмонд, август 2010 года
— Господь всемогущий, и это было у него в животе? — Фелиция Стоун потрясенно уставилась на опухоль величиной с грейпфрут, которую судебный медик только что извлек из брюшной полости лишенного кожи и жизни Эфраима Бонда.
— Совершенно верно; добрейший мистер Бонд был тяжело больным человеком.
— Так что если бы его не убили… — Она замялась.
— Эта штуковина сделала бы всю работу, — закончил мысль медик. Он поднес опухоль к свету рабочей лампы и стал внимательно в нее вглядываться, будто это был хрустальный шар, содержащий ответы на все тайны бытия. Затем он поместил ее в контейнер у прозекторского стола.
— Думаешь, он знал, что у него рак?
— Невозможно ответить. Симптомы скорее всего уже появились: запоры, ночная потливость, что-то в этом роде, — но просто невероятно, сколько всего люди порой умудряются не замечать.
— Даже не знаю, что хуже, — вздохнула Фелиция, — умереть вот так внезапно и мучительно или по кусочку быть съеденным раком изнутри.
— Ну, кричащими заголовками он обязан вот этому.
Судебный медик скупо улыбнулся и кивком указал на лишенное кожи тело. Он же вместе с полицией выезжал на место преступления и забирал труп из Зачарованного сада. Фелиция Стоун снова попыталась вспомнить, как его зовут. Он был ее ровесником и работал в следственном отделе примерно столько же, сколько она — в отделе убийств; интересный мужчина — высокий, темноволосый, голубоглазый. Если бы она встретила его в баре, а не на работе, она бы смутилась и покраснела. Может быть, у нее закружилась бы голова или даже накатила опасная, ворчащая тошнота. До этого расследования ей не приходилось много общаться с ним, но они время от времени перекидывались вежливыми фразами, поэтому спрашивать, как его зовут, уже слишком поздно — если, конечно, не хочешь показаться заторможенной, чего следователь из отдела убийств никак не может себе позволить. «Как только выдастся свободная минутка, обязательно посмотрю в Сети, — подумала Фелиция, — а пока придется последить за своим языком, чтобы ненароком не попасть впросак».
— Да уж, свои пять минут славы он получил, — сказала она, вспоминая всю суматоху последних суток. Не успели они толком продвинуться, а дело уже просочилось в средства массовой информации, попало в утренние выпуски новостей и несколько часов назад стало главной темой на «Фокс ньюз» и на крупнейших новостных интернет-порталах. В блогах тут же начали писать о новом американском маньяке, и плевать они хотели, что других убийств в том же стиле не зафиксировано. У каждого трепача оказалась своя версия. Естественно, большинство народу прицепилось к художественному миру Эдгара Аллана По, но среди возможных источников вдохновения фигурировали также индейские жертвоприношения, древнеримские способы казни преступников и приемы убоя скота. Состоявшаяся в полицейском управлении в 14:00 пресс-конференция, похоже, накала страстей не уменьшила. И это несмотря на все усилия шефа полиции Оттиса Тула, окружного прокурора Генри Лукаса и ведущего следователя Элайджи Джонса представить убийство единичным случаем, который будут расследовать точно так же, как все остальные городские убийства.
Собственно, о том же Джонс говорил и во время «военного совета», состоявшегося в душной комнате для совещаний с неисправным кондиционером. Паттерсон, Лаубах и Стоун лично на нем присутствовали.
— Нам это по зубам, — сказал он. — Несмотря ни на какое кровавое свинство, мы не дадим себя обмануть. Это убийство такое же, как и все остальные. А расследовать убийства мы умеем.