– Но как могла она рисковать всем, ради чего вы – и она тоже – столько трудились? – Манди Грине не смогла скрыть владевшего ею гнева и отчаяния.
Кэссиди медленно покачал головой.
– Клер очень страдала, понимая, что все будут смотреть на нее, как на женщину, разрушившую карьеру сенатора. Вам никогда не понять, через какой ад она прошла. Но она все-таки прошла через него; в определенном смысле слова, мы прошли через него вместе. И выбрались наружу! И все было в порядке. До нынешнего момента.
Он взглянул на телефон; тот был ярко освещен и звонил почти не переставая.
– Но как, Роджер? Как журналисты докопались до этой истории?
– Я толком не знаю, – отозвался Роджер. – Но они разнюхали все в подробностях. Как-то умудрились раздобыть файл с данными, заведенный во время ареста, хотя считалось, что он был стерт. Узнать точную сумму, которую изъяли в тот вечер у Клер. Подробный перечень телефонных звонков, сделанных в ту ночь из вашего дома и дома Генри Кэминера. Разговор Кэминера и начальника участка. Начальника участка и офицера, который арестовал Клер. Даже электронные данные об оплате счета за лечение Клер в «Серебряных озерах».
Вид у Кэссиди был мрачный, но сенатор все-таки заставил себя улыбнуться.
– Подобная утечка не могла исходить от какого-то одного человека. Кто-то забрался в наиболее личные мои записи. Думаю, это именно то, о чем я предупреждал. Общество, построенное на надзоре.
– Так вот, значит, какую карту они разыгрывают! – резко произнесла Манди Грине. К ней наконец-то вернулось чутье профессионала. – Они хотят обставить все таким образом, будто вы начали кампанию за право человека на частную жизнь, чтобы скрыть собственные неблаговидные тайны. Вам это известно лучше, чем кому бы то ни было.
Роджер Фрай принялся расхаживать по кабинету.
– Это скверно, Джим. Я не собираюсь приукрашивать ситуацию. Но я искренне считаю, что мы сможем из нее выпутаться. Все станет еще хуже, прежде чем дело пойдет на поправку, но люди в Массачусетсе знают, что вы – хороший человек, и ваши коллеги тоже это знают, вне зависимости от того, любят они вас или нет. Время – великий целитель, и для политика это так же справедливо, как и для всех прочих.
– Я не намерен из нее выпутываться, Родж, – сказал Кэссиди, снова отвернувшись к окну.
– Я понимаю, сейчас все это выглядит паршиво, – продолжал Фрай. – Они попытаются распять вас. Но вы – сильный человек. Вы им еще покажете.
– Вы что, не поняли? – сурово, но без враждебности произнес Кэссиди. – Речь идет не обо мне. Речь идет о Клер. Каждая статья говорит о Клер Кэссиди, жене сенатора Джеймса Кэссиди. Это может тянуться неделями, месяцами – черт знает сколько! Я не могу допустить, чтобы Клер подверглась такому испытанию. Я не допущу этого. Она просто этого не переживет. И существует лишь один способ убрать эту тему с передовиц газет, из ток-шоу, выпусков новостей и колонок светских сплетен.
Сенатор покачал головой и произнес, передразнивая некоего неведомого читателя газеты:
– «Сенатор Кэссиди напрашивается на сенатское расследование, сенатор Кэссиди борется за свое место, сенатор Кэссиди отказывается от дурных поступков, сенатор Кэссиди опозорен, сенатор Кэссиди позорит комиссию, которую возглавляет, сенатор Кэссиди женат на наркоманке». Нет, это лакомый кусочек, и его можно вытаскивать на первые страницы снова, снова и снова. А «сенатор Кэссиди признал справедливость обвинения и подал в отставку» – это тоже громкая история, но ее хватит дня на два от силы. А страдания Джима и Клер Кэссиди, простых граждан, вскоре затеряются среди горячих репортажей откуда-нибудь из Сомали. Пять лет назад я торжественно пообещал своей жене, что мы навсегда оставим эту историю позади, что бы ни происходило. Теперь настал час исполнить обещание.
– Джим, – осторожно произнес Фрай, пытаясь скрыть дрожь в голосе, – в этом деле слишком много неопределенности, чтобы вот так вот сразу принимать такие важные решения.
– Неопределенности? – Сенатор горько рассмеялся. – Я никогда в жизни не определялся точнее.
Он повернулся к Манди Грине.
– Манди, пора вам отработать ваше жалованье. Нам с вами предстоит набросать сообщение для прессы. Немедленно.
Глава 23
Брайсон застыл, едва дыша. Он был слишком потрясен и не мог нормально мыслить. Ник чувствовал себя так, словно с ясного неба ударила молния, притупив его сознание и разнеся рассудок в клочья. Он судорожно хватал воздух ртом. Окружающий мир утратил всякую логичность и обезумел; Брайсон с трудом сдерживался, чтобы не закричать.
Тед Уоллер!
Геннадий Розовский!
Тот самый великий манипулятор, злой волшебник, который превратил его жизнь в один огромный немыслимый обман.
Брайсон вцепился в брошенный ему пистолет: тот привычно лег в руку и словно сделался ее продолжением. Ник прицелился в человека, который только что отдал ему этот пистолет, понимая, что может сейчас одним метким выстрелом убить Теда Уоллера – но этого будет недостаточно!
Он не получит тогда ни ответа на мучающие его вопросы, ни возможности утолить свое стремление отомстить всем лжецам и манипуляторам, наполнившим его жизнь ложью. Но все же Брайсон продолжал держать бывшего наставника под прицелом; он совладал с яростью, но вопросы – множество вопросов! – переполняли его и перехлестывали через край.
И Брайсон выпалил – напряженным, сдавленным голосом – первое, что пришло ему в голову:
– Кто ты такой, черт побери?!
Ник снял пистолет с предохранителя и надавил на спусковой крючок. Раздался щелчок: пистолет переключился в режим автоматической стрельбы. Теперь довольно лишь согнуть палец, и в голове Теда Уоллера появится десять дырок, и тогда этот лжец свалится со своего насеста, пролетит двадцать футов и грохнется на бетонный пол. Но Уоллер, непревзойденный стрелок" не стал целиться в Брайсона. Он просто стоял на месте: тучный пожилой мужчина с загадочной улыбкой на лице.
Потом Уоллер заговорил, и голос его гулко разнесся по огромному складскому помещению.
– Давай сыграем в «да» и «нет», – произнес он, имея в виду их давнее тренировочное упражнение.
– Чтоб ты сдох! – произнес Брайсон с ледяной яростью. Голос его дрожал от сдерживаемого гнева. – Твое настоящее имя – Геннадий Розовский.
– Да, – сохраняя бесстрастность, ответил Уоллер.
– Ты закончил Московский институт иностранных языков.
– Да. – На губах Уоллера на миг возникла улыбка. – Совершенно верно.
– Ты из ГРУ.
– Да. Но не совсем. Для полной точности следует употребить прошедшее время. Я был из ГРУ.
– И все это было дерьмом собачьим, все, что ты мне врал насчет того, что мы, дескать, спасаем мир! – не выдержав, Брайсон сорвался на крик. – А сам ты все это время работал на противоположную сторону!
– Нет, – громко и отчетливо произнес Уоллер.
– Довольно лжи, сукин ты сын! Довольно лжи!
– Да.
– Чтоб тебе пусто было! Не знаю, какого черта ты тут делаешь...
– Рискнув уподобиться генералу Цаю, скажу: когда ученик готов учиться, появляется учитель.
– Мне сейчас не до всякой буддистской чуши! – рявкнул Брайсон.
Услышав грохот шагов и лязг оружия. Ник стремительно развернулся. В помещение склада вбежали двое солдат в темно-зеленой форме, с карабинами на изготовку. Брайсон выстрелил несколько раз, и услышал, что одновременно с ним кто-то дал автоматную очередь сверху, оттуда, где стоял Уоллер. Пули достигли своей цели; оба солдата рухнули и растянулись на полу. Брайсон тоже бросился на пол, поверх трупа Анг By, перевернул обмякшее тело, сорвал у него с шеи ремень автомата и, бросив пистолет Уоллера, обеими руками вцепился в автомат. Ник ожидал увидеть новую порцию солдат, но никто пока не появился.
Тогда Брайсон выдернул из руки Анг By пистолет и сунул его в нагрудный карман пиджака – потрясающе неуместного в нынешней ситуации. У Анг By к лодыжкам было пристегнуто два ножа; Брайсон сорвал их вместе с ножнами и сунул себе за пояс. Пояс! Ник вдруг вспомнил об алюминиево-ванадиевом клинке, спрятанном в поясе, – но теперь у него было при себе оружие поэффективнее.
– Сюда! – позвал его Уоллер, разворачиваясь и исчезая в полутемной нише. – Здание окружено.
– Да что ты делаешь, черт подери?! – крикнул Брайсон.
– Кое-кто из нас принял меры заранее. Скорее, Ник.
Ну и что ему еще оставалось? Кем бы Тед Уоллер ни являлся на самом деле, в этом он явно был прав: склад был окружен солдатами НОА; если где-то здесь и существовал другой выход – а он почти наверняка имелся, – он все равно привел бы Брайсона прямиком в руки врагов. Причем тех, которые медлить не станут. Брайсон взбежал по металлической лестнице как раз вовремя, чтобы увидеть как тучный мужчина исчезает в проеме лестничного колодца, расположенного за длинными рядами военных автомобилей. Петляя между тесно стоящими джипами, «Хаммерами» и грузовиками китайского производства, Брайсон подбежал к лестничному проему и увидел, что Уоллер взбирается по лестнице, быстро и ловко, с той почти балетной грацией, которая всегда изумляла Ника. Но все-таки Брайсон и поныне превосходил Уоллера проворством и догнал его за считанные секунды.
– На крышу, – пробормотал Уоллер. – Единственный выход.
– На крышу?!
– Другого выхода нет. Остальные они перекроют в мгновение ока, если еще не перекрыли. – Уоллер на миг умолк, переводя дыхание. – Одна лестница. Один грузовой лифт, но жутко медленный.
К тому моменту, как беглецы добрались до площадки третьего этажа, снизу уже доносились топот бегущих ног и выкрики.
– Проклятье! – выругался Уоллер. – Зря я ел вечером тот паштет! Давай иди вперед!
Брайсон стрелой рванулся вперед по лестничному маршу и, свернув за поворот, добрался до этажа, который, по всей видимости, был верхним. Ник очутился под ночным небом, на обширной парковочной площадке, где стояли, ряды за рядами, танки и грузовики. Ну и что теперь, черт побери? Что там придумал Уоллер? Что им теперь, прыгать с крыши? Или как-то перескакивать через двадцатифутовый проем на крышу соседнего здания?
– Сжигаем мосты, – тяжело дыша, произнес Уоллер, выбравшись из лестничного проема. Брайсон понял, что имеет в виду его бывший наставник. Нужно перекрыть пути их преследователям – но как? Чем? Здесь нет ни дверей, которые можно было бы запереть, ни баррикады...
Но зато здесь в изобилии имелись машины – сотни машин! Брайсон подбежал к ближайшему ряду, рванул дверную ручку и обнаружил, что дверца заперта. Вот черт! Ник метнулся к следующей машине. То же самое.
Время не терпит!
Углядев ряд джипов с брезентовым верхом, Брайсон бросился туда. Выхватив один из ножей Анг By, Ник вспорол брезент и открыл запертую дверцу изнутри. Ключ торчал в замке зажигания – что ж, вполне логично для хорошо охраняемого склада. Тем более для склада таких размеров. Если бы тут еще и держали ключи отдельно а потом нужно было заново подбирать ключ к каждому автомобилю, это было бы сущим кошмаром. Уоллер тем временем остановился у лестницы и говорил с кем-то по мобильному телефону. Брайсон включил зажигание, завел мотор и на полной скорости погнал джип к лестничному проему. Приблизившись, Брайсон понял, что джип слишком широк, чтобы войти в проем – но это было только к лучшему. Джип с грохотом врезался в бетонную стену; его передняя часть провалилась в проем и осела на две-три ступени, прежде чем остановиться. Теперь Брайсону оставалось лишь открыть дверцу и просочиться между джипом и стеной.
Но если оставить все как есть, это станет лишь краткой отсрочкой; несколько мужчин соединенными усилиями запросто вытолкнут автомобиль наверх. Нет, этого недостаточно! Обыскав соседние ряды машин, Брайсон наткнулся на то, что так отчаянно искал, – пятидесятипятигаллонную металлическую бочку с топливом. Медленно опустив бочку на пол, Брайсон подкатил ее к джипу, ныне перекрывающему вход на крышу. Ник вывернул пластиковую затычку и выдернул ее. Бензин хлынул наружу, собираясь лужицами на бетонном полу. Брайсон развернул бочку и приподнял противоположный край, так что бензин потек еще быстрее; струи бензина хлынули на колеса джипа. Ручейки добрались до верха лестницы и потекли по ступеням. От запаха бензина трудно было дышать. Последним рывком Брайсон опорожнил бочку, и тут до него донесся шум шагов: солдаты бегом поднимались по лестнице.
Пора!
Брайсон сорвал с себя галстук, быстро распустил узел, окунул галстук в бензиновую лужу и засунул в отверстие ныне опустевшей бочки. Бензина в ней уже не осталось, зато имелось предостаточно бензиновых паров – или, говоря точнее, смесь бензиновых паров и воздуха. Возможно, соотношение было не идеальным, но Брайсон по собственному богатому опыту знал, что и этого вполне достаточно. Ник извлек бронзовую зажигалку – один из штрихов образа Джайлза Хескет-Хэйвуда – и поджег импровизированный бикфордов шнур. Взревело пламя; Брайсон толкнул бочку так, что она перевалилась через джип и покатилась вниз по лестнице, потом отскочил и что было сил побежал прочь.
Взрыв оказался мощным и оглушительно громким. Лестничный проем превратился в один сплошной столб пламени, в бушующую преисподнюю. Уоллер, увидев, что затеял Брайсон, тоже поспешил отбежать подальше. Через несколько секунд раздался второй, еще более мощный взрыв: огонь добрался до бензобака джипа. Заплясало пламя – такое яркое, что на него было больно смотреть; над бушующими языками огня поднялись клубы черного дыма. Брайсон остановился не раньше, чем отбежал на середину крыши; там к нему присоединился Уоллер, весь раскрасневшийся и взмокший.
– Неплохо сработано, – сказал Уоллер, глядя в небо. Со стороны лестницы раздавались громкие крики боли, но в следующее мгновение их заглушил еще более громкий шум – несущийся с неба грохот. Шум лопастей вертолета. Бронированый вертолет в камуфляжной раскраске с ревом спустился с неба, выбрал местечко, свободное от автомобилей, и медленно приземлился на крышу.
– Что за черт?.. – задохнулся Брайсон.
Вертолет оказался «Апачем» «АН-64», и, судя по всем признакам – вплоть до нарисованного на хвосте номера, – принадлежал армии США.
Уоллер помчался к вертолету, инстинктивно пригибать на бегу, хоть сейчас в этом и не было необходимости. Брайсон заколебался на миг, потом припустил следом за Уоллером. Пилот огромного вертолета был одет в американскую военную форму. Но как такое может быть? Если Директорат – детище ГРУ, как Уоллер умудрился заполучить боевой вертолет американской армии?
Уже забираясь внутрь, Брайсон увидел, что Уоллер развернулся и смотрит куда-то назад, и лицо у него встревоженное, Уоллер что-то выкрикнул, но Ник не смог расслышать его слов. Обернувшись, Брайсон увидел, как из грузового лифта высыпало несколько десятков солдат – лифт располагался с противоположной от лестницы стороны крыши, в какой-нибудь сотне футов от вертолета. И тут что-то ударило его в спину – справа, под ребра. Его подстрелили! Боль была неимоверной, невероятной. Брайсон закричал; ноги его подкосились. Уоллер схватил его за руку и втащил в кабину, когда вертолет уже начал подниматься в воздух. Сверху Нику видна была толпа солдат языки пламени и поднимающиеся в небо клубы дыма.
Это было далеко не первое ранение, полученное Брайсоном, – но оно было хуже всего, что Нику случалось испытать прежде. Боль, вместо того чтобы утихнуть понемногу, продолжала нарастать – вероятно, пуля задела какой-то нервный узел. Брайсон был совершенно уверен что потерял много крови и продолжает ее терять. Словно откуда-то издалека к нему донеслись слова Уоллера: «...вертолет армии США. Они не посмеют сбить нас... международный инцидент... генерал Цай не настолько глуп, чтобы...»
Голос Уоллера то появлялся, то исчезал – словно из плохо работающего радиоприемника. Брайсона бросало то в озноб, то в жар.
Он услышал:
– ...в порядке, Никки?..
Потом:
– ...аптечку с лекарствами, но при гонконгском аэропорту есть больница... лететь еще далеко, и я не хочу откладывать...
И еще:
– ...знаешь, Никки, возможно, врачи восемнадцатого века были в чем-то правы. Может быть, периодические кровопускания и вправду полезны...
Брайсон то терял сознание, то снова приходил в себя, и мир превратился в калейдоскоп картинок. Вертолет где-то приземлился. Ника переложили на носилки.
Его внесли в какое-то здание современного вида и поспешно понесли по длинному коридору. Женщина в белом халате – то ли медсестра, то ли врач – разрезала на нем одежду и принялась зашивать рану... Ослепительная вспышка боли сменилась стремительным погружением в темноту, в глубины вызванного лекарственными препаратами сна.
* * *– Правду? Я просто хотел задеть этого типа за живое.
Адам Паркер дошел до точки кипения, и его не волновало что об этом подумает Джоул Танненбаум – адвокат, услугами которого Паркер пользовался уже много лет. Паркер и Танненбаум встретились за ленчем – подобные встречи происходили примерно раз в месяц, – в «Пэтруне» ресторане на Сорок седьмой улице, где подавали прекрасные блюда из говядины и кларет. Стены здесь были обшиты панелями из темного дерева и увешаны гравюрами Кипса. Паркер забронировал отдельную кабинку, в ней обедающие могли спокойно посидеть с рюмкой мартини и кубинской сигарой. Паркер гордился своей хорошей физической формой, но, попадая на Манхэттен, охотно посещал подобные заведения с их мелкими излишествами и респектабельной атмосферой, где все дышало минувшим.
Танненбаум с жадностью принялся за телячью отбивную. Джоул Танненбаум входил в Юридическую корпорацию округа Колумбия, в судебный отдел, и работал на фирму «Свартмор и Бартелми», но за высокими чинами по-прежнему скрывался уличный драчун, мальчишка-оборванец, выросший в Бронксе и живущий по принципу «как аукнется, так и откликнется».
– Типы вроде него не любят, когда их задевают за живое. Они способны проглотить парня вроде вас на десерт и не заметить. Извините, Адам. Но я никогда вам не лгал и не собираюсь начинать. Помните старую шутку насчет мыши, которая пыталась отыметь слона? Уж поверьте мне – вам не понравится взбираться слону на спину.