Ровно в пять утра черный правительственный седан свернул с Бич-Драйв и въехал на заасфальтированную площадку. Это был «Линкольн Континенталь», ничем не примечательный, если не считать правительственных номеров. Устроившись в густом подлеске, Брайсон наблюдал за машиной при помощи маленького, но мощного бинокля. Он узнал водителя Данне, поджарого афроамериканца в темно-синей форменной одежде. Сам Данне находился на заднем сиденье и держал в руках какую-то папку. Похоже, других пассажиров в машине не было.
Лимузин подъехал к месту отдыха и остановился. Водитель вышел и обошел машину, чтобы открыть дверцу для босса, но Данне со свойственной ему нетерпеливостью уже вышел сам. На лице его застыло привычное хмурое выражение. Быстро оглядевшись по сторонам, Данне спустился по ступенькам – на миг его лицо оказалось освещено ярким зеленовато-желтым светом флуоресцентных ламп – и исчез в туалете.
Брайсон продолжал ждать. Он наблюдал за водителем – не последуют ли с его стороны какие-либо подозрительные действия: не примется ли тот украдкой звонить по припрятанному сотовому телефону, не подаст ли сигнал какой-нибудь проезжающей машине, не вытащит ли оружие? Но водитель просто сидел за рулем и ждал – с тем невозмутимым, спокойным терпением, которого так недоставало его боссу.
Прошло добрых десять минут. Брайсон решил, что Данне, наверное, уже сыт ожиданием по горло, и спустился с холма, выбрав при этом такой путь, чтобы до последнего можно было оставаться незамеченным. Он подошел к туалету сзади и, стремительно бросившись вперед, подбежал вплотную к постройке. Брайсон был уверен, что его никто не заметил. Потом он спрыгнул в канаву, окружающую туалет, и скрытно подобрался ко входу.
Туалет встретил его миганием флуоресцентных ламп. Изнутри воняло мочой и экскрементами, и все это перекрывал запах моющего раствора – едкий, но, к сожалению, недостаточно сильный, чтобы заглушить прочие запахи. Брайсон на миг застыл у двери – до того момента, пока не услышал характерный хриплый кашель Данне. Ник быстро скользнул внутрь, затворил за собой тяжелую металлическую дверь и запер на крепкий висячий замок, специально прихваченный для этой цели.
Данне стоял у настенного писсуара. Когда Брайсон вошел, Данне неспешно повернулся к нему.
– Наконец-то! – пробурчал он. – Теперь я понимаю, за что эти ублюдки из Директората уволили вас. Вас трудно обвинить в пунктуальности.
Брайсон пропустил эту шпильку мимо ушей. Данне знал, чем было вызвано его десятиминутное опоздание. Он застегнул «молнию» и подошел к умывальнику. Их взгляды встретились в зеркале.
– Скверные новости, – произнес Данне, ополаскивая руки. В бетонном помещении его голос прозвучал гулко и раскатисто. – Карточка настоящая.
– Карточка?
– Личная карточка работника ЦРУ, которую вы сняли с трупа мотоциклиста в Шантийи. Она не фальшивая. Этот парень больше года назад был прикомандирован к парижскому отделению как оперативник для особых поручений – то есть для особо грязной работы.
– Проверьте все личные документы, узнайте, кто принял его на работу и кто санкционировал перевод.
Данне снова нахмурился, всем своим видом выражая отвращение.
– И как это я сам об этом не подумал? – с мрачной иронией поинтересовался он. Данне отряхнул руки – бумажных полотенец здесь не было, а пользоваться автоматической сушилкой ему не захотелось – и отер их о брюки. Потом он выудил из нагрудного кармана пиджака помятую пачку «Мальборо» и извлек оттуда сигарету – тоже слегка помятую. Сунув ее в рот, но не прикуривая, Данне продолжил:
– Я прогнал через все компьютерные базы данных запрос под грифом «Сигма». И ничего.
– То есть как это – ничего? Вы же держите здоровенные файлы на каждого сотрудника, от директора до уборщицы, моющей сортиры в выставочном центре.
Данне скривился. Незажженная сигарета прилипла к нижней губе.
– А ваши парни не пропускают ничего. Ничего и никогда. Так что не говорите мне, что вы ничего не обнаружили в личном деле этого типа.
– Отнюдь. Я пытаюсь вам сказать, что у этого типа нет личного дела. Если верить центральному банку данных Лэнгли, он просто никогда не существовал.
– Ну так копните глубже! Проверьте данные медосмотров, страховку, платежки, всю эту бюрократическую тягомотину, которой любой работодатель бомбардирует своих служащих. Или вы хотите сказать, что он не получал выплат по чекам?
– Боже милостивый! Вы что, оглохли? Этот тип никогда не существовал! В этом нет ничего невозможного – на действительно серьезных мокрушников мы предпочитаем не держать бумаг. Папки зарывают как можно глубже, запросы хоронятся. Так что прецеденты имеются. Суть в том, что кто-то знал, как переиграть систему и не вносить парня ни в какие конторские книги. Он был чем-то вроде призрака: есть – и в то же время нет.
– Ну так и что из всего этого следует? – тихо спросил Брайсон.
Данне немного помолчал, потом кашлянул.
– Из этого следует, что ЦРУ, возможно, не самый лучший кандидат для проведения расследования по поводу Директората. Особенно если Директорат имеет своих «кротов» в ЦРУ – что мы вынуждены предположить.
Хотя слова Данне и не были неожиданными, они все равно прозвучали, как гром среди ясного неба – настолько категорично высказался заместитель директора ЦРУ.
Брайсон кивнул.
– Вам нелегко признавать это, – сказал он.
Данне чуть склонил голову набок – в знак согласия.
– Да нет, не особенно, – сообщил он, но ясно было, что он преуменьшает тяжесть ситуации. Данне был потрясен, хоть и не желал этого показывать. – Слушайте, мне не хочется верить, что этот чертов Директорат проник даже к нам и что кто-то из моих же собственных людей связан с ним. Но если я буду потакать своим желаниям, то ничего не добьюсь. Видите ли, я не учился во всяких там крутых университетах – я пробрался в Сент-Джонс только за счет своего упорства. Я не говорю на дюжине языков, как вы, – только по-английски, да и то не особенно хорошо. Но что у меня было – и, хочется думать, есть до сих пор, – это товар, весьма редко встречающийся в наших кругах: простой здравый смысл. Или назовите это как вам заблагорассудится. Гляньте только, что творилось в этой стране последние сорок лет – от залива Свиней, Вьетнама и Панамы до той херни, которую напечатали в сегодняшней «Вашингтон пост». Все подводит вас к так называемым «мудрым людям», к этим «лучшим из лучших» со всеми их союзами «Лиги плюща» и их трастовыми фондами, которые постоянно втягивают нас в эти заварухи. У них есть образование, а вот здравого смысла нет. Что касается меня, я чувствую, когда где-то начинает пованивать, нутром чувствую. И я не насвистываю, когда иду мимо кладбища. А потому я не могу с ходу отмахнуться от возможности – имейте в виду, я считаю это всего лишь возможностью, – что кто-то из моих людей действительно замешан в этом дерьме. Я не намерен вас дурачить. Мне не хотелось бы разыгрывать мою последнюю карту, но, возможно, придется.
– И что же это?
– Как там его назвали в «Вашингтон пост» – «последний честный человек в Вашингтоне»? В этом насквозь прогнившем городе такое наименование чего-то да стоит.
– Ричард Ланчестер, – произнес Брайсон, припомнив этот эпитет. Так часто именовали советника президента по вопросам национальной безопасности и председателя Совета национальной безопасности при Белом доме. Действительно, Ланчестер пользовался репутацией неподкупно честного человека. – А почему вы считаете его своей последней картой?
– Да потому, что, как только я разыграю ее, она выйдет у меня из-под контроля. Возможно, Ланчестер – единственный человек в правительстве, который способен преградить этому путь, перехитрить коррумпированные круги. Но стоит мне привлечь его к этому делу, и оно перестанет быть достоянием одних лишь спецслужб. Разгорится всеобъемлющая междоусобная война, и, говоря по чести, я не уверен, что правительство ее переживет.
– О господи! – задохнулся Брайсон. – Вы хотите сказать, что Директорат пробрался настолько высоко?
– По-моему, именно этим дело и пахнет.
– Ну что ж, тут речь идет о моей шкуре. С этого момента я поддерживаю связь только лично с вами и только напрямую. Никаких посредников, никаких электронных писем – их могут расшифровать, и никаких посланий по факсу – их могут перехватить. Я хочу, чтобы вы создали в Лэнгли изолированную телефонную линию, защищенную от прослушивания.
Данне неохотно кивнул.
– Кроме того, я хочу договориться о каком-нибудь коде, чтобы я мог быть уверен, что вы говорите не под принуждением и что ваш голос не фальсифицирован. Я хочу знать при беседе, что это именно вы и вы говорите свободно. И еще одно: вся связь должна проходить только напрямую, между нами двумя. Чтобы в этом не участвовал больше никто, даже ваша секретарша.
Данне пожал плечами:
Данне пожал плечами:
– Ну, как скажете. Но вы перестраховываетесь. Я бы доверил Марджори даже собственную жизнь.
– Никаких исключений. Елена как-то рассказывала мне о так называемом правиле Меткалфа. Оно гласит: количество прорех в сети возрастает по мере увеличения количества узлов на единицу площади. В данном случае роль узлов исполняют люди, знающие об операции.
– Елена... – со злой насмешкой протянул Данне. – Полагаю, она знала толк в обмане. А, Брайсон?
Эта реплика больно задела Брайсона – несмотря на все произошедшее, даже несмотря на боль, которую до сих пор причиняло ему исчезновение Елены.
– Верно, – парировал Брайсон. – Именно поэтому вы и должны помочь мне отыскать ее...
– Вы что, думаете, что я втравил вас в это дело, чтобы спасти ваш брак? – перебил его Данне. – Я отправил вас на это задание, чтобы спасти наш дурацкий мир!
– Черт подери! Но Елена что-то знает, должна знать. И, возможно, немало.
– Да, и если она в этом замешана...
– Если она и замешана, то лишь определенным образом. Если она так же обманута, как был обманут я...
– Брайсон, я вас предупреждал – если вы станете выдавать желаемое за действительное...
– Если она так же обманута, как был обманут я, то ее знания просто неоценимы! – рявкнул Брайсон.
– И она, конечно же, радостно вам все расскажет. Только вот чего ради? В память о былом?
– Если я смогу отыскать ее!.. – воскликнул Брайсон и осекся. Потом заговорил снова, уже тише: – Если я смогу отыскать ее... Черт побери, я знаю ее! Я могу определить, когда она лжет, когда пытается скрыть правду, а когда – избежать разговора.
– Вы грезите, – ровным тоном произнес Гарри Данне. И зашелся болезненным, хриплым кашлем. – Вы думаете, что знали ее. Вы претендуете на то, что знали – знаете – ее. Вы настолько в этом уверены? Так же, как были уверены, что знаете Теда Уоллера – он же Геннадий Розовский. Или Петра Аксенова – это настоящее имя вашего «дяди», Питера Мунро. Или ваша поездка на север штата все-таки чему-то вас научила?
Изумление оказалось слишком сильным, чтобы Брайсон успел совладать с ним.
– Чтоб вам пусто было! – вырвалось у него.
– Посмотрите же на вещи здраво, Брайсон. Или вы сомневаетесь в том, что я установил надзор за этим домом престарелых сразу же после того, как узнал о Директорате? Несчастная старая клуша настолько плоха, что нашим людям так и не удалось толком ничего от нее узнать. И в результате я до сих пор не уверен, знала ли она правду о своем муже и насколько много знала. Но не исключено, что она могла быть как-то связана с кем-либо из людей, имеющих отношение к ее покойному мужу.
– Чушь собачья! – взорвался Брайсон. – У вас не хватит людских ресурсов, чтобы наблюдать за ней круглосуточно, изо дня в день, и так до самой ее смерти.
– Боже правый! – нетерпеливо отозвался Данне. – Конечно же, нет. Просто один из тамошних администраторов регулярно получает денежки от «дорогого Гарри», двоюродного брата Фелисии, который очень беспокоится о своей родственнице и стремится опекать ее. Стоит хоть кому-то позвонить Фелисии или навестить ее, и эта администраторша, Ширли, тут же ставит меня в известность. Она знает, что я стараюсь защитить дорогую Фелисию, у которой сейчас возникли проблемы с памятью, от всяких негодников, стремящихся выманить у нее деньги, или тех, кто может расстроить ее. Я забочусь о моей двоюродной сестре. Ширли всегда в курсе, по какому телефону мне можно позвонить. Так что я всегда знаю, с кем общалась Фелисия. И никаких сюрпризов. В этом вся суть: надо работать с тем, что у тебя имеется, и держать под контролем все что можно. А все прочие, похоже, просто взяли и исчезли, не оставив и следа. Кстати, мы что, собираемся весь день проторчать в этой вонючей дыре?
– Я тоже от нее не в восторге, но это уединенное и безопасное место.
– О господи... Да, вы собираетесь наконец-то рассказать мне, зачем вы поперлись искать Жака Арно?
– Как я вам уже говорил, его эмиссар, его агент, присутствовавший на корабле Калаканиса, явно работал рука об руку с Директоратом и с Анатолием Пришниковым из России. Арно – это ключ.
– Ключ к чему? Вы хотели добраться непосредственно до Арно?
Брайсон помолчал. В памяти у него, как это не раз уже бывало, всплыли слова Теда Уоллера – Геннадия Розовского: «Никогда никому не говори ничего сверх того, что этому человеку совершенно необходимо знать. Даже мне». Он все еще не сказал Данне о шифре, который ему удалось списать со спутникового телефона Арно. И не скажет. По крайней мере, сейчас.
– Я обдумывал такой вариант, – солгал Ник. – Или, по крайней мере, хотел понаблюдать за его окружением.
– И что?
– Ничего. Не хватило времени.
«Всегда оставляй какой-нибудь козырь в запасе».
Данне достал из своей видавшей виды кожаной папки конверт из манильской бумаги и извлек из него пачку фотографий размером восемь на десять сантиметров.
– Мы занялись именами, которые вы нам назвали, и проверили все доступные нам базы данных, вплоть до самых секретных. Это было нелегко, особенно если учесть, насколько умны и тщательны ваши приятели из Директората. Нам пришлось отбирать и сортировать псевдонимы, используя специальные компьютерные программы и прочее дерьмо, в котором я ничего не смыслю. Оперативники Директората постоянно получали новые назначения, меняли место жительства, их биографии переписывались, и все это многократно перетасовывалось. В общем, работенка была мозголомная. Но в результате мы вычленили несколько кандидатов, чтобы вы могли на них взглянуть.
Он предъявил первую черно-белую глянцевую фотографию.
Брайсон покачал головой:
– Не знаю.
Нахмурившись, Данне вытащил из пачки следующую фотографию.
– Тоже глухо.
Данне покачал головой и показал следующую.
– Не знаю такого. Вы явно вложили сюда несколько пустышек, фальшивок – на всякий случай, вдруг удастся меня подловить.
Уголки губ Данне чуть дрогнули, словно он готов был улыбнуться, но вместо этого он лишь кашлянул.
– Доверяй, но проверяй. Так, что ли?
Данне не отозвался. Вместо этого он просто вытащил следующую фотографию.
– Не зна... Стоп, одну минуту! – Брайсон повнимательнее присмотрелся к фотографии. – Это датчанин, псевдоним – Просперо.
Данне кивнул, как будто Брайсон наконец-то дал правильный ответ.
– Ян Вансине, сотрудник международной штаб-квартиры Красного Креста, расположенной в Женеве. Начальник координационного отдела по оказанию помощи в чрезвычайных ситуациях. Превосходное прикрытие, позволяющее ездить по всему миру, особенно по «горячим точкам». Оно даже открывает ему доступ в такие места, куда иностранцев обычно не пускают, – в Северную Корею, Ирак, Ливию и тому подобные страны. У вас с ним были хорошие отношения.
– Я спас ему жизнь в Йемене. Предупредил его о засаде. Хотя, согласно своду правил, мне следовало помалкивать, невзирая на то, что это могло окончиться его казнью.
– Я вижу, вы не очень-то склонны подчиняться правилам.
– Да. Особенно когда считаю их идиотскими. На Просперо это произвело незаурядное впечатление. И еще мы как-то работали вместе, устраивали ловушку для одного натовского инженера, двойного агента. А чем Вансине занят на этой фотографии? Такое впечатление, будто его засняли скрытой камерой.
– Наши люди подловили его в Женеве, в банке «Женева-Приве». В тот момент, когда он подписывал разрешение на ускоренное перечисление через раздельные и смешанные счета денег на общую сумму пять с половиной миллиардов долларов.
– Другими словами, занимался их отмыванием.
– Но не для себя. Он явно исполнял роль канала, через который действовала некая весьма и весьма обеспеченная организация.
– Вы не могли узнать это просто при помощи скрытой камеры.
– У нас есть свои источники в швейцарских банковских кругах.
– Надежные?
– Честно говоря, не все. Но в данном конкретном случае это был лично заинтересованный источник. Бывший оперативник Директората, торговавший надежной информацией в обмен на избавление от длительного тюремного заключения. – Данне взглянул на часы. – Вымогательство обычно срабатывает.
Брайсон кивнул.
– Так вы думаете, Вансине до сих пор в деле?
– Эта фотография была сделана два дня назад, – негромко произнес Данне, снял с пояса пейджер и нажал на кнопку. – Извините, просто я еще двадцать минут назад должен был подать сигнал Соломону, моему водителю. Мы с ним договаривались, что я отправлю ему сообщение, когда вы появитесь, – на тот случай, если сам он этого не отследит. Но он явно не отследил, поскольку вы выкинули очередной фокус в духе Гарри Гудини.
– А о чем вы собираетесь сообщить вашему водителю? Дать ему знать, что с вами все в порядке, я ничего с вами не сделал? – от раздражения Брайсон невольно повЬ1СИЛ голос. – Вы мне не доверяете, так, что ли?