Дело было простое, если не сказать примитивное. Один свидетель показал, что видел подозреваемого, чиновника в отставке Лапина, с жертвой, девицей Анюковой, накануне ее исчезновения. Другой свидетель подтвердил, что после этого Анюкова не возвращалась и больше ее никто не видел. Третий свидетель указал, что видел, как Лапин прогуливался с Анюковой на пляже уже в темноте. В показаниях пристава Недельского было отмечено, что во дворе Лапина было обнаружено много крови, а его одежда была в высохших бурых пятнах. Уважаемый представитель общественности города заявил, что Лапин всегда отличался буйным нравом и подозрительным поведением. И более того: не гнушался публичными женщинами и выпивкой. Несколько раз валялся в безобразно пьяном виде на улице.
В деле были показания самого Лапина. Он подтверждал, что гулял с Анюковой накануне и даже пригласил ее в дом, но что было дальше, сказать не может. Потому что сильно много выпили. Сначала уверял, что никого и пальцем не тронул, и вообще не имеет такой привычки: убивать барышень, с которыми весело проводит время. Но когда ему предъявили вырезанное сердце в куске юбки, зарыдал и во всем сознался. Суд не учел его полное раскаяние и не смягчил приговор. Лапин получил максимальное наказание. Суд был скорым и справедливым. Почему-то судью не волновал вопрос, что тело жертвы так и не нашли.
Прихлебывая чай, Войцов посматривал, как знаменитость изучает дело.
– Родион Георгиевич, из дела позволительно делать выписки, – сказал он. – И я не тороплюсь.
– В этом нет необходимости, – ответил Ванзаров. – Все, что мне нужно, я уже знаю.
– Хотели сказать: узнали.
– Нет, коллега, именно: знаю. В этой папке я нашел только факты, которых мне недоставало, чтобы знать наверняка.
– А что тут происходит? Я с супругой собирался сюда в июле отдохнуть. Не опасно ли?
– Можете не опасаться. Городок милый, хотя и запущенный. Но с большими перспективами. Полиция на высоте. Совершенно безопасно. Благодарю за помощь…
Ванзаров вернул дело. Синяя папка была тщательно спрятана в кожаный портфель под надежный замочек. Войцов вытер усы и поблагодарил за угощение.
– Слышали последнюю новость? – спросил он с некоторым оттенком фамильярности.
– Мне хватает местных новостей, – ответил Ванзаров. – Что-то случилось?
– Забавная история. Представьте: господин Лебедев вернулся раньше срока. Должен был еще месяца два изучать английские методы. А он взял и вернулся. Вчера уже видел в Департаменте. И в коридорах сразу запахло его сигарками. Вы знаете этот ужасный запах.
Ванзаров вынул блокнот, быстро написал насколько слов, вырвал листок и протянул Войцову.
– У меня к вам просьба: как вернетесь, сразу вручите господину Лебедеву. А на словах передайте: Ванзаров просил приехать завтра, непременно в девять сорок пять. Он просит помощи и не может без нее обойтись. Так и передайте, слово в слово. Буду вашим личным должником. И вообще, всегда можете обращаться по-дружески.
Войцов принял записку и тщательно спрятал в карман сюртука. Он обещал исполнить точно и аккуратно. Как и полагается чиновнику Департамента полиции. Более всего титулярного советника согревало радостное чувство: теперь он в друзьях у самого Ванзарова! Рассказать жене – не поверит. Такой дружбой дорожить надо. Чиновник раскланялся и побежал на подходивший к станции поезд.
Маленькие городки хороши уже тем, что нужные встречи происходят сами собой. Стоило Ванзарову выйти со станции и отказаться от извозчиков, как из «Французской кондитерской» выскочил Аркаша Ливендаль и принялся яростно жестикулировать. Уклоняться от такой встречи Ванзаров не собирался.
Они уселись за столик. Ванзаров от коньяка отказался и попросил кофе.
– Аркаша, вы не поверите, но я действительно рад вас видеть, – сказал он. – Вы мне нужны.
Махнув рюмкой, знаменитый репортер расплылся от умиления.
– Волшебные слова! Музыка, а не слова!
– Послушайте, труженик пера, вы мне нужны в здравом уме, – сказал Ванзаров, наблюдая, как стремительно исчезает коньяк.
– Обижаете, Родион Георгиевич. Это для тонуса. Тут и говорить не о чем.
С этими словами Аркаша пропустил очередную рюмку.
– Я ознакомился с делом Анюковой… – начал Ванзаров, но в глазах репортера не отразилось ничего. – Вы ее не знаете?
Аркаша посмотрел в потолок, но там не нашел ничего.
– Не помню такую фамилию, – признался он.
– Вот как? А говорите, всех в городе знаете. Барышню Анюкову убили в прошлом ноябре.
– Так вы про Аньку! – вскрикнул Аркаша. – Вот уж попал: фамилию и не вспомнил. Ну, попал!
– Под каким именем она более известна?
– Анька-модистка, конечно! Ну, опозорился. Коньяка точно не хотите? Ну, ладно…
– Полагаю, она в основном зарабатывала не шляпками.
Аркаша хмыкнул и подмигнул.
– Она девушка добрая, отзывчивая, ласковая. Это всем известно.
– Бланкетка? – уточнил Ванзаров.
– Что вы, Родион Георгиевич! Это же маленький город, провинция. Какие тут бланкетки? Так, гетера местная. В древнегреческом смысле. Девушка любила приятное общество и веселье. Ну, иногда ей делали за это подарки.
– Осуждать нельзя. Много было желающих делать подарки?
– Да уж были герои, – неопределенно ответил Аркаша.
– Например, Фёкл Антонович?
– Я вам этого не говорил.
– Разумеется, нет, – согласился Ванзаров. – Просто слухи. Еще недостоверные кандидаты имеются?
Репортер счел нужным нагнуться и сообщить секретные сведения на ушко. Сведения были, мягко говоря, пустяковыми.
– Не подумайте, что боюсь, – пояснил он громким голосом. – Но столь деликатные вещи лучше не трогать. Мне еще здесь появляться. А вас почему Анька заинтересовала?
– Потому что вы это дело пропустили, – ответил Ванзаров. – А зря.
С Аркаши вмиг слетело благодушное настроение. Насторожился не хуже легавой.
– Что там? – спросил он.
– Там – исключительно ничего. Дело попросту шито белыми нитками.
– Неужели?
– Именно так. Дали десять лет каторги невинному человеку. Сильно постарались замять дело. Можно только догадываться, кто руку приложил. Теперь это уже не имеет значения. Сейчас важнее другое. С друзьями госпожи Анюковой мы разобрались. Знаете ее подруг?
– Так и вы их знаете…
– Снежная королева? Сама Катерина Ивановна? Какие же могли быть у них общие интересы?
– Кто их, женщин, разберет…
– Да, женщины – это большая загадка. Когда-нибудь за нее возьмемся.
– Кстати, слышали, какой Катя закатила скандал госпоже Порховой?
– Слышал, – сказал Ванзаров. – Но…
– А про то, что Катя грозила какими-то бедами семейству Порхова и лично Вере Андреевне? Прилюдно грозила, как пощечину дала. Такой скандал!
– Вернемся к подружкам Анюковой. Кто еще?
– Дарья, тоже модистка, – с явной неохотой ответил Аркаша.
– Господин Ливендаль, где же ваша хваленая осведомленность? Что скрываете?
– Ничего я не скрываю… Влезать не хочу и вам не советую. Настя Порхова была Анькина подруга сердечная. Нравится?
– Вот как? Интересно. Дочь самого богатого горожанина и веселая модистка. Это многое объясняет. А папаша ее, конечно, ничего не знал…
– Анька ему наверняка не говорила… – брякнул Аркаша, зажал рот ладошкой, но было поздно. – Вы этого не слышали! Очень вас прошу! Тут уж головы не сносить…
Ванзаров согласно кивнул.
– Образец нравственности и семейных ценностей. Любящий отец и верный муж. Кто бы сомневался. И вдруг – интрижка, – сказал он.
– Родион Георгиевич, лучше не касайтесь…
– Как хотите, не буду, – согласился Ванзаров. – Тогда вернемся к вашей Аньке.
Аркаша пытался возражать, но его и слушать не стали.
– Вы на многих судебных процессах бывали, опыта набрались. Так вот скажите: когда необходимо убийце спрятать тело?
– Когда улики слишком явно указывают на него, – ответил Аркаша.
– Согласен. Еще когда?
– Иногда родственные связи…
– А еще проще?
Аркаша задумчиво глядел на пустую рюмку.
– Не может быть! – вдруг проговорил он, словно на него снизошло откровение. – Хотите сказать, что…
– Сразу видно: профессионал. Приятно. Но почему же «не может»? Как раз очень просто и логично все объясняет. Разве нет? Вот вам и повод уничтожить тело. И побыстрее закончить суд.
– Как же я проморгал!
– Ничего, у вас еще будет шанс отыграться, это я вам обещаю, – сказал Ванзаров. – Адрес Дарьи-модистки знаете?
– В доме на углу Чухонской улицы и Нового переулка, там спросите… Она хорошенькая, берегитесь, Родион Георгиевич. Модистка – опасна, как игла.
– Ничего, справимся. Как гласит старая финская поговорка, на каждую иглу найдется свой наперсток. Кстати, где вчера вечер провели?
– У Фомана ужинал, думал, вас там застану, потом гулял белой ночью.
– А пожар?
– Какой пожар?
– Совсем чутье потеряли. Сгорел дом Зайковского со всеми обитателями.
– А пожар?
– Какой пожар?
– Совсем чутье потеряли. Сгорел дом Зайковского со всеми обитателями.
– Стася? – поразился Аркаша. – Вот это трагедия. Пойти, что ли, дать двести строк в вечерний выпуск.
– Не стоит. Фёкл Антонович не простит такого предательства. Давно хотел спросить: вы Усольцева знаете?
– Этот вонючка? Сынок лавочника Усольцева? – Аркаша сморщился, как от лимона. – Мерзкая личность.
– Это все, что можете про него сказать?
– Про такого и говорить нечего. Амбиций и самомнения – гора. А из университета выгнали. Говорят, организовал какое-то тайное общество. Только все это вранье, куда ему тайные общества составлять? Разболтает. Даже не тратьте время, пустая личность. Тут другое объявилось…
– Поразите меня, – попросил Ванзаров.
Отодвинув рюмку, Аркаша уперся локтем и подмигнул.
– Слушок был, что в городе якобы видели брата Аньки-модистки.
– Вернулся мстить за сестру? Как мило. Как выглядит? Где его видели? Где живет?
– В том-то и дело! Когда ему было лет шестнадцать, значит, это не меньше двадцати лет назад, он взял и уехал в Северную Америку. С тех пор о нем никто не слышал. Анька вообще думала, что сгинул там. Даже я имени его не помню!
– Почему же решили, что он вернулся?
– Есть такой слух. Но откуда взялся – ума не приложу. Может, проверить?
– Каким образом? – спросил Ванзаров. – Предлагаете устроить повальные досмотры всех новоприбывших дачников?
– Хлопотное дело, – согласился Аркаша. – И ведь мне кажется, что я его сам как-то на улице заметил. Еще подумал, что за лицо знакомое?
– Еще раз заметите, дайте знать, – сказал Ванзаров. – А пока нам есть куда потратить силы. Сегодня вечером могу рассчитывать на вашу помощь?
Репортер стукнул себя кулаком в грудь и заверил, что на него – как на скалу. И опереться, и все, что хотите. Любые жертвы. Жертвы от него требовались самые незначительные. Можно сказать: забавные и несерьезные. Аркаша даже переспросил: действительно он все верно понял? Ему указали на роль хоть и скромную, но важную. Как раз для его характера.
Веник шаркал по чистому полу. Хозяйка мела упорно. Только подняла голову, но работу не бросила.
– Заходи, Родион, – сказала она. – Чего на пороге топтаться?
– Марья Сергеевна, простите, что не сказал вам… – начал Ванзаров.
Веник полетел в угол, она обтерла руки о передник и опустилась на стул, что стоял поблизости.
– Чего теперь, Родион, часом раньше, часом позже… А я еще злобу на Ивана держала, думала, загулял, а тут вон что…
Женщина закрыла лицо ладонями. Она не плакала и не стонала, а сидела тихо. От тишины этой становилось муторно и тяжко. И помочь нечем, и поделать ничего нельзя. Ванзаров сел поблизости.
– Послать за доктором? – спросил он.
Она вытерла ладонью сухие глаза.
– Чего напрасно гонять… Мне постовой твой вчера рассказал. Все уже выплакано. Вот только себе дела не найду. Раньше-то суетилась ради Ивана, чтоб ему все горячее. А теперь и не для кого. За веник взялась, чтобы руки занять. Знаю, что не полагается сейчас в доме мести, а мне и все равно. Даже зеркала не завесила. Не могу… Все равно теперь…
– Я бы очень хотел вам помочь…
– Теперь уже ничем не поможешь… У меня блины есть остывшие, еще что-то на плите, может, покушаешь, Родион?
Надо было согласиться, надо было отдать долг вежливости, но времени было мало.
– Я помогу вам тем, что найду убийцу Жаркова, – сказал Ванзаров. – Обещаю, Марья Сергеевна. По-другому утешить у меня не получится.
– Да где ж ты его найдешь… После такого…
– Потерпите день-два. Осталось немного. Мне нужна ваша помощь. Могу я еще раз осмотреть комнату Жаркова?
Хозяйка махнула рукой – делай что хочешь. Чего теперь спрашивать.
Ванзаров вернулся в спальню. С прошлой ночи здесь ничего не трогали. Он тщательно проверил стол, опять заглянул под кровать и даже порылся в шкафу, проверив карманы пиджаков и брюк. Ни одной записки, клочка или хоть обрывка с записями не нашел. Он помнил это отлично, только проверил.
Марья Сергеевна сидела на стуле в той же позе.
– Нашел, чего искал? – спросила она.
– У Жаркова были записные книжки или какие-нибудь записи? Тетради, например?
– А тебе зачем?
– Надо кое-что проверить, – ответил Ванзаров.
– Чего-то Иван строчил, сядет порой и давай записывать.
– В его комнате нет никаких записей. Не знаете, куда они могли деться?
Лукьянова вздохнула.
– Я не трогала, Иван в комнату не разрешал входить. Разве сам выбросил. Чудной он был, веселый…
– Очень важно найти любую его записку. Он никогда вам записок не оставлял?
– Поищу, – сказала Марья Сергеевна, тяжко поднимаясь, будто сразу постарев.
Она прошла в кухню и принялась греметь кастрюлями. Что-то там стучало, шуршало и переставлялось. Женщине надо было занять руки. Ванзаров не вмешивался. И терпеливо ждал с полчаса, не меньше.
Лукьянова вернулась, сунула замызганный клочок, вырванный из гимназической тетрадки.
– Вот, послание его. Все мне письмишки смешные оставлял. Я их выкидывала, а вот это осталось. Бери, коли надо…
На листке было написано:
«Милая тетка Марья! Не тужи, держи нос по ветру! К ужину не жди, загуляю до рассвета. Как вернусь, наемся до отвала и побегу на службу. Так что спи – не храпи! Твой Иван».
Ванзаров вложил листок в записную книжку.
– Если вам что-нибудь будет нужно, дайте знать в участок, – сказал он. – И простите меня еще раз…
Марья Сергеевна подошла, обняла его, расцеловала и перекрестила.
– Иди с богом. Делай, что сможешь… Ты хороший человек, Родион. Загляни как-нибудь к тетке Марье. Я тебе всегда блинов напеку…
Ванзаров нахмурился, поклонился и быстро вышел. Что-то подступило к горлу, и нельзя было ручаться, что глаза останутся сухими. Слезы для чиновника сыска – роскошь невозможная.
Он подозвал постового и попросил передать старшему городовому Макарову, что пост снимает. Нечего людям зря силы тратить. Еще понадобятся в другом месте.
Доктор сидел на лавочке, будто и не вставал с нее. И прекрасный день делал еще прекрасней дымком тонкой папироски. Подставляя лицо солнцу, он не боялся загореть, а с наслаждением жмурился, как весенний кот. Во всей фигуре его было столько умиротворенности и спокойствия, что одно это должно было благотворно действовать на нервных пациентов. На живых, разумеется.
Завидев приближающуюся фигуру, Асмус помахал рукой.
– Ванзаров! – сказал он с той особой интонацией, что принята у однокашников, называющих друг друга по фамилии с института. – С вашим появлением в нашем скучном городке забурлила жизнь. Городовые бегают, как угорелые. А мне сколько радости! Практически забросил пациентов, зато практикуюсь в анатомии. Не останавливайтесь!
– Рад, что застал вас здесь, – сказал Ванзаров, садясь на скамейку. – Уже осмотрели Усольцева?
– В этот раз справился бы студент первого курса. В легких полно воды, на затылке травма. Но вот с семейством Стаси Зайковского порадовать нечем. Их, несомненно, оглушили, но больше я ничего не нашел. Теперь перед вами чист, и мы можем, наконец, устроить обещанный ужин.
– А с приставом что?
– Боюсь, этому городу потребуется новый пристав. Вы диагноз правильно поставили, мне Фёкл Антонович сказал. Барон Нольде, конечно, может им в лазарете заняться, но скажу вам честно: надежды мало. Если только не отправить его куда-нибудь в Швейцарию. Говорят, там электрошоком в чувство приводят. Что мы все о грустном, день-то какой…
Асмус раскинул руки, будто хотел обнять от широты души весь мир.
– Антон Львович, я все знаю, – сказал Ванзаров.
Доктор с удовольствием затянулся и выпустил струйку дыма.
– Это прекрасно, но что именно вы знаете?
– В истории убийства Анюковой вы кого-то покрываете.
– Ах, вот что… – Папироска взлетела и упала в траву, Асмус потер переносицу. – С чего вы взяли?
– Я ознакомился с делом.
– Всего лишь дал показания, рассказал, что видел.
– Ваши показания я читал. И уверен, что вы не сказали значительно больше, чем сказали. Если не знали точно, то наверняка догадывались, кто убил Аньку-модистку.
– Больше всего мне бы хотелось забыть ту историю, – ответил Асмус. – Буду вам очень благодарен, если не станете ворошить прошлое.
– Неужели вы не понимаете! – вскрикнул Ванзаров.
Доктор удивленно посмотрел на него.
– А у вас нервишки-то шалят. В таком возрасте это не к добру. Так что я не понимаю, по-вашему?
– Вы и Фёкл Антонович – последние живые свидетели по тому делу! Трое уже убиты. Что вам скрывать теперь? Назовите мне, кто убил Анюкову, хотя бы одно ваше предположение, и я смогу опередить убийцу. Неужели вы не видите, что цепочка уже привела к вам? Вы – следующий!
– Родион Георгиевич, давайте успокоимся, – сказал Асмус. – Нервы еще никого до добра не доводили. Хорошо, допустим, я скажу, кто это сделал. И что? Скорее всего, его уже нет. Доказать ничего невозможно. Да и богат я только подозрениями. Зачем вам?