- Понимаю, - вежливо кивнул старший лейтенант. Было ему как-то покойно здесь, в прохладной библиотеке, разговаривать со старым... как он сказал... бригадмильцем... было приятно. И само исчезновение было какое-то... благородное, что ли, как в заграничном детективе каком-нибудь. Все так чинно, благородно, инсульт, пижама вельветовая, бритва заграничная, внук, корабль... Тихий океан, штурман. Неплохо бы, конечно, попросить майора направить его для опроса этого штурмана.
"Товарищ майор, - сказать, - мне тут по поводу пропавшего из Дома ветеранов командировочку выписать надо".
"На сколько?" - не поднимая головы, спросит майор.
"Дней на десять".
"Чего так долго, ты в своем уме? Куда это?"
"Да на Тихий океан".
Да, вот тебе и мушкенум. Черт-те что за чепуха в голову лезет, уснешь здесь, пожалуй, в библиотеке.
Должно быть, устал старший лейтенант, совсем сбился с ног от постоянной спешки, и вправду задремал ненароком, потому что вдруг увидел перед собой молодого человека в халате и понял, что это врач.
- Здравствуйте, - сказал он и вовремя спохватился, что чуть было не сказал "Юрочка", - Юрий Анатольевич?
- Да, Юрий Анатольевич Моисеев.
- Кравченко Виктор Иванович. Прислали меня помочь...
- Я понимаю.
- Я уже немножко в курсе дела. Вам, строго говоря, угрозыск и не нужен.
- В каком смысле?
- У вас свой сыщик есть, художник Ефим Львович.
- А... - улыбнулся врач. - Это верно. Вездесущ и всезнающ. И добрейшая при этом душа.
- Приятный человек. Он какой художник?
- Театральный. Знаете, декорации, костюмы...
Старший лейтенант вдруг сообразил, что не был в театре, наверное, год, а может, и два. Когда ехал после демобилизации поступать в Московскую школу милиции, голова кружилась от счастья: столица, Третьяковка, Большой, Художественный, Театр на Таганке... Да вот как-то замотался с пропавшими без вести, хорошо еще, если выкроишь время подремать перед телевизором. Плохо это, неправильно. Система нужна. Майор Шкляр им все время твердит: в милиции, как в футболе, порядок бьет класс. Мол, если ты и не такого высокого класса сыщик, но порядок знаешь и блюдешь, всегда своего добьешься.
- Вы ведь лечите пропавшего... Харина?
- Да.
- Скажите, Юрий Анатольевич, действительно ли у него замечалось сильное улучшение? Я так понял со слов Ефим Львовича...
- Улучшение - не то слово. Владимир Григорьевич Харин очень больной человек. Пять лет назад он перенес обширный инфаркт задней стенки... впрочем, это уже детали. Полгода назад - инсульт. Опять же, не входя в детали, скажу, что левая рука и левая нога очень ослабли в результате инсульта, стойкая гипертония, ишемическая болезнь - словом, целый букет, неприятный букет, поверьте, особенно в таком возрасте...
- Ему семьдесят восемь лет?
- Да, совершенно верно. Нельзя сказать, чтобы он совсем не оправился после инсульта, но все шло так медленно... И вдруг в один прекрасный день я застаю его другим человеком. Встал без палочки, даже приседание сделал, представляете? Давление, как у космонавта. Глазам и ушам своим не доверял... Хоть начинай верить после этого в чудеса. Нам, медикам, полагается быть скептиками, во всяких там целителей, знахарей и хилеров мы не верим. А тут хоть осеняй себя крестным знамением.
- Это... когда это случилось?
- Да совсем недавно.
- Такая быстрая поправка... она...
- Я был поражен, повторяю, глазам своим не верил.
- И как вы это объясняете? То есть я хочу сказать...
- В том-то и дело, что никак не могу объяснить. Накануне еле ползал, а назавтра принимает гостей и после этого...
- Да нет, никакой тут связи, конечно, быть не может. Просто так уж совпало...
- А вы этих гостей не видели?
- Нет.
- А у него часто бывали посетители?
- Да нет, насколько я знаю, ни родных у него, ни близких, один внук...
- Как вы считаете, Юрий Анатольевич, если бы вдруг Харин решил уйти, уехать куда-то, он мог бы сделать это? Я имею в виду его физическое состояние.
- В последние дни - да. Но насколько я знаю, ему и ехать не к кому, да он и чувствовал себя здесь как дома.
- Гм... Скажите, Юрий Анатольевич, по вашему мнению, мог Харин уехать куда-нибудь, ну, допустим, к внуку, никого не предупредив?
- Нет. Он на редкость деликатный человек. Знаете, из таких, что даже умирая, обязательно извинятся за причиняемые хлопоты.
- А... голова у него... Знаете, я в прошлом году разыскивал пожилую женщину, ее муж прибежал к нам, взволнованный, на секундочку, говорит, ее оставил около булочной. А она, оказывается, села в троллейбус, а где живет, не помнит.
- Возрастная дементность.
- Да, да, муж еще какую-то болезнь поминал....
- Болезнь Альцгеймера, наверное.
- Правильно, точно. Представляете, она села на троллейбус у Белорусского вокзала, а нашли мы ее только вечером в Северном порту... Внизу, у причалов. Седенькая такая старушка, спокойная. Мне уж потом муж рассказал, что до пенсии она секретарем парткома какого-то министерства была. Когда я ее вез, спрашиваю:
"А как вы сюда попали?"
А она так спокойно на меня посмотрела, даже как бы укоризненно. И спрашивает:
"А куда я попала?"
- Вот так. Да-а... Значит, у вас никаких идей в отношении Харина Владимира Григорьевича нет?
- Нет. Я уж и так и сяк и эдак прикидывал, примеривал ни одной ниточки, ни одного хвоста.
- Вы сказали, что у него нет ни родных, ни близких. Почему вы так уверенно говорите?
- Видите ли, может, в больнице, где как бы больничный конвейер, врач не имеет возможности так близко познакомиться с больным. Тем более... привязаться к нему. А здесь... Юрий Анатольевич пожал плечами. - Здесь как дом. Как семья. И ссоришься, и миришься, и хоронишь...
- Я понимаю, - сказал старший лейтенант. Странный парень, подумал он, но подумал уважительно. Находиться постоянно среди стариков... Нет уж, искать их - это дело другое. - Я понимаю, - еще раз повторил он. - Как вы думаете, стоит мне поговорить с его соседом по палате?
- С Лузгиным? Вряд ли он знает больше, чем я вам рассказал. К тому же как раз он страдает болезнью Альцгеймера. В начальной, к счастью, стадии, но тем не менее иногда у него случаются провалы в памяти.
- Спасибо, доктор. Вы действительно проверяли, ушел ли он в пижаме?
- Да. Вся одежда на месте.
- Гм... Спасибо еще раз.
Доктор вышел, и старший лейтенант подумал, что года два-три назад он уже впадал бы в панику - старичок-колобок выкатился так ловко, что и следов нет. Но по невеликому своему еще опыту он знал, что раньше или позже в гладком с виду клубке обязательно отслаиваются какие-то ниточки. Дергаешь за концы - не то, не то, не то, а потом, глядишь, что-нибудь обязательно и распутывается. Конечно, в детективных фильмах все интереснее бывает, но то ж искусство. В жизни главное терпение.
Что за чертовщина, откуда берется этот бригадмилец, он же не спал, глаза не закрывал. Ефим Львович подмигнул заговорщицки и сказал:
- Виктор Иваныч, я тут дуэт привел, они за дверью.
- Дуэт? - старший лейтенант посмотрел на художника и наморщил лоб.
- Простите старого дурака, - легко засмеялся Ефим Львович, - привыкаешь и забываешь, что для других это может быть китайской грамотой. Есть у нас две дамы, две Маргариты, Маргарита Давыдовна и Маргарита Степановна, они всегда вместе, играли всю жизнь в одном театре, вот их и прозвали дуэтом.
- А почему...
- Вчера утром, когда я увидел, что приятели внука Владимира Григорича идут к нему, я заметил во дворе дуэт. Причем сидели обе Риты на скамеечке у проходной.
- Понимаю. Кстати, когда я сюда шел, никого в проходной не было. А вообще-то есть здесь какой-нибудь сторож, вахтер?
- Не знаю, говорят, когда-то был, а сейчас нет.
- И что же, любой может зайти и выйти?
Ефим Львович засмеялся:
- Мы, товарищ старший лейтенант, старики, но не заключенные.
- Ладно, пригласите, пожалуйста, ваш дуэт.
В библиотеку вошли две дамы. Одна была высока, величественно полна, на гордо откинутой седой голове красовалась старомодная прическа с пучком. Виктор Иванович почему-то сразу решил, что это Маргарита Давыдовна. Вторая Рита была поменьше, потоньше, с птичьим печеным личиком и живыми насмешливыми глазками. Методом исключения эта должна была быть Маргаритой Степановной.
- Добрый день, прошу прощения, что побеспокоил вас. Старший лейтенант Кравченко Виктор Иванович.
- Маргарита Степановна Волгина, - тоненьким, надтреснутым голоском сказала величественная дама.
- Маргарита Давыдовна Криль, - пробасила худенькая.
Как же все сложно бывает устроено, хмыкнул про себя Виктор Иванович. А майор прав: вы, говорит, не блохи. Не прыгайте, идите к цели спокойно и настойчиво. Как к ним обратиться вместе? Женщины? Говорят, это некультурно, хотя, если разобраться, почему? Они же действительно женщины. В классической литературе говорят "сударыни", но классикам хорошо, а сейчас сударынь нет. Гражданки - слишком официально. Товарищи - как на собрании.
- Маргарита Давыдовна, Маргарита Степановна, если я правильно понял, вчера утром вы видели, как через проходную прошли двое молодых людей. Как потом выяснилось, они шли к Владимиру Григорьевичу Харину.
- Почему потом? - усмехнулась Рита маленькая. - Мы сразу знали, что они к Харину. Они ведь уже второй раз явились, а у нас тут все все о всех знают. Недостаток впечатлений и новых лиц. Тут можно о себе узнать от других и то, что сам не знаешь.
- Зато скелеты у нас у всех сияют, - усмехнулась Рита большая.
- В каком смысле? - удивился старший лейтенант.
- В прямом. Все косточки перемыты.
- Гм... Понял. Так что вы можете сказать об этих посетителях?
- Он - в джинсах и джинсовой рубашке, - деловито пропищала Рита большая. - Она - в брюках светло-голубого цвета и кофточке с короткими рукавами в тон. Оба лет двадцати четырех - двадцати пяти.
- Вам и Шерлок Холмс мог бы позавидовать.
- Шерлоку Холмсу здесь делать нечего, - пожала плечами Рита большая. - За полчаса его разобрали бы здесь на части, промыли, как я уже сказала, каждую косточку по отдельности и кое-как собрали. Он о себе того бы не знал, что бы мы о нем за эти полчаса узнали. Оказалось бы, что играет он на скрипке неважно, скрипку приобрел по дешевке у скупщика краденого, нюхает тайно кокаин, задолжал доктору Ватсону... Деточка, - повернулась она к Рите маленькой, - сколько он задолжал доктору Ватсону?
- Три тысячи двести сорок фунтов и двадцать дюймов.
- Ласточка моя, дюймы - это мера длины.
- Мистер Холмс был большой оригинал, на Бейкер-стрит это все знают, и мерил деньги сантиметром. Я удивляюсь, как ты это забыла.
Дуэт покатился со смеху, а Виктор Иванович почувствовал, что голова у него кружится все быстрее и быстрее. Шустрые, однако, старушонки. Эти не забудут, в какой троллейбус сели, этим палец в рот не клади.
- Не сантиметром, а дюймометром.
М-да, нужно бы перечитать как-нибудь Шерлока Холмса. Впрочем, глагол "перечитать" старший лейтенант употребил как бы авансом, потому что книг о Шерлоке Холмсе он не читал, хотя имя, конечно, знал и видел какой-то фильм о нем по телевизору. Фильма oн не запомнил, в памяти остались лишь экипажи на тонких высоких колесиках и высокие шляпы.
- Скажите, пожалуйста, долго вы оставались на той скамейке, с котором видели, как прошли эти молодые люди?
- Практически до обеда, - сказала Рита маленькая. - Я только один раз за шерстью сходила в корпус и тут же вернулась. Я вяжу на спицах, - пояснила она.
- А я сидела не вставая, - добанила Рига большая. - Это наша ложа бенуара. И погода в тот день была ангельская. Я еще с утра знала, что будет райский день, потому что накануне передавали, что возможны дожди и грозы. Это, знаете, примета есть такая народная: если в программе "Время" говорят, что будут дожди, жди сухой погоды. И наоборот. Истинная правда.
- Бывает, - согласился старший лейтенант. Народная примета... Правда что... - Стало быть, если я вас правильно понял, вы из своей ложи 6енyapa просматривали вход на территорию со времени прохода молодого человека и девушки?
- Совершенно верно, - хором сказали обе Риты.
- И вы уверены, что ни эти молодые люди, ни Владимир Григорьевич Харин с территории не выходили?
- Не совсем так, молодой человек. Мы уверены, что они не проходили через проходную.
- А могли они выйти где-нибудь еще?
- Конечно, - хором ответили Риты.
- Где именно?
- Если они хотели перебраться через забор, - пояснила Рита маленькая, - то в любом месте. Ну, немножко бы покусала их крапива, только и всего.
- А видел бы их кто-нибудь в том случае, если бы им пришла идея перелезть через забор?
- Пожалуй, да, - кивнула Рита маленькая. - День был, как мы уже говорили, божественный, и все ветераны, ходячие, бродячие и даже ползающие, выбрались из своих конурок. И миновать их не могли бы даже агенты иностранных разведок.
О господи, вздрогнул старший лейтенант, опять дурачат его две Риты.
- Разведок? Почему вы решили?
- Как почему? Мы сразу все поняли, - очень рассудительно и серьезно сказала Рита с седой величественной головой. За Владимиром Григорьевичем давно охотились иностранные агенты.
- Почему? - спросил старший лейтенант и на всякий случай тонко улыбнулся. Старушки, конечно, шутят, но...
- Он что-то знал, - пробасила Рита маленькая. - Говорят, он даже знал таблицу умножения. Здесь это редкость.
- Спасибо, - сказал Виктор Иванович. - Значит, вы считаете, что, если бы они даже хотели перелезть через ограду, кто-нибудь бы их заметил?
- Конечно. Представляете, какое это развлечение: вы слышали, вы слышали, а Харина Владимира Григорьевича, да, да, того самого, перекинули через ограду. Точно как волейбольный мяч. Ну конечно, террористы похитили. За выкуп. Что вы заладили: какой-какой, за две порции компота...
- Еще раз спасибо, - облегченно сказал старший лейтенант. Голова его кружилась.
До вечера он успел обзвонить морги. Стариков мужского пола было много, но все они были, так сказать, покойниками организованными, документированными. И лишь в больнице около площади Курчатова ему сказали, что есть у них неопознанный старичок примерно восьмидесяти лет.
Он долго шел мимо многочисленных корпусов, мимо медленно гулявших больных, которых можно было определить и по одежде, и по той осторожности, с которой они несли свои тела.
У маленького морга стояли два автобуса, и множество людей, все больше немолодых, тихо переговаривались, покуривали, ожидая выноса гроба.
Виктор Иванович показал молодому человеку в джинсах и грязном халате удостоверение, и тот повел его в морг. От провожатого попахивало спиртным, и Виктор Иванович строго спросил:
- Пил?
- Да что вы, товарищ инспектор, это формалин...
- Смотрите, за такой формалин...
- Борис Константинович был не просто хорошим работником, - донеслось из маленького зальца, где стоял гроб, - он был душевным человеком, которого...
- Всегда так, - буркнул человек в халате.
- Чего так? Говорят, душевный человек?
- Да не... Ты, говорят, Спилкин, выпимши на работе. А какой же я выпимши? И што пить-то? Формалин? Попробуй, сразу и ляжешь сам жмуриком. Правда, далеко нести не надо будет. Вот он, старичок без документов.
Старичок без документов был в черных шерстяных брюках, с желтым костяным лицом, к которому была приклеена редкая бороденка, и меньше всего походил на исчезнувшего драматурга. Года два-три назад Виктор Иванович бы сердился на себя за то, что не спросил, в чем одет покойник и какие у него приметы, но он уже давно понял, что милицейская работа - это сплошная цепь маленьких и больших разочарований, и нужно терпеливо ждать, пока в этой цепи не попадется удачное звено.
Утром он запросил в Центральном справочном бюро адрес Данилюка Семена, гипотетического отца Александра Семеновича Данилюка, внука пропавшего, и отправил через министерство морского флота радиограмму на сухогруз "Константин Паустовский", который находился в этот момент где-то между Гонконгом и Куала-Лумпуром.
Штурман Александр Семенович Данилюк читал и перечитывал радиограмму и никак не мог понять ее смысл. Радиограмма, подписанная каким-то майором Шкляром, гласила: "Сообщите фамилии зпт адрес ваших друзей зпт вашего имени посетивших Харина Владимира Григорьевича тчк адрес вашего отца".
Радиограмма была вздорная, и понять что-либо из нее было невозможно. Какие друзья? Почему они посетили деда? Не было у него никаких друзей. То есть друзья, конечно, были, но никого он не просил навестить деда. И адреса отца он не знал, хотя бы потому, что никогда в жизни его не видел. Может, перепутал что-нибудь Степаныч? Было жарко, душно, и он уже привык к постоянно мокрому лбу, к капелькам едкого пота, который то и дело затекал в глаза. А тут еще этот дурацкий запрос.
Он пошел в радиорубку. Степаныч собрал себе какой-то особенный кондиционер, и в рубке было прохладно. Штурман почувствовал, как привычный пот на лбу начал высыхать.
- Степаныч, - сказал он и протянул радисту листок, ты, старик, в своем уме?
- Я, старик, в своем уме, - сказал радист и почесал рыжую пиратскую бороду.
- А что это значит?
- Грамоте знаешь?
- Маленько.
- Ну и читай тогда. Что написано - то и значит.
- А ты не ошибся?
- Фирма веников не вяжет, штурман, - надменно сказал радист. - Не было еще случая, чтобы старик Степаныч что-либо напутал.
Было старику Степанычу двадцать девять лет, и гордился он своей профессией необыкновенно.
Замполит, с которым штурман решил посоветоваться - на судне все равно все все знают, - неопределенно пожал плечами и сказал:
- М-да, неприятная история...
- Неприятная? - изумился штурман. - Почему? - Обычно добродушное, какое-то домашнее лицо замполита как бы отодвинулось от него, и пала на него неуловимая официальная отчужденность,
- Не знаю, Александр Семеныч, это вам лучше знать. Дружки-то ваши.
- Да вы что, Алексей Иваныч, какие дружки? Никого я к деду не посылал, это какая-то ошибка.