— Это двигатель, но не вечный. Трение съедает часть энергии, и ее приходится восполнять.
Лицо Мастера покрылось пятнами. Он сжал кулаки и сказал:
— Вы, скептики, все критикуете, ни во что не верите и ничего не создаете! Какой от вас прок?
Младший брат принял вызов спокойно. Он возразил:
— Зато скептики сокращают пути к открытиям и сохраняют время искателям. Скептики находят ошибки и спасают от роковых шагов. Не злись, горячность плохой советчик в таком деле. Я не осуждаю тебя, хотя от твоего упрямства пострадали и другие. К сожалению, люди склонны верить в то, во что им хочется верить. Они болеют — и верят в избавление от болезней, они смертны — и верят в бессмертие. Вера — убежище слабых. Из этого убежища нет второго выхода. В нем или остаются навечно, или идут против самих себя, против своих желаний…
— Довольно с меня поучений! — вскричал Мастер. — Кто ты такой, чтобы учить меня? Ты даже не сумел стать мастером, а остался жалким подмастерьем!
— Я твой брат и желаю тебе добра. А ты идешь по безрассудному пути.
— Это мой путь. Если кто-нибудь посмеет преградить мне дорогу, я поступлю с ним вот так! — Мастер схватил железную кочергу и завязал ее узлом. Потрясая этим орудием, приказал:
— А теперь — вон из моего дома!
Скептику ничего не оставалось, как поспешно удалиться.
А Мастер, закончив постройку вечного двигателя, понес его в городскую ратушу на суд ученых мужей…
На второй день его нашли в постели мертвым. Он отравился. Оставил записку: "Прости меня, брат. Ты оказался прав".
Его похоронили на кладбище для бедных, под простым грубым камнем. Мастер не оставил после себя даже жалких грошей, чтобы было чем заплатить каменотесу за эпитафию на надгробии, и эти гроши пришлось наскрести его брату.
Вскоре Скептик уехал в Париж и поступил учиться в университет. Он вернулся в родной город известным математиком. Ему предлагали место ректора университета, но он отказался. Скептик выкупил дом, который когда-то принадлежал его брату, и закрылся в нем. До поздней ночи сидел он над расчетами. Так проходили долгие годы…
Только спустя двадцать лет Скептик опубликовал работу: "Почему невозможен вечный двигатель". Он доказал, что часть энергии при работе любых механизмов и любых «вечных» двигателей — колесных, поплавково-цепочных и капиллярно-фитильных, сифонных и ртутных, магнитных и шариковых — неизбежно переходит в теплоту, теряется и ее приходится восполнять. Он доказал это не словами, а цифрами, против которых слова зачастую бессильны.
Его работы спасли не только годы напрасного труда многих мастеров — они спасли им жизнь. Скептик никому не говорил, что это памятник брату, погибшему в неравном бою с законами природы.
Скептик состарился, но не изменился. И прозвище его осталось. Просто он стал Старым и Прославленным Скептиком. Со всех концов мира шли к нему письма, приезжали ученые, чтобы проверить свои гипотезы — не рухнут ли они от единого взмаха его отточенной беспощадной мысли? Деньги и слава текли к нему рекой, — то, чего не мог добиться для себя Мастер, создававший вечный двигатель, Скептик добился, доказав, что такой двигатель невозможен.
Памятник брату, покоящийся на массивном фундаменте точных расчетов, с годами становился все тяжелее и тяжелее. Он подавлял безрассудные вспышки мятежа против матери-природы, искры которого вечно тлеют в умах ее дерзких и неблагодарных детей. О великолепную ажурную решетку ограды, созданную из доказательств и насмешек, разбивался ветер вольномыслия.
Старый Скептик умер в зените своей славы. Нет, его не похоронили под тем же памятником, что и брата. Он сумел поставить для себя новый нерукотворный памятник. И сделал это он своим завещанием…
Учитель прервал свой рассказ, ожидая, не вспомнит ли кто-нибудь из ребят слова знаменитого завещания. Он на секунду забыл, что его ученики еще не проходили этого материала по физике.
— В его завещании было всего лишь три слова, — сказал Учитель. — Вот они…
Он щелкнул тумблером телеэкрана, взял ручку и световым пером написал: "Проверьте мои расчеты".
— Запомните эти слова, — продолжал Учитель. — Ведь благодаря им удалось снять запрет природы с вечного двигателя.
УРОК ТРЕТИЙ. ПЛАНЕТУ НАЗВАЛИ БЛАГОДАТНОЙ
Вместо справки:
— Не знаю, кто из космонавтов дал ей такое название, — начал свой новый рассказ Учитель. — Но оно родилось сразу, как только они увидели ее — с прозрачными озерами, в которых ходили косяки рыбы, с невероятно доверчивыми животными, с деревьями и кустами, ветки которых сгибались под тяжестью вкусных плодов. Воздух там был ароматным и живительным, и люди совсем не чувствовали усталости…
Следы цивилизации космонавты заметили, когда еще только подлетали к планете. Искусственные спутники роями кружились вокруг нее.
— Передадим наши позывные, — предложил Командир.
Космолингвист подал Радисту таблицы кода, и с антенн корабля полетели сигналы.
Ответа не было.
Корабль делал виток за витком вокруг планеты, то приближаясь к ней, то отдаляясь. Радисты принимали фрагменты радио- и телепередач. Язык благодатян неожиданно оказался близким к латыни. Космолингвисты составили программу и передали ее в эфир.
Результат был тот же.
Тем временем телеэкраны корабля показывали города, подобные земным, четкую, похожую на волейбольную, сетку дорог. Жители Благодатной продолжали работать и веселиться, но не желали замечать братьев по разуму.
Космонавты выбрали пустынную местность вдали от селений и посадили корабль.
Пять человек сели в вездеход и поехали в направлении ближайшего города.
Он оказался очень похожим на земной. Только здания однообразней, всего лишь нескольких типов, без украшений. Все улицы — идеально прямые сходились к круглой площади, на которой возвышалось квадратное здание. В него входили благодатяне, почти неотличимые от людей Земли.
Вездеход остановился у тротуара. Первым вышел Философ, за ним Кибернетик и Командир.
— Что находится в этом здании? — спросил Командир у одного из благодатян на местном языке, который земляне выучили еще в звездолете.
— Это известно всем, — ответил благодатянин и, не останавливаясь, прошел мимо.
Следующую попытку общения сделал Философ. Приветствуя аборигена, он как бы случайно преградил ему дорогу к зданию.
— Добрый день.
Благодатянин поклонился в ответ:
— Добрый день, рад видеть вас здоровым и не обремененным ничем лишним.
— Простите, — поспешно сказал Философ, видя, что и этот хочет обогнуть его и пойти своей дорогой, — я позволю себе задержать вас на минутку.
— Пожалуйста, — приветливо улыбнулся благодатянин. — Но помните, что из минуток складываются часы, а из часов — сутки и что каждую минуту надо отдать на благо всей планеты.
Философ заверил его:
— Наша беседа несомненно послужит благу планеты. Ведь мы прилетели из другой звездной системы и хотим обменяться с вами знаниями, положить начало дружбе.
— Самое главное — заповеди, остальное — лишнее, — торжественно молвил благодатянин, все так же приветливо улыбаясь.
— А новая информация? — спросил Кибернетик.
— Память не бесконечна. Ее нельзя перегружать. Важно получить только то, что нужно для довольства собой. Это — первая заповедь.
— Какова же вторая? — насупив брови, поинтересовался Кибернетик.
— Начальников, как и родителей, не выбирают, — без запинки отрапортовал благодатянин. — Третья: приказы не обсуждают, а выполняют.
И он пошел дальше.
Философ несколько мгновений задумчиво смотрел ему вслед, бормоча:
— А ведь я мог бы об этом подумать и раньше!
Он сорвался с места, перегнал благодатянина, круто повернулся и пошел ему навстречу. Затем поздоровался с ним, будто видел впервые:
— Добрый день.
— Добрый день, рад видеть вас здоровым и не обремененным ничем лишним.
— Простите, вы ничего не слышали о прилете гостей с другой планеты?
— Нет, не слышал, — как ни в чем не бывало ответил благодатянин. С его лица не сходила заученная улыбка.
Командир спросил у Философа.
— Ты что-нибудь понял?
— Мы поймем больше, когда побываем вон в том здании…
Вместе с непрерывным потоком благодатян земляне вошли в огромный вестибюль. Он был идеально прямоугольным, как и само здание. На всех стенах висели многочисленные портреты одного и того же человека с квадратным бульдожьим лицом и застывшей на нем заботливой улыбкой. Надписи под портретами гласили: "Великий Импульсатор". Под надписями висели таблички с цитатами. И все они говорили о Великом Импульсе, который принес счастье и довольство собой.
Командир внимательно всмотрелся в портрет, будто кого-то узнавал.
Командир внимательно всмотрелся в портрет, будто кого-то узнавал.
— Обратите внимание на эту цитату, — Философ, приподнявшись на цыпочки, дотронулся пальцем до одной из табличек:
"Важнее достигнуть, чем достигать. Остановись, путник, и оглянись: не слишком ли далеко ты ушел? Не осталось ли сзади то, что ищешь впереди?"
— А вот еще одна, — указал Философ и прочел: "Побеждает не тот, кто быстро бежит, а тот, кто твердо стоит на ногах".
Из вестибюля земляне попали в просторный зал с мерцающими стенами. Навстречу, радушно разводя руками и заученно улыбаясь, шел благодатянин, оказавшийся экскурсоводом. Как и его сородичи, с которыми космонавты уже встречались, он нисколько не удивился, узнав, что перед ним инопланетчики.
— Мы бы хотели подробно узнать о Великом Импульсе, — попросил Командир.
— Пожалуйста, — сказал экскурсовод и нажал педаль у стены.
Стена вспыхнула радужными тонами. Затем на ней возникла площадь, густо заполненная народом. Перед многотысячной толпой с трибуны выступал низенький благодатянин с лицом властолюбца. Земляне отметили что-то знакомое в этом лице — вспомнились портреты в вестибюле. Несомненно, это Великий Импульсатор, только не приукрашенный кистью живописца.
— Великий день наступил! — кричал Импульсатор. — Мы достигли высшей точки процветания. Мы накопили множество благ. Единственное, чего нам не хватает, это знаний. Но, как утверждают мудрецы, нам всегда будет их не хватать. Однако и здесь нашелся выход. Наши ученые уже давно расшифровали код наследственности и научились изменять наследственное вещество. А я нашел для этого открытия практическое применение. Мне удалось убедить всех, кроме нескольких скептиков, и мы пришли к единому решению. Отныне никто не должен будет копить по крохам знания. Он получит их так же, как инстинкты, — по наследству, вместе с наследственным веществом. Сын получит все наследство отца — не только его глаза, нос, черты характера, но и его память, и его место в обществе. Сыну не придется метаться в поисках выбора профессии — его путь будет предопределен. А наша цивилизация получит Великий Импульс и с умноженной скоростью ринется вперед.
Из толпы вышел благодатянин и, обернувшись к своим товарищам, закричал:
— Не соглашайтесь на Великий Импульс, если не хотите погибнуть. Разум могуч и хрупок одновременно. Вместилище памяти не безгранично. Через несколько поколений оно заполнится до отказа у каждого из наших потомков и перестанет принимать новые решения. Его переполнят устаревшие знания. Развитие цивилизации замедлится и остановится. А это — смерть!
— Слышите? — торжествующе перебил его Импульсатор. — Он грозит вам смертью. Как же вы ответите на угрозу?
Откуда-то из-за его спины высунулся длинный ствол. Вспыхнуло пламя — и мятежник упал.
Философ сказал Командиру:
— Здесь больше нет разумных существ. Мы прилетели на планету, населенную биоавтоматами.
— Великий Импульс, — с горечью проговорил Командир и пошел к выходу из зала…
На улице земляне встретили благодатянина, с которым уже дважды разговаривал Философ. Теперь он сказал ему:
— Прощай, парень.
— Добрый день! — встрепенулся абориген. — Рад видеть вас здоровым и не обремененным ничем лишним.
Кибернетик остановился, как вкопанный. Командир тронул его за руку:
— Пошли.
— Добрый день, добрый день, рад видеть вас здоровым, — забормотал Кибернетик.
…Учитель посмотрел на притихших ребят, задержал взгляд на Нетерпеливой девочке и сказал:
— Я прочту вам несколько записей из дневника командира корабля… "Звездолет вышел на эллиптическую орбиту. По плану мы должны посетить еще две планеты, но я принял новое решение. Собственно говоря, его продиктовала необходимость: экипажу нужно оправиться от психической травмы. А это мы можем сделать только в одном месте Вселенной.
Все мои товарищи работают быстро, почти не разговаривают друг с другом. Все согласились на удвоение перегрузки, лишь бы скорее разогнать корабль.
Я вижу их лица — такие разные даже сейчас, когда все они отмечены угрюмостью и замкнутостью. Прикусил губу Радист, низко согнулся над пультом компьютера Кибернетик, в глазах Водителя вездехода — вызов и отчаянье, а взгляд Философа — опустошенный и оцепенелый. Для меня эти люди ближе, чем самые близкие родственники, исчезни они сейчас — и моя жизнь потеряет всякий смысл среди чужих звезд. Что я могу сделать для них?
Мой взгляд невольно обращается к обзорным экранам, как будто там, среди звезд, можно различить Солнце. Но ведь оно покажется на экранах лишь через месяц…
Решаюсь на обман. Включаю кинопленку, предназначенную для контактов с разумными существами. Наблюдаю в контрольное окошко, пока не появляются кадры, на которых показана Солнечная система. Останавливаю кадр и кричу:
— Смотрите!
Они смотрят на экран, туда, где на периферической орбите блестит зеленоватая звездочка. А я смотрю на них. Думайте обо мне, что хотите, но я не жалею о своем поступке. Их лица светлеют…"
Учитель умолк, выжидающе глядя на детей.
— Выходит, они так и не спасли жителей Благодатной? Не возродили цивилизацию? — с ужасом спросила Нетерпеливая девочка.
— Почему они не сообщили на космические станции спасения? — спросил Рассудительный мальчик. — Ведь даже после взрыва сверхновой в созвездии Кассиопея не погибли все Содружества разумных. Вы сами не раз говорили…
Учитель смотрел на негодующие лица ребят. Да, они хорошо запомнили все, чему он учил их. И сейчас он сказал:
— Я говорил правду: разум действительно может преодолеть любую опасность… — Он сделал паузу, чтобы дать им время подготовиться и крепче запомнить то, что он скажет, и закончил: — Если он будет своевременно знать о ней, если сумеет ее разглядеть…
УРОК ЧЕТВЕРТЫЙ. ЧТО ТАКОЕ ЧЕЛОВЕК?
(Из ответов Большой вычислительной машины Академии Наук)
Человек — существо. В грамматике он применяет к себе вопрос "кто?", а не "что?" Поэтому вопрос мне задан неправильно. Следует сказать не "что такое человек?", а "кто такое человек?"
Человек как личность состоит из парадоксов. Сколько бы он ни имел, ему все мало. Это и плохо, и хорошо. Плохо потому, что из-за этого качества он совершает необдуманные поступки. Хорошо потому, что он не останавливается на достигнутом. Именно это спасает человека от многих ловушек, ибо остановка неизбежно означает вырождение и смерть.
Человек часто не может определить, к чему он стремится, что неустанно ищет, что воспитывает в себе и своих детях. Он называет это разными словами, но в конечном счете он стремится к единственному, чего мне, как машине, не дано понять: он стремится к человечности.
Александр Горбовский. Иная ступень
Буря высоких энергий, как всегда, разразилась внезапно.
Стрелки указателей мотнулись за шкалу, тщетно пытаясь достичь деления, которого там не было. Ослепшие индикаторы беспомощно замигали.
Датчики поля дрогнули и замерли на нуле. И только один сигнал не был подвержен начавшемуся хаосу и безумию — сигнал тревоги.
Он звучал прерывисто и учащенно, как пульс умирающего. Умирающим был корабль.
Рывок, последовавший за этим, был страшен. "Умный Лебедь", захваченный одним из боковых вихрей, все быстрее и быстрее устремлялся в засасывающую его бездну…
После тех, первых мгновений прошли часы.
Корабль стоял на каменистом, рассеченном провалами плато. У горизонта начинались пепельно-зеленоватые заросли болотистых джунглей.
Корабль возвышался, как гигантская свеча неведомому богу. Богу планеты, случайно оказавшейся на пути несущего его вихря.
И только сейчас, когда все было позади, понимание того, что минуло, коснулось их. Как звук, который, отстав от вспышки, приходит позднее, так запоздалые раскаты страха настигли их наконец. Только сейчас, протянув руку, чтобы выключить круговой обзор, Капитан заметил, как дрожат его пальцы. Он провел ладонями по лицу, это было чужое лицо под чужими руками.
— Отдых! — скомандовал он.
— Отдых, — прошелестело по всем помещениям корабля.
Но сам он не успел последовать своей же команде. На пульте вспыхнуло Табло Внимания, и голос вахтенного скороговоркой произнес:
— На орбите чужой корабль. На орбите чужой корабль. Идет на посадку.
На планете было только два места, пригодных для посадки: пустынная суша в районе одного из полюсов и плато, на котором находились они.
Плато, рассеченное трещинами и провалами, но все-таки твердь. Все остальное покрыто болотами в паутине зеленовато-пепельных джунглей.
— Дать позывные. — Капитан произнес это почти автоматически, как автоматически следовало это из инструкций, разумно предусматривавших любую из возможных ситуаций.