— Та Найя остается здесь, а мы с Гелом улетаем на Агриколь. Там филиал нашего института. Рук и голов всегда не хватает. Да и работы много. Ведь счастье не в одной любви. Многое нужно для счастья. И каждому — свое.
Вот сейчас Игорь был с нею согласен.
— Понятно… А как идут дела вообще? На всей Селге? Все, как и предполагалось? Аномалий по-прежнему нет? Вчера я еще сомневался. А сегодня уже нет.
Найя промолчала. Гел, сосредоточенно глядя на свои кулаки, сказал:
— Все это очень сложно. И всего не предусмотришь. Появились непредвиденные исходы. Даже не то чтобы непредвиденные… Просто процент их оказался выше, чем предполагалось.
— И какой же?
— Около пяти.
— Значит, проблема не решена.
— Нет. Но мы и не надеялись решить ее сразу. Вряд ли это возможно вообще.
— Что же делать с теми, у которых не получилось?
— Не знаю. Но есть уже кое-какие мысли. Да и они сами…
— Что они сами?
— Сегодня был случай, — сказала Найя. — Одна молодая женщина попросила, чтобы мы сделали ее близнеца для ее же мужа. И чтобы он этого не знал. Она его больше не любит. Вчера у мужа тоже появился близнец, и с ней, с этой женщиной, произошло…
— Ее имя?
— Я не знаю. Не помню. Но могу узнать. Для тебя. Хотя это тайна.
Найя вышла из комнаты.
Значит, все-таки он не один. Но это не принесло облегчения. Напротив. Ему стало очень грустно.
В это время из экрана появился доктор Сарапул и… Найя. Ни за что на свете Игорь не отличил бы ее от той, которая только что вышла из комнаты. Правда, на ней было другое платье. И еще… она была с этим ученым стариком.
Игорь встал.
— Игорь! Как я тебя хотела увидеть! — Она даже обняла капитана. — Ты ведь знаком с моим Реем?
Она сказала; "с моим Реем", а не "с доктором Сарапулом".
— Да, немного.
— А-а-а! Это тот молодой человек, который без разрешения входит в экран. — Доктор весело расхохотался густым басом. И вообще он показался Игорю очень симпатичным человеком. — Как вам у нас нравится?
— Очень нравится. — Игорь улыбнулся.
В комнату вошла первая Найя. Они обе кивнули друг другу как ни в чем не бывало. Для Игоря это было уже слишком.
— Прощайте! Мне нужно на космодром. И не надо слов и речей. Прощайте же! — Он не оглядываясь направился к выходу.
— Я узнала ее имя, Игорь, — сказала Найя, когда он поравнялся с ней.
— Не нужно. Ничего не нужно. — Он чуть тронул ее за руку. — А ты та самая Найя? — И, не дождавшись ответа, выскочил из домика. Вышла на крыльцо и Найя.
— Да, та самая.
— Это теперь невозможно доказать.
— Возможно. Ведь я все еще немножечко люблю тебя… Прощай!
— Прощай! — Игорь бросился к авиетке.
— Ее звали Айра! — успела крикнуть Найя. — Айра!
Авиетка свечой взвилась вверх.
На космодроме было многолюдно. Игорь подошел к диспетчеру, чтобы узнать, когда ему можно будет стартовать. Тот ответил, что в пять утра. Игорь вышел на крышу здания и опустился в шезлонг. Спать не хотелось.
"Айра! Ее звали Айра!" Это дошло до него только сейчас. Не может быть! Неужели это она? Где она сейчас? Значит, там, в институте Статистики, он видел уже не ее. Найти! Нет, поздно. Да и зачем?
Незнакомый калейдоскоп звезд висел над головой. У этих звезд тоже были названия. И, наверное, красивые… Айра. Как переводится это имя? Нет, искать ее сейчас просто бесполезно. К Сэту она не возвратится. Где же она может быть?
Игорь не выдержал и вскочил. Бегом спустился на второй этаж, где стояла справочная космовокзала. На ходу вытаскивая фотографию Айры из кармана, он подбежал к машине, сунул карточку в приемную щель испросил, еле выговаривая слова от волнения:
— Ее зовут Айра. Сегодня… она не стартовала на каком-нибудь корабле с этого космодрома?
— Нет, — ответила машина, и Игорь облегченно вздохнул.
— Она есть в списках пассажиров?
— Да. Корабль «Фреантина». Старт в два часа одиннадцать минут.
Оставалось полтора часа.
На просьбу явиться к справочной, объявленной по местному вещанию, Айра не пришла. Он нашел ее на крыше космовокзала метрах в ста от того места, где недавно сидел сам.
— Айра, — тихо позвал капитан.
Она не ответила, не открыла глаз, не вздрогнула. Это ее не касалось.
— Айра, — он дотронулся до ее плеча. — Я ищу тебя второй день. Я все знаю. Кроме одного. Можно мне спросить у тебя?
Она позволила одним движением век.
— Почему тебе было плохо там, в зале?
Айра перестала раскачиваться в кресле-качалке. В ее больших глазах было столько страдания и терпения, что на миг он пожалел, что задал этот вопрос.
— Откуда ты знаешь?
— Я был там. Я все видел. И тебя и Сэта. Обоих Сэтов. Я был сегодня у тебя и говорил с той, второй Айрой. А потом случайно узнал, что это была не ты. Так почему?
Айра долго молчала, а Игорь не задавал больше вопросов. Наконец Айра заговорила:
— Я не люблю его… И поняла я это там, в зале… Слишком поздно. Но если бы он был один, я, наверное, этого никогда не узнала бы… А что говорит Айра, которая осталась?
— О! Она будет любить своего Сэта вечно!
— Да, они научились это делать.
— Но для чего? Ведь проблема любви все равно не решена. И разве можно ее решить с помощью науки, техники, близнецов или каких-нибудь таблеток? Каждый должен сам решать ее и по-своему.
— У них этого никто не отнял. Они решают одну проблему за другой. Когда-нибудь должна была прийти и очередь любви. Вот она и пришла.
— Почему ты говоришь: у них?
— Потому что «Фреантина» стартует менее чем через час.
— Но ведь эксперимент не совсем удачен.
— Я занималась статистикой и поэтому знаю, чего они сумели добиться в эти два дня. О! Селга когда-нибудь станет счастливейшей из планет. И уже скоро.
— Тогда почему ты ее покидаешь?
— Я не люблю Сэта, и мне кажется, что здесь я все время буду попадать в исключения. А их будет все меньше и меньше.
Наконец-то Игорь понял все. И себя, и Айру, и Найю, и Гела, всех их. Кажется, Шекспир сказал, что любовь — всегда исключение. Появилось два Сэта, и Айра поняла, что она уже не любит своего Сэта. Не стало исключения. Теперь Сэтов, абсолютно одинаковых, может быть и пять, и десять, и сто. Одинаковых в мыслях, в поступках, в чувствах, в чертах лица. Какое уж тут исключение! Нет исключения — нет любви. Потому Айра и бежит с Селги. И Сибилла, маленькая голубая девчонка с чудным низким голосом, тоже не выдержала бы, если бы ее Данов стало два. Когда она говорила о празднике Счастья, в ее лице было что-то чуть-чуть испуганное. И ее песня… Нет, она любит Дана, пока он такой, какой есть, пока он один, пока он составляет для нее исключение.
Ну а другие? Найя, Гел? Наверное, они находят исключение в чем-то другом, чего Игорь так и не понял. Они другие. Не похожие на него, Айру и Сибиллу. Они будут счастливы и на Селге.
— Но почему ты хотел узнать, что произошло со мной? Этого у меня никто не спрашивал. Даже Сэт. Меня только успокаивали и убеждали, что это пройдет. А это не прошло.
— Не знаю, — сказал капитан. — Я еще не знаю… Но если ты когда-нибудь попадешь на Землю, спроси там Игоря, капитана "Громовержца".
— Хорошо. Я обязательно спрошу.
Диктор объявил посадку на "Фреантину".
— До свидания, Игорь.
— До свидания, Айра.
А утром, едва забрезжил рассвет, Игорь стартовал на своем «Громовержце». Груз в трюме был надежно упакован. Система телепортации это хорошо. Улицы на Земле все равно не опустеют. Но систему, что разработана в институте Счастья Селги, он не возьмет на борт своего корабля никогда. Пусть это делают другие, если им нужно.
"Громовержец" шел ровно.
Игорь Росоховатский. Что такое человек (Стенограмма уроков философии в начальной школе XXII века)
УРОК ПЕРВЫЙ. ОДЕРЖИМЫЙ
Справка: это происходило еще в те дни, когда весь мир был взбудоражен сообщением, что в созвездии Большой Медведицы вспыхнула новая звезда. Причем она, как убедительно засвидетельствовали приборы, не была сверхновой. Интенсивность ее излучения, сравнительно небольшая, тем не менее регистрировалась и нечувствительными приборами вплоть до невооруженного человеческого глаза. В то же время счетчики частиц упрямо не хотели показывать величин, при которых на таком расстоянии звезда становится видимой. Если верить их показаниям, звезда являлась миражем, который одновременно наблюдали десять миллиардов людей и регистрировали восемьдесят миллионов фотоаппаратов.
Через два дня после того, как новую звезду впервые сфотографировали, она начала пульсировать. Радиотелескопы приняли из созвездия Большой Медведицы первый сигнал — тройное повторение буквы О.
— Я жду, пока вы успокоитесь, — произнес Учитель. Этой фразой почему-то часто начинали уроки поколения его предшественников.
Девочки и мальчики повернули к нему лица, которые сейчас были похожи одно на другое — с одинаковым выражением досады и раздражения. Они словно говорили: оставьте нас в покое, разве вы не видите, что мы заняты неотложным делом — обсуждаем загадку Большой Медведицы. Казалось, никакие слова не сгонят с их лиц это выражение, и надо на время действительно предоставить их самим себе.
— Давайте все вместе поговорим о том, что вас волнует, — о загадке трех О, — предложил Учитель.
Дети оживились, их лица стали разными — теперь они выражали одобрение, нетерпение, лукавство, упрямство…
— Сегодня мы готовились начать новую философскую тему — "Что такое человек?" Не так ли? — спросил Учитель.
— Так, — ответила Нетерпеливая девочка. — Но ведь вы обещали говорить о другом.
— Спасибо, что ты мне напомнила, хоть я и не забыл, — сказал Учитель. Тему "Что такое человек?" мы начнем с загадки Большой Медведицы. Я расскажу вам о человеке, которого все знают не по имени, а по прозвищу Одержимый. Он заслужил его еще в школе, когда впервые заперся в физическом кабинете, чтобы его не заставили идти домой спать. Видите ли, он дал себе слово, что не будет ни есть, ни спать, пока не выяснит природу гравитационного поля.
— А что из этого вышло? — спросила Нетерпеливая девочка.
— Ему пришлось отказаться от данного себе слова, иначе он умер бы от голода и бессонницы, так и не ответив на свои вопросы самостоятельно. Но из-за чего бы он тогда умирал? Нет, такой глупости он не мог себе позволить. Ведь ему оставалось потерпеть всего лишь два месяца до начала уроков по теме «Гравитация», чтобы узнать, как на эти вопросы ответили другие. И он решил подождать.
— Правильно, — сказал Упрямый мальчик. — Сначала надо добиться своего!
Учитель одобрительно кивнул упрямцу (он это делал часто и никогда с этим мальчиком не спорил) и продолжал:
— Пожалуй, он был такой, как все, только…
Он прищурил глаза и вопросительно посмотрел на класс. Тотчас Нетерпеливая девочка молвила:
— Наверное, вы хотите сказать: только немножечко умнее…
— Вот еще! — возразил упрямец. — Не умнее, а настойчивей!
— Смелее! — воскликнул мальчик с облупленным носом.
— Ну нет, — сказал Учитель. — Он был такой, как все. Только ведь его недаром прозвали Одержимым. Просто он был одержимее других. Все мы когда-нибудь задумываемся над тем, почему рождаются и умирают люди и звезды, в чем смысл жизни и смерти. Но одни боятся искать ответы на эти вопросы, потому что приходится вспоминать о смерти, страданиях, боли. Другие рассуждают так: до меня тысячи самых умных глупцов пробовали найти ответ и ничего не добились. Зачем же я буду напрасно усложнять свою жизнь? Третьи не хотят и начинать поисков, потому что за время одной жизни вопрос не разрешить, а то, что будет после, их не интересует. Много находится и таких, которые ищут ответ по крупицам — каждый в своей области деятельности. Им страшно думать о смерти, но они думают. Они знают, что за время одной жизни не успеют получить ответ, но готовят почву для других. А Одержимый был искатель особого рода. Он знал обо всех трудностях, известных первым, вторым, третьим и четвертым, и все-таки хотел невозможного — узнать ответ. Весь. Полностью. В течение одной своей жизни.
Он стал философом-экспериментатором и засыпал Академию предложениями-проектами. Их отвергали из-за несвоевременности. А когда один проект все же утвердили, Одержимый создал в короткое время свой знаменитый ускоритель для исследования пространства — времени. И хотя ему не разрешили проводить ни одного рискованного опыта, правдами и неправдами он проводил их, Естественно, он избавлял от риска других, увеличивая опасность для себя.
Везение не может продолжаться бесконечно. Один из опытов стал для него роковым. Из испытательной камеры Одержимого извлекли мертвым. В кармане нашли записку, хранимую в специальном футляре: "В случае моей смерти, и если это окажется возможным, сохраните мой мозг для создания первого киборга".
Выяснилось, что он загодя приготовил для себя искусственное тело с кибернетическими органами регуляции. В него и пересадили мозг, нейроны которого, к счастью, не успели погибнуть от кислородного голода.
Учитель обвел взглядом обращенные к нему лица детей и спросил:
— Как вы думаете, с чего начал свою деятельность киборг, управляемый мозгом Одержимого?
— Он поставил опыт, — одновременно сказали Нетерпеливая девочка и юный Упрямец.
— Да, тот самый опыт, из-за которого погиб, — подтвердил Учитель. Теперь, когда у него было новое тело, он уже не страшился ни высокого давления, ни низкой температуры. Одержимый провел этот опыт и сотни других, еще более опасных, но не намного приблизился к цели — к окончательному Ответу. Настал день — и Одержимый улетел на корабле с магнитной защитой к звезде класса красных карликов. Он сам придумал некоторые остроумные приборы для исследования звезды и взял с собой разнообразную аппаратуру. И все же он допустил ошибку — не учел взаимодействия гравитационных сил. Его корабль рухнул на звезду…
— Он погиб, не достигнув цели? — испуганно спросил Упрямый мальчик.
— Я забыл сказать, что перед полетом он сделал магнитный снимок своего мозга. Вся память была закодирована и записана электромагнитными импульсами в кристаллических блоках. Когда Одержимый погиб вторично, согласно его завещанию из этих блоков был создан искусственный мозг и помещен в искусственное тело. Само собой разумеется, что в этом искусственном мозгу сохранилась специфика мышления Одержимого — основа его личности. Так Одержимый вторично перешагнул через свою смерть, став человеком синтезированным, сигомом.
Сначала он совершил новое путешествие к красному карлику, учтя предыдущую ошибку, а потом полетел еще дальше, на поиски антивещества. Обо всех своих научных достижениях и открытиях он извещал Академию. Отправленные им радиодоклады достигали Земли иногда через несколько месяцев, а то и лет. Он сообщал, что изменяет свое тело соответственно с внешними условиями. Судя по формулам, он построил свой организм в виде переплетенных энергетических полей, способных хранить и перерабатывать информацию…
— И он нашел Ответ? — спросила Нетерпеливая девочка.
— Нет. Все еще нет, — ответил Учитель. — Но на пути к нему он достиг бессмертия и колоссального могущества. Разве это само по себе не значит очень много?
— И все-таки выходит, что Ответа пока нет, — насупился Упрямый мальчик. — Для чего же вы рассказывали об Одержимом?
— А еще обещали, что поговорите с нами о загадке Большой Медведицы, напомнила Нетерпеливая девочка.
— Я и рассказывал о ней, — сказал Учитель. — Собственно говоря, загадка стала проясняться с того самого момента, когда радиотелескопы приняли три О. Ведь это позывные Одержимого, трижды повторенная первая буква его имени-прозвища. Может быть, он зажег новую звезду или сам принял форму звезды в поисках Ответа. Скоро мы узнаем это из его сообщений…
УРОК ВТОРОЙ. ЗАВЕЩАНИЕ
Справка: эпидемия "Перпетуум мобиле" охватила мир. Болели крупные ученые и доморощенные изобретатели, гении и сумасшедшие, высокообразованные люди и упорные неучи, смекалистые трудолюбы и трудолюбивые тупицы. Каждый из них пытался построить вечный двигатель. За свои попытки они расплачивались разорением и отчаяньем, безумием и самоубийством, но в поредевшие ряды изобретателей вечного двигателя вливались новые бойцы. Казалось, не будет конца штурму глухой стены, возведенной законами природы.
Тогда-то и появился Великий Скептик.
Старший брат Скептика, талантливый Мастер был одержим идеей вечного двигателя. Он бросил работу на фабрике, оставил все дела, кроме одного строительства перпетуум мобиле. Мастер разорился, жена ушла от него, забрав детей.
В конце концов Мастер построил аппарат, в котором за счет разности давления газа в двух сосудах ременные тяги без устали вращали колесо. Мастер позвал брата и, торжествующе указывая на свое детище, спросил:
— Видишь?
Морщины на его лице разгладились, глаза лучились счастьем. Младший брат избегал смотреть на его лицо. Он уже тогда предвидел, что последует в будущем. А как спасти брата от тяжелейшего разочарования, не знал. Его мысли то метались, то застывали неподвижно, будто замирали в предчувствии беды. А губы прошептали:
— Вижу. Но что это за аппарат?
— Вечный двигатель! — воскликнул Мастер. — Помнишь, ты утверждал, что построить его невозможно?
— Утверждаю, — вполголоса подтвердил Скептик.
— Как, и сейчас, когда он перед тобой? — изумился Мастер.