За неполные сутки Мокрушин и его заместитель Тимофеев прошли через два «шлюза» – в «Аквариуме» и здании на Старой площади, где размещается аппарат Совбеза. В промежутке между этими событиями они успели принять душ, сбрить бороды и в целом привести себя в надлежащий вид.
Затем последовал сорокаминутный инструктаж в бункере Ситуационного центра Совбеза – причем присутствовал лично Эм.
Дежурное звено, в состав которого вошли шестеро сотрудников ГРУ, осело в офисе «П-ЗР» на Жуковского, – этот объект был законсервирован последние полгода. Вторая бригада находилась в резерве, а местом дислокации для нее выбрали базу ГРУ в городке Балашиха-2.
На сон Рейндж смог выкроить немногим более трех часов. Для того чтобы восполнить как-то недостаток сна, да и в целом повысить жизненный тонус, он «заряжался» каждые шесть часов, глотая быстрорастворимые капсулы стимулятора «Зеро-21».
Двадцать пятого декабря, в половине одиннадцатого утра, служебная «ГАЗ-2410» традиционного черного цвета, приписанная к оперативно-розыскному отделу московского УФСБ, миновала мост со стороны Речного вокзала и вскоре припарковалась на муниципальной стоянке у одного из многоэтажных зданий по улице Автозаводская, недалеко от станции метро.
Из «волжанки» на заснеженный тротуар выбрались двое молодых мужчин, одетых по погоде, похожих как на средней руки ударников капиталистического труда, так и на служащих госучреждений.
Прежде чем пройти через арочный проезд, Мокрушин задержался на несколько секунд у витрины мини-маркета. Он находился посреди шумного мегаполиса, готовившегося к новогодним празднествам – после Чечни Рейнджа здесь многое удивляло, словно он оказался на другой планете.
Удивляла даже витрина, в которой сейчас отражался.
Но куда более удивительным было то, что в эту минуту в зеркальной витрине отражался федеральный спецагент класса «элита», обладатель «лицензии» и «неограниченного допуска», который появляется в условиях мирной жизни лишь тогда, когда возникает экстремальная ситуация.
Рейндж не забыл о тех выводах, которые они сделали на пару с Черепом. «Дольникова и пацан, – сказал он тогда Черепанову, – вот покамест единственная ниточка…»
Теперь, когда он волею начальства оказался в Москве, грех было не уцепиться за этот самый кончик. Получив от «Мерлона» добро и оставив вместо себя на Жуковского Тимоху, Рейндж отправился по тем адресам, где можно было добыть дополнительную информацию, касающуюся Анны Сергеевны Дольниковой, в девичестве Лукиной.
Компанию ему составил Леня Белькевич, который своим обличьем и манерами больше всех из гэрэушников смахивал на сотрудника конторы. Оба они, помимо «мобильников», индивидуальных «маячков» и штатного оружия, имели при себе документы сотрудников Федеральной службы безопасности. Действовать под чужой «крышей» им не впервой, поэтому чувствовали они себя в обличье чекистов вполне комфортно.
Первым в списке значился адрес, по которому были прописаны Сергей Николаевич Лукин, отец Анны, а также его нынешняя супруга и их девятилетний сын, сводный брат Дольниковой.
Квартира Лукиных находилась на третьем этаже. Мокрушин надавил на кнопку дверного звонка. Затем позвонил еще раз, более настойчиво. Тут же послышалось звяканье запоров – входная дверь была довольно мощная, металлическая, израильского производства, с замками системы «Мультилок», – но открыли лишь на ширину дверной цепочки. Женское лицо, возникшее в проеме, принадлежало экономке, дальней родственнице нынешней супруги Сергея Николаевича.
Чекисты дружно продемонстрировали свои служебные корочки.
– Лукины в отъезде, – сообщила женщина. – Числа двадцать восьмого обещались быть в Москве.
– А вы Лидия Михайловна, верно? – Мокрушин спрятал удостоверение в карман. – Вас должны были предупредить о нашем визите.
– М-м… Да, мне звонили из вашего учреждения. Но я, признаться, не поняла, что вам от меня нужно.
– Вы не находите, что разговаривать через дверь не очень-то удобно?
– Ах да, простите…
Звякнув цепочкой, экономка распахнула дверь настежь:
– Проходите, пожалуйста. Только вам придется разуться и надеть шлепки. Сами видите, у нас здесь натертый паркет…
Четырехкомнатная квартира Лукиных содержалась в образцовом порядке. Паркет доведен до зеркального блеска, нигде ни пылинки, ни соринки. Сравнительно недавно сделан евроремонт, на кухне, куда провели «гэбэшников», установлено современное оборудование. В общем, видно невооруженным глазом: люди имеют неплохой достаток.
Мокрушин располагал информацией, что семья Лукиных в настоящий момент находится в Германии. Сам Лукин – личность довольно известная. Многократный чемпион страны по стендовой стрельбе, победитель четырех мировых первенств, чемпион Московской олимпиады и т. д. и т. п. Нынче он считается тренером высочайшей квалификации.
С Германией его связывает то, что последние годы он консультирует сборную этой страны, а также работает по контракту с германскими биатлонистами. Хорошо знающие его люди утверждают, что Лукин фанатично предан своему делу. Не только в тренерской деятельности, но и в иных сферах он зарекомендовал себя человеком жестким, порой прямолинейным, не лишенным диктаторских замашек. Понятно, что сочетание этих качеств всегда создает проблемы в личной жизни, но вместе с тем позволяет добиваться впечатляющих результатов на избранной стезе.
Квартира отчасти напоминала музей, потому что здесь во множестве были представлены спортивные трофеи главы семейства: кубки и медали различных достоинств, правительственные награды, дипломы, грамоты и т. п. Что касается экономки, то это была женщина лет пятидесяти с небольшим, типичная провинциалка, которую зажиточные родственники выписали в столицу с тем, чтобы иметь домохозяйку и одновременно сторожа, присматривающего за квартирой во время их отлучек. Две присущие ей черты Рейндж подметил уже в первые минуты общения: домовитость и бойкий язычок – таких за их способность сплетничать по любому поводу называют «кумушками».
Только уселись на стулья, как она тут же отпустила язвительную реплику:
– Я так и знала, что у Аньки будут неприятности! Любаша ведь ее предупреждала. Говорила: «Ты че, Анна, дура?! Куда собралась за тридевять земель? И че, спрашивается, тебе дома не сидится?!»
– Откуда вы взяли, что у Анны Сергеевны неприятности? – поинтересовался Мокрушин. – У вас имеется какая-нибудь информация на этот счет?
– Нет, но я подумала… – Женщина действительно на время призадумалась. – Ваши товарищи приходили неделю назад, так? Звонили несколько раз, спрашивали, нет ли новостей… Теперь вот вы пришли, интересуетесь опять же. Ну я и подумала, что Анна, видать, каких-то делов натворила…
Визитеры незаметно переглянулись. После чего Мокрушин взял инициативу на себя.
– Давайте-ка по порядку, Лидия Михайловна… Какие-нибудь еще письма приходили от Дольниковой? Кроме того, что было датировано двадцать седьмым ноября?
– Нет, ни писем, ни телеграмм Анна больше не присылала. Я дважды в день почту изымаю, так что не сомневайтесь…
– Может, звонил кто-нибудь, расспрашивал об Анне Сергеевне?
– Да, звонили дней пять назад. Мужчина какой-то… Спрашивал, где ему найти Анну Дольникову, мол, нужна она ему позарез. Любаша с мальчиком уже улетели в Ганновер, чтобы поспеть к рождественским распродажам, там их Сережа встречал…
– И вы дали этому незнакомому вам человеку адрес в Слепцовской? – догадался Белькевич. – Он хоть представился как-то?
– Сказал, что они с Аней вместе учились… А что, не надо было давать? Ну так откуда мне знать? Я подумала, может, действительно Аня очень нужна этому товарищу… Сказала ему, что вот только что от нее пришло письмо, ну а он, значит, попросил меня прочесть обратный адрес… А потом, вечером того же дня, пришли ваши коллеги, и я им все рассказала…
Мокрушин уже знал об этой истории. Не исключено, что именно тогда некими неизвестными пока лицами был «пробит» адрес Миссии в Слепцовской. Попытки же установить, откуда был сделан звонок и кто за всем этим стоит, оказались безрезультатными.
По правде говоря, сам Рейндж даже не ожидал, что Дольниковой в последнее время будет уделяться столько внимания. Этой особой сейчас занимались многие. Телефоны, в том числе и здесь, на Автозаводской, взяты на прослушку, а в тех местах, где можно ожидать ее появления, в частности, возле дома в Черемушках, где у нее квартира, даже выставлены посты наблюдения.
Понятно, что подобная активность связана не только с фактом внезапного исчезновения двух сотрудников ГРУ, контактировавших накануне ЧП с Дольниковой, но и с личностью самой этой молодой женщины, не исключено – с ее покойным мужем.
В принципе московскими связями Дольниковой есть кому заниматься. Можно было, конечно, прочесть отчеты тех сотрудников, кто пашет на этом поле, и тем ограничиться. Но, как и в случае с Аксеновой, Рейндж предпочел углубиться в тему, решил сам наведаться по всем адресам, переговорить с очевидцами, увидеть все собственными глазами. Он надеялся, что ему удастся выведать подробности и детали, не замеченные другими поисковиками.
«Кумушка», притомившаяся, видать, в одиночестве, наконец обрела благодарных слушателей.
– Сергей Николаевич так жалел ее, так жалел… Зачем, говорил, она вышла замуж за этого мен… за этого милиционера? Аня по «юниорам» второе место в стране держала! В шестнадцать уже в мастерах ходила, а с двадцати – в «международных»! Сережа тогда нашу женскую сборную тренировал, так Люба, она еще в ту пору сама в «сборниках» ходила, не раз спрашивала: «Почему, такой-сякой, Анну в состав сборной не вводишь?!» А Николаич наш – мужик крутой, но справедливый. Говорит, выставлю Аньку только тогда, когда она «созреет». Он считал, что его дочь должна быть на голову выше остальных, чтобы никто, значит, не подумал, что знаменитый Лукин своей дочери протежирует…
– Когда в последний раз вам звонили Лукины? – перебил женщину Мокрушин. – И о чем спрашивали?
– Вчера Сергей звонил, во второй половине дня. Беспокоится, конечно, почему от Ани уже две недели нет никаких новостей. Интересовался, кто приходил, что спрашивали… Любаша, он потом дал ей трубку, тоже переживала. Говорит, вечно у Аньки какие-то непонятные дела… Вот уехала куда-то, ни адреса толком не знаем, и сама не звонит… Придумала себе какую-то блажь, слоняется неизвестно где, да еще знать о себе не дает! А теперь вот занятые люди должны все побросать свои дела и заниматься ею, как будто она маленькая девочка…
– Лидия Михайловна, а вы Дольникова-то сами видели? – спросил Мокрушин. – Как он вам показался?
Женщина пригладила свои пережженные перекисью волосы, помолчала немного, а затем ее снова прорвало:
– Анькин-то мужик? А че ж не видела? Был он у нас здесь, раза два или три, но не больше. Мужчина, конечно, он видный. Опять же, при звании и должностях, машина была служебная, то-се… Вежливый такой, дурного слова не услышишь. Но, с другой стороны, он ведь на десять с хвостиком лет старше нашей Анюты…
Мокрушин по-прежнему сохранял на лице казенную вывеску – никак не выказывал своего отношения к услышанному. Но думал при этом всякое-разное. Например, о том, как сложно все-таки устроена жизнь. Тот же Сергей Лукин, безусловно, человек заслуженный, возможно, даже талантливый. И вот он, целеустремленная личность, известный тренер с задатками диктатора, сам угодил под каблук стервозной особы. В принципе картинка была более-менее понятна. Эта самая Любаша, хотя и не ходила никогда в чемпионках, сумела женить на себе известного тренера, который к тому же зарабатывает немалые деньги. Родила ребенка, после чего, как это случается с некоторыми не слишком умными стервозными дамочками, принялась ловко оттирать Анну в сторону. И похоже, что добилась-таки своего…
– Милиционер Анькин-то застрелился, – закручинилась вдруг родственница. – Девочка и сама в роддоме чуть не померла, ребенка так и не спасли. Горе-то, горе какое… После этого она долго не в себе была. Любаша очень переживала, ну и отец, само собой… Я, признаться, стала опасаться, как бы Аня в дурдом не загремела. Или в монастырь не ушла. Аня себе места не находила, туда-сюда, туда-сюда… А тут, значит, в сентябре, уже в конце месяца, объявила: еду к знакомым на Северный Кавказ, пробуду там месяц или больше, за меня не беспокойтесь… Вот тогда Любаша ей и сказала: «Ты че, Аня, сдурела?! А если тебя саму там украдут или ненароком убьют?!» Так нет же, не послушалась старших! Усвистала! Теперь вот думай что хошь, переживай за нее, где она, что с ней, почему так долго не дает о себе знать…
Вскоре чекисты вымелись из квартиры. Визит к Лукиным оставил крайне неприятный осадок. Рейндж, например, ощущал себя так, как будто он отведал гнилых яблок.
Когда они уже подходили к «волжанке». Белькевич с мрачным видом изрек:
– За что воюем, Рейндж? Посмотри, сколько гнили наружу вылезло!
– Не суди, да не судим будешь, – предостерег коллегу Мокрушин. – «Пустышку» вытянули, Ленчик! Ну да ладно, может, в других местах повезет…
Глава 6
Прежде чем отправиться небольшой компанией на пристрелку, «маски» решили сделать «второму номеру» словесное внушение:
– Эй, Васильев! Не дергайся, понял?! Шансы у тебя нулевые, а вот близкие из-за тебя могут сер-р-рьезно пострадать!
– А никто и не дергается.
– Захлопни пасть! А теперь марш на выход!
До места добирались где-то минут сорок. Часы у Андрея отобрали, поэтому во времени он ориентировался с трудом. По правде говоря, он даже не знал толком, какой день недели и какое число значатся на календаре.
Транспорт, в который загрузили снайперюг, предварительно надев им мешки на головы, а на руки – наручники, скорее всего был грузовым микроавтобусом. По ходу дела Бушмин пришел к выводу, что везли их проселочной дорогой, в стороне от оживленных автомобильных трасе. Качество полотна было неважным, потому что пассажиров изрядно трясло, а временами водиле даже пришлось сбрасывать скорость.
Предположения Бушмина подтвердились, когда его взяли под руки, вывели из автобуса и сняли наконец мешок с головы – сами же тюремщики остались в шлем-масках. Глухомань – вот подходящее определение для этой местности.
Был день, и в лицо дул слабый влажный ветерок; температура – около нуля градусов. В принципе метеоусловия для пристрелки вполне подходящие.
«Масок», насколько мог судить Бушмин, было четверо или пятеро, причем державшийся рядом с Андреем имел при себе «АКСУ».
Полигон, куда они прибыли, находился в совершенно безлюдной местности. Справа стоит заснеженный лес, до него рукой подать. Слева тоже просматривается протяженный лесной массив, но расстояние до опушки – километра три, не меньше. Впереди, сколько глаз видит, лежит ровная как стол поляна, на которой можно рассмотреть остатки танкодрома, еще какие-то сооружения, по-видимому, составлявшие ранее «полосу препятствий», и, собственно, само стрельбище. Все это хозяйство имело крайне запущенный вид. Судя по первому впечатлению, последние лет восемь-десять здесь, как говорится, не ступала нога человека. Да и нечего тут делать, разве что летом за грибами да ягодами можно наведаться.
И еще одно важное наблюдение сделал Бушмин, когда ему удалось как следует рассмотреть окружающий ландшафт. Он готов был поспорить на что угодно – они находятся где-то в средней полосе России. Но вот где именно, вблизи каких населенных пунктов, в Подмосковье или на территории одной из соседних областей, определить навскидку ему не удалось.
Дождавшись подходящего момента, он бросил на Дольникову вопросительный взгляд. В ответ Анна лишь пожала плечами, поскольку и ей это место казалось совершенно незнакомым.
Вся компания высадилась возле открытого тира, оборудованного некогда навесами над рубежом огня. С Дольниковой сняли наручники сразу, а вот «Васильева», похоже, «маски» и впрямь опасались: передали ключ от наручников Анне и велели ей самой освободить напарника от браслетов, при этом двое типов, вооруженных «сучками», постоянно держали Андрея на мушке.
Остальные тем временем вытащили невесть откуда стол, на который выложили снайперские винтовки: «ВСС» винторез и две новехонькие армейские «СВД».
– Действовать только по моей команде, – предупредил тот, который, как выяснилось впоследствии, имел навыки инструктора по стрелковой подготовке. – Шаг влево, шаг вправо…
– Ближе к делу, – буркнул Бушмин. – И не сверлите мне затылок стволами, а то буду мазать!
Снайперские упражнения заняли довольно много времени. Причем условия работы и позиции, лимит времени, не говоря уж о требованиях к меткости при поражении мишеней, – все в сумме дало стрелкам обильную пищу для размышлений.
Все три ствола, с которыми они работали, не имели никаких видимых изъянов. Вначале на стометровом рубеже Дольникова опробовала винторез, используя боеприпасы «СП-5». Затем они поочередно с Бушминым пристреляли обе «эсвэдэшки», израсходовав по половине обоймы, снаряженной 7,62-миллиметровыми снайперскими патронами «7Н1». Причем занятия эти периодически прерывались, одна из «масок» рысцой бегала с мишенями туда-обратно, поскольку мощную стереотрубу захватить с собой они почему-то не догадались, а фиксировать результат стрельбы как-то надо. Так что атмосфера на стрельбище была довольно нервозной.
Как и накануне, когда их таскали на собеседование, Бушмин и Дольникова заранее уговорились не форсировать события. Ну и что из того, что в руках у них на какое-то время окажется боевое оружие? Во-первых, воспользоваться им для отстрела «масок» вряд ли представится возможность – не дураки же они в самом деле? События на полигоне, кстати, показали, что у стрелков в этом плане и впрямь не было никаких шансов, поскольку охранники проявляли предельную осторожность. А во-вторых, там, откуда их привезли, остались два заложника – «Иван-большой» и «Иван-маленький», с которыми в случае малейшей попытки мятежа разделаются самым беспощадным образом.