— Совершенно верно.
— Я не нанимал воров!
Уигтайт оборонялся, пытаясь выиграть время и собраться с мыслями. Монк ясно это видел.
— Вы наняли сборщиков долгов, которые повели себя, как воры, — немедленно ответил он. — Закон в данном случае не видит особой разницы.
— Конечно, я нанимаю сборщиков, — согласился Уигтайт. — Не могу же я сам гоняться по улице за каждым своим должником!
— Как часто вы посылаете сборщиков с фальшивыми полицейскими удостоверениями к должникам, которых вы предварительно убили?
И без того скудный румянец покинул лицо Уигтайта окончательно; теперь оно было бледно-серым, как рыбья кожа. Монку даже подумалось на миг: не приключится ли сейчас с ростовщиком обморок? Впрочем, сочувствия к жертве он не испытывал.
Лишь через несколько секунд Уигтайт обрел дар речи.
— Убил? — Слово прозвучало глухо и бессмысленно. — Клянусь могилой матери, я не имею к этому никакого отношения. При чем здесь я? Зачем мне это было надо? Какое безумие! Вы сумасшедший.
— Затем, что вы — ростовщик, — заявил Монк, вкладывая в это слово весь свой гнев и презрение. — А ростовщики не могут допустить, чтобы кто-нибудь не платил им долги. — Он угрожающе подался вперед, но Уигтайт не отшатнулся и по-прежнему сидел недвижно. — Все ваше дело развалится, если хоть один не заплатит, — процедил Монк. — Его примеру тут же последуют другие. Поэтому лучше отправить упрямца на тот свет, чтобы остальные испугались и раскошелились, а?
— Да не убивал я его!
Уигтайт был напуган не столько даже самим обвинением, сколько ненавистью Монка. Он не понимал, чем заслужил ее.
— Но вы подослали к нему убийц! Разве это не одно и то же? — настаивал Монк.
— Нет! Какой смысл?! — В голосе Уигтайта, лаская слух Монка, прорезалась высокая жалобная нотка. — Ладно! — Он поднял жирные мягкие руки. — Я послал их посмотреть, не хранил ли Грей расписки о погашении долга. Я знал, что его убили, и мне просто не хотелось быть замешанным в это дело. Вот и все, клянусь вам! — Пот, выступивший на его лице, сиял в мягком свете газовых ламп. — Он вернул мне долг! Матерь Божья, да там всего-то было пятьдесят фунтов! Вы, что же, думаете, я подослал бы убийц к должнику из-за пятидесяти фунтов? Да это было бы безумием! Они бы потом шантажировали меня до конца дней. Меня бы обобрали до нитки — или отправили бы на виселицу.
Монк смотрел на него. К сожалению, его слова очень походили на правду. Уигтайт был паразитом, но далеко не глупцом. Он бы не прибег к помощи убийц даже из-за огромного долга. Если бы он замыслил преступление, он бы организовал его куда умнее. Физическое давление на должника — да, возможно, но только не зверское убийство в собственном доме!
Однако Монк хотел убедиться до конца, что ростовщик действительно ни при чем.
— Чего же вы тогда ждали? — невыразительно спросил он. — Почему сразу не постарались найти и уничтожить эти расписки?
Уигтайт понял, что выкрутился. Это ясно читалось на его круглой лоснящейся физиономии.
— Во-первых, раньше там было полно настоящих полицейских, — ответил он. — Сновали туда-сюда. — Он развел руками. Монку очень хотелось поймать его на лжи, но все пока звучало вполне убедительно. — Слишком велик был риск, — продолжал Уигтайт. — Пришлось бы много заплатить тем, кого я нанял; они бы решили, что я чего-то боюсь. И потом, вы же поначалу искали случайных воров. А после все изменилось, вы заинтересовались денежными делами Грея…
— Откуда вы знаете?
Монк верил ему, но на всякий случай продолжал цепляться к каждой неувязке.
— Слухи-то расходятся. Вы встретились с его портным, с виноторговцем, стали проверять его счета…
Монк вспомнил, что действительно давал Ивэну такие задания. Похоже, у ростовщика везде имелись глаза и уши. Да иначе и быть не могло — Уигтайт должен был изучать своих клиентов, узнавать их привычки и слабости, искать уязвимые места. Боже, как он ненавидел таких людей!
— О… — Как ни старался Монк, ему все же не удалось скрыть разочарования. — В следующий раз я буду более осмотрителен при расследовании.
Уигтайт холодно улыбнулся:
— Я не доставлю вам больше хлопот. Теперь уже в этом нет никакой надобности.
Ростовщик смаковал свою победу, как ломтик стилтона или глоток портвейна после ужина.
Говорить больше было не о чем, и, пройдя мимо елейного клерка в передней, Монк выбрался наружу с твердой решимостью при первой возможности надолго упечь Джошуа Уигтайта за решетку. Возможно, причиной такого настроения была ненависть Монка ко всему племени ростовщиков, возможно, неприязнь к самому Уигтайту с его толстым брюхом и холодными глазами, а может быть, дело было в том, что расследование убийства Джосселина Грея снова зашло в тупик.
Теперь Монку придется вновь заняться друзьями Грея и лордом Шелбурном — к великой радости Ранкорна.
Но прежде чем он снова ступит на скользкую дорожку, в конце которой его ждет либо арест лорда Шелбурна и крах его собственной карьеры, либо провал расследования, он должен проверить еще несколько версий, какими бы безнадежными они ни казались. И начнет он с Чарльза Лэттерли.
Монк нанес визит Лэттерли во второй половине дня, когда, по его расчетам, Имогена должна была оказаться дома.
Встретили его вежливо, но не более. Служанка была слишком хорошо вышколена, чтобы выразить свое удивление. После нескольких минут ожидания в прихожей его пригласили в гостиную, где на него снова повеяло уютом. Чарльз стоял у окна.
— Добрый день, мистер… э… Монк, — холодно приветствовал он его. — Чему мы на этот раз обязаны вашим вниманием?
У Монка екнуло сердце. Ему вдруг померещилось, что от него все еще пахнет трущобами. Вполне возможно, что род занятий накладывает на облик человека неизгладимый отпечаток.
— Я по-прежнему занимаюсь расследованием убийства Джосселина Грея, — несколько невпопад ответил Монк.
Он чувствовал, что Имогена и Эстер смотрят на него. Поклонился Чарльзу и — не поднимая глаз — дамам.
— Надо полагать, вы что-то обнаружили, не так ли? — Чарльз приподнял брови. — Нам очень жаль Джосселина, поскольку все мы его знали, но мы, право, не просили вас докладывать нам ежедневно о ваших успехах и неудачах.
— Совершенно верно, — ответил Монк, и в его сердце шевельнулось горькое сожаление, что он никогда не станет своим в таком вот светлом, уютном доме. — Но именно потому, что вы были знакомы с майором Греем, мне и хотелось бы вновь побеседовать с вами. Сначала мы полагали, что его убил случайный грабитель, потом решили, что причиной были долги, но все эти версии отпали. Нам пришлось вернуться к печальной мысли, что…
— Мне казалось, я вам все объяснил, мистер Монк! — резко перебил его Чарльз. — Мы не желаем ничего слушать. Я не позволю, чтобы мои жена и сестра расстраивались из-за вашей навязчивости. Возможно, женщины вашего… — он поискал подходящее слово, — круга менее чувствительны, поскольку, к несчастью, чаще сталкиваются с насилием и другими неприятными сторонами жизни. Но моя сестра и моя жена не слышали и слышать не хотят о подобных вещах. Я должен просить вас пощадить их чувства.
Монк понял, что краснеет. Первым его побуждением было ответить грубостью на грубость, но его слишком сковывало присутствие Имогены. Мнение Эстер Монка не интересовало. По правде говоря, он даже с удовольствием затеял бы с ней ссору.
— У меня не было намерений оскорбить чьи-либо чувства, сэр, — через силу процедил Монк. — Я всего-навсего хотел задать несколько вопросов, а для начала попытаться объяснить, насколько это важно для следствия.
Чарльз моргнул и оперся на камин.
— Мне ничего не известно об этом деле, и остальным — тоже.
— Если бы мы могли помочь вам хоть чем-нибудь, мы бы уже это сделали, — добавила Имогена. На мгновение Монку показалось, что она смущена резкостью Чарльза.
Эстер встала и, сделав несколько шагов, остановилась напротив Монка.
— Нам еще не задали ни одного вопроса, — напомнила она Чарльзу. — Откуда нам знать, можем мы или не можем на них ответить! Не знаю, как Имогена, а лично я не вижу тут ничего оскорбительного. В конце-то концов, если ты в состоянии обсуждать убийство с полицейским, то почему я не могу?
— Моя дорогая Эстер, ты сама не понимаешь, о чем говоришь. — Лицо Чарльза стало твердым. Он протянул руку к сестре, но та уклонилась. — Ты даже не представляешь, какие отвратительные подробности тебе придется выслушивать!
— Да что за вздор! — немедленно вспылила она. — Я могу понарассказывать тебе таких историй, какие тебе и в дурном сне не привидятся! Я насмотрелась на людей, изрубленных на куски, разорванных ядрами, обмороженных, умирающих от голода…
— Эстер! — взорвался Чарльз. — Ради всего святого!
— Ну так не смей утверждать, что я не вынесу разговора в гостиной об одном-единственном убийстве, — подвела она черту.
— Ну так не смей утверждать, что я не вынесу разговора в гостиной об одном-единственном убийстве, — подвела она черту.
Чарльз сильно покраснел, на Монка он теперь старался не глядеть.
— А тебе не приходило в голову, что Имогена — более нежная натура и привыкла к иному образу жизни, нежели тот, который избрала себе ты? — спросил он. — Прости, но иногда ты бываешь невыносима!
— Поверь, что Имогена не такая уж беспомощная, как тебе представляется, — возразила Эстер; на щеках ее вспыхнул румянец. — И мне думается, она не захочет скрыть правду, какой бы неприятной она нам ни показалась.
Монк взглянул на Чарльза и понял, что тот всю свою жизнь безуспешно пытается призвать сестру к порядку. Какое счастье, что по крайней мере эта головная боль ему не грозит!
В разговор вмешалась Имогена:
— Вы сказали, что пришли к какому-то заключению, мистер Монк. Так поделитесь с нами.
Она настороженно смотрела на Монка. В течение нескольких секунд он не мог подобрать нужные слова. Пауза затягивалась. Подбородок Имогены чуть вздернулся, но она по-прежнему смотрела ему в глаза.
— Я… — начал он и замялся. Пришлось начать снова: — Убийца… это был кто-то из знакомых майора, — продолжал он уже почти машинально, — человек его круга и общественного положения.
— Чепуха! — перебил Чарльз, стремительно выходя на середину комнаты, словно намеревался силой заставить Монка замолчать. — Люди круга Джосселина Грея не могут быть причастны к убийству! Если это все, до чего вы додумались, бросьте это дело и передайте его более искусному сыщику.
— Ты бываешь иногда удивительно грубым, Чарльз. — Глаза Имогены сверкнули, а на щеках проступил румянец. — У нас нет никаких поводов сомневаться в профессиональных навыках мистера Монка и уж тем более говорить об этом вслух.
Чарльз замер, дерзость была неслыханная.
— Имогена, — начал он ледяным тоном, но затем вспомнил о женской чувствительности и сбавил тон. — Я понимаю, что ты потрясена. Может быть, тебе лучше уйти к себе, успокоиться и выпить ячменного отвара?
— Я не потрясена и не желаю пить ячменный отвар. И достаточно хорошо себя чувствую, чтобы ответить на вопросы полиции. — Она повернулась к Монку. — Вы ведь хотели задавать вопросы, мистер Монк?
Монк попытался собраться с мыслями, собрать воедино все, что ему об этих людях известно, но лишь почувствовал себя полностью несостоятельным. Все воспоминания были заслонены внезапным ощущением тоски о чем-то недостижимом: его словно преследовала прекрасная, но, увы, неуловимая мелодия.
Он и сам чувствовал, что ведет себя глупо. Видимо, Имогена будила в нем воспоминания о счастливом времени, когда он был любим, — времени, о котором Монк забыл в тот роковой миг, когда тяжелый экипаж перевернулся на скользкой мостовой и страшный удар лишил его прошлого. Но помимо блестящего честолюбивого сыщика, острого на язык и упивающегося своим одиночеством, в нем по-прежнему жил и другой человек, о котором постоянно напоминала Имогена. И если нынешнему Монку суждено прорваться через кошмар последних дней, он непременно восстановит старое знакомство.
— Поскольку вы были дружны с майором Греем, — снова начал он, — то, возможно, он делился с вами своими тревогами. Не упоминал ли он, что кто-то не любит его или преследует по каким-либо причинам? — Монку показалось, что речь его невнятна, и он проклял себя за это. — Говорил ли он при вас о завистниках или соперниках?
— Ни разу. Да и как мог кто-нибудь из знакомых Джосселина убить его? — спросила Имогена. — Он был просто очарователен. Я не помню случая, чтобы он с кем-то поссорился. Самое большее, он мог остроумно высмеять собеседника, и подчас весьма язвительно.
— Моя дорогая Имогена, ну разумеется! — вмешался Чарльз. — Это был грабеж, иначе просто и быть не может!
Имогена вздохнула и, не обращая внимания на реплику мужа, продолжала смотреть на Монка, ожидая его реакции.
— А я полагаю, шантаж, — ответил Монк. — Или, возможно, ревность.
— Шантаж? — Чарльз пришел в ужас, он ушам своим не верил. — Вы имеете в виду, что Грей кого-то шантажировал? Могу я спросить, каким образом?
— Если бы мы знали это, сэр, мы бы легко определили, кого именно он шантажировал, — ответил Монк. — И расследование было бы завершено.
— То есть вы вообще пока ничего не знаете.
Голос Чарльза вновь зазвучал уверенно.
— Напротив, мы знаем очень много. У нас даже есть подозреваемый, но мы бы не хотели его арестовывать, пока не отработаем все остальные версии. — Говорить этого не следовало, но больно уж хотелось Монку осадить Чарльза, сбить его с толку и насладиться его растерянностью.
— Вы явно совершаете ошибку. — Чарльз смотрел на него, прищурив глаза. — По крайней мере, мне так кажется.
Монк сухо улыбнулся:
— Я и сам пытаюсь найти другое объяснение. Поэтому собираю факты везде, где только могу. Уверен, что вы это уже заметили и оценили.
Краем глаза Монк уловил, что Эстер улыбнулась, и это определенно доставило ему удовольствие. Чарльз что-то проворчал себе под нос.
— Мы действительно хотим помочь вам, — нарушила молчание Имогена. — Мой муж пытался уберечь нас от потрясения просто из деликатности. Но мы очень любили Джосселина и готовы сообщить вам все, что нам о нем известно.
— Боюсь, «очень любили», моя дорогая, слишком сильное выражение, — недовольно буркнул Чарльз. — Мы, конечно, симпатизировали Джосселину, но принимали его только ради Джорджа.
— Джорджа? — Монк нахмурился. О Джордже он слышал впервые.
— Мой младший брат. — пояснил Чарльз.
— Он дружил с майором Греем? — оживившись, спросил Монк. — А мог бы я поговорить и с ним тоже?
— Боюсь, что нет. Но вы правы, он достаточно хорошо знал Джосселина. Какое-то время они были близкими друзьями.
— А что случилось потом? Между ними вышла размолвка?
— Нет, Джордж умер.
— О! — Монк смутился. — Примите мои соболезнования.
— Благодарю вас. — Чарльз откашлялся. — Нам нравился Грей, но, разумеется, в известных пределах. Моя жена, как и все мы, очень любила Джорджа и в какой-то мере перенесла это чувство на его друзей.
— Понимаю.
Монк зашел в тупик. Видела ли Имогена в Джосселине лишь друга Джорджа? Или просто была очарована обходительностью и остроумием Грея? Когда она говорит о Джосселине, лицо ее оживляется — точь-в-точь как у Розамонд Шелбурн. Неужели Чарльз настолько слеп, что не видит этого? Или просто не желает обращать внимания?
Отвратительная, опасная мысль внезапно вторглась в сознание Монка: что, если женщина, из-за которой убили Грея, вовсе не леди Шелбурн, а Имогена Лэттерли? Как бы выяснить, где находился Чарльз во время убийства?
Он перевел взгляд на Чарльза. На гладком лице мистера Лэттерли читалось разве что раздражение, но никак не сознание вины. Монк лихорадочно соображал, как повернуть беседу в нужное русло. Мысли его были тягучи, точно клей. И как это Имогену угораздило выйти замуж за Чарльза!
Внезапно Монк вспомнил трость в прихожей Джосселина Грея. Ах, если бы он еще смог вспомнить руку, держащую эту трость, и лицо владельца! Тем не менее он почему-то был уверен, что хорошо знает этого человека и что это не Лоуэл Грей. Какой смысл был лорду Шелбурну притворяться, будто он впервые видит Монка? Ведь никто в Шелбурн-Холле понятия не имел, что их гость лишился памяти. Возможно, именно Чарльз Лэттерли — владелец трости?
— Вы бывали когда-нибудь в квартире майора Грея, мистер Лэттерли?
Вопрос вырвался совершенно непроизвольно. Но теперь назад дороги нет — придется выяснять все до конца. Хотя бы ради собственного спокойствия нужно убедиться, что его дикая догадка безосновательна.
Чарльз слегка удивился:
— Нет. А зачем вам это? Вы же наверняка были там сами. О том, как он жил, я ничего вам рассказать не могу.
— Неужели вы ни разу к нему не заходили?
— Я уже ответил: нет. Просто не было повода.
— Полагаю, и родственники ваши тоже ни разу там не бывали?
На дам Монк теперь старался не глядеть. Он знал, что вопрос бестактен, даже, пожалуй, оскорбителен.
— Конечно!
Чарльз с трудом сдерживался. Хотел добавить еще что-то, но тут вмешалась Имогена:
— Вас интересует, где мы все находились в момент убийства Джосселина, мистер Монк?
Он не услышал сарказма в ее словах. Имогена смотрела на Монка внимательно и серьезно.
— Не выставляй себя на посмешище! — вспылил Чарльз. — Если ты не можешь отнестись к делу серьезно, Имогена, оставь нас и побудь в своей комнате!
— Я совершенно серьезна, — ответила она, на миг отвернувшись от Монка. — Если Джосселина убил кто-то из его друзей, то мы тоже оказываемся под подозрением. Право, Чарльз, разумней будет объяснить, где находился каждый из нас в это время. Иначе мистер Монк может начать проверять все сам.