Петрусев уселся на землю, зачерпнул песок ладошкой и пустил струйку из кулака. Песчинки сыпались с тихим шорохом времени. Да который же час уже?
Городовой вынул из кармана платок, в который заворачивал часы с цепочкой, простенькие, но важные. На циферблате было без пяти два. Вот это приятно. Смена его считай, что кончилась. Пролетела незаметно. Сейчас вернется в участок, напьется чаю и спать ляжет. Пусть пристав хоть из орудий палит. Ни за что с места не двинется.
За спиной послышался тихий шорох. Петрусев отлично знал, что в такой час никого на пляже быть не может. Не иначе еж пробежал, а то лисица забрела из леса. Он обернулся. Дальние кусты, что подступали к песку, стояли неподвижно. Ничего там нет. Конечно, зверь шумел.
Отряхнув ладонь, Петрусев встал, чтобы заприметить сменщика. Поправил ремень, на котором болталась шашка с кобурой, одернул мундир и выпрямил фуражку по козырьку. Старший городовой Макаров любит иногда к мелочам придраться. Вроде порядок блюдет, а вот сам опаздывает.
Послышался тихий свист. Будто подзывает кто-то. И кому вздумалось в такой час забавляться? Свист шел от кустов. Петрусев грозно хмыкнул, чтоб напугать шутников, и направился к кустам. Он успел сделать шага два, как ощутил за спиной движение, но оглянуться не успел. Что-то ударило в затылок. Тело стало мягким, и городовой потек, теряясь в пространстве, пока не упал ничком. В щеку воткнулись песчинки, ставшие вдруг острыми. И его поглотила тьма.
Огонек вздрогнул и погас.
– Пустите… – прошипело из темноты. – Руку вырвете.
– Вырву, если вздумаете шутить, – сказал Ванзаров. – Я честно предупреждал.
– Больно же… Сейчас закричу….
– Желаете полицию кликнуть? Как раз ночной обход. Сдам воришку.
– Ой! Пустите…
– Пущу, если не станете удирать в окно. Это бесполезно, только себя покалечите. И говорите тише, не хотелось бы разбудить Марью Сергеевну.
– Да как вы смеете… Да я сейчас…
Ванзаров не стал торговаться. Резко дернув руку, вывернул ее за спину, накинул ремень, подхватил другое запястье и стянул узлом, который чем больше дергаешь, тем плотнее садится, врезаясь в кожу. Пойманный охнуть не успел, как его толкнули на кровать со связанными руками.
– Извините, необходимая предосторожность, – сказал Ванзаров, принимаясь за керосиновую лампу. – Вы же не хотите, чтобы я обыскивал карманы. Да и права не имею.
– Вот именно: не имеете права! – человек на кровати пытался освободиться, но только крепче стягивал узел. Наконец он прекратил бесполезные попытки. – Снимите ремень, мне больно…
Огонь керосинки разгорелся медленно. Ванзаров надел стеклянный колпак и открыл фитилек. Комната осветилась неясным желтоватым светом.
– Подытожим: за сегодняшний день мы с вами встречались три раза, – сказал он. – Сложно назвать это случайностью.
Связанный дернул руками и застонал.
– Немедленно развяжите. Я требую! Вы слышите?!
– Для ночного воришки вы ведете себя смело. Не желаете представиться?
– Повторяю: развяжите меня.
– В таком случае я не могу быть невежливым: Ванзаров, сыскная полиция.
– Надо же, какая удача: сыскная полиция!
Связанный господин сказал это с таким пренебрежением, какому могли бы позавидовать столичные воры.
– А вас по одному запаху можно узнать, господин Усольцев, – продолжил Ванзаров. – Интересный способ бросить вызов обществу. Не говоря уже о студенческом кителе.
– Я не собираюсь с вами беседы вести. Приказываю меня отпустить. Или иначе у вас будут крупные неприятности.
– Это какие же?
– Зря ухмыляетесь. У меня есть все возможности поставить мелкого чиновника на место. Вы еще пожалеете, что связались со мной.
Ванзаров неторопливо застегнул рукава, надел жилетку и пиджак.
– Видите: мне становится страшно, – сказал он. – Только ведь и вы, господин Усольцев, не знаете, кого пугать вздумали. А вдруг я вам не по зубам? Прикиньте такую возможность…
Устав бороться с ремнем, Усольцев затих и обмяк.
– Это мы еще посмотрим, господин полицейский, – пробормотал он уже не столь уверенно.
– Пока будете смотреть, ответьте на три вопроса. Обещаю сразу же отпустить. Даже приставу не доложу. Можем разойтись миром…
– Что за наглость! Вы не имеете права…
– Вот и договорились, – сказал Ванзаров. – Первый: какие у вас дела с Жарковым?
– Это вас не касается!
– Усольцев, просил же не кричать: почтенная дама отдыхает. Тогда второй: где были прошлой ночью?
– Спал дома. Устраивает?
– Сердечно признателен. И последний: что хотели здесь найти?
– Жарков мне денег задолжал. Теперь как с него получишь? Вот и рискнул хоть что-нибудь вернуть. Разве не понятно?
Ванзаров кивнул за подробный ответ.
– Много, наверное, задолжал?
– Тысячу рублей. Устраивает? – огрызнулся Усольцев. – Развязывайте!
Стоило дернуть язычок, как узел распался сам собой. Усольцев вскочил и стал растирать содранную кожу, охая и сопя.
– Ванзаров, вот мой совет: не суйтесь ко мне, – проговорил он. – Не суйтесь в мои дела. И вообще: не суйтесь. Здесь вам делать нечего.
Прыгнув на подоконник, ночной воришка исчез в темноте. Из сада донесся хруст несчастного куста. Ванзаров накрутил ремень на кулак, погасил керосинку и вернулся в укрытие за шкафом.
– Вот как? – спросил он окружавшую ночь.
Ночь не ответила. Вздохнула неопределенно. И зашуршала тенями.
7 Призраки и муки
Тишину утра беспокоили шлепки волн о прибрежную кромку да крики чаек, что носились и падали за добычей. Солнце еще не взошло. Белесое небо было чище свежей простыни. В дальнем конце пляжа показался силуэт, быстро приближавшийся. Человек шел по песку, брюки закатаны до колен, пиджак закинут на плечо, а ворот сорочки широко распахнут. Он дышал всей грудью так жадно, будто изголодался по морскому воздуху.
Старший городовой Макаров заметил его издали.
– Только этого еще не хватало, – пробурчал он, ремень оправил, а фуражку натянул покрепче. Когда нежданный гость направился прямо к нему, а не пошел куда подальше, выпрямился, но не так чтобы уж совсем по стойке смирно, и лениво поднес ладонь к козырьку. – Здравия желаю, господин Ванзаров.
Городовому протянули руку, как равному. Это было странно, но приятно. Замешкавшись, Макаров пожал крепко, от души, пробуя на слабину столичную кость. Кость оказалась неподатливой. Городовой ощутил неожиданную силу, если не сказать мощный отпор. Чего от юнца с наглыми усами ожидать было невозможно. Макаров надавил еще, хватило бы сплющить орех. Ответ получил не менее крепкий. Тогда он вдавил со всей силы крестьянской мышцы. Но добился того, что пальцы вздулись. Столичная рука держалась скалой, не шелохнувшись и не поддавшись.
– Мы, конечно, можем давить друг из друга сок… – сказал Ванзаров так спокойно, будто сидели за чаем, – но не лучше ли признать ничью?
Макаров опомнился, что позволил себе лишку с начальством, и ослабил хват. Тут же его пальцы сдавили пучком, чуть не сломав кости.
– Нельзя терять бдительность, – сказал Ванзаров, отпуская городового и помахивая кистью, чтобы дать отдых мышцам, все-таки схватка случилась без разминки. – Наш маленький поединок доставил мне большое удовольствие. Сердечно признателен.
В душе городового, суровой и неласковой, что-то шевельнулось. Мальчишка хоть задирист, из-за него, можно сказать, ночь не спал, но есть в нем что-то располагающее. Никакого зазнайства, с нижними чинами прост без наигрыша. Всегда чувствуется, если «ваше благородие» с народом заигрывает. А этот – в самом деле свой и настоящий. Макаров отогнал неправильные мысли и напустил самое мрачное выражение на обветренную физиономию. Чтобы, значит, не вздумал чего.
– Что у вас тут произошло ночью?
Вопрос застал врасплох. Макаров никак не ожидал, что его спросят об этом.
– Никак нет, все в порядке, – пробурчал он.
– Вот как? Тогда почему заняли такую странную позицию: спиной к заливу? Такое положение имеет смысл только в одном случае: чтобы просматривать ближний сектор пляжа. Для чего? Ожидаете нападения из-за кустов. Далее: кобура расстегнута. Зачем? Чтобы ловчее выхватить оружие. При внезапном нападении. Так что случилось ночью?
Очень захотелось Макарову доложить в красках. Но висел над ним строжайший приказ: столичного гостя не посвящать ни во что. Особенно если что-то случится. Пусть сам разбирается. Приказ был доведен таким образом, что сомневаться не приходилось: пристав душу вынет, если узнает. Тут уж деваться некуда.
– Не могу знать…
– Макаров, вы борьбу любите?
– Борьбу? – переспросил городовой, словно был туг на ухо.
– Греко-римскую, классическую, – пояснил Ванзаров. – Ну, или ту, что у нас называется «русская борьба», или «в крест», то есть в обхват.
– Отчего же… На Масленицу, как полагается… Можно и потешиться.
– Предлагаю поединок до трех бросков. Если выиграю – рассказываете все, что тут творилось.
– Не могу знать…
– Макаров, вы борьбу любите?
– Борьбу? – переспросил городовой, словно был туг на ухо.
– Греко-римскую, классическую, – пояснил Ванзаров. – Ну, или ту, что у нас называется «русская борьба», или «в крест», то есть в обхват.
– Отчего же… На Масленицу, как полагается… Можно и потешиться.
– Предлагаю поединок до трех бросков. Если выиграю – рассказываете все, что тут творилось.
– А коли я вас на лопатки?
– Немедленно уезжаю в Петербург. Донимать ночными дежурствами будет некому.
Макаров смутился от такой прямоты, но предложение было заманчиво.
– Согласен, – буркнул он. – Только уж заранее прощения просим, ваше благородие.
– Никаких обид, это спорт, – сказал Ванзаров, бросая пиджак на песок и расстегивая жилетку. – Макаров, портупею с фуражкой долой. Одежда у нас неподходящая, но чулки и фуфайки с панталонами достать неоткуда.
Скинув ремни с кобурой и ножнами, Макаров размял плечи и шеей покрутил.
– Правила: подножки запрещены, за ухо не кусать, в глаза пальцами не тыкать, – сказал Ванзаров. – Побеждает тот, кто первый окажется на земле.
– Это конечно, кто первый…
– Судей и зрителей у нас нет, определять будем на совесть.
– Можно и на совесть…
Они приняли стойку. Ванзаров был ниже ростом, положить голову на плечо соперника, как полагается, он не мог. Зато Макаров лег на него сверху, уперев подбородок в правое плечо, обхватив плотное тело и сцепив замком пальцы. Но и сам ощутил на пояснице крепкий обхват. Он был уверен в победе, превосходя мальчишку в весовой категории на пуд, не меньше. Только взяться и кончить. Еще пожалеет, что связался, не знает, что в деревне Макаров всех валил.
– Готовсь… Три… Два… Борьба!
Макаров намерился оторвать соперника от земли, развернуть и бросить. Но отчего-то сам взмыл в воздух, перед глазами мелькнуло небо, и он шмякнулся спиной о песок. Над ним торчала усатая физиономия, страшно сосредоточенная и довольная.
– Туше! – крикнули городовому в ухо. – Один – ноль!
Ванзаров отпустил руки, вывернулся из бесполезного захвата и подал руку, чтобы городовой поднялся.
– Отличная утренняя зарядка! На морском воздухе! Моцион! Просто мечта!
Макаров был другого мнения. Не бывало такого, чтоб его, сельского чемпиона, швырнули, как тростинку. Ну, теперь возьмется, как надо. Мальчишка еще пожалеет. Без ребер останется. Утоптав песок, городовой широко расставил ноги и взял стойку.
Они схватились пуще прежнего. Макаров был бдителен и не позволил провести прием через бедро. Атаку отбил контрхватом и сам поднажал. Мальчишка оказался крепкий и верткий. Не поддался на ломание. И тут Макаров пошел на хитрость. Сделал вид, что ослабил спину, соперник ринулся на прием, но его поймали и завели на бросок. Макаров был уверен, что сейчас окажется сверху. Но каким-то непонятным образом полетел следом, и они шлепнулись бок о бок вместе.
– Dog-fall, «собачье падение», – сообщил Ванзаров, несколько запыхавшись. – По правилам в счет не идет. Согласны?
Ох уж эти правила столичные. Макаров вытряхнул из-за пояса песчинки.
– Как изволите…
– Нет, Макаров, никаких «изволите». Только честный поединок. Сами же видите: упали вместе и одновременно. Хотите половину очка каждому? Тогда: полтора на пол-очка. Решающий раунд. Чтобы не вышло ничьи, оценим в два очка. Согласны?
К последней попытке Макаров приступил со всем старанием. Противник оказался хитрым. Он уж расстарался: правое плечо поднял, а левую руку опустил как мог ниже, обхват вышел идеальным. Некуда мальчишке деться. По команде Макаров вложил всю силищу, какой наградили родители, в атаку. Соперник дрогнул и стал поддаваться. Еще немного, и заломает его. Уж так приложит, что пыль столбом. Макаров ощутил, как мальчишка ослабил хват. Как раз вовремя, надо руки переложить. Городовой позволил себе чуть отпустить замок, чтобы перенести упор для решающего броска. В то же мгновение ноги его сами собой оторвались от земли и, все еще цепляясь за рубаху соперника, городовой взлетел и рухнул, пробив затылком ямку в песке.
– Туше!
Макаров полежал, раздумывая, как же это такое могло случиться, что его победил городской, но деваться было некуда. Наверно, у них в столице особым хитростям обучают. Опять мужика обманули. И вроде бы честно бились. Вот уж попал так попал…
Ванзаров пожал руку побежденному, но радости не скрывал.
– Отличный поединок! Огромное удовольствие. Люблю борьбу с более сильным соперником. Как зовут?
– Федор…
– Спасибо, Федор. Наш поединок останется в секрете. Ваш черед платить за пари…
– Только вы уж приставу не говорите, – попросил Макаров, нацепляя портупею.
Ему обещали полную секретность информации.
Дело оказалось вот в чем. Он сговорился с Петрусевым, что придет сменить на часок раньше. И так мужик лишнего отстоял. Но, как на грех, проспал. Опоздал, наверно, минут на пять, не больше. Идет Макаров по пляжу и вдруг видит: Петрусев падает, как подкошенный, а от него отскакивает тень. Поначалу Макаров растерялся. Но ненадолго. Побежал и на ходу засвистел. Добежал – а никого нет. Только сменщик ничком лежит. Макаров кусты проверил, обошел, сколько мог, даже стрельнуть хотел. А куда стрелять – кругом темень. Тогда занялся Петрусевым. Оказалось, в обмороке. По затылку его стукнули. Привел в чувства. Петрусев смотрит и ничего не понимает. Говорит: в глазах потемнело. Кто бил – не видел. Сзади напали. Только шорох слыхал. Отвел его к заливу умыться холодной водой, полегчало. Отправил отдыхать в роту. А сам до утра глаз не сомкнул, все ждал, что опять нападут. Но ничего, было тихо.
– Нападавшего можете описать?
– Темновато было, да и видел издали, – признался Макаров.
– Приметы? Рост? Вес?
– Обычные…
– Была у него с собой лопата или длинная палка?
– Вот уж не могу знать. Быстро случилось.
– И песок следов не оставляет. Спасибо, Федор, вы очень мне помогли.
– Так ведь…
– Наш уговор в силе: пристав ничего не узнает.
Ванзаров помахал ладошкой, закинул пиджак на плечо и, как ни в чем не бывало, легкомысленным дачником продолжил прогулку по пляжу. Настоящий утренний моцион.
Фёкла Антоновича кололи иглы раздражения. Они впивались и мучили уравновешенную натуру. Лишали аппетита и спокойного сна. Влезали в душу, и не было сил от них избавиться. Оправдывались худшие из опасений. Он отлично понимал, что шансов выкрутиться из этого гнусного дела почти не осталось.
Перед ним сидел пристав с глазами как у кролика от бессонницы и жуткой усталости. Всю ночь напролет рыскал по улицам, загнав городовых окончательно. Были проверены все темные закоулки, заглянули в сараи и дровяные склады. Напугали честных обывателей, когда вламывались среди ночи по малейшему подозрению. Подняли трех бессознательно пьяных личностей и допросили. Распугали гуляющие парочки. Подвергли аресту рыболова, вздумавшего на утренней зорьке удить на Разливе. Толку от чрезмерных усилий было меньше нуля. Пристав что-то искал, но что он ищет, не знал ни он, ни озверевшие городовые. В его распоряжении оставалось последнее средство: сжечь дотла этот проклятый город, а вместе с ним убийцу. Наверняка в огне погибнет. Всполохи этого пожара уже мелькали в расширенных зрачках пристава.
– Отправляйтесь спать, – сказал Фёкл Антонович, изучив тревожные признаки.
– Нет, спать нам теперь не с руки… Нам надо, решительно сомкнув ряды… Как один… сразиться с темной силой… Трубы уже зовут…
– Сергей Николаевич, возьмите себя в руки. Или отправитесь в лазарет.
– Нельзя мне в лазарет… Враги хитры и коварны… Надо перехитрить их, надо их силком и на солнышко…
Видя, что происходит, Фёкл Антонович решился послать за доктором. Но ему помешали. В участок заявилась персона, которую меньше всего хотелось видеть. Предводитель посмотрел на вошедшего с откровенным неодобрением.
– Господин Ванзаров, что с вами? Что случилось? Что за вид?
Действительно, вид у чиновника полиции был лихой. Сорочка измята, брюки в складках, жилетка распахнута, галстук торчит из кармана, а шляпа еле держится на затылке. А на усатой физиономии цвела самодовольная, по мнению предводителя, улыбка.
– Все прекрасно! Чудесное утро, господа!
– Вы пьяны или на вас напали? – с надеждой спросил Фёкл Антонович.
– Нет, у меня была утренняя зарядка после бессонной ночи.
– Что у вас было?!
– Утренний моцион. При наших занятиях надо постоянно держать себя в тонусе. Не так ли, пристав?
– Господин Ванзаров… – предводитель был возмущен и, можно сказать, фраппирован, хотя таких слов не знал вовсе. – Мне кажется, вы обещали найти убийцу. Прошли сутки. Что вам удалось сделать? Что можете нам предъявить?
Метким броском Ванзаров отправил пиджак на спинку стула, уселся на другой и закинул ногу на ногу. Нагло закинул, как показалось предводителю.