– Так, значит, вы просто-напросто узнали от главного соперника Арно о начинающемся распаде предприятий Арно, – произнесла Елена.
– Можно сказать и так, – отозвалась Лейла. – Во всяком случае, если говорить по-английски. Несомненно, вам было бы куда легче осознать эти сведения, будь они изложены на языке алгоритмов. Я уверена, что ваши методы столь же загадочны по своей сути.
Уоллер наблюдал за пикировкой двух женщин, словно болельщик на трибуне Уимблдона.
– На самом деле, – заметила Елена, – наши методы начинаются с очень простой, общеизвестной предпосылки: всегда учитывай источник информации. Например, вы уверены, что Пуарье – враг Арно. Это вполне естественное предположение. Ведь именно так эти двое себя и ведут. И на самом деле проделывают это даже чересчур усердно.
– Что вы этим хотите сказать? – холодно поинтересовалась Лейла.
– Я думаю, что если вы копнете поглубже, то обнаружите, что на самом деле Пуарье и Арно – деловые партнеры. Владельцы нескольких тесно связанных между собой крупных холдинговых компаний. И все их соперничество – обычнейшая уловка.
Лейла сощурилась.
– Вы утверждаете, что добытая мною информация бесполезна?
– Отнюдь, – возразила Елена. – Сам тот факт, что вас надули – вычислили, кто вы такая, и скормили вам подобный слух, – является весьма ценной информацией. Очевидно, Арно желает, чтобы мы верили этой версии. Оценивать следует не саму фальшивку, а попытку распространить эту фальшивку.
Лейла некоторое время помолчала, потом угрюмо произнесла:
– Возможно, вы правы.
– Если Арно желает сбить нас со следа, расхолодить наш пыл, – заметил Брайсон, – то отсюда сам собою напрашивается вывод: Жак Арно является частью некоего предприятия, которое стремится избежать огласки. Они хотят, чтобы мы запутались и потеряли бдительность. Что-то должно произойти, причем в ближайшее время. Нам нельзя сейчас упускать ничего, ни единой мелочи. О господи, мы имеем дело с силой, которая располагает просто неимоверными знаниями и властью. Нам остается лишь надеяться, что нас они недооценили.
– Боюсь, – печально сказала Лейла, – что нас они оценили совершенно верно.
Уоллер покинул штаб-квартиру Директората и отправился в Париж, на какую-то неотложную встречу. А Брайсону и Елене пришлось пока что подождать. Чтобы скоротать время, они отправились прогуляться – вниз по горному склону, мимо живых изгородей из розмарина, вдоль берега Дордони. Они действительно находились во Франции: Брайсон понял это сразу же, как только они с Еленой поднялись наружу, покинув подземный центр. Главный вход размещался в старинном каменном особняке, выстроенном на склоне горы. Наблюдатель или случайный прохожий увидел бы лишь особняк, достаточно большой, чтобы можно было поверить, будто в нем разместился офис и лаборатории какой-то американской фирмы. В общем, американцы нашли подходящее местечко и живут в свое удовольствие. Это вполне объясняло, почему сюда приезжают всякие машины и почему на местный аэродром прилетают и улетают частные самолеты. Но никто не знал, насколько на самом деле велик этот центр и как глубоко он вгрызся в толщу горы.
Брайсон шел осторожнее, чем обычно, и старался беречь правый бок, но все равно время от времени на его лице появлялась гримаса боли. Они с Еленой спустились мимо скал и прошли по древней тропе паломников через долину. Здесь выращивали грецкие орехи, и долина была заполнена ореховыми фермами, льнущими к Дордони, этой древней реке, несущей свои воды мимо Суайяка и дальше, к Бордо. Это был край зажиточных, основательных крестьян, соли земли и суровых хранителей французской глубинки, – впрочем, за много лет некоторые из этих непритязательных каменных коттеджей стали домом для англичан, не мыслящих отдыха без поездки в Прованс или Тоскану. Выше на склонах располагались винодельни, производящие недурственное vin du pays[13]. В отдалении, севернее Кагора, раскинулся зеленый край, усеянный средневековыми городишками. Большие крестьянские семейства любили наведываться по воскресеньям в здешние ресторанчики, в которых им подавали скромные, но солидные блюда местной кухни. Брайсон и Елена забрели в лес, где у корней вековых деревьев прятались знаменитые трюфели: сведения об их «гнездах» передавались в здешних семьях из поколения в поколение и держались в тайне от всех чужаков, даже от владельцев земли.
– Это бь1ла идея Теда – обосноваться здесь, – пояснила Елена, когда они неспешно шли, держась за руки. – Нетрудно понять, почему человек, который так любит покушать, способен пылко влюбиться в этот край, с его винами, маслом грецкого ореха и трюфелями. Но его выбор был вполне практичен. Мы хорошо спрятались, получили вполне правдоподобное прикрытие, удобную взлетно-посадочную площадку. Кроме того, здесь проложены прекрасные шоссейные дороги, ведущие во всех направлениях – на север, к Парижу, на восток, в Швейцарию и Италию, на юг, к Средиземному морю, на запад, к Бордо и Атлантике. Моим родителям здесь нравилось.
В голосе Елены появились мягкие, задумчивые нотки.
– Они, конечно, скучали по родине, но это все-таки чудесно – провести свои последние годы в здешних краях.
Она указала на стоящую в отдалении группу каменных коттеджей:
– Мы жили в одном из тех домиков.
– Мы?
– Я жила вместе с ними, заботилась о них.
– Я рад за тебя. Моя потеря стала для них приобретением.
Елена улыбнулась и крепче сжала его руку.
– Знаешь, старая поговорка говорит правду. Mai raut, mai dragut.
– Разлука усиливает нежность, – перевел Брайсон. – А как насчет той поговорки, которую ты любила повторять – celor се due mai mult dorul, le pare mai dulce odorul? Разлука обостряет любовь, а пребывание рядом – укрепляет. Верно?
– Знаешь, Николас, мне было нелегко. Очень нелегко.
– И мне. Более чем.
– Я сумела заново выстроить свою жизнь без тебя. Но мне так и не удалось избавиться от боли и от ощущения потери. А тебе?
– Боюсь, мне было даже тяжелее – из-за неопределенности. Из-за множества вопросов, на которые я никак не мог отыскать ответ: почему ты исчезла, куда ты делась, что ты подумала?
– О, iubito! Те ador! Мы оба стали жертвами – жертвами и заложниками недоверия и подозрительности.
– Мне сказали, будто тебя приставили ко мне в качестве наблюдателя. Будто я был твоим заданием.
– Заданием? Мы влюбились друг в друга, и это произошло совершенно случайно. Смогу ли я когда-либо доказать, что тебе сказали неправду? Я полюбила тебя, Николас. И сейчас люблю.
Брайсон развернул перед ней все хитросплетения лжи, возведенные Гарри Данне, – историю о юноше, которого выбрали за талант полиглота и отличные физические данные, а потом завербовали, не раскрывая правды, манипулировали им, даже убили его родителей.
– Они очень умны, эти прометеевцы, – заметила Елена. – Когда организация настолько засекречена, как наша, не так уж сложно состряпать о ней правдоподобную ложь. А потом они сумели обставить все таким образом, будто ты стал нам врагом и пытаешься уничтожить нас – так что ты не мог проверить, правду ли тебе говорят.
– Но ты знаешь об Уоллере?
– О его...
– О его... его прошлом, – нерешительно произнес Брайсон.
Елена кивнула:
– О России. Да, он рассказал мне, вкратце. Но это было совсем недавно. Думаю, он пошел на такую откровенность лишь потому, что собрался вернуть тебя обратно и понимал, что мы не станем ничего друг от друга скрывать.
Тут раздался звонок мобильного телефона Елены.
– Слушаю.
Лицо женщины просияло.
– Спасибо, Крис.
Отключив телефон, Елена повернулась к Брайсону:
– Готово!
* * *Крис Эджкомб вручил Елене стопку папок с красной каймой, распухших от распечаток.
– Дружище, когда код взломан – то он взломан. Пять скоростных лазерных принтеров уже дымятся, распечатывая это добро. Труднее всего оказалось подобрать способ транскрипции – чтобы превратить произнесенное слово в написанное, требуются огромные компьютерные мощности и масса времени, даже при наших процессорах. Но теперь мы близки к завершению. Я хотел было отсеять все лишнее, но потом решил, что сейчас любая ошибка может оказаться слишком значительной, и отступился. Лучше вы сами решите, что тут важно, а что нет.
– Спасибо, Крис, – поблагодарила его Елена, принимая папки и укладывая их на длинный стол. Они находились сейчас в конференц-зале, примыкающем к сверхмощному компьютерному центру.
– Я принесу вам кофе. Отчего-то мне кажется, что он вам не помешает.
Елена и Брайсон поделили груду распечаток между собой и зарылись в них. Самым ценным были расшифрованные телефонные разговоры между главными членами группы – в том числе и так называемые «телефонные совещания», общение с несколькими абонентами одновременно. Поскольку эти беседы велись по закрытым линиям, их участники изъяснялись откровенно. Впрочем, некоторые – самые осторожные, в число которых входили Арно и Пришников, – оставались осмотрительны даже здесь. Они говорили иносказательно, обиняками, так что понять их мог лишь тот, кто сам был в курсе дела. И тут умение Елены просчитывать речевые схемы, распознавать утаенное даже в обычной речи оказалось решающим. Она быстро разметила несколько транскриптов клейкими листками. А поскольку Брайсон лучше был знаком с участниками бесед и сопутствующими обстоятельствами, равно как и со спецификой определенных операций, он мог вылавливать из текстов различные ссылки и подтекст.
Вскоре после того, как была начата работа с распечатками, Брайсон заметил:
– Я бы сказал, что мы наконец-то получили доказательства. Нам не придется больше опираться на слухи. Вот тут видно, что Пришников действительно планировал вспышку сибирской язвы в Женеве – за три недели до того, как это произошло.
– Но представлением руководят не они – это совершенно ясно, – заметила Елена. – Они вынуждены считаться с другим человеком – точнее, даже с двумя. И, возможно, эти двое – американцы.
– И кто же это?
– Пока что они ни разу не назвали их по именам. Но вот здесь упоминается, что на Западном побережье сейчас такой-то час, так что один из них, возможно, проживает в Калифорнии или еще где-то на Тихоокеанском побережье США.
– А как насчет Лондона? Пока непонятно, кто играет роль кукловода там?
– Нет...
В комнате внезапно появился Крис Эджкомб; в руках он держал несколько листков бумаги.
– А здесь все попросту обрывается, – сообщил Эджкомб. На лице его читалось неприкрытое волнение. – Это схема перемещения фондов Первого Вашингтонского банка, как входящих, так и исходящих. Думаю, это может вас заинтересовать.
Он вручил Елене листы, сплошь исписанные колонками цифр.
– Это тот самый Вашингтонский банк, услугами которого пользуется большинство членов конгресса, верно? – спросил Брайсон. – Тот самый банк, который ты подозревала в причастности к шантажу? Из которого утекали сведения о противниках договора?
– Да, – ответила Елена. – А это документы о передаче собственности.
Эджкомб кивнул.
– Циклы, периодичность... сомнений быть не может.
– В чем? – спросил Брайсон.
– Вот эта последовательность кодов санкционирования характерна для полностью поглощенной собственности. Вполне определенный след.
– И что это значит? – нетерпеливо спросил Брайсон.
– Что этот банк принадлежит другой, более крупной финансовой организации и находится под полным ее контролем.
– В этом нет ничего необычного, – заметил Брайсон.
– Но суть в том, что здесь преднамеренно все запутано. Настоящий владелец тщательно прячется.
– А есть возможность выяснить, кто этот таинственный владелец? – поинтересовался Брайсон.
Елена рассеянно кивнула, продолжая изучать цифры.
– Крис, вот здесь, в графе текущих расходов, стоит код американской ассоциации адвокатов. Ты не мог бы проследить путь перемещения и определить...
– Я иду на шаг впереди тебя, Елена, – сообщил Крис. – Это нью-йоркская фирма «Мередит Уотерман»...
– О боже! – вырвалось у Елены. – Это один из старейших и самых почтенных инвестиционных банков Уолл-Стрит. Рядом с ними Морган Стэнли или братья Харриманы выглядят выскочками. Ничего не понимаю – зачем такому банку, как «Мередит Уотерман», шантажировать сенаторов и конгрессменов, добиваясь, чтобы те поддержали международный договор о наблюдении и безопасности?..
– Возможно, что «Мередит Уотерман» принадлежит какому-то частному лицу, – сказал Брайсон.
– Ну и что?
– А то, что в таком случае этот банк сам является холдинговой компанией; в некотором смысле слова – фасадом, вывеской. Другими словами, вполне возможно, что другая организация, или частное лицо, или группа лиц – скажем, группа «Прометей», – использует его, дабы замаскировать свои истинные владения. А значит, если найти способ заполучить список всех бывших и нынешних партнеров «Мередит Уотерман», а также, возможно, основных владельцев...
– С этим не будет никаких проблем, – сообщил Эджкомб. – Даже фирмы, находящиеся в частном владении, напрямую контролируются СЕК и ФДИС, и они обязаны заполнять множество документов – а мы вполне сможем до них добраться.
– Возможно, там найдется несколько имен, которые могут указать, кому принадлежит «Прометей», – сказал Брайсон.
Эджкомб кивнул и вышел из комнаты.
Вдруг Брайсону кое-что вспомнилось.
– Ричард Ланчестер был партнером «Мередит Уотерман».
– Что?
– До того, как покинуть Уолл-Стрит и заняться общественной деятельностью, он был крупной фигурой в банковском деле. Этакий «золотой мальчик» «Мередит Уотерман». Именно там он и нажил свое состояние.
– Ланчестер? Но он... ты же говорил, что он отнесся к тебе с сочувствием, помог тебе.
– Он выслушал меня – это правда. Он, похоже, искренне встревожился. Но, по сути, он ничего не сделал.
– Он сказал, что хочет, чтобы ты вернулся к нему с доказательствами.
– Примерно того же хотел и Гарри Данне – использовать меня в своих целях.
– Ты думаешь, Ричард Ланчестер может оказаться членом «Прометея»?
– Я бы не стал сбрасывать его со счетов.
Елена вернулась к транскрипту, который перед этим изучала, потом вдруг подняла голову и взглянула на Брайсона.
– Послушай-ка вот это, – сказала она. – «Передача власти полностью завершится через сорок восемь часов после того, как Англия ратифицирует договор».
– Кто это говорит? – спросил Брайсон.
– Н-не... не знаю. Звонок исходил из Вашингтона, но разговор велся по закрытой линии. Неизвестный беседовал с Пришниковым.
– А нельзя ли воспользоваться идентификатором голоса?
– Возможно. Я послушаю оригинал записи, определю, был ли голос изменен, и если да, то насколько хорошо изменен.
– Сорок восемь часов... передача власти... но кому и от кого? Или чему и от чего? Господи, мне нужно немедленно отправляться в Лондон. Когда следующий рейс?
Елена взглянула на часы:
– Через три часа и двадцать минут.
– Это слишком долго. Если мы поедем на машине...
– Вот как раз это и будет слишком долго. Думаю, нам лучше прямо сейчас отправиться на аэродром, воспользоваться именем Теда Уоллера, потянуть за все доступные ниточки и попросить устроить нам отлет – как можно быстрее.
– Что-то подобное говорил и Дмитрий Лабов.
– Кто это?
– Заместитель Пришникова. Он сказал: «Все уже готово и расставлено по своим местам. Власть полностью переместится! Все станет явным».
– Боже мой, Ник, ты прав, нам нельзя терять ни минуты!
Она встала, и в тот же миг свет замигал.
– Это что такое? – удивилась Елена.
– В центре имеется аварийный генератор?
– Конечно. Где-то должен быть.
– Значит, он только что включился.
– Но он должен включиться только в чрезвычайной ситуации, – озадаченно возразила Елена. – А сейчас ничего такого не произошло, насколько я могу сказать...
– Бежим! – выкрикнул вдруг Брайсон. – Прочь отсюда!
– Что?
– Бежим! Елена, быстрее! Кто-то подключился к сети низкого напряжения... Где здесь ближайший выход на поверхность?
Елена указала влево.
– О господи! Елена, скорее! Готов поклясться – двери замкнутся автоматически, чтобы закрыть вход чужакам. Но они закроют и выход! Я знаю, что происходит!
Он помчался по коридору; Елена схватила со стола несколько дискет и припустила следом за ним.
– Куда? – крикнул он на бегу.
– Через эту дверь и прямо!
Теперь Елена вела, а Ник следовал за ней. Через несколько секунд они оказались перед стальной дверью с надписью «Запасной выход». Красный рычаг, перегораживающий дверь, должен был отпирать ее и, возможно, одновременно с этим поднимать тревогу. Брайсон налег на него всем телом; двустворчатая дверь распахнулась в ночную темноту, и зазвонила аварийная сирена. Навстречу им хлынул прохладный воздух. В каких-нибудь двух футах от беглецов обнаружились ворота из стальных брусьев. Ворота – ими явно управляла автоматика – медленно закрывались.
– Скорее! – выкрикнул Брайсон, ныряя в упорно сужающийся проем. Развернувшись, он подхватил Елену и потащил ее в щель между воротами и каменной стеной; женщине лишь с трудом удалось протиснуться наружу. Они оказались на крутом горном склоне, неподалеку от старинного каменного особняка. Электрифицированные ворота прятались за высокой живой изгородью.
Брайсон и Елена помчались вниз по склону, прочь от особняка.
– Есть здесь поблизости какая-нибудь машина? – выдохнул на бегу Брайсон.
– Перед домом должен стоять джип-внедорожник, – отозвалась Елена. – Он... вот он!
И действительно, в двадцати ярдах от них в лунном свете поблескивал компактный полноприводной «Лендровер Дефендер-90». Брайсон бросился к машине, забрался на водительское место и потянулся к ключу зажигания. Его на месте не оказалось. О господи, где ж он может быть? Здесь же края тихие, глухие – неужели ключ не оставили в машине? Тут в джип забралась Елена.
– Под ковриком! – сообщила она.
Брайсон наклонился и действительно нащупал ключ под резиновым ковриком. Он вставил ключ в зажигание, повернул, и двигатель «Лендровера» взревел, пробуждаясь ото сна.
– Ник, что происходит? – крикнула Елена, стараясь перекрыть шум двигателя, когда машина рванулась вперед и понеслась по крутой дороге прочь от подземного центра.
Но прежде чем Брайсон успел произнести хоть слово, вспыхнул ослепительно белый свет, и откуда-то из глубин горы донесся раскатистый взрыв. Через секунду-другую взрывная волна дошла до поверхности земли, и грохот сделался оглушительным. Брайсон отчаянно вцепился в руль «Лендровера», ломясь напрямую через кустарник, он чувствовал затылком палящий жар, как будто прямо за спиной у него бушевал пожар.