— Нора Партридж относилась к нему с особой нежностью, — медленно проговорила она, тщательно подбирая слова. — Но это вряд ли новость. И потом, я плохо представляю себе сэра Джона, замышляющего убийство. Он, конечно, любит Нору, но не до такой же степени!
— А ты более наблюдательна, чем я думала, — с некоторым удивлением вынуждена была признать леди Фабия. — Но в мужчинах ты, моя дорогая, не разбираешься. Кроме любви существует еще и ревность. — Она повернулась к Монку. Ему, между прочим, оладьи так никто и не предложил. — С него и начните. Сомневаюсь, чтобы Джон Партридж мог убить кого-то, да еще и с помощью трости… — Лицо ее снова на миг застыло. — Но у Норы были и другие поклонники. Она довольно экстравагантное создание, причем подчас весьма безрассудное.
— Благодарю вас, мэм. Есть ли, по-вашему, еще какие-либо варианты?
Весь следующий час они обсуждали романы Джосселина, но Монк уже слушал вполуха. Его интересовали не столько сами факты, сколько отношение к ним окружающих. Джосселин явно был любимцем матери, и если отсутствующий средний брат Менард похож на Лоуэла, то в этом нет ничего удивительного. Но чувства чувствами, а законы гласят, что наследником денег, земель и титула становится старший сын, то есть Лоуэл, ее первенец.
Сам Лоуэл по преимуществу помалкивал, зато Розамонд старалась угодить свекрови, которую она явно почитала гораздо больше, чем собственного мужа.
К своему огорчению, Монк так и не встретился с леди Калландрой Дэвьет. Ему было бы любопытно послушать, что она скажет по этому поводу.
Монк поблагодарил хозяев, извинился, что отнял у них столько времени, и пошел искать Ивэна, после чего оба направились в деревню — отведать пинту сидра перед отъездом в Лондон.
— Ну что? — спросил Монк, стоило им отойти подальше от усадьбы.
— Ах! — Ивэн захлебывался от восторга. Шаги его были непривычно стремительны; он шлепал по лужам, совершенно не заботясь о своей обуви. — Это что-то потрясающее! Никогда раньше не бывал в таких дворцах! Мой отец, как вы знаете, был священником, и в детстве я навещал с ним многие дома. Но такие… Боже правый, я бы со стыда сгорел, если бы мне пришлось наблюдать хоть часть того, что видят здешние слуги. Хозяева, похоже, считают, что у них работают слепые и глухие!
— В них просто не видят людей, — ответил Монк. — Во всяком случае, равных себе людей. Это два разных мира, и они почти не соприкасаются, разве что физически. Поэтому мнение слуг не принимается во внимание. Вам что-нибудь удалось выяснить? — Он невольно улыбнулся, глядя на Ивэна.
Тот издал короткий смешок.
— Не очень-то они расположены, доложу я вам, беседовать с полицейским, да еще и о секретах своих хозяев. Так ведь можно и места лишиться. Впрочем, сами они полагают, что держали рты на замке.
— Как же вы вышли из положения? — весьма заинтересованно спросил Монк.
Ивэн слегка покраснел.
— Отдался на милость кухарки. — Он уставился под ноги, но походки не изменил. — Боюсь, я представил ей свою хозяйку в самом мрачном свете. Очень дурно отозвался о ее стряпне… — Ивэн мельком взглянул на Монка и вновь отвел глаза. — Надо сказать, кухарка леди Шелбурн отнеслась ко мне прямо по-матерински. — Он улыбнулся. — Бьюсь об заклад, я подзаправился куда солиднее, чем вы.
— Да я вообще не ел, — кисло признался Монк.
— Прошу прощения, — не слишком искренне огорчился Ивэн.
— И что же, кроме ланча, принес вам этот дебют на театральных подмостках? — поинтересовался Монк. — Полагаю, вам удалось кое-что подслушать?
— О да… Знаете ли вы, например, что леди Розамонд пришла в дом из хорошей семьи, но… как бы это выразиться… не без истории? Сначала она собиралась замуж за Джосселина, но ее мать настояла, чтобы она вышла за старшего брата, который тоже к ней сватался. Она была хорошей, послушной девочкой и поступила, как ей велели. По крайней мере, именно это рассказывала одна служанка прачке, пока горничная не велела им прикусить язычки и заняться своим делом.
Монк присвистнул.
— Детей у них не было несколько лет, — увлеченно продолжал Ивэн. — А потом, года полтора назад, родился сын, наследник титула. Злые языки утверждают, что он типичный Шелбурн, но больше похож на Джосселина, чем на Лоуэла. Младший лакей сам слышал, как об этом толковали в трактире. У мальчика голубые глаза — а у лорда Шелбурна, если заметили, темные, да и у его жены тоже…
Монк остановился посреди дороги и взглянул на помощника в упор.
— Вы уверены?
— Я уверен лишь в том, что слышал это своими ушами и что лорд Шелбурн тоже наверняка должен был услышать эти сплетни… рано или поздно… О боже! — Лицо Ивэна изменилось самым комичным образом. — Как скверно! Что-то в этом роде Ранкорн и имел в виду, так ведь? — Энтузиазм его мгновенно испарился. — Что же нам делать? Страшно подумать, как поведет себя леди Фабия, если мы начнем вытаскивать на свет семейные тайны!
— Да уж, — мрачно кивнул Монк. — Я тоже не знаю, что нам теперь делать.
Глава 6
Эстер Лэттерли смотрела на проезжающие мимо экипажи из окна маленькой гостиной в доме брата, располагавшемся на Тэнет-стрит неподалеку от Юстон-роуд. Дом был небольшой — куда меньше родительского на Риджент-стрит. Однако после смерти отца его пришлось продать. В мечтах Эстер не раз представляла себе, как однажды Чарльз и Имогена выкупят его и вернутся на Риджент-стрит. Однако для этого следовало поправить денежные дела, поскольку на наследство рассчитывать больше не приходилось. А пока что Эстер была вынуждена поселиться у Чарльза с Имогеной и поразмыслить на досуге, как ей устроить свою дальнейшую жизнь. Об этом она и думала, стоя у окна.
Собственно, выбора у нее и не было. Отцовские долги выплачены, рекомендации слугам написаны. К счастью, большинству уже удалось подыскать себе новые места. Теперь оставалось принять решение относительно себя самой. Разумеется, Чарльз не раз повторял, что Эстер может жить в его доме, сколько ей заблагорассудится. Но даже сама мысль об этом ее пугала. Быть вечной гостьей, от которой ни радости, ни пользы, невольно то и дело вмешиваться в чужую семейную жизнь… Потом у Чарльза с Имогеной пойдут дети. Тетушка, конечно, дело хорошее, но только не за завтраком, обедом и ужином ежедневно.
Однако ничего другого пока не предвиделось.
Естественно, Чарльз поговаривал о том, что хорошо бы ей выйти замуж, но, если честно, шансов на хорошую партию у Эстер было маловато. Она имела довольно приятные черты лица, но рост был несколько высоковат. А главная беда — отсутствие приданого. Эстер происходила из хорошей семьи, но не состояла в родстве с крупными аристократами. Будь она хотя бы очаровательна, как Имогена… Но очаровательной Эстер назвать было нельзя. Там, где Имогена проявляла мягкость и такт, Эстер вела себя резко, нетерпимо, а главное, она не выносила глупость и бездарность. Светским мероприятиям она предпочитала чтение, что тоже не увеличивало числа ее поклонников.
Одной из первых она последовала примеру Флоренс Найтингейл и отправилась в Крым сестрой милосердия. Война закалила ее характер, но привлекательней Эстер от этого не стала. Женщина с высоким интеллектом и железной логикой, она подчас просто отпугивала окружающих — особенно мужчин, не умеющих ценить подобные качества у слабого пола. То, что помогало в военном Крыму, оказалось непригодным в мирной Англии. Эстер могла бы руководить целой крепостью и с успехом отразить вражеское нападение. К несчастью, уже давно ничто не угрожало английским замкам.
А ей скоро должно было исполниться тридцать.
Логичнее всего было наняться ухаживать за больными (хотя ухаживать она привыкла скорее за ранеными) или же работать в администрации какого-нибудь госпиталя, где ей была бы уготована второстепенная роль. Считалось, что женщины не приспособлены к руководящей работе, среди врачей их не было вообще. Однако война не прошла бесследно, и, пусть возможностей для деятельного участия в жизни общества по-прежнему было немного, предстоящие свершения и будущие реформы волновали Эстер больше, чем она готова была признаться.
Еще ей нравились занятия журналистикой, но этим вряд ли можно заработать на жизнь… С другой стороны, даже нестабильный доход лучше, чем унылое безделье.
Эстер нуждалась в совете. Чарльз, конечно, не одобрил бы ее планов, как и путешествия сестры в Крым. Он так боялся, что это повредит ее здоровью и репутации! Бедный брат, он чурался любой новизны. Иногда Эстер с трудом верилось, что в их жилах течет одна кровь.
Советоваться с Имогеной тоже не имело смысла. Молодая женщина была неопытна в таких делах, а теперь, похоже, сама нуждалась в совете… Эстер ненавязчиво попыталась выяснить причину беспокойства невестки, но преуспела лишь в одном — твердо уверилась в том, что брату ничего не известно о проблемах жены.
Эстер разглядывала улицу за окном и думала о своей подруге и наставнице — леди Калландре Дэвьет, с которой познакомилась еще до крымских событий. Вот кто мог бы подсказать, что делать дальше, и помочь, если надо. А главное, Калландра понимала, что желания человека не всегда совпадают с требованиями общества.
Она часто повторяла когда-то, что Эстер в любой момент может навестить ее хоть в лондонском доме, хоть в Шелбурн-Холле. Эстер уже отправила по обоим адресам письма, в которых просила леди Калландру о встрече. Сегодня она получила утвердительный ответ.
Эстер услышала, как у нее за спиной отворилась дверь и вошел Чарльз. Она обернулась, держа письмо в руке.
— Чарльз, я решила провести пару дней или даже неделю у леди Калландры Дэвьет.
— Я ее знаю? — немедленно осведомился он, и глаза его слегка расширились.
— Вряд ли, — ответила Эстер. — Ей под шестьдесят, и она редко выходит в свет.
— Ты собираешься стать ее компаньонкой? — Чарльз, как всегда, рассматривал вопрос с практической стороны. — Не думаю, чтобы тебе подошло такое занятие, Эстер. При всем моем добром к тебе отношении, ты не сможешь ублажать беседами пожилую леди. У тебя упрямый характер, ты презрительно относишься к бытовым мелочам. Кроме того, тебе никогда не удавалось скрыть свое мнение от окружающих.
— Я никогда и не старалась! — отрезала Эстер, несколько уязвленная его словами, пусть даже и произнесенными от чистого сердца.
Брат улыбнулся.
— Я знаю, моя милая. Это было бы совсем на тебя не похоже.
— Я ни к кому не набиваюсь в компаньонки, — заявила она. На кончике языка вертелась фраза, что, приди ей в голову такая мысль, леди Калландра была бы первой кандидатурой. К счастью, Эстер удержалась от этих слов — иначе Чарльз, возможно, подверг бы сомнению целесообразность визита в Шелбурн-Холл. — Она вдова полковника Дэвьета, военного хирурга. Я хотела бы с ней посоветоваться о том, какой род занятий мне стоит выбрать.
Чарльз удивился:
— Ты в самом деле полагаешь, что это дельная мысль? Сомневаюсь. Конечно, ты вольна в своих поступках, но… Ты никому здесь не мешаешь. Мы с Имогеной так ценим твою помощь… Ты бросила все свои дела и вернулась в самый трудный для нас момент.
— Это же наше общее горе, — возразила она. — Я просто обязана была приехать. Но мнение леди Калландры многое для меня значит. Если не возражаешь, я отправлюсь завтра утром.
— Конечно… — Он помешкал. Вид у него был несколько смущенный. — Э…
— Да?
— Тебе… э… хватает денег?
Эстер улыбнулась:
— Да, спасибо. Пока хватает.
На лице Чарльза отразилось облегчение, и это окончательно утвердило Эстер в мысли, что чем раньше она сама начнет зарабатывать себе на жизнь, тем лучше. При всей своей щедрости Чарльз был стеснен в средствах. Семья имела возможность держать лишь кухарку, судомойку и трех служанок, одна из которых была еще и камеристкой Имогены. Единственным мужчиной среди слуг был дворецкий. Ни лакея, ни даже чистильщика обуви. Башмаками приходилось заниматься судомойке.
Имогена уже не так регулярно обновляла свой летний гардероб, да и Чарльзу подчас приходилось пользоваться отремонтированной обувью. Серебряный поднос для приглашений и визитных карточек с некоторых пор исчез из передней.
Когда Чарльз вышел, Эстер поднялась по лестнице в бельевую и застала Имогену за осмотром наволочек и простыней. Даже при таком скромном хозяйстве поддерживать белье в должном виде было довольно утомительно, особенно если учесть отсутствие в доме прачки.
— Извини. — Эстер пришла на помощь невестке. — Я решила немного погостить у леди Калландры Дэвьет в загородной усадьбе. Думаю, она подскажет, что мне делать дальше… — И, видя удивление Имогены, пояснила: — Надеюсь, она поможет подыскать мне место.
— О… — На лице Имогены возникло смешанное выражение радости и растерянности. Она понимала, что Эстер необходимо на что-то решиться, но не хотела расставаться с ней. Уже при первой встрече обе почувствовали, что станут близкими подругами. — Тогда тебе стоит взять с собой Гвен. К аристократам неловко отправляться без камеристки.
— Ничего подобного, — немедленно возразила Эстер. — У меня никогда не было камеристки. Что же до леди Калландры, то она равнодушна к условностям.
Имогена взглянула на нее с сомнением.
— А как ты собираешься одеваться к обеду?
— О господи! Сама, конечно!
Лицо Имогены слегка вытянулось.
— Да, милая, я тебя понимаю! Тебе так понравилось быть сестрой милосердия и шокировать тупое армейское начальство…
— Имогена!
— Но прическа! — не унималась та. — Представь, что ты садишься за обеденный стол, а волосы у тебя — словно ветром растрепаны!..
— Имогена! — Эстер кинула в невестку кипой полотенец. Большинство из них просто попадало на пол, лишь одно слегка задело локон Имогены.
В ответ Имогена швырнула в подругу простыню, достигнув сходного результата. Они взглянули друг на друга — и расхохотались. Затем в изнеможении опустились на стопки хрустящего крахмального белья.
Дверь отворилась, и на пороге возник встревоженный Чарльз.
— Что происходит? — осведомился он, неверно истолковав всхлипы обеих. — Вам дурно? В чем дело?
Тут он заметил, что женщины скорее смеются, чем рыдают, понял свою ошибку — и рассердился.
— Имогена! Держи себя в руках! — резко отчитал он жену. — Какая муха тебя укусила?
Имогена продолжала хохотать, не в силах остановиться.
— Эстер! — Чарльз покраснел. — Эстер, прекрати! Прекрати немедленно!
Эстер взглянула на брата и нашла его весьма забавным.
Чарльз с досадой фыркнул, списал все на женские слабости и вышел, плотно прикрыв дверь, чтобы слуги, боже упаси, не стали свидетелями этой нелепой сцены.
Эстер было не привыкать к путешествиям, да и переезд из Лондона в Шелбурн вряд ли можно сравнить с плаванием через Бискайский залив. Средиземное море, Босфор и Черное море — к Севастополю. Перегруженные транспортные корабли, ржание испуганных лошадей, теснота, отсутствие элементарных удобств — все это весьма трудно представить обычному англичанину, а тем более — англичанке. Путешествие в вагоне поезда было просто развлечением, равно как и поездка на двуколке от железнодорожной станции до Шелбурн-Холла.
Вот и величественный фасад особняка с портиком и дорическими колоннами. Кучер не успел подать гостье руку, так как Эстер, привыкшая во всем полагаться исключительно на себя, спрыгнула на землю, стоило ему натянуть вожжи. Он нахмурился и пошел выгружать багаж, в то время как лакей распахивал перед Эстер парадную дверь. Другой слуга принял у кучера сундучок и понес его вверх по лестнице.
Войдя в гостиную, Эстер обнаружила там Фабию Шелбурн. Комната, где встретила ее хозяйка, была изумительно красива, но в прекрасный летний день, наполненный ароматом роз и благоуханием свежей зелени, роскошный мраморный камин казался совершенно лишним, а картины на стенах смотрелись замочными скважинами в чужой и ненужный мир.
Увидев Эстер, леди Фабия улыбнулась, но навстречу не встала.
— Добро пожаловать в Шелбурн-Холл, мисс Лэттерли. Надеюсь, поездка была не слишком утомительной. Ах, дорогая, вы так растрепались! Наверное, на улице сильный ветер? Когда вы переоденетесь и приведете в порядок прическу, прошу присоединиться к чаепитию. Наша кухарка славится неподражаемыми сдобными лепешками. — Она улыбнулась с холодной вежливостью во взгляде. — Полагаю, вы проголодались, так что это весьма кстати. За столом будут и леди Калландра, и моя невестка леди Шелбурн. Кажется, вы еще с ней не знакомы?
— Нет, леди Фабия, но рада буду познакомиться. — Эстер присмотрелась к бархатному платью хозяйки, не черному, но сумрачно-фиолетовых тонов, с легким намеком на траур. Она уже слышала от леди Калландры о смерти Джосселина Грея, хотя подробности были ей неизвестны. — Примите мои глубочайшие соболезнования. Я понимаю, насколько велико ваше горе.
Фабия приподняла брови.
— Понимаете? — произнесла она с явным сомнением.
Эстер почувствовала себя уязвленной. Видимо, эта женщина считала свои беды единственными в мире. Какой эгоцентричной может быть скорбь!
— Да, — ответила Эстер ровным голосом. — Я потеряла в Крыму старшего брата, а потом в течение трех недель ушли из жизни мои родители.
— О… — На миг Фабия лишилась дара речи. Какая неловкость! Она полагала, что темное платье их гостья надела лишь ради поездки. — Примите мои соболезнования.
Эстер тепло и искренне улыбнулась.
— Благодарю вас, — отозвалась она. — Когда я переоденусь, то с огромным удовольствием воспользуюсь вашим приглашением. Вы совершенно правы: стоило мне услышать о сдобных лепешках, как я почувствовала голод.