Предотвращение слепоты — одна из наиболее сложных задач, которую пытаются разрешить в Карвилле. Несколько пациентов лишили себя зрения, просто умываясь: их бесчувственные руки не передали в мозг сигнал о том, что из крана течет кипяток.
Кроме того, что Лу лишился зрения, он также страдает от многих других побочных эффектов проказы. На ногах у него нет пальцев — он потерял все десять пальцев по причине инфекции и от нечаянных повреждений, которые он сам себе наносил. На его руках — глубокие трещины и шрамы. Но Лу прибыл в Карвилл, в основном, из-за психологических, а не физических проблем. Лу кажется, что дверь между ним и остальным миром наглухо закрыта. Он не может видеть людей. Он настолько потерял чувствительность, что не ощущает рукопожатия или любого другого прикосновения. Только его слух пока остается неповрежденным, но он боится, что и этот контакт с миром вскоре оборвется: новое экспериментальное лекарство, которое он принимает, оказывает негативный эффект на его слух.
Дрожащим от волнения голосом Лу рассказывает, как он любит играть на арфе. Наигрывая гавайские мелодии, которые он помнит с детства, он может предаться воспоминаниям о прежних днях. Будучи искренним христианином, он поет и песни прославления Господу, а иногда играет на арфе в церкви. Для того, чтобы играть, он вынужден прикреплять медиатор к большому пальцу, в котором еще немного сохранилась чувствительность. Ощущая вибрацию струн, он может играть. Но его большой палец недостаточно чувствителен для того, чтобы зарегистрировать и передать боль. Часы занятий на арфе сделали его палец мозолистым, затверделым, а теперь на нем появилась рана. До сих пор он боялся приходить в клинику.
«Можете ли вы помочь мне, чтобы я смог продолжать играть, не повреждая палец?» — спрашивает он. Говорит он с акцентом, а в голосе звучит мольба.
Группа докторов и физиотерапевтов рассматривают руку Лу на телевизионном мониторе. Они пользуются термографическим способом обследования, когда специальный аппарат регистрирует тепловое излучение и отображает различные его уровни на экране яркими цветами. Эту же технологию используют на спутниках, определяя погодные условия. На термограмме рука Лу выглядит как яркий орнамент из желтого, фиолетового, малинового и спектра других цветов. Самые холодные части руки окрашены в зеленый или голубой цвет. Ярко-красный — это цвет, указывающий на инфекцию: к этому месту приливает кровь, повышая температуру. Особо опасные места окрашены в желтый цвет. Большой палец Лу выделяется на термограмме: он воспален от частого использования и окрашен в желтый цвет.
Термография революционизировала методы лечения в Карвилле, потому что она служит как система предупреждения для бесчувственного человека. К сожалению, в отличие от естественной системы передачи боли, с помощью этой технологии можно заметить опасность только после стрессового периода, а не в то самое время, когда происходит повреждение. Человек, у которого система передачи боли функционирует нормально, обратился бы за помощью намного раньше. Палец давно бы уже привлек к себе внимание здорового человека — пульсирующая боль не давала бы ему покоя, требуя лечения и отдыха. Но у Лу, к сожалению, нет боли. Он никогда не узнает, когда именно снова повредит свой палец. Группа специалистов разрабатывает специальную перчатку, которая подойдет Лу и уменьшит нагрузку от медиатора. Доктор Бренд строго наказывает Лу, чтобы тот давал больше отдыха пальцу, всегда носил перчатку и приходил в клинику каждую неделю. Но после того, как Лу уходит, физиотерапевт говорит пессимистически: «Лу терпеть не может перчаток. Они привлекают внимание посторонних, и, к тому же, он будет хуже чувствовать медиатор. Вероятнее всего, он поносит ее день-другой, а затем выбросит».
Лу все больше отстраняется от людей по мере снижения своих чувств — зрения, слуха, осязания. А теперь и то, что он страстно любит, его самовыражение посредством музыки, возможно, будет отобрано у него. Вероятно, он вернется в клинику через несколько недель с другой инфицированной раной, которая оставит неизлечимые повреждения на пальце. Может быть, он вообще потеряет палец. Но в Карвилле никого не принуждают к лечению. Не обладая системой боли, которая заставила бы его действовать, Лу легко может просто проигнорировать предупреждение термограммы.
Швабра и туфля
В комнату входит другой пациент, Гектор. Хотя на его лице нет уродующих следов болезни как у Лу, взглянув на него, я едва сдерживаюсь, чтобы не выдать своего состояния. Я шокирован. Я несколько привык к разным цветам на мониторе, но не на лице человека. У Гектора синяя кожа! Заметив мою реакцию, доктор Бренд шепотом объясняет мне, что организм Гектора не принимает лекарства «сульфон», которое обычно применяется для лечения проказы, и врачи проводят эксперименты с другим лекарством, которое носит синюю окраску. Больной с радостью согласился пожертвовать нормальным цветом своей кожи, лишь бы остановить распространение проказы в своем теле.
Гектор явно пытается помочь врачам, отвечая на все вопросы обдуманно, по-техасски растягивая слова. Нет, у него не было проблем со времени последнего посещения клиники. Термограмма, однако, не согласна с его ответом - на ней видно красное пятнышко между большим и указательным пальцами. При наружном осмотре инфекции не видно, но внутри — гноящаяся рана. Задавая массу вопросов, как группа следователей подозреваемому, доктор Бренд и другие просят Гектора вспомнить, что он делал в этот день. Как он бреется? Как обувается? Работает ли он? Играет в гольф? В бильярд? Где-то на протяжении дня Гектор слишком сильно сжимал что-то между большим и указательным пальцами.
Если они не выяснят, какие именно его действия вызвали инфекцию, это приведет к дальнейшим, более серьезным заболеваниям.
Наконец, Гектор определяет проблему. Он работает продавцом, а в конце рабочего дня помогает навести в магазине порядок и моет шваброй пол, чтобы на нем не осталось следов разлитых напитков. Движения взад-вперед, сопряженные с неспособностью Гектора чувствовать, насколько сильно он сжимает ручку швабры, повредили ткани внутри его большого пальца. Тайна разгадана.
Гектор горячо благодарит группу медиков. Один из них пишет записку начальнику магазина с просьбой найти Гектору другое занятие вместо мойки полов.
Входит следующий пациент — Хозе. В отличие от большинства пациентов в Карвилле, Хозе одет по последней моде. Брюки выглажены, хлопчатобумажная рубашка ладно подогнана. Его туфли совсем не такие, какие носят большинство пациентов, — черные ортопедические туфли. Нет, на нем — модные, до блеска начищенные коричневые туфли с острым носком. Вообще, проблема как раз в них, в туфлях. Он безупречно одевается потому, что работает продавцом мебели у себя в Калифорнии. Работники клиники не раз пытались убедить Хозе, что ему необходимо носить не самую модную, а более удобную обувь, но он не соглашался. Для него собственный имидж важнее, чем то, в каком состоянии находятся его ноги. Когда Хозе снимает туфли и носки, я вижу, что его ноги ужасно изранены. Раньше такого я не видел. Там, где должны были быть пальцы, не осталось и бугорка. За многие годы болезни его ноги превратились в округлые культи, будто пальцы были ампутированы. Поскольку у больного нет пальцев на ногах, при ходьбе изнашиваются даже сами ступни. Термография рисует ясную картину происходящего. Доктор Бренд обращает внимание Хозе на ярко-желтые участки, указывающие на распространяющуюся инфекцию. Обыкновенно, в такой ситуации человек начал бы хромать или изменил походку, подобрал бы более удобную обувь. Но Хозе не чувствует сигналов опасности. Медики поочередно пытаются убедить Хозе в серьезности проблемы, но он вежливо отказывается носить туфли, изготовленные в Карвилле. Они кажутся ему тренировочной обувью для калек. Как только покупатели увидят эту обувь, считает он, они сразу же поймут, что с ним что-то не в порядке. На его лице и руках — почти никаких следов болезни. Он не позволит, чтобы обувь выдавала его.
В конце концов доктор Бренд вызывает специалиста по изготовлению обуви и просит его поработать над туфлями Хозе, сделать их более свободными. После того, как последний пациент покинул здание, доктор Бренд обращается ко мне: «Часто мы считаем, что боль только ограничивает нас, мешает быть счастливыми. А мне кажется, она дает свободу. Посмотри на этих людей. Лу — мы напряженно работаем над тем, чтобы он снова обрел свободу на элементарном уровне и смог играть на арфе. Гектор — он даже не может вымыть полы, не повредив себе. А Хозе не может красиво одеваться и нормально ходить. Для этого ему необходим дар боли».
Безразличие, несущее смерть
Проказа — это не единственная болезнь, повреждающая систему передачи боли. Результаты исследований, проводимых в Карвилле, также используются для лечения других болезней, поражающих чувствительность. В тяжелых случаях диабетики тоже теряют ощущение боли и встречаются с теми же проблемами. Многие из них потеряли пальцы на руках и ногах и даже целые конечности в результате несчастных случаев, которые произошли потому, что больной не чувствовал боли. Алкоголики и наркоманы также могут убить свою чувствительность — каждую зиму алкоголики замерзают на улицах, потому что не чувствуют жгучего мороза.
Безразличие, несущее смерть
Проказа — это не единственная болезнь, повреждающая систему передачи боли. Результаты исследований, проводимых в Карвилле, также используются для лечения других болезней, поражающих чувствительность. В тяжелых случаях диабетики тоже теряют ощущение боли и встречаются с теми же проблемами. Многие из них потеряли пальцы на руках и ногах и даже целые конечности в результате несчастных случаев, которые произошли потому, что больной не чувствовал боли. Алкоголики и наркоманы также могут убить свою чувствительность — каждую зиму алкоголики замерзают на улицах, потому что не чувствуют жгучего мороза.
Некоторые вообще рождаются с поврежденной системой передачи боли, и многие из них также обращаются за помощью в Карвилл. Редкая болезнь, которую неформально называют «врожденное безразличие к боли», позволяет человеку слышать сигналы об опасности. Но так же, как световые и звуковые сигналы доктора Бренда, эти предупреждения не несут боли. Больной, проведя рукой по горячей плите, ощутит то же, что он почувствует, проведя рукой по поверхности асфальта, — оба ощущения будут нейтральными. Особенные трудности возникают у родителей, которые воспитывают детей с врожденным безразличием к боли. Родители рассказывали об ужасном случае, который произошел с их больной девочкой, когда у нее появились первые четыре зуба. Мать услышала, что девчушка смеется и воркует в соседней комнате, и зашла, чтобы посмотреть, что происходит, думая, что дочка нашла себе новую забаву. Войдя в комнату, мать в ужасе закричала. Дочка откусила себе кончик пальчика и, смеясь, рисовала на полу кровью.
Как объяснить таким детям, что спички, ножи, лезвия - очень опасны? Как их наказывать? Маленькая девочка, видя, какой эффект произвела ее «игра» на маму, стала использовать этот способ для того, чтобы установить над матерью свой контроль. Если мать запрещала ей что-то делать, девочка брала палец в рот и начинала его кусать. К шестнадцати годам у нее на руках не осталось пальцев.
Это редкая болезнь — в медицине зарегистрировано всего около ста случаев заболеваний. Семилетняя девочка ковыряла в носу, пока там не появились язвы. Восьмилетняя девочка в Англии, разозлившись, вытащила почти все свои зубы, оставив только восемь, и достала глаза из глазных впадин. Больные дети могут удивлять своих друзей, прокалывая иглой пальцы и показывая другие «удивительные трюки».
Нечувствительность к боли обрекает таких людей на жизнь в постоянной опасности. Они могут вывихнуть руку или ногу и не подозревать об этом, или прикусить язык, жуя жевательную резинку. Суставы изнашиваются быстрее, потому что им не приходит информация относительно нагрузки, которая на них возлагается. Одна больная женщина умерла, потому что просто не могла чувствовать головную боль, извещавшую о серьезной проблеме.
Эти люди не нуждаются в анестезии во время операции, но как они могут узнать, когда им нужна операция? Если здоровый человек чувствует определенные симптомы, сообщающие о возможном сердечном приступе или больном аппендиците, они не чувствуют ничего. В случаях, когда большинство встревоженных болью людей реагируют мгновенно, люди, ее не чувствующие, должны внимательно следить за своим телом — не возникло ли каких-то намеков на болезнь? А потом нужно решать, что предпринимать. Ощущение щекотки внутри живота — а не значит ли это, что лопнул аппендикс?
Учебники по медицине сделали много, чтобы убедить меня в ценности боли еще до приезда в Карвилл. Я уже начинал понимать, что даже в случае с Клаудией Клакстон, корень проблемы — это не боль, а болезнь. Тело Клаудии использовало боль просто как агента, который верно доносил ей информацию о том, что ее поражали раковые клетки и радиация. Не будь этих предупреждений, она бы умерла, не зная о присутствии болезни в ее теле.
Покидая спустя неделю Карвилл, я увозил с собой незабываемые картины. Как только я чувствую недовольство на Бога из-за какой-либо боли, я вспоминаю Лу: бегающие глаза, лицо в шрамах, неспособность почувствовать прикосновение другого человека, страстное желание сохранить способность играть, чтобы не расстаться с музыкой -последней любовью в его жизни. Боль позволяет нам, тем, кому посчастливилось иметь ее в своем защитном арсенале, свободно жить и действовать. Если вы сомневаетесь в этом, посетите лепрозорий и сами понаблюдайте за тем, что происходит в мире без боли.
Боль — это не неприятное чувство, которого нужно избегать любой ценой. Тысячу раз в день боль помогает нам нормально существовать на этой планете. Если мы здоровы, боль напоминает нам, когда нужно сходить в туалет, когда сменить обувь, когда нужно легче держать швабру, когда нужно моргнуть. Без боли мы бы жили в постоянном страхе, будучи беззащитными перед опасностями и не чувствуя их. Для человека, не чувствующего боли, единственное безопасное место — в постели... да и там у него станут образовываться пролежни.
Глава 4
Агония и экстаз
«Удовольствие — оно настолько необычайно.
Но любопытно то, что оно сродни боли, которая,
казалось бы, противоположна ему... Если кто-то-
ищет удовольствия, ему обычно приходится
и пострадать, и наоборот, довольствие и боль —
как два разных тела, у которых одна голова».
Сократ
Когда мы поставлены перед фактами, мы соглашаемся, что боль или, по крайней мере, определенные ее дозы, необходимы человеку. Если бы не было предупреждающей системы боли, наша жизнь проходила бы под постоянной угрозой невидимых опасностей. Но еще меньше внимания мы уделяем тесной связи между болью и наслаждением. Эти два чувства иногда настолько близки, что их не различить. Боль — это важная часть наиболее удовлетворяющих нас чувств. Странно звучит? Возможно, ведь современная культура кричит об обратном. Нам говорят, что боль — это противоположность наслаждению. Если вы чувствуете легкую головную боль — заглушите ее скорее с помощью новейшего болеутоляющего средства. Появился легкий насморк — обязательно воспользуйтесь лекарством от насморка. Вам показалось, что у вас запор? Немедленно зайдите в аптеку и выберите подходящее средство из широчайшего набора конфет, жидкостей, таблеток и клизм.
Я вспоминаю замечание Тиелике о том, что американцы недостаточно понимают страдание. Неудивительно. Мы, современные люди, как бы отрезали себя от потока истории человечества, где страдание принималось как естественная составная жизни. До недавнего времени любой взвешенный взгляд на жизнь включал в себя боль, как нечто обыкновенное, естественное. Теперь боль — это то, что нарушает порядок жизни.
Позвольте мне тут же заметить, что я покупаю в магазинах мясо, которое хорошо упаковано, работаю в офисе с кондиционером и ношу туфли, дабы сохранить свои ступни при ходьбе по чикагским тротуарам. Но я отдаю себе отчет в том, что, пользуясь всеми этими удобствами и привилегиями, я не в состоянии видеть мир и страдание так, как видели его живущие до нас, да и те, кто принадлежит сегодня к двум третям жителей планеты, у которых таких удобств нет. Как и большинству американцев, мне кажется, что боль — это чувство, которое необходимо подавлять с помощью новых технологий. Такой неверный взгляд на вещи подпитывает наше убеждение в том, что боль и удовольствие диаметрально противоположны; об этом нам говорит сам образ жизни.
Лауреат Нобелевской премии Джордж Уолд размышляет об этом: «Представьте себе: мне шестьдесят девять лет, и я еще ни разу не видел, как умирает человек. Я даже никогда не находился в одном доме с умирающим. А что можно сказать о рождении? Только в прошлом году меня пригласили понаблюдать за родами. Подумайте: ведь это величайшие события человеческой жизни, а нас отстранили от них. Мы хотим, чтобы наша эмоциональная жизнь была полной, и в то же время методично отгораживаем себя от самых глубоких источников человеческих эмоций. Если вы никогда не испытывали боли, вам будет сложно понять, что такое радость».
«Шум в мозгах»
В какой-то мере мозг человека напоминает электронный усилитель, координирующий сигналы, поступающие из самых разных источников. Вместо сигналов, идущих от проигрывателей компакт-дисков, видеомагнитофонов, магнитофонов, мы принимаем сигналы из таких источников, как осязание, зрение, вкус, слух и обоняние. В здоровом теле боль — это только один из сигналов, предназначенный для того, чтобы сообщать нам о нашем состоянии.
Если орган, передающий чувства, начинает хуже работать, мозг автоматически повышает мощность поступающего от него сигнала. Иногда человек, болеющий проказой, не замечает потери осязания, пока оно не исчезнет полностью — его мозг увеличивал мощность слабых сигналов до тех пор, пока сенсоры совсем не умерли, перестав подавать сигналы вообще. Современная культура удручает меня потому, что, пытаясь уменьшить громкость боли, она постоянно повышает громкость других источников. У нас есть уши. Их бомбардируют децибелами до тех пор, пока человек не теряет способность улавливать нежные тона. Послушайте музыку любого другого столетия — двенадцатого, шестнадцатого, даже девятнадцатого — и сравните ее с сегодняшней музыкой. У нас есть глаза. Мир атакует их неоновыми огнями и фосфоресцирующими цветами до тех пор, пока закат или бабочка не начинают блекнуть в сравнении с ними. Представьте, какой эффект оказывала разноцветная бабочка на крестьянина в средневековой Европе в сравнении с эффектом, производимым бабочкой сегодня в Лас-Вегасе. У человека есть обоняние. Сегодня лекарственные препараты для носа приходят в печатном виде, на страницах журналов. Все, что нужно сделать — это поскрести ногтем по бумаге и понюхать. Для нас запах естественного мира — это запах аэрозолей из гардеробов в наших домах и вредных частиц, загрязняющих воздух на улице.