До природного спутника планеты основной массе ударных сил было более четырех часов хода (они ведь двигались не по прямой, а подчинялись законам небесной механики) – практически вечность для оружия, действующего со скоростями, преодолевающими это же расстояние за доли секунды. Кроме того, по целям палили уже знакомые электромагнитные пушки. Их легкие снаряды, имея скорость двадцать километров в секунду, самонаводились на цели, производя систему опознавания на более-менее близком расстоянии. Они тоже часто ошибались. Когда такой пятнадцатикилограммовый умный снаряд продырявливал большой надувной шарик вместо водородной бомбы, он очень обижался, но подорваться не мог: у него не было взрывчатки – сам по себе он обладал гигантским импульсом разрушения за счет ускорения, полученного от пушки.
Целей были сотни тысяч, но, поддаваясь совместному усилию врагов, их становилось все меньше. Однако они не желали сдаваться без боя. Следуя бумажному плану Самму Аргедаса, многие сотни их являлись самонаводящимися и внутри у них были мощные сюрпризы для боевых спутников. Их тоже прикрывали ложные подружки: план применения количества против качества действовал безотказно. Уже то, что многие станции очень скоро оказались вынуждены перейти к самообороне, вместо продолжения уничтожения главного роя, было полезно для нападающих, а тем более многие боеголовки прорвались к своим орбитальным целям. Бомбы были ядерные, но взрывать их следовало близко от целей, так как в космосе атомный подрыв имел гораздо меньше поражающих факторов: только излучение и электромагнитный импульс – вот и все.
Удалось поразить большую пушку для разгона ускорителей. Рядом с ней рванул почти мегатонный заряд и смял электромагнитное поле, только начавшее разгон очередного ускорителя. Многотонный снаряд мгновенно переменил направление разгона, и поставленные в тупик чудовищные силы магнитного толкателя вынуждены были искать другое направление для высвобождения энергии. Десятитысячетонные сердечники выдержали, но стягивающие их конструкции лопнули. Огромная станция-робот распалась на гигантские части. Каждая из них начала занимать в пространстве удобную для тысячелетних походов по эллипсу орбиту. Однако не тут-то было.
Теперь эти обломки, не представляя собой совместную управляемую схему, выписывали несколько другие траектории и не отвечали на запрос о принадлежности к лунным вооруженным силам. Их массы внушали уважение, и многие бортовые компьютеры посчитали их приоритетными целями. Их габариты настолько впечатляли, что собственные, ближе парящие спутники выпустили по ним подвешенные в пилонах атомные ракеты. После шести слабых, но точных водородных ударов большая пушка представляла собой плотный, радиоактивно насыщенный метеоритный рой. Всякие подобные казусы отвлекали внимание защитников, а ракетные волны уходили все дальше от планеты. Они оставляли за собой расположенное вблизи планеты оружие, многое из которого даже не успело поучаствовать в игрище, оно находилось на противоположной стороне Гаруды.
* * *Когда монотонность бесконечно идущего сверху дождя взорвалась заблудившимся эхом слившихся в рев выстрелов многоствольных пулеметов, Цаккони отодвинулся от невидимой под ногами пропасти, прячась за не наблюдаемый в темноте бетонный козырек. Там вверху, на сотню метров ближе к космическим безднам глубинах, крики смертельно раненных разведчиков потонули в механическом хохоте торжествующего железа. Невидимо и неслышно в пораженных грохотом ушах пронеслись по стволу останки тряпичных тел, превращаясь в кровавую вату от ударов о встречные тронутые ржавчиной балки. На миг метеором сверкнул мимо не выключенный кем-то фонарь, оставив на сетчатке след, но в реальности уже разлетаясь осколками двумястами метрами ниже. Цаккони вжался в стену, не ощущая вышибающего искусственного ветра. Он не знал, что сейчас покрывало его лоб: нападавшие сверху капли или же выступивший пот. Жертва была принесена: пять разведчиков «Матомы», с каждым из которых он знался очень давно, более не существовали как боевые единицы. Как люди они тоже исчезли навсегда, но мысли на подобную тему Цаккони отогнал с ходу. Важно было одно: прямой ход к цели закрыт и те, кто его перекрыл, не собирались шутить.
Пришло время осуществлять альтернативные планы прорыва на верхние ярусы. Их было два: один уже реализовывался независимо, а второй проистекал из первого, но и сам по себе обладал некими шансами на удачу. Прежде всего Цаккони нужна была связь. Они снова рисковали, и, возможно, стоило заняться этим сразу, но ведь если бы они были однозначно уверены в неудаче, никто бы не послал разведчиков на гибель. Несколько человек поднесли необходимое оборудование. Цаккони лично проверил исправность радиостанции и емкость батарей: все было в норме. Затем он сам забросил веревку с самозащелкивающимся карабином, и со второй попытки тот захватил толстый, изготовленный еще во времена процветания колонии сверхпрочный керамико-стальной канат, удерживающий на весу подвешенную где-то внизу капсулу-клеть. До каната было метров пять, и кто-то должен был их преодолеть. Несколько человек натянули веревку до предела, а один из опытных бойцов, зацепившись страховочным фалом, двинулся к краю пропасти. На нем были специальные усиливающие сцепление рукавицы, но, когда он повис на тонкой веревке, она сразу провисла на целый метр. Неизвестно, какими приборами наблюдения располагали те, кто находился наверху, оттуда не били прожектора, но кто знает, не фиксировали ли происходящее их инфракрасные датчики. Цаккони очень надеялся, что не фиксировали, поскольку теперь его драгоценный посланец находился вне укрытия. Он извивался ужом, однако быстрое движение не совсем получалось – человек все время пребывал в самой нижней точке провисания. Его движение продолжалось считанные секунды, но для тех, кто его наблюдал и физически ощущал каждый пройденный сантиметр, время имело другую длительность.
Когда он коснулся каната-монолита, все немного перевели дух. Поскольку карабин-защелка тоже сдвинулся вниз, теперь посланец находился ниже наблюдателей. Один из людей вверху давал ему неяркую подсветку для ориентировки, а тот не терял времени даром. Охватив ногами блестящий от воды канат, словно наездник на гигантском морском змее, он быстро крепил рацию-ретранслятор длинной клеящей лентой. Стоящие наверху не сводили с него глаз, хотя его черный силуэт был едва различим, однако их глаза уже привыкли к темноте. Она царила не только в шахте, но и в коридорах: те, вверху находящиеся, личности оставили захваченные противником этажи без освещения.
Теперь у Цаккони появилась собственная связь с одним очень нужным человеком. Стоило ее проверить, хотя использовать по прямому назначению было еще рано.
– «Шаи», это «Апис». Есть возможность говорить?
* * *– Величайший из статусов, – склонился в поклоне вошедший в оперативный центр управления Нобуёси, – вынужден побеспокоить в силу обстоятельств. К нам прибыл парламентер.
Все присутствующие воззрились на начальника местной разведки в полнейшем недоумении: после выпуска из гнезд известного только Аргедасу числа ракет находящиеся в помещении были несколько ошарашены заявлением Нобуёси.
– Докладывайте, статус Пятнадцать, – кивнул в его сторону правитель.
– Схваченный моими людьми человек называет себя парламентером и представляет некое общество «Матома».
– Как вы сказали, статус Пятнадцать? – холодно переспросил Самму Аргедас.
– Я довожу до вашего сведения, что схвачен неизвестный…
– Молчать! – тихонько рявкнул диктатор, и Нобуёси проглотил заготовленную фразу. – Я не о том. Вы изволили выразиться: «Схвачен моими людьми», я правильно понял?
Начальник разведки замер подобно кролику, глядя в рот поднимающему голову удаву.
– У вас что, статус Пятнадцать, есть свои люди? Вы что, забыли, почему прогресс на нашей планете остановился и почему он застрял на Земле? У всех и здесь и там появились свои интересы, собственная задница стала дороже общества в целом. Вы забыли это?
– Вы не так поняли, статус Восемнадцать, то есть я хотел выразиться иначе, но так получилось… – потерянно залепетал виновный, но диктатор уже сменил гнев на милость.
– Ладно, сейчас не время заниматься мелкими вопросами, оставим на потом. Так о чем вы?
– Известная разведке организация «Матома» прислала человека с требованиями. Список их довольно велик, но я не смею его прочитать вслух. Изволите ли ознакомиться лично?
Самму Аргедас взял из его рук лист плотной бумаги и некоторое время изучал его. Затем он обвел окружающую свиту победоносным взглядом.
– Все читать не стоит – обычный бред типа требования сложить власть и передать ее этой самой «Матоме». Интересны их цели, главная например: принятие условий капитуляции, предложенных противником. Кто-нибудь слышал условия, которые нам предлагали земляне? Может, о них знает наш пленник? Ну-ка, статус Ноль, изволь довести.
– Ладно, сейчас не время заниматься мелкими вопросами, оставим на потом. Так о чем вы?
– Известная разведке организация «Матома» прислала человека с требованиями. Список их довольно велик, но я не смею его прочитать вслух. Изволите ли ознакомиться лично?
Самму Аргедас взял из его рук лист плотной бумаги и некоторое время изучал его. Затем он обвел окружающую свиту победоносным взглядом.
– Все читать не стоит – обычный бред типа требования сложить власть и передать ее этой самой «Матоме». Интересны их цели, главная например: принятие условий капитуляции, предложенных противником. Кто-нибудь слышал условия, которые нам предлагали земляне? Может, о них знает наш пленник? Ну-ка, статус Ноль, изволь довести.
Теперь все взгляды обратились к Хадасу Кьюму. Тот потерянно молчал.
– Как видим, никаких требований лунная база не предъявляла, и вряд ли она имеет полномочия вести переговоры. Так что цели у знаменитой «Матомы» абсурдные. Далее: сколько наши посланцы в пути?
– Час двадцать, статус Восемнадцать, – ответил ему командующий вооруженными силами Абдуэн-Монсар.
– Через несколько часов, господа, это агрессивное посольство параноидальной Земли на Мааре перестанет существовать. Дорогой Нобуёси, когда мы должны ответить на послание?
– Вы им ничего не должны, статус Восемнадцать, но они вообще не оговаривают время.
– Тем более. Возьмите-ка этого посла и окуните в «волшебный сосуд» секунд на тридцать, да так, чтобы его потом можно было опознать, и отправьте его обратно «наложенным платежом». Вам ясно?
– Предельно понятно, статус Восемнадцать. Разрешается мне убыть?
Аргедас кивнул и отвернулся.
* * *Война шла на многих уровнях. Эффективнее всего действовали маленькие ударные группы сплоченных подготовленных бойцов. Если такой группе везло и она, используя старые, заброшенные выработки и забытые штреки, добиралась до цели, ее появление сеяло в рядах противника смятение, а это означало почти победу. Однако везучих было не так уж много. Часто группы вторжения натыкались на умело поставленную засаду и тогда, неся потери, откатывались. Все малые группы были вооружены по возможности хорошо, поэтому дело редко доходило до рукопашной. Рвались узконаправленные осколочные мины, выкашивая пехоту как тростник, били по ушам и глазам различные глушащие и слепящие приспособления, а многоствольные станковые пулеметы легионеров часто становились вовсе непреодолимым препятствием. Почти все подземелье превратилось в подобие войны двух муравьиных кланов, только в несколько десятков тысяч раз большего масштаба в размерном отношении и несоизмеримо большего в эмоциональном.
Однако на некоторых направлениях война выходила из-под контроля, что в истории случалось всегда. Тут сталкивались далеко не самые подготовленные, гораздо хуже вооруженные и отнюдь не самые решительные и стойкие, однако обстоятельства главенствовали над их волей и желаниями и втягивали этих людей в бешеный смертельный круговорот. Здесь властвовали толпы, а они, как известно, глупее каждого по отдельности.
Западная подземная галерея была широка, здесь даже проходила рельсовая железная дорога для доставки тяжелых грузов, но для такого случая этот просторный, овальной формы коридор оказался узковат. Здесь сошлись в рукопашной две армии. И та и другая были вооружены чем бог послал, а потому никто не мог поубавить силы противника до прямого столкновения. В основном оружие было холодное, изготовленное хап-способом, оно лишь чуть-чуть удлиняло действие руки. Нельзя здесь было использовать ни фалангу, ни какое-либо другое тактическое построение древности, да и не ожидали противостоящие группировки такого массового столкновения. Обе врезавшиеся друг в друга массы не догадывались о том, что их встреча была не случайностью, а спланированным ходом оперативного штаба, возглавляемого Аргедасом. Правда, у многих мелькнула такая мысль, когда внезапно погас свет, усиливая смятение. А передовые отряды уже калечили друг друга. Во внезапно наступившей темноте стороны попытались отхлынуть назад, но не тут-то было. Сзади их подпирали накатывающиеся волны новых воинов, где-то там подсвечивали фонари, и в их мельтешащих лучах люди продолжали резать друг друга, попадая не только по врагам, но и по своим. Напрасно командиры взывали к порядку, их команды тонули в предсмертных криках жертв и бушующей, не могущей участвовать в событиях массы. Население Джунгарии не отличалось особым гуманизмом, не способствовали его появлению условия жизни в этой подземной резервации. Возможно, влияли и мистические факторы: многие ощущали себя в некотором смысле людоедами, почти все верили слухам, что мясо, подаваемое на стол, человеческое, но точной уверенности все-таки не было.
Драка велась нешуточная, однако от плохой организации, да и невозможности правильного управления в таких условиях происходила свалка, и ни одна из сторон не могла воспользоваться преимуществом в количестве или силе. Численный перевес не оправдывал себя, поскольку нельзя было ввести в бой все резервы и даже производить смену передового эшелона – пространство не позволяло этого, а сила человеческая при большом числе уравнивается, играет роль общий боевой порядок, но здесь его не было. Резня в кромешной тьме продолжалась около двадцати минут, но для тех, кто в ней участвовал, они показались вечностью. Некоторые умирали даже не от ран, а от перенапряжения сердечной мышцы. Азарт боя в передних рядах быстро свелся на нет, и, если бы не напирающие сзади, он бы давно прервался. Задыхаясь, лишь считанные минуты назад рвущиеся в сражение бойцы вяло оборонялись, тыча в темноту остриями ножей и копий, но неумолимый напор сзади не давал им расслабиться, вдавливая в такую же ощетинившуюся преграду. Однако общее смятение передалось наконец в самые задние ряды, и находящиеся посередине люди рассредоточились в других ответвлениях подземелья. Почти все они были тупиковые, но тем не менее ослабили давление на передние шеренги, ведущие поножовщину, и те смогли отступить, прихватывая некоторых раненых.
* * *Рой вышел из зоны действия стационарных лазеров, хотя их мощи еще хватало, по крайней мере, на расплавку ложных целей, однако на расстоянии более двенадцати тысяч километров начала давать частые сбои система наведения. Предвыстрелочное прицеливание производилось широким лучом инфракрасного лазера, но на таком расстоянии и им стало неудобно держать цель в фокусе. А еще: многие спутники прикончили топливный ресурс, некоторые были уничтожены или вышли из строя от перегрева, другие окутались настолько плотными облаками выбросов собственных резонаторов, что это повлияло на оптические системы в худшую сторону. Кинетические пушки тоже опорожнили арсеналы, выдав напоследок в сторону уходящего роя довольно легкие, но точные атомные мины. Их взрывы явились завершающим аккордом в пьесе о прорыве передовой линии. Ослепительные адские вспышки почти не убавили число боеголовок, зато подчистили ряды отливающих металлом воздушных шаров.
А на Маарарской базе «Беллона-1» люди и техника усиленно готовились к отражению атаки: у них было достаточно много времени в запасе. Беспечная местная луна продолжала проваливаться в бесконечном падении по орбите, не ведая о своей судьбе, давным-давно она привыкла к метеоритным ударам, особенно на начальном этапе своей жизни много-много миллионов лет назад. Теперь ее и смертельные изощрения ума сводили вместе неумолимые уравнения физики. Но рассыпавшиеся в пространстве наконечники ракет оставили в покое не слишком надолго. Где-то не доходя трети пути до цели, с ними встретились управляемые людьми летательные агрегаты. Уже с дальних подступов они выслали вперед сверхлегкие ракеты точного попадания. Боеголовки более не желали сопротивляться: единственным их оружием оставалась маскировка за спинами хитро устроенных надувных сестер и рассредоточенность. Количество и тех и других начало уменьшаться, а ведь агрессорам нужно было еще обогнуть Маару и свалиться на ее обратную, невидимую с Гаруды, сторону. А их били и били. Если бы те, кто их создавал, могли наблюдать эту трагедию уже неуправляемых болванок, они бы вырвали на себе все волосы и плакали бы взахлеб.
* * *А когда статус Шесть очнулся, первое, что впилось в его сознание, была боль. Он смутно помнил, где он находится и кто он есть такой. Он заставил себя приподнять пылающие веки, но и это не внесло ясности: мельтешащие пятна на фоне тьмы не исчезли – он по-прежнему был слеп. Прикрыв глаза, он попытался вспомнить: ничего не получалось. Не удалось и пошевелиться, боль во всем теле резко дернула, гася подобную попытку. Так он и лежал, сознавая, что умирает, и в обиде от того, что не может сообразить, кто он и как здесь оказался.
Так продолжалось долго, иногда он стонал, порой начинал что-то чувствовать: вроде как кровь, она выдавливалась наружу и бежала по его телу вниз, и тогда боль усиливалась. Из очередного потока боли его вывел луч света, а еще голоса. Теперь он видел лица, склонившиеся над ним, совсем незнакомые лица. Тогда он вспомнил, как рванула кумулятивная мина и как она, наверное, смела всех остальных, тех, кто находился дальше. Но у него еще рождалась надежда, что это свои и скоро его отнесут в больничную палату, а там обученные медицине высокие статусы возьмутся за его лишившееся кожи тело. Он еще успел испугаться, что одежда тоже сгорела, а медальон оплавился, и теперь эти незнакомые люди примут его за младшего статуса: нужно было им сказать. Он начал что-то хрипеть, но его не слушали, над ним уже говорили другие, светя фонарями прямо ему в зрачки.