Я остро чувствовала, что мой внешний вид несет на себе следы долгого путешествия, и решила, что это как раз в духе графа - не дать нам возможности привести себя в порядок перед встречей. Я начинала испытывать к нему неприязнь, ибо была уверена, что он сознательно все устроил так, чтобы мы чувствовали себя неловко.
Несмотря на решимость сохранить спокойствие, у меня учащенно забилось сердце при виде входящего графа. Одет он был просто, но все предметы его туалета ясно указывали на то, что они лучшие в своем роде. Шерстяной камзол был отлично скроен, пуговицы, вне всякого сомнения, отлиты из чистого золота, кружева на рукавах и воротнике отличались ослепительной белизной.
Граф стоял, расставив ноги и сложив за спиной руки, и на его губах играла легкая удовлетворенная улыбка.
- Итак… наше небольшое приключение завершено, - сказал он.
Марго сделала реверанс, а граф весело и в то же время как-то напряженно оглядел ее.
Затем его взгляд обратился на меня.
- Мадемуазель Мэддокс, рад видеть вас. Я склонила голову.
- Должен поблагодарить вас, - продолжал он, - за то, что вы помогли нам выйти из этого досадного затруднения. Уверен, что все прошло наилучшим образом, как только можно было ожидать.
- Надеюсь, - сказала я.
- Прошу вас, садитесь. И ты тоже, Маргарита.
Он указал нам на два стула, а сам сел в кресло, стоящее спинкой к окну, так что его лицо оказалось в тени, а весь свет упал на нас. Я тотчас устыдилась своего далеко не безупречного внешнего вида.
- Теперь давайте поговорим о том, что нас ждет впереди. Это небольшое приключение завершено, и мы никогда больше не будем о нем говорить. Мадемуазель Мэддокс приехала погостить у нас. Полагаю, она может продолжать оставаться дальней родственницей. Мы обнаружили родственную связь, когда я был в Англии. Маргарита болела, а ее кузина-англичанка только что потеряла мать. Они утешали друг друга, а затем мадемуазель Мэддокс по доброте душевной согласилась сопровождать Маргариту на отдых. Они провели пару месяцев в тихой деревушке на юге, занимаясь тем, что обучали друг друга своему языку. Скоро станет очевидно, насколько успешно. Мадемуазель, поздравляю вас, вы быстро овладели нашим языком. Если позволите сказать, ваше произношение и интонации значительно улучшились со времени нашей последней встречи. Ваша грамматика, разумеется, всегда была безупречной - но заметьте: писать по-французски могут многие, а говорить умеют единицы. Вы из их числа.
- Благодарю вас, - сказала я.
- А поскольку теперь вы моя кузина - хотя и весьма дальняя, - полагаю, не пристало звать вас мадемуазель Мэддокс. Я буду звать вас кузина Минель, а вы зовите меня кузен Шарль. Право, вы испугались!
- Я нахожу, что мне это будет трудно, - смущенно ответила я.
- Такой пустяк! У меня сложилось впечатление, что вы сильная духом женщина, способная преодолевать самые серьезные препятствия, а вы стушевались из-за какого-то имени!
- Мне всего лишь трудно считать себя связанной родством с таким… - обведя вокруг рукой, я докончила: - С таким великолепием.
- Весьма польщен вашим вниманием. Тогда, значит, вы будете счастливы принадлежать к такой семье, как наша.
- Мои притязания на это совершенно несостоятельны.
- Но я их удовлетворяю от всей души. - Поднявшись, граф направился к нам. Затем, положив руки мне на плечи, он церемонно поцеловал меня в лоб.
- Кузина Минель, - сказал он, - добро пожаловать в нашу семью.
Мне стало неловко, и я вспыхнула, чувствуя на себе несколько удивленный взгляд Марго. Граф вернулся на свое место.
- Обговорено и скреплено печатью, - сказал он. - Поцелуй радушной встречи - столь же обязывающий, как моя печать на договоре. Мы очень признательны вам, кузина, не так ли, Маргарита?
- Не знаю, что бы я делала без Минель, - пылко ответила Марго.
- Итак… - он взмахнул рукой, - мы будем веселиться здесь в замке, и вы в качестве моей кузины - вместе с нами.
- Я не ожидала такого приема, - растерялась я. - И не готова к тому, чтобы войти в такое общество.
- Не готовы, дорогая кузина? Вы имеете в виду интеллект или гардероб?
- Разумеется, я не имела в виду интеллект, - язвительно ответила я.
- Я пошутил, так как ни минуты этого не думал. Ох уж эта утомительная задача облачать себя в одежды! В замке есть портнихи. Готов поклясться, кузина, у вас хороший вкус. Могу представить вас, - снова тот же жест рукой, - во всем великолепии. Так что, как видите, все вопросы улажены.
- А по-моему, их осталось еще великое множество, - возразила я. - Я приехала сюда в качестве компаньонки Марго на то время, пока я ей нужна. Я думала, что меня наймут…
- Вы наняты. Но не компаньонкой, а кузиной.
- Что-то вроде бедной родственницы?
- Это звучит грустно. Родственница - да, и, возможно, не столь щедро одаренная богатством, как некоторые из нас… но мы слишком хорошо воспитаны, чтобы напомнить вам об этом.
Марго, молчаливо слушавшая этот разговор, вдруг выпалила:
- Я должна буду время от времени видеться с Шарло.
- Шарло? - холодно произнес граф. - И кто же такой этот Шарло?
- Это мой ребенок, - быстро ответила Марго.
Лицо графа вмиг стало жестким. Действительно Le Diable, подумала я.
- Разве я не ясно дал понять, что все завершено и упоминать об этом нельзя?
- Вы полагаете, я могу прекратить думать о моем малыше?
- Вне всякого сомнения, ты можешь прекратить говорить об этом недоразумении.
- Вы сказали «недоразумение». Недоразумение… словно он… вещь… ничего не значащий пустяк, от которого нужно отмахнуться, так как он доставил неудобства.
- Оно - или он, как предпочитаешь называть его ты, - сделал именно это.
- Только не мне. Он мне нужен. Я люблю его.
Граф перевел взгляд с Марго на меня, и его лицо приняло мученическое выражение.
- Возможно, я поторопился поздравить вас с тем, как было улажено это прискорбное дело.
- Я должна время от времени видеть его, - упрямо твердила Марго.
- Ты не слышала, как я сказал, что дело закончено? Кузина Минель, проводите Маргариту в ее комнату. Она покажет вам вашу. Я больше не желаю ничего слышать об этой глупости.
- Папа! - бросившись к отцу, Марго схватила его за руку, но он нетерпеливо отмахнулся.
- Ты не расслышала? Уходи. Возьми кузину и проводи ее в комнату. Я не хочу слушать всю эту чушь.
В это мгновение я ненавидела графа. Он ввел в семью собственного незаконнорожденного сына, но к несчастной Марго у него не было сострадания. Подойдя к подруге, я обняла ее.
- Пойдем, Марго. Отдохнем. Мы устали с дороги.
- Шарло… - прошептала она.
- Шарло в хороших руках, Марго, - ласково сказала я.
- Кузина Минель, - сказал граф, - я приказал, чтобы имя ребенка не упоминалось. Прошу вас, помните об этом.
Внезапно я поняла, что не могу больше сдерживаться. Я устала с дороги, к тому же с самого начала граф заставил меня чувствовать себя неловко, не позволив умыться и переодеться, да и вообще, встретиться с ним лицом к лицу, увидеть, что он еще более подавляет окружающих, чем я представляла, - для меня это было уже слишком.
- Разве нет у вас человеческих чувств! - выпалила я. - Это же мать. Она недавно родила ребенка, которого у нее отняли.
- Отняли? Не знал этого. Я приказал, чтобы его тихо забрали.
- Вы прекрасно поняли, что я имела в виду.
- О! - фыркнул граф. - Какая мелодрама! «Отняли» звучит гораздо эффектнее, чем «тихо забрали». Послушать вас, так можно подумать, что была целая война из-за этого… ублюдка. Вы меня изумляете, кузина. Я всегда считал, что англичане чрезвычайно сдержанны. Возможно, мне еще многое предстоит о них узнать.
- Вы узнаете, что вот эта англичанка ненавидит жестокость.
- А вам хотелось бы видеть, как из-за юношеской глупости рушатся надежды моей дочери на будущее? Позвольте мне сказать следующее: я потратил уйму сил и средств на то, чтобы вытащить Маргариту из этого нелепого положения. Я нанял вас, так как полагал, что вы обладаете здравым смыслом. Боюсь, вам придется убедить меня в том, что это необходимое качество имеется у вас, если вы останетесь у меня на службе.
- Я уверена, что вы найдете меня в высшей степени неподходящей для нее. А посему мне лучше без промедления оставить службу у вас, так как если вы ждете, что я буду молча стоять и не реагировать на вашу жестокость и несправедливость, то, уверяю вас, этого не будет и вы останетесь недовольны.
- Поспешность! Непослушание! Сентиментальность! Эти качества не из тех, которыми я восхищаюсь.
- Не думаю, что смогу когда-либо вызвать ваше восхищение. Я покину замок как можно скорее. Но вы должны позволить мне провести здесь одну ночь, думаю, при данных обстоятельствах вы не вправе поступить иначе.
- Разумеется, я предоставлю вам ночлег. Почему вокруг характера некоторых наций вырастают легенды? Пресловутое английское sang-froid9. Это общеизвестно. Какое заблуждение… если только, конечно, вы не являетесь нетипичным представителем своего народа.
- Не думаю, что смогу когда-либо вызвать ваше восхищение. Я покину замок как можно скорее. Но вы должны позволить мне провести здесь одну ночь, думаю, при данных обстоятельствах вы не вправе поступить иначе.
- Разумеется, я предоставлю вам ночлег. Почему вокруг характера некоторых наций вырастают легенды? Пресловутое английское sang-froid9. Это общеизвестно. Какое заблуждение… если только, конечно, вы не являетесь нетипичным представителем своего народа.
Марго с плачем прижалась ко мне:
- Минель, ты ведь не покинешь меня. Я тебя не отпущу. Папа, Минель должна остаться с нами. - Она повернулась ко мне.
- Мы уедем вместе. Мы найдем Шарло.
Затем, снова обернувшись к отцу, она дернула его за рукав.
- Ты не отнимешь у меня моего ребенка. Я не допущу этого.
Ее плач перешел в безумие, и я начала тревожиться за нее. Внезапно граф дал ей пощечину.
Некоторое время стояла напряженная тишина. Казалось, в красной гостиной время замерло, и даже вытканные на гобелене полуобнаженные резвящиеся дамочки словно застыли.
Тишину нарушил граф.
- Жестоко, скажете вы, - произнес он, глядя на меня. - Ударить собственную дочь! Я считаю, что это единственное действенное средство против истерии. Видите, она успокоилась. А теперь идите. Поговорите с ней. Объясните ей, почему все происходит именно так. Полагаюсь на вас, кузина Минель. В последующие несколько недель нам нужно многое сказать друг другу.
У меня зазвенело в ушах. Граф отмахнулся от всего предыдущего разговора, он пропустил мимо ушей мою угрозу уйти. Но в настоящий момент я должна была думать о Марго. Я взяла ее за руку:
- Пойдем, Марго, идем отсюда. Покажи мне свою комнату… и мою.
Она прилегла на кровать в своей спальне, пытаясь прийти в себя после этого разговора. Я же отправилась к себе в комнату и умылась прохладной водой, которую обнаружила в ruelle10, некоем подобии занавешенного алькова, где можно переодеваться и мыться, не покидая спальни.
Спальня моя была обставлена с большим вкусом - как, впрочем, уверена, и все прочие комнаты в замке. Темно-синие шторы, и в тон им - балдахин над кроватью. Пол застлан обюссонским ковром. Изысканная мебель в стиле прошлого века, когда Людовик XIV одобрял подобную утонченность, вследствие чего стиль этот получил распространение по всей Франции. Я восхитилась чудесным туалетным столиком с зеркалом, по краям которого стояли два позолоченных купидона со свечами на руках, мягкое сиденье стула было обито бледно-голубым бархатом в синюю полоску. Я наслаждалась бы этой великолепной обстановкой, если бы не терзавшие меня тревоги и опасения, и вызваны они были исключительно владельцем замка. Во мне росло убеждение, что граф привез меня сюда с какой-то скрытой целью, а в том, что эта цель бесчестная, я не сомневалась.
Французы - реалисты. Они гораздо циничнее нас. Конечно, и в Англии мужчины заводят себе любовниц и время от времени разражаются скандалы, но общество осуждает это или, по крайней мере, делает вид, что осуждает. Своего рода лицемерие, и все же именно это делает здоровее моральный климат общества. Короли Франции заводят себе любовниц в открытую, и быть любовницей монарха считается за честь. В Англии подобное было бы просто немыслимым. Нынешний король Франции не имеет любовниц, но не потому, что это сочли бы неподобающим, а просто потому, что не испытывает такого желания. Даже его легкомысленная и распутная жена Мария-Антуанетта не заводит себе любовников в открытую. Конечно, ходят слухи, но кто скажет, основаны ли они на фактах или же на одних домыслах? Но это все потому, что король и королева отличаются от своих предшественников. Французские дворяне заводят себе любовниц так же свободно, как жен, и это ничуть не подрывает их репутацию.
Я ясно чувствовала, что у графа какая-то особая заинтересованность во мне, и мне приходила в голову лишь одна причина этой заинтересованности.
Как мне хотелось, чтобы мама была рядом. Я живо представила себе, как загорелись бы ее глаза при виде роскоши замка, но она пришла бы в ужас от поведения графа и, уверена, ничуть не медля утащила бы меня прочь. Я буквально услышала, как сквозь бездну разлуки до меня доносится голос матери: «Ты должна уехать, Минелла. При первой же возможности… без шума… уезжай».
Мама права, подумала я. Именно так я и должна поступить.
Если бы только я могла сказать, положа руку на сердце, что граф мне совершенно безразличен, я приняла бы вызов. Мне доставил бы наслаждение поединок с ним. Но одно тревожное обстоятельство вернуло меня к реальности, заставив признать, что это не так. Когда граф поцеловал меня в лоб - отеческим поцелуем, - я почувствовала возбуждение. Никто больше не мог пробудить во мне такие чувства. Я подумала о Джоэле Деррингеме - милом очаровательном Джоэле. Мне нравилось бывать вместе с ним, разговаривать, его кругозор был очень широким. Но возбуждения я не испытывала. И когда Джоэл безвольно подчинился своему отцу и уехал, меня уж никак нельзя было назвать убитой горем, и у меня вовсе не разорвалось сердце - я просто разочаровалась в нем.
И вот теперь я здесь.
Вымывшись, я переоделась в одно из платьев, которые заказала у портнихи моя мать в надежде на то, что я буду достойно выглядеть в обществе Джоэла Деррингема. В школе это платье казалось великолепным. Здесь же выглядело едва подходящим.
Затем я зашла в комнату Марго.
Она по- прежнему лежала на кровати, уставившись невидящим взглядом в потолок, украшенный резвящимися купидонами.
- О, Минель, - воскликнула Марго, - как я все это вынесу? - Со временем станет легче, - заверила я ее.
- Он так жесток…
Я стала защищать графа:
- Он думает о твоем будущем.
- Знаешь, что он попытается сделать? Выдаст меня за кого-нибудь замуж. Все будет храниться в строжайшей тайне. О Шарло никому не скажут.
- Ну же, Марго, хватит грустить. Уверена, что, когда у тебя появятся другие дети, ты примиришься с этим.
- Минель, ты говоришь так же, как и они.
- Но ведь это правда.
- Минель, не уезжай.
- Ты же слышала, что сказал твой отец. Он относится ко мне недоброжелательно.
- А мне кажется, ты ему нравишься.
- Но ты же слышала, что он сказал.
- Да, но ты не должна уезжать. Ты только представь, как я буду здесь одна, без тебя. Я не останусь здесь. Минель, не уезжай. Мы что-нибудь придумаем.
- Что придумаем?
- Как найти Шарло. Мы проделаем заново наш путь. Будем искать везде… до тех пор, пока не найдем мальчика.
Я промолчала, потому что видела - сейчас лучше не мешать Марго мечтать и фантазировать. Какое-то время это будет костыль, на который она сможет опереться… или же веревка, которая вытянет ее из трясины отчаяния. Бедная Марго!
Поэтому, ополоснув ее лицо, я помогла ей одеться, строя вместе с ней планы, как мы отправимся на поиски Шарло, - планы, которым, я была уверена, никогда не суждено воплотиться в жизнь.
Слуга привел меня в покои госпожи графини, изъявившей желание видеть меня. Я застала ее лежащей в шезлонге и тотчас вспомнила о первом и единственном случае, когда я видела ее прежде в том же самом положении в Деррингем-Мэноре.
Здесь была та же роскошная обстановка прошлого века, а нежные цвета словно специально подобраны под стать хрупкому здоровью графини.
Очень бледная и худая, она вообще напоминала фарфоровую куклу, готовую разбиться от грубого обращения. Ее платье было сшито из бледно-лилового шифона, темные волосы свободными локонами ниспадали на плечи, а темные большие глаза обрамлялись длинными ресницами. У кресла стоял столик, уставленный пузырьками и стаканами.
Когда я вошла в комнату, ко мне навстречу поспешила высокая женщина, одетая во все черное. Ну-Ну, подумала я. Выглядела она несомненно внушительно: ее янтарно-желтые глаза напомнили мне глаза львицы, и действительно, казалось, она защищает своего детеныша - если это слово применимо к хрупкой фарфоровой статуэтке в шезлонге. Кожа Ну-Ну была безжизненно-желтой, губы плотно сжаты, позднее я узнала, что они умеют смеяться, выражая нежность к графине - к ней одной.
- Должно быть, вы - мадемуазель Мэддокс, - обратилась ко мне няня. - Графиня желает вас видеть. Не утомляйте ее. Она быстро устает.
Ну- Ну приблизилась к своей госпоже и произнесла:
- Вот эта молодая леди.
Ко мне протянулась слабая рука. Взяв ее, я поклонилась, следуя здешним порядкам.
- Принеси стул моей кузине, - велела графиня. Выполнив просьбу, Ну-Ну шепнула мне:
- Не забывайте, она быстро устает.
- Можешь оставить нас, милая Нуни, - распорядилась графиня.
- Уже ухожу. У меня много дел.
Она удалилась, как мне показалось, несколько обиженная. Я решила, что служанка ревнует ко всем, кому уделяет внимание ее любимая госпожа.