Инструктор проводил их ко входу в мужскую половину дома и вошел внутрь. Появившись через полминуты, дал понять, чтобы они вошли.
За столом, на котором красовалась белоснежная скатерть, сидел Арви Евлоев и незнакомый Филиппову бородатый мужчина в камуфлированной форме. У стены, рядом с небольшим телевизором и видеомагнитофоном, возился Алу. При виде его Завьялов непроизвольно поморщился.
– Что, – повеселел Евлоев, заметив, как переменился в лице Игорь, – не нравится тебе мой охранник?
– Я ему не женщина, чтобы нравиться, – метнув злой взгляд в сторону вошедших, пробурчал главный телохранитель.
Заработавший снаружи дома генератор заставил отвлечься его от Завьялова и заняться видеомагнитофоном.
– Проходите. – Евлоев указал рукой на скамейку рядом с собой. – Сегодня вы последний день в этом лагере. – Дождавшись, когда все усядутся, он заговорил вновь: – По отзывам ваших наставников, вы оказались прилежными учениками. Уже завтра утром, перед выходом, вам заплатят первые деньги. Пусть это будет вашей стипендией.
Заработал телевизор. Убедившись, что все в порядке, Алу вышел, напоследок одарив Завьялова презрительным взглядом.
– Вас не интересует, куда вы завтра отправитесь? – дождавшись, когда за телохранителем закроется дверь, спросил эмиссар.
– Почему же! – ответил за всех Антон. – Очень.
– Почему не спрашиваете?
– Ждем, когда сами скажете.
– Это хорошее качество. Завтра вас переправят на север Ичкерии, а послезавтра вы уже будете в Ростове. Там надежные люди обеспечат вас необходимыми документами. С разрывом в несколько дней по очереди вы уедете в Сибирь. Это все, что я знаю. Сейчас посмотрите фильм и хорошенько запомните все, что увидите. Где он снимался, я не знаю, но думаю, именно эти объекты вам предстоит уничтожить. Дополнительную информацию получите уже в России.
Он взял пульт дистанционного управления. Экран засветился.
Антон прекрасно понимал: Арви темнит. Ему наверняка известно местонахождение аэродрома и военного городка, снятого из окна проходящего поезда. Судя по сопкам, покрытым тайгой, это где-то за Уралом. Не исключено, на Дальнем Востоке или в Забайкалье. С десяток штурмовиков фронтовой бомбардировочной авиации, стоящих на краю летного поля, похожие на холмы ангары.
Им не называют конечного пункта назначения, возможно, из опасений, что они могут быть задержаны при пересечении административных границ. Не исключено, что весь маршрут разбит на участки и после Ростова предстоит ехать в Новосибирск, а затем еще куда-нибудь, где они будут иметь дело с людьми, которые отвечают и имеют информацию только по своему этапу.
Это создавало определенные трудности для поддержания связи с Родимовым и Линевым.
– Как вы поняли, конечным пунктом назначения будет один из военных аэродромов и гарнизон, – когда прошла запись, подытожил Евлоев. – Сейчас идите готовиться, за вами придут.
Вернувшись обратно в свою комнату, Антон задумался. Что-то во всем, что с ними произошло в этом так называемом лагере подготовки боевиков, было не то. Больше всего настораживал факт, что, кроме них, в этом ауле больше никого не готовили. У него сложилось впечатление, будто Арви все это время лишь создавал видимость учебного процесса, с целью занять их, а на самом деле ждал появления третьего человека. Если это так, то какова же все-таки их реальная задача?
* * *
В это утро полковник Юрасов отдал распоряжение отменить общее построение бригады, поручив произвести разводы командирам отрядов самостоятельно. Поводом для такого решения послужил доклад его заместителя по работе с личным составом подполковника Криворучко о странном поведении жены старшего лейтенанта Полынцева.
– Значит, говоришь, плотно на игле сидит? – переспросил он зама, глядя прямо перед собой.
Тот лишь тяжело вздохнул.
– С одной стороны, Полынцев служит в другой части и мы не несем ответственности за положение дел в его семье, с другой – мы офицеры, а Сергей был хорошим спецназовцем.
– Может, попробовать переговорить с начмедом? – осторожно поинтересовался Криворучко.
– Да, пригласи Наталью Леонидовну, – согласился с ним комбриг, глазами указав на телефоны, стоящие справа от него.
Капитан Максакова, стройная, кудрявая шатенка, которой идеально шла форма офицера и тельняшка, не заставила себя долго ждать. Уже через пятнадцать минут от штаба отъехал «УАЗ» с Криворучко и главным врачом бригады.
Двери тридцатой квартиры долго не открывались. Слышался детский плач и какая-то возня. Когда наконец они распахнулись, у Криворучко, прекрасно знающего Ольгу, екнуло сердце. Вместо красивой, всегда улыбающейся, приветливой женщины стояло взъерошенное, со спутавшимися волосами и отсутствующим взглядом нечто в неопрятном, мятом халате. Кожа на лице была серой. На правой половине лица розовели полосы от подушки.
Он слышал сплетни, которые ходили по городку. Знал их источник, но никогда не думал, что такую женщину может сломать ложь. Криворучко не знал другого: вместе с клеветой ее ломали два наркомана со стажем.
Отведя взгляд в сторону, она посторонилась, пропуская гостей в квартиру.
Повсюду царил беспорядок. Начмед, бросив беглый взгляд на хозяйку, направилась в детскую.
Ольга молча, придерживаясь правой рукой за стену, вошла в зал и сразу плюхнулась в кресло.
– Оленька, что ты наделала?! – с горечью проговорил Криворучко и опустился на диван, стоящий напротив. – У тебя муж офицер. У тебя есть мы, его боевые товарищи…
– Это не я. – Она отрешенно посмотрела на тарелку, стоящую прямо на полу, до краев наполненную окурками. – Это они…
Проследив за ее взглядом, он чертыхнулся:
– Кто они?
– Бандиты…
В дверь позвонили. Криворучко дал знак рукой оставаться Полынцевой на месте, а сам направился в прихожую.
На пороге оказался начальник особого отдела бригады подполковник Савин.
– Привет.
– Уже все знаешь?
– Так, в общих чертах.
– Зачем пожаловал?
– Где Полынцева? – оставив вопрос без внимания, спросил тот.
Криворучко глазами указал на вход в зал и знаками дал понять, что разговаривать с ней бесполезно.
– Тогда пойдем на кухню.
Врач, сняв камуфлированную куртку и оставшись в одной тельняшке, держа одной рукой малыша, другой помешивала ложкой манную кашу в кастрюльке на газовой плите.
– Наташа, ты еще долго? – заглянув ей через плечо, спросил особист.
– Уже все, ухожу.
Когда офицеры остались одни, Савин навалился спиной на стену и внимательно посмотрел на Криворучко:
– Зубова на этом не остановится. Не исключено, в доме есть подброшенный предмет, который послужит поводом отправить за решетку кого-то из членов этой семьи.
– Раз ты знаешь, кто творит этот беспредел…
– Нужны свидетельские показания, а не агентурные данные, это во-первых, а во-вторых, надо, чтобы Полынцева пришла в себя и собственноручно написала заявление. Тогда есть шанс прижать этих олигархов местного значения к стенке. В общем, так, – он открыл форточку и закурил, – сейчас здесь появятся мои оперуполномоченные и перероют все.
На лице Криворучко появилось недоумение.
– Если сюда придут опера из МВД, то, боюсь, мы окажемся в глупом положении, – пояснил свои слова Савин. – Это мы с тобой знаем положение дел. А им поступит анонимный звонок, будто по этому адресу килограмм тротила, и все. Зубова опасная женщина.
Вновь появилась начмед с пустой тарелкой:
– Разрешите, товарищ полковник?
– Заходи, Наташенька. – Криворучко тяжело вздохнул: – Ну, какое у тебя мнение?
– В нашем госпитале сейчас Полынцевой уже не смогут помочь. Она почти месяц плотно сидела на героине очень высокого качества. Все усугубляется психической травмой. Нужно немедленно везти в специализированную клинику. Ребенка я пока заберу к себе. У меня гостит сестра, так что все будет нормально.
* * *
Как только Магомед стал идти на поправку, его перевели в неврологическое отделение в специально оборудованную палату. Здесь он был один. Снаружи единственного окна была установлена решетка и металлическая сетка. Двери были из металлических прутьев, приваренных к массивному каркасу. В коридоре постоянно находился солдат, вооруженный автоматом. Туалет был тут же в палате. Двери на нем отсутствовали, и это позволяло караульному видеть его даже там.
Ежедневно, кроме врача и медсестры, которые входили в палату только после того, как на него надевали наручники, приходил капитан Линев из ФСБ и следователи из прокуратуры. Ничего особенного он им не говорил. Требуя адвоката, Магомед настаивал, чтобы это был обязательно чеченец. Когда его просьба была наконец удовлетворена, он отказался от сухонького пожилого мужчины в очках, заподозрив его в сговоре со спецслужбами. Ему нужен был защитник, который передал бы на волю информацию о русских, внедрившихся при помощи Джабраилова в ряды сопротивления. Однако Магомед неожиданно для себя пришел к выводу, что ему от этого не будет никакой выгоды. Его соратники не бросятся вызволять из плена своего полевого командира, к тому же лишившегося почти всего своего отряда. Он не такая фигура, чтобы из-за него брать заложников и диктовать условия. Пройдет время, и часть из тех, кому сейчас он окажет услугу, либо погибнут, либо разделят его судьбу, оказавшись за решеткой, а иные просто свалят на давно построенные виллы за море проматывать заработанные чужой кровью доллары. Изо дня в день размышляя над своим положением, он все больше и больше склонялся к мнению, что не стоит торопиться с передачей информации за пределы палаты, а тем более раздражать своим поведением контрразведчиков.
– В нашем госпитале сейчас Полынцевой уже не смогут помочь. Она почти месяц плотно сидела на героине очень высокого качества. Все усугубляется психической травмой. Нужно немедленно везти в специализированную клинику. Ребенка я пока заберу к себе. У меня гостит сестра, так что все будет нормально.
* * *
Как только Магомед стал идти на поправку, его перевели в неврологическое отделение в специально оборудованную палату. Здесь он был один. Снаружи единственного окна была установлена решетка и металлическая сетка. Двери были из металлических прутьев, приваренных к массивному каркасу. В коридоре постоянно находился солдат, вооруженный автоматом. Туалет был тут же в палате. Двери на нем отсутствовали, и это позволяло караульному видеть его даже там.
Ежедневно, кроме врача и медсестры, которые входили в палату только после того, как на него надевали наручники, приходил капитан Линев из ФСБ и следователи из прокуратуры. Ничего особенного он им не говорил. Требуя адвоката, Магомед настаивал, чтобы это был обязательно чеченец. Когда его просьба была наконец удовлетворена, он отказался от сухонького пожилого мужчины в очках, заподозрив его в сговоре со спецслужбами. Ему нужен был защитник, который передал бы на волю информацию о русских, внедрившихся при помощи Джабраилова в ряды сопротивления. Однако Магомед неожиданно для себя пришел к выводу, что ему от этого не будет никакой выгоды. Его соратники не бросятся вызволять из плена своего полевого командира, к тому же лишившегося почти всего своего отряда. Он не такая фигура, чтобы из-за него брать заложников и диктовать условия. Пройдет время, и часть из тех, кому сейчас он окажет услугу, либо погибнут, либо разделят его судьбу, оказавшись за решеткой, а иные просто свалят на давно построенные виллы за море проматывать заработанные чужой кровью доллары. Изо дня в день размышляя над своим положением, он все больше и больше склонялся к мнению, что не стоит торопиться с передачей информации за пределы палаты, а тем более раздражать своим поведением контрразведчиков.
В один из дней Магомед наконец принял решение, и, когда в очередной раз к нему пришел Линев, он объявил, что у него есть серьезная информация, которая касается трех агентов, внедренных ФСБ.
Линев некоторое время смотрел на Шамаева ничего не выражающим взглядом, однако, по мере того как смысл сказанного боевиком доходил до его сознания, взгляд становился настороженно-удивленным.
– Да, – обрадованный реакцией офицера, улыбнулся он. – Я знал, что ваши спецслужбы подстроили все так, чтобы Арви Евлоев заинтересовался людьми, которые якобы вместе с милиционерами занимались бандитизмом.
– О ком именно ты говоришь? – нахмурился Линев, одновременно ломая голову над тем, какую линию поведения теперь выбрать.
– О тех троих, которые по легенде представились Арви находящимися в розыске преступниками, укрывшимися на территории Чечни от уголовного преследования и примкнувшими к Джабраилову.
Линев задумался. В принципе Шамаев находится у них в руках, и не стоило опасаться, что излишние откровения с ним могут навредить Филиппову и его людям.
– Зачем ты мне это говоришь?
– А затем, что я знал об этом и не выдал ваших агентов Евлоеву.
– Спасибо, – усмехнулся Линев, догадавшись, к чему клонит боевик. – Это зачтется тебе в суде.
– Суда не будет, – уверенно ответил Шамаев.
Данила опешил:
– Это ты так решил?
– Нет. Вы будете против того, чтобы дальше держать меня здесь.
– Почему? – Линев, стараясь скрыть охватившее его волнение, встал и подошел к окну.
– Если о том, что я оказался в ваших руках, узнает Ибрагим, он тут же сообщит о предателях Евлоеву.
– Во-первых, эти люди не предатели, а выполняют свой долг. – Данила метнул взгляд в сторону дверей и, убедившись, что стоящий за ними караульный его не слышит, продолжил: – Во-вторых, никакой Ибрагим не может знать о них.
– Я же знаю, – удивленно воскликнул боевик.
– Правильно, – кивнул головой Линев. – Только узнал ты об этом после того, как оказался в наших руках. А именно подслушал разговор между мной и Джабраиловым, когда мы думали, будто ты находишься без сознания.
Шамаев побагровел:
– Я даже не помню, как меня ранили, а ты говоришь…
– Тогда расскажи свою версию, – не дал ему закончить мысль Линев.
– Я, как наверняка известно российским спецслужбам, давно не участвую в широкомасштабных акциях против установившейся в республике власти.
Линев поморщился:
– Ты ври, да не завирайся. Все было как раз наоборот. – Он вновь вернулся на свое место и заглянул в небольшую записную книжку: – Пятнадцатого мая, за пять дней до твоего задержания, – он поднял указательный палец и перевел взгляд на Шамаева, – в нападении на колонну в районе Халкилоя участвовали твои люди под руководством Тимура. За неделю до этого, – Линев перевернул страницу назад, ища соответствующую запись, однако Магомед отвлек его от этого занятия:
– Можешь не стараться. Я лично не участвовал в этих мероприятиях.
– Но ведь это твоя банда!
Шамаев поморщился. Ему не понравилось, как обозвал его формирование контрразведчик. В другой раз он обязательно бы уточнил, что он не командует бандой, а является командиром батальона национальной армии Ичкерии. Но это в другой раз…
– Я давно отошел от дел. Людьми командовал Тимур.
– Может, скажешь, что хотел сдаться? – съязвил Линев.
– Да, – не моргнув глазом, ответил боевик. – Сейчас ведь амнистия для таких, как я. Только Тимур стал об этом догадываться. Просто так я уйти не мог. Когда наш человек случайно встретился с людьми Джабраилова, ваши разведчики разговаривали с ним. Они предлагали деньги, чтобы он вывел их на меня.
– Хочешь сказать, что они представились ему? – не выдержал и рассмеялся Линев. – Хватит лапшу вешать!
– Нет. – Шамаев отрицательно покачал головой. – Он сам предложил им это, взамен они должны были гарантировать, что после сдачи вам ни его, ни меня не тронут.
– Зачем, зная, что Джабраилов со своими людьми сотрудничает с нами, ты предпринял попытку атаковать его?
– Я не участвовал в этом. Меня заставил там находиться Тимур. Спроси у него.
– Не у кого спрашивать, – поморщился Линев. – Ему полголовы оторвало.
– Хорошо, – вздохнул Шамаев и внимательно посмотрел на Данилу, – если не хочешь мне верить, вызови представителя прокуратуры.
– Зачем? – удивился Линев.
– Я хочу сделать официальное заявление, и чтобы его занесли в протокол.
– Какое, если не секрет?
– То, что я предупреждал вас о последствиях моего содержания под арестом, – выпалил боевик. – Найденные головы ваших людей будут хорошим доказательством правдивости моих слов. Для меня они были шансом вернуться к нормальной жизни, минуя тюрьму, для вас – возможностью предотвратить новые теракты. Поверь, сейчас много полевых командиров хотят порвать с прошлым. Но мы не просто боевики. Поэтому каждый ищет свой выход из положения.
Линев поднялся со своего места:
– Мне надо подумать.
– Думай, – усмехнулся Шамаев. – Только времени остается очень мало.
– Тебе все равно нужно лечиться, – напомнил ему Данила.
– Это можно делать и без охраны.
* * *
Вся дорога до Ростова заняла чуть меньше суток. Давая последние наставления, Арви Евлоев по иронии судьбы назначил старшим команды Антона Филиппова. Всем были выданы паспорта на другие имена и документы специалистов по энергетике. Аккуратно подстриженные и опрятно одетые русские не вызывали никакого беспокойства на блокпостах. Однако местная милиция вела себя по отношению к ним агрессивно. Заставляли выходить из машины, проводили тщательный досмотр. По командировочным удостоверениям в Ростов они ехали на месяц с целью получения там высоковольтных трансформаторов и организации их перевозки в Чечню. На лобовом стекле уже не новой «Нивы» даже красовались соответствующие пропуска.
– Не боитесь вот так, в одиночку, по Чечне ехать? – подозрительно сощурился перед самой административной границей молодой чеченский милиционер, возвращая сидевшему за рулем Антону документы.
– Страшновато, – вздохнул тогда Филиппов. – Но работать-то надо.
– Значит, платят хорошо, – сделал вывод сотрудник.
На самом деле перед самым отъездом Арви Евлоев предупредил, что все полевые командиры на пути следования уже предупреждены не только о том, что нельзя трогать машину с «энергетиками», но и должны оказывать всяческое содействие при непредвиденных обстоятельствах. Кроме того, на случай нападения какой-нибудь бесконтрольной банды отморозков или просто грабителей следом, в полукилометре, двигался молочного цвета «УАЗ» с четырьмя боевиками. Эти люди, напротив, были хорошо вооружены и экипированы, а по документам являлись сотрудниками охраны какого-то члена правительства. Перед самой административной границей было небольшое село, где они отстали.