И эта, главная задача стоит риска сотрудничества с таким опасным человеком, как Берсанака Гайрбеков. И именно эта причина заставила выбрать в исполнители не кого-то, а именно Берсанаку, который в своей ненависти к русским не знает, что такое жалость…
* * *– Рассказывай… – полковник в темноте уселся на своё прежнее место, где ему было удобно положить раненую ногу на рюкзак так, чтобы она отдыхала, и нажал на колпачок портативного, но очень чуткого цифрового диктофона, внешне похожего на обыкновенную ручку, что постоянно носил в нагрудном кармане своей камуфлированной куртки. Диктофон мог работать в режиме записи четыре часа, и этого полковнику вполне хватало на пару недель, чтобы занести в память всё, что требовалось запомнить. Если бы память кончилась, записи можно было бы перенести на обыкновенную флеш-карту и записывать, что необходимо, снова на диктофон. Цифровая память всегда надёжнее памяти человеческой, считал Док Доусон, тем не менее записями не злоупотреблял и записывал действительно только то, что необходимо.
– Так и рассказывать нечего… – мрачно ответил Гойтемир.
– То есть?
– То есть, если бы я помочился на Алхазура, собака бы на это среагировала. А на препарат не стала… Вообще – ноль внимания… Чуть-чуть на «краповых» и на солдат рыкнула, а на Алхазура – так… Как обычно на запах крови, но не больше… Ни ярости, ни восторга…
– Но ты точно полил Алхазура из баллончика? – с резкой претензией в адрес Гойтемира спросил полковник.
– Не себя же я поливал… – сердито ответил Гойтемир.
Бандиту явно не понравилось, что Док попытался, грубо говоря, перевести стрелки на него.
– Но я же на собственном опыте убедился, как работает препарат… – настаивал полковник. – Я мог бы поверить, если бы не этот случай…
– Тогда надо было быть раньше более аккуратным и потом самому идти смотреть… – не слишком смутился Гойтемир, предпочитающий не считать себя виновным в том, в чём он не виноват.
– Баллончик тот же самый? – спросил из своего угла до этого молчавший Берсанака.
– Остальные баллоны не активированы, – сухо ответил Док.
Баллонами заведовал он и держал их под своим присмотром в контейнере в собственном рюкзаке. Он даже не объяснял ещё своим проводникам, что баллон перед употреблением в дело следует встряхнуть так, чтобы разбилась тонкая внутренняя ампула и образовала опасную смесь. Без этой активации аэрозоль не будет действовать.
– Что такое – активировать? – тут же спросил Берсанака, получивший в качестве оплаты, как и договаривались заранее, упаковку с баллонами.
– Ты забыл условия? – вопросом на вопрос ответил полковник. – Инструктаж по употреблению препарата ты получишь по завершении испытаний… Тогда, пожалуйста, поливай, кого пожелаешь… Хоть Гойтемира, который, как мне кажется, что-то темнит…
Гойтемир презрительно хмыкнул, но промолчал.
– Так что я должен доложить по возвращении? – спросил полковник. – Я должен доложить, что препарат не работает? И на меня собака напала только потому, что я ей сильно не понравился? Так получается?
– Не надо нервничать, Док… – сказал Берсанака. – Но твоё предположение тоже может быть верным. Наши собаки не любят русских, а ты для них ближе к русскому, чем к чеченцу. От вас от всех запах плохой…
– С чего это вдруг я стал дурно пахнуть… – обиделся Док Доусон. – Впервые такое слышу…
– Не дурно, а иначе… – смягчил разговор Гойтемир.
– Это оттого, что я потом и кислым сыром не провонял… – Док завёлся. – Это потому, что я люблю подолгу в душе мыться?
– Собакам нравятся привычные запахи, – уточнил Берсанака, понимающий, что не в ту сторону разговор перевёл. – Вернее, они их не раздражают. А запах людей иного образа жизни раздражает. Они вообще чужих не любят. На то они и собаки. Мы все там были чужие, но ты чужой втройне. И вполне могла собака броситься именно на тебя, потому что ты пахнешь не так…
– Это не объяснение. Препарат проходил лабораторные испытания, и собаки реагировали на него адекватно. И на меня собака среагировала точно так, как следовало. Почему она не должна была среагировать на Алхазура? Я могу обвинить в этом только Гойтемира как основного исполнителя.
– Я всё сделал правильно, – мрачно сказал Гойтемир. – Ты объяснял, что сделать. Как ты объяснил, так я и сделал…
– Вот что, – более миролюбиво сказал Берсанака. – Повтори-ка всё по порядку… Как делал…
– Что тут повторять… – недовольно возразил Гойтемир. – Я уже рассказывал…
– Расскажи ещё раз, – настаивал и полковник. – С подробностями…
Гойтемир прокашлялся в темноту, собираясь с мыслями.
– Вышел навстречу Алхазуру. Бекмурза сказал, в какую сторону тот пошёл, но Алхазур, похоже, петли крутил и потому вышел сбоку. Я едва не прозевал его. Он охотник хороший, ходить умеет. Я не слышал, только увидел, когда он уже близко был. Промахнуться с такой дистанции было трудно. Я в голову ему попал. Алхазур упал…
– Как он упал? – спросил полковник.
– Лицом вниз…
– Дальше…
– Я к нему подошёл…
– Напрямую? – поинтересовался полковник.
Пауза прозвучала так, что при свете было бы понятно – Гойтемир посмотрел на Дока Доусона, как на дурака. Такое предположение для опытного диверсанта было даже обидным, и Гойтемир посчитал для себя недостойным отвечать.
– Подошёл, осмотрелся, вытащил баллончик, хорошенько взболтал его и полил всю спину и руки. Руки для того, чтобы, если Алхазура перевернут, запах прикрытым не оказался…
– Запах, даже прикрытый, должен был бы пробиться и вызвать у собаки ярость, – жёстко сказал полковник. – В лабораторных условиях это проверено многократно.
– Я перестраховался…
– Дальше…
– Всё… Потом вернулся сюда…
– Ты хорошо видел саму струю?
– Конечно… Только слепой её не увидит…
– И…
– И – никакого результата…
– Но что же произошло! – не удержался и воскликнул полковник в бессилии.
– Я могу предположить только два варианта, – сказал Берсанака. – Или что-то произошло с препаратом, или собака дефективная.
– Хороша дефективная собака, – заметил Гойтемир. – Не хотел бы я с такой один на один встретиться. Горло перекусит – и не заметит… Я даже варианты предполагать не буду, потому что не могу всего охватить за недостаточностью информации. А Док делиться ею не желает…
Док задумался и ничего не сказал. Двум его проводникам тем более было говорить не о чем, потому что они имели к препарату только касательное отношение, хотя и надеялись в будущем пользоваться им…
* * *Полковник задумался надолго. И ему было о чём подумать. Если препарат, испытания которого здесь, в Чечне, кстати говоря, совсем вроде бы не нужные испытания (потому что лабораторные испытания уже прошли, и прошли успешно), дадут сбой, то, вполне возможно, сбой произойдёт и во всей тщательно спланированной и тонкой многоходовой операции. Док вообще считался большим специалистом по организации и проведению различных шумных акций чужими руками и умел манипулировать людьми и целыми группами лиц совершенно незаметно для них самих. И он всё тщательно продумал и просчитал и в этот раз. И ни с какой стороны не просматривалось возможного сбоя. А сбой произошёл, причём в совершенно неожиданной ситуации. А это значило, что при единичном сбое может произойти и системный, то есть один сбой повлечёт за собой целый ряд сбоев других, в иных ситуациях и в иных областях, и это сорвёт весь замысел, а в итоге сорвёт операцию, на подготовку к которой и на проведение даже первого этапа уже затрачены значительные средства. А это уже прямая угроза безупречной прежде репутации самого полковника Доусона и крушение многих надежд, связанных с переходом в управление стратегического планирования ЦРУ. Место в Лэнгли ему уже почти обещали, и только неудача могла стать завершением его карьеры разведчика…
Глава пятая
1
– Аврал… Кто это? – заинтересовался старший прапорщик Соловейко.
– Твоя жертва… И не смотри на меня через прицел. У тебя наверняка предохранитель в боевом положении… Товарищ подполковник, капитан Матроскин… – капитан Матроскин на сей раз сумел дозвониться до подполковника Стропилина сразу. – У нас новые осложнения…
Доклад много времени не занял, поскольку оба собеседника привыкли разговаривать армейскими короткими предложениями.
– Понял, – ответил Александр Алексеевич и несколько раз кашлянул в трубку. – Сейчас запрошу по поводу третьего Чочиева. А Гойтемира – искать… У Викторова всё нормально?
– Я за сопками. У нас нет связи…
– Он звонил сорок минут назад. Я передал ему уточнение координат места. Наверное, уже всё обложил…
– Транзит сообщит сам, если что-то будет…
– Работай…
Капитан убрал трубку, и сразу же в наушнике раздался голос старшего прапорщика:
– Транзит сообщит сам, если что-то будет…
– Работай…
Капитан убрал трубку, и сразу же в наушнике раздался голос старшего прапорщика:
– Аврал, винтовка у меня на предохранителе, можешь не пугаться… И вообще я ещё ни одного одноклассника не застрелил…
– Чего надо?
– Я слышу Транзита. От меня связь нормальная…
– Переводишься в переводчики? Узнай, что у него нового…
– Транзит, как слышишь? Ага… Кэп спрашивает, что нового?
* * *Поскольку в группе старшего лейтенанта Викторова не было переносного компьютера, как его и вообще не было в группе капитана Матроскина, то координаты объекта поиска ему выдали по телефону с ориентацией на стандартную армейскую топографическую карту. Привязаться к местности, ориентируясь по карте, было совсем не сложно, поскольку Викторов находился рядом с указанным холмом. Быстро разделив свою группу на части и оставив одну, наименее вероятную для отступления сторону под присмотром «краповых», связь с которыми держал через младшего сержанта Игумнова, одновременно и с других сторон выставив заслоны, Викторов малыми силами начал медленное выдвижение к вершине сразу с трёх сторон.
Что представляет собой укрытие бандитов, управление космической разведки ГРУ подсказать не могло – из-за плотной облачности спутники были не в состоянии вести визуальное наблюдение. Это могло быть и простое углубление типа окопа, обложенное по краями камнями, заменяющими бруствер. Это мог быть и крытый блиндаж, и даже оставшееся со времён ведения здесь боевых действий бетонированное крытое сооружение. Но в любом случае казалось естественным, что бандиты имеют возможность вести наблюдение. Подтверждением этому служил уже факт сообщения Гойтемиру о том, что его обкладывают. Значит, двое оставшихся бандитов хорошо видят, что происходит на склонах и даже дальше, потому что этот холм среди ближайших к нему холмов господствующий. Само собой разумеется, что и собственное окружение бандиты не могут не заметить. Они бы, конечно, ушли, имей на это время. Но спецназовцы совершили обхват холма достаточно быстро и, кажется, перекрыли все пути отхода. Понятно, что и возможность отстреливаться и заранее уничтожить несколько человек из числа преследователей бандиты тоже уже имели. Тем не менее они не отстреливались. Из этого можно было сделать вывод, что убежище у них глубокое и хорошо укрытое, с высокой степенью защиты и маскировки. И они не желают вступать в бой до последней возможности, надеясь отсидеться в своей норе. О том, что они обнаружены со спутника, бандиты, скорее всего, и не догадываются. Значит, считают своё окружение простой проверкой района, прочёсыванием местности, что является больше профилактическим, чем боевым мероприятием, при котором себя лучше не обнаруживать до последнего критического момента. Потому старший лейтенант Викторов и пошёл в поиск малыми силами. Мало поисковиков – меньше возможности противнику отыскать цель и удачно выстрелить. А как только будет дано подтверждение обнаружения норы, так можно будет при необходимости и остальные силы подтянуть. Можно будет даже бронемашину «краповых» сюда поднять, поскольку угол подъёма на холм с одной стороны вполне позволяет это сделать. Главное, чтобы бандиты были на месте. А следов, говорящих о том, что они ушли, пока обнаружено не было. Как и не было видимой причины, которая могла бы заставить бандитов бежать.
Вершина холма при тщательном осмотре подтвердила подозрения – почва была явно насыпной, но насыпана достаточно давно. Природа, как правило, не делает такой геометрически ровной и правильной поверхности. Такую поверхность создают люди, когда стремятся сделать нагрузку на то, что находится под почвой, равномерной. И геометрически правильным квадратом посажены четыре ёлки. В природе они тоже так не растут.
– Что-то есть внизу… – старший лейтенант несколько раз ногой топнул. Почва слежалась и не проваливалась, хотя была мягкой и оставляла следы. – Ищем вход и окна… Спиралью сверху… Особое внимание на скопления камней… Соблюдать осторожность, под стволы не соваться… Без команды не стрелять…
Чёткие слова команды сразу определяли направление поиска. Поиск спиралью взят спецназовцами из арсенала поисковых собак. Правильно обученная собака, потеряв след, начинает описывать спираль вокруг себя и в конце концов на след выходит снова. Описывая спираль вокруг вершины холма, спецназовцы уже действовали не наугад и не могли пропустить ни одного участка поверхности, не могли оставить без внимания ни одного подозрительного камня. А кроме камней, здесь не было другого маскировочного материала.
– Товарищ старший лейтенант, есть окно… – доложил один из солдат.
– Иду…
До окна десять шагов по склону. Щель в бетоне высотой в десяток сантиметров. Но сама щель широкая и даёт возможность обзора. Стекло двойное, толстое и, должно быть, прочное, тонированное, но не сильно. Однако тонировка не позволяет внутрь заглянуть, а изнутри смотреть позволяет. Возможно, изнутри кто-то и заметил солдата, может быть, и офицера, хотя Викторов старался рассмотреть окно с полной аккуратностью, сбоку, под острым углом. Но выстрела не последовало.
Старший лейтенант вычислил по окну возможность проникновения внутрь с других сторон, то есть определил вероятное местонахождение уровня входа.
– Внимание, всем… Осматриваем кольцо вокруг вершины… Есть окно, должен быть и вход… Там, где камни… Смотреть сток воды… Сток покажет…
Меньше минуты прошло, когда прозвучал первый доклад:
– Есть окно… Противоположная сторона…
– Ещё одно есть… Западная сторона…
– Есть вход, – прозвучало ещё через несколько секунд. – На восток, чуть ниже уровня окон… Метра на четыре ниже…
– Иду…
– Транзит, как слышишь? – можно сказать, что не вовремя раздался узнаваемый голос старшего прапорщика Соловейко.
– Нормально. У вас всё в порядке?
– Ага… Кэп спрашивает, что нового?
– Нашли три окна бункера и вход. Иду смотреть… Из окон пока не стреляют…
– Мы тоже бункер ищем… Гойтемир куда-то под землю провалился. А вместо себя подставил третьего Чочиева. Теперь уже Гилани, но тоже Аслабиковича… Похоже, брат Алхазура. Вороной прикинулся: сидел на дереве и держал наших под автоматом. Я его и снял… Думал, это Гойтемир… А Гойтемир потерялся… Аврал, они нашли бункер. Три окна и вход… Подступают… Понял… Нет, из окон не стреляли… Передаю… Транзит…
– Слушаю…
– Кэп говорит, что Берсанака, скорее всего, ушёл. Иначе он уже отстреливался бы. При входе в бункер будь осторожен. Вход может быть заминированным…
– Конечно, не первый год замужем… Мы пошли…
* * *Старший лейтенант Викторов уже имел немалый опыт боевых действий, много раз сталкивался с бандитскими схронами и потому действовал привычно осторожно. Дверь, тяжёлая, двухслойная с песочным, видимо, наполнителем и ещё с внешней стороны замаскированная искусственным камнем, тоже не самым лёгким материалом, оказалась, к счастью, не закрытой, и взрывать её не пришлось. Если бы бандиты были внутри, они без проблем повернули бы штурвал винтового запора, и тогда бронированную дверь пришлось бы вскрывать с большим шумом и усилиями. Впрочем, открытая дверь ещё ни о чём не говорила, потому что ни один опытный бандит не пожелает оставаться в глухом бетонном сооружении за закрытой дверью, когда эту дверь начнут взрывать. После первого же взрыва внутри помещения такое эхо загуляет, что у слона, несмотря на всю величину его ушей, барабанные перепонки лопнут. А уж у человека сразу – кровь из ушей и страшная боль, не дающая возможности сопротивляться. А Берсанака, несомненно, бандит опытный. И от него можно было ждать такого внешне расслабляющего, но опасного момента, как открытая дверь. Берсанака, естественно, постарался бы подороже продать свою жизнь и ждал бы за дверью с поднятым стволом, готовый дать несколько последних в жизни очередей прежде, чем его самого расстреляют. Мог он и саму дверь заминировать. Мина ставится сразу за дверью, в косяк устанавливается взрыватель, работающий на растяжение, и тогда только подходи ближе и смело дверь распахивай. И потому Викторов приказал дверь открывать с помощью верёвки.
Открыли. Не последовало ни взрыва, ни автоматной стрельбы. И опять старший лейтенант не стал спешить, а сначала запустил сапёра группы, опытного старшего прапорщика Половинкина. Старший прапорщик в соответствии со своей профессией вообще был человеком неторопливым и потому страшно живучим, перед распахнутой дверью постоял секунд тридцать, дожидаясь, когда глаза свыкнутся с освещением, проникающим через дверной проём. Потом, не переступая через порог, присел и что-то там начал делать.
За спиной старшего прапорщика в момент работы, естественно, никого не было. И старший лейтенант издали старался понять, что задержало Половинкина уже в самом начале пути. Но уже через минуту сапёр обернулся и показал в одной руке какой-то белый блин, в другой ампулу. Викторову не нужно было объяснять, что это такое. Вход был заминирован пластидом. Скорее всего, даже без начинки из поражающих элементов, как обычно ставят второпях, но и такой взрыв способен оторвать человеку обе ноги. Но старший прапорщик и дальше не торопился, потому что отлично знал манеру бандитов ставить первую мину так, чтобы её можно было легко найти, а вторую, более хитрую, ставят рядом. После первой находки сапёр расслабляется – и гибнет на второй. Правда, профессиональные сапёры сами умеют такие ловушки устраивать и потому редко попадаются на простейшие хитрости. А если группа работает без сапёра или с сапёром неопытным, то неприятности возможны.