– Это не мой детектив, – покачала головкой Юля, – это Женькин – второй горничной – ну той, которую домой отправили. Она глотает их как анальгин. А я читаю мало…
– Да и правильно, – засмеялся Максимов, – чтение портит глаза. Кстати, Юлечка, – он резко поменялся в лице, – когда вы учились в театральном училище, какая оценка у вас была по актерскому мастерству?
– Четыре, – машинально ответила Юля. И вдруг осеклась, сделала квадратные глаза. – Ой… а как вы догадались?
– Чутье, – загадочно улыбнулся Максимов. – И пугаетесь вы грамотно, и ведете себя натурально, однако все же не хватает чего-то для убедительности. Сущей мелочи. Пустяка. Длиной в один балл. Совет на будущее, Юля, когда хочется поплакать, а не получается, используйте газовый баллончик – эффект, как говорится, гарантирован. Успехов вам.
Солнце жарило во все глаза. Максимов постоял на парадном крыльце, выискивая очередную жертву. Снял куртку, перекинул ее через плечо, сбежал по ступеням и бодрым шагом зашагал к озеру.
Рафинированное какое-то озерцо. Словно бы ненастоящее. Идеальный геометрический эллипс. Живописные камыши, ивы на дальнем берегу как одна грудятся над водой, любуясь своим отражением. Вода на метр прозрачная, вспыхивает искрящимися звездочками.
Фигуру со спиннингом он узрел еще с крыльца – сутулая спина, обтянутая ветровкой, лучистая лысина. Сойдя с гаревой дорожки, Максимов сбавил шаг. Подкрадывался на цыпочках, тихо, стараясь отследить реакцию. Последняя заслуживала всяческих похвал. Пузырь повернул угрюмое лицо:
– Рискуете, сыщик.
А тот ли это Пузырь, что сидел вчера в гостиной, играя шута горохового? – мелькнула мысль. На Максимова смотрел другой человек – неглупый, настороженный. Блатные повадки, жутко раздражающие, остались во вчерашнем дне.
– Как волк крадусь во мраке, – отшутился Максимов. – Извините, Олег Васильевич, хотел проверить, не растеряли ли вы былую форму. Не стареют душой ветераны?
– Телом стареют, – сдержанно отозвался вор.
– Но былые навыки остаются и готовы спасти в критическую минуту, так?
– Не в любую. – Пузырь придирчиво окинул взглядом сыщика и, сочтя разделяющее их расстояние неприемлемым, отодвинулся. Он явно не собирался гнуть пальцы. Скромничал. Заплывшие жиром глазки смотрели выжидающе.
– На что ловите? – дружелюбно поинтересовался сыщик.
– На удачу, – буркнул вор.
– Толковая наживка, – согласился Максимов. – А вы не боитесь находиться здесь, Олег Васильевич? Мало ли что? Вдруг охрана отвернется? Подойдет некто и вынет ножик из кармана. А то и крохотную булавочку. Я, поверьте, не иронизирую. Некоторые события в этом доме наводят на мысль об опасности.
Сработал стопорный механизм. Отлитое в столовой ложке грузило закачалось между удилищем и водной гладью. Крючки сиротливо пустовали. На одном болтался размокший клочок приманки – хлебный мякиш.
– Премудрые караси, – беззлобно ухмыльнулся Пузырь, – научились сжирать наживку и не попадать на крючок.
– Первейшее правило жизни, – философски заметил Максимов. – Люди, бытует мнение, произошли от рыб. А что насчет опасности, Олег Васильевич?
– Не будоражит.
Пузырь не торопился заряжать снасть. Положил спиннинг на обрывчик и уставился на Максимова со смесью любопытства и раздражения:
– Объясните популярно, господин ищейка, что может со мной произойти?
– Понятия не имею, господин рыбак, – пожал плечами Максимов. – Прибудет злой озерный дух, которому требуется человеческая жертва. Или крокодил, например, из воды выскочит, откусит от вас кусочек.
– Крокодилы не откусывают, – компетентно заметил вор, – крокодилы отрывают или откручивают. И нападают только в том случае, когда добыча расположена сбоку – так им удобнее.
– Не намекайте, пожалуйста, – засмеялся Максимов, – уж мне-то нападать на вас резона нет. Неплохо провели ночку, Олег Васильевич?
– Неплохо, – нахмурился вор.
– А предыдущую?
– А в чем, собственно, дело?
– Вы не просыпались позапрошлой ночью?
– Ах вот оно что, – догадался рыболов, – как мудро выразилась Елизавета: подозреваются все! Чушь собачья!..
– А подробнее, Олег Васильевич?
Пузырев, слегка подумав, взял себя в руки. Вынул из кармана портсигар, из портсигара – хлебный мякиш – присел на корточки и принялся отыскивать в траве крючки.
– Почивал как убитый, уважаемый сыщик. Сон имею глубокий, временами беспробудный. Впрочем, когда по дому забегала охрана, пришлось проснуться и даже выйти в коридор. Мир его праху, бедный Аркадий Николаевич… – скорбно поджал губки вор, яростно втыкая крючок в наживку.
Максимов подумал, что Пузырь насмехается. Но нет, ничего подобного – глаза вора действительно на миг заволокла скорбь. Неприятно стало.
– Счастливо порыбачить, Олег Васильевич, – распрощался Максимов. – Увидимся.
Он брел, опустив глаза, погрузившись в нелегкие думы, как вдруг наступил на чью-то тень и, оторопевший, остановился. Но претензий по поводу вопиющего неуважения не последовало. Дорогу, словно черный кот, переходил сутулый, похожий на зомби Петрович. Тяжело передвигался, с одышкой. В одной руке тащил лопату, в другой – ополовиненный мешок с удобрениями. Наличие сыщика по встречному курсу проигнорировал начисто – словно того и не было.
– Послушайте, любезный, – окликнул его Максимов, – позвольте с вами поговорить?
Садовник не спеша сбавил скорость. Медленно повернул голову. Такое ощущение, будто он смотрел не на Максимова, а куда-то в сторону.
«Издевается, наверное, – мелькнула мысль, – или с глазами нелады». Оригинальная сцена завершилась очень быстро – закончив поверхностный осмотр, Петрович сделал вид, что задумался, вернул голову в исходное положение и продолжил движение. Больше он не оглядывался.
Максимов озадаченно смотрел ему вслед.
– Зато исправный работник и безобидное существо, – рассмеялись сбоку.
Максимов развернулся. Внезапная смена визави – как будто в диапроектор вставили новый слайд и добавили яркости. С боковой аллеи свернула управляющая имением Надежда Борисовна – одета в строгую пару. Настолько женственная и неотразимая, что Максимов невольно приоткрыл рот. Если женщине глубоко за тридцать, а удается выглядеть слегка за двадцать – не повод ли это для искреннего и восторженного любования?
Крамольной мыслью он обзавестись не успел. Женщина приблизилась, постукивая каблучками, поправила непослушный локон и сделала аппетитную ямочку на щечке.
– Вы что-то сказали, Надежда Борисовна? – растерянно переспросил Максимов.
– К вопросу о садовнике, – дружелюбно улыбалась дама.
– Зловещая личность, вы хотите сказать?
– А вы не обратили внимания, в каком идеальном состоянии наши угодья? Этот человек просто сердцем чувствует нужды своих подопечных. Он может сутками возиться с цветами и не замечать людей. Поразительное качество, правда? Я не удивлюсь, если однажды выяснится, что Петрович в совершенстве владеет языком растений и втайне от всех с ними общается. Ходят слухи – не поверите! – он ночами покидает имение, причем охрана эти вылазки не замечает, пробирается на чужие участки и ворует луковицы цветов, которые ему понравились…
– По принципу: украденные цветы лучше растут? – блеснул Максимов когда-то подслушанной фразой.
– Наверное, Константин Андреевич. Подтверждения, к сожалению, нет, да и трудно поверить – в окрестных усадьбах не только имеется охрана, но и злые сторожевые собаки – однако слухи среди обслуживающего персонала упорно муссируются…
– Полезная личность, – согласился Максимов.
– А почему, вы думаете, мы держим немого, туговатого на голову, одноглазого садовника?
– Я думал, ради экзотики, – улыбнулся Максимов. – Признаться, об отсутствии глаза я пока не подозревал. Семь нянек было в детстве, наверное.
По крайней мере ясно, почему взгляд садовника показался ему немного чудным. Забавная комбинация ущербностей.
Неловкая пауза затягивалась.
– Разумеется, Надежда Борисовна, я заметил, как у вас здесь мило и ухожено, – подхалимски заявил Максимов. – И хозяйка этого великолепия – само очарование…
Он сделал новую паузу, а женщина засмеялась:
– Я знаю одно прекрасное омолаживающее средство.
– Какое же?
– Развод. Отлично действует на организм, не давая расслабляться. Не буду лить помои на бывшего мужа – это некрасиво и порочно, он прекрасный человек, просто однажды вбил себе в голову, что живет в обществе, лишенном предрассудков.
– А вы жили в другом обществе?
– Попалась на уловку. Это было десять лет назад. Теперь, как видите, осталось лишь следить за собой и не питать иллюзий насчет общества.
– Одно удручает, – манерно вздохнул Максимов, – что только избранным дано лицезреть эту красоту. Я имею в виду дом… и вообще. Вы давно работаете в «Боровом»?
– Года четыре. – Она стояла в метре от Максимова и увлеченно рассматривала его глаза. Настолько увлеченно, что Максимов сам увлекся. – По счастью, я не сижу безвылазно в этом доме. Нас двое – у меня есть сменщица. Меняемся, как сторожа на складе. Полмесяца дома – и обратно.
«И никаких перспектив на размножение», – подумал Максимов.
В глазах Надежды Борисовны отражалось бездонное летнее небо. Становилось интересно. Они стояли и без причин улыбались друг другу.
– Вы ходили на озеро?
– С фигурантом общался. Некий Пузырев Олег Васильевич. Любопытная и колоритная личность.
– С его-то жизнеописанием, – рассмеялась Надежда. – Безусловно, любопытная личность. Вы знаете, Константин Андреевич, этот дом битком набит любопытными и колоритными личностями…
– Скажите, Надежда, а вы интересуетесь происходящим в доме?
– Не то слово, Константин. – В ее голосе появилась лукавая нотка. – Я очень интересуюсь происходящим в доме. В противном случае меня уволят. Неделю назад поднялся сильный ветер – мы бегали по саду, натягивая пленки и вбивая колья… А в прошлом месяце прорвало канализацию в подвале. Пришлось раздеться до белья и, пока не приехала аварийной команда, закрывать собой течь. Очень полезно для эластичности мышц и улучшения кровообращения. Угадайте, это было увлекательно?
Максимов сглотнул, представив заманчивую позу-асану. Героя в этом доме явно не хватает.
– А цель приезда в пансионат «Боровое» пятерых влиятельных особ вас не интересует?
Глазки блеснули разочарованием.
– Вы шутите, Константин Андреевич. В этот дом постоянно приезжают влиятельные особы. Доярку, или, скажем, фармацевта вы здесь не встретите. Однообразно, поверьте. Влиятельные особы имеют вредное свойство быть похожими. В конце концов начинаешь смотреть на этих бонз сквозь пальцы – как… ассенизатор сами понимаете на что. Надо лишь добросовестно выполнять свои обязанности и иметь чуток самоуважения, чтобы в случае необходимости ставить их на место… А прилично ли вам, Константин Андреевич, интересоваться целью приезда пятерых влиятельных особ? По-моему, вас позвали, чтобы расследовать гибель Кравца, нет?
– Мы усердно расследуем, не сомневайтесь, – уверил Максимов. – Недавно, например, выяснилось, что в деле Кравца один лишь человек имеет непробиваемое алиби. Это вы, Надежда Борисовна. Занятно, правда?
Женщина состроила озабоченное лицо.
– Почему?
– За шторой действительно кто-то стоял. Но в тот момент вы находились у себя в комнате, что очень ярко иллюстрируют показания горничной.
– Тяжелые воспоминания, – сглотнула женщина. – Нелепая ночь, право. Я не помню, чтобы в доме происходили подобные инциденты. Были драки, однажды случилось изнасилование – горячий финский банкир, откушав водочки, набросился на секретаршу своего компаньона… Помню инфаркт у высокого гостя из Приморья… Вы знаете, я даже не задумывалась о своем алиби. Пожалуй, вы правы – в момент убийства я находилась в своей кровати. Спала, если не возражаете. Скажите, это очень нежелательно? – Красивый лоб пересекла озабоченная морщинка.
– Да нет, что вы, с кем не бывает, – еле сдерживая смех, отозвался Максимов, – не переживайте.
Она вздохнула с облегчением.
– Вы напугали меня, Костя, как вам не стыдно? – погрозила сыщику пальчиком и неохотно простилась – в отличие от сыщика, у нее в этом доме масса дел.
Он задумчиво наблюдал, как она удаляется – уверенной, летящей походкой. Волосы по ветру, ножки точеные. Средняя длина женских ног в России сто два и четыре десятых сантиметра, уверяют заинтересованные исследователи.
«Хорошо бы измерить», – оформилась наконец в голове крамольная мыслишка.
Широкоплечий Коржак, поигрывая связкой ключей, стоял на крыльце и смотрел на Максимова как на первомайскую демонстрацию: мол, ходят всякие с придурью. В глазах начбеза веселились бесенята. Не воспринимал этот странный человек всерьез стоящего перед ним сыщика.
– Два вопроса, господин Коржак, – призывно улыбнулся Максимов, бросая мимолетный взгляд на его ботинки. – Вы не заняты, ничего?
– Если быстро, то ничего, – кивнул начбез бандита и тоже уставился на свои ботинки.
– Спасибо. Умолчим о ночном недоразумении, согласны? Вот и славно. Позапрошлой же ночью, если мне не изменяет память, был убит некто Кравец – человек, за безопасность которого вы по долгу службы отвечали.
Коржак уже не смотрел на Максимова как на первомайскую демонстрацию. Но от комментария воздержался.
– Не хочу вас ни в чем обвинять. Вы не обязаны сидеть под кроватью каждого охраняемого. А убийство, если очень нужно, случится при любой погоде и в тройном кольце охраны. Вы проверили наружные посты (а внутренних и не было), отдали распоряжения и отправились спать. В начале второго вас разбудил крик горничной.
– Она орала как резаная, – кивнул Коржак. – В час двенадцать, если быть точнее.
– А теперь подробнее. Ваши действия и действия тех, кого вы видели.
– Извольте, – согласился начбез, возвращая на место смешинки. – Из комнаты я слышал только крик, а откуда он проистекал, увы, непонятно. Моя дверь выходит на галерею. Я побежал на лестницу, спустился в вестибюль. Понял, что кричали наверху, – помчался обратно, вбежал в коридор – в эту минуту Юля с Надеждой Борисовной как раз подбегали к комнате горничной. А дальше вы знаете – никого в комнате не нашли. Только труп. Я проверил ванную, Надежда – гардеробную. Тут она сообразила, что стоит в ночнушке, как-то вся засмущалась, побежала переодеваться…
– Подождите, – смекал Максимов, – если в комнате присутствовал убийца, то теоретически после бегства горничной он мог выскользнуть из комнаты, пробежать по коридору, а затем по галерее (вы как раз спустились на первый этаж) и скрыться в западном крыле здания.
– Он мог бы и практически, проявив должную прыть. Секунд двадцать – тридцать у него имелось.
– Благодарю вас. Вы здорово помогли следствию. И второй вопрос: как долго вы работаете на господина Шалевича?
– Это играет роль в вашем расследовании? – приподнял брови Коржак. – Хорошо, извольте: несколько месяцев. Прежний начальник охраны Дмитрия Сергеевича погиб в перестрелке у отеля «Сибирь», когда неустановленные личности покушались на его жизнь. Две пули в сердце.
– Опасная должность, – уважительно заметил Максимов. – Простите покорно, но вы производите впечатление относительно порядочного человека, в то время как ваш хозяин… Хотя могу и ошибаться. Спасибо за информацию, господин Коржак.
Необъяснимо потянуло в бильярдную – поразмяться с кием. Давно он не брал в руки этот шикарный мужской инструмент. Он нанес удар, метко поразив пустой борт, когда кресло с высокой спинкой бесшумно провернулось и в непосредственной близости образовалась неприятнейшая физиономия Шалевича. Максимов вздрогнул – эффектно, черт возьми… Форменный демон. Спина прямая, руки на подлокотниках, взгляд буравящий, безжалостный. Рогов не хватает.
Максимов отложил кий и выстроил за спиной принятый у католиков жест защиты от сглаза – вытянул мизинец и указательный палец.
– Являетесь, как Мефистофель… – кожа на висках натянулась, что-то сжало голову, – и прожигаете, точно лобзик. Это эффектно, Дмитрий Сергеевич, честь и хвала, но зачем?
Шалевич остался весьма доволен произведенным впечатлением. Развивая успех, оторвал локти от подлокотников и хищно подался вперед.
– Кто бы объяснил мне, Максимов, – выцедил сквозь зубы, – почему вы мне так не нравитесь?
– Потому что я не девочка, – справился с испугом сыщик. – А что, Дмитрий Сергеевич, я успел наступить на вашу любимую мозоль?
– А вы не догадываетесь?
– Нет. Если вы о ночном происшествии, то мы уже разобрались с Коржаком – сойдясь на том, что имело место досадное недоразумение…
– К черту ночные происшествия! – рявкнул Шалевич. – Доходят слухи, Максимов, что вы распространяете порочащие приличную публику измышления. Во-первых, это не совсем этично, во-вторых, не очень полезно для вашего здоровья. Я знаю, вы любите ходить по краю, но в данном случае вас явно заносит. Остерегайтесь. Еще одно неосторожное высказывание или, не дай бог, движение, и за вашу жизнь не дадут даже фантика.
Шалевич бесшумно поднялся и, ступая как кошка, покинул бильярдную. Растворился в гулких залах.
Виски отпустило – груз невероятной тяжести свалился под ноги. Гнетущая энергетика у иных людей – поистине дьявольская… Максимов уныло катал шары, пытаясь сосредоточиться. А стоит ли садиться на ежа без штанов? «Порочащие приличную публику измышления» – это из какой области? По-видимому, последняя беседа с Ухватовым и неосмотрительное высказывание об «иуде» не прошли мимо ушей Шалевича. Но при чем тут слухи? Дело в современной подслушивающей аппаратуре, добравшейся до такого уровня, что осталось только мысли читать. Беспроводной клопик, прилепленный где-нибудь под кроватью. А еще Максимов с пронзительной ясностью понял, что безопасность коллег и его собственная отныне обеспечены только наличием в доме живого и невредимого Ухватова.