– Не ешь, – категорически заявила я, – у тебя организм и так ослаблен, как бы чего не вышло…
– А выбросить тоже жалко, – размышлял Мишка, – вот разве Юране скормить?
Он показал на угловую койку, где спал кто-то, накрывшись с головой одеялом.
– Так-то он мужик ничего, спит себе да спит, – пояснил Мишка, – только ночью храпит сильно. А здоровый… и поесть любит, так вот я думаю, испробовать на нем, что ли?
– Нехорошо на невинном человеке эксперименты ставить, – строго сказала я, – но вообще-то, чтобы Гюрза кого-то навестила в больнице? В голове не укладывается…
Не уставая поражаться такому поступку Гюрзы, я задумчиво попрощалась с Мишкой и пошла прочь. Неужели моя вчерашняя трепка пошла начальнице на пользу?
К вечеру преступный план полностью созрел.
Для того чтобы чувствовать себя в относительной безопасности, я должна не красть ключи у Петра Ильича, а сделать свой комплект. С одной стороны, задача усложняется: сначала выкрасть ключи, а потом положить их на место, а с другой стороны, потом я смогу выбрать удобное время для посещения квартиры, когда буду точно уверена, что Петр Ильич не сможет меня там застать.
Из детских приключенческих книжек в голове сидели смутные воспоминания о куске мыла, в который вдавливают ключи и потом, по этому оттиску, делают новые. Из более поздних сведений в голове вертелись отрывки какого-то фильма, где профессионал делал оттиски в коробочке, заполненной специальной субстанцией. Где бы взять такую коробочку?
Но я представила, как прихожу с такой коробочкой или еще лучше – с куском мыла в мастерскую по изготовлению ключей, и что они мне там скажут? А самое главное: что я им скажу?
Нет уж, отставим в сторону детективы и будем действовать открыто – так меньше шансов быть заподозренной в плохом.
По дороге домой я заскочила в мастерскую по изготовлению ключей, что располагалась в подвальчике неподалеку от нашего дома. У окошечка маялся мужчина типично интеллигентной внешности: седая бородка, очки и потертая кепочка.
– Второй раз прихожу! – скорбно обратился он ко мне. – Никак ключи не подходят…
Я забеспокоилась: качество работы у этого мастера явно оставляло желать лучшего.
– У вас замок старый, ключ трудоемкий, – донеслось из окошка, – поставили бы «Цербер»…
– От «Цербера» ключ большой, дочка его сразу же потеряет, – вздохнул мужчина, – она и так-то…
Я взглянула на него удивленно: судя по седой бороде, у него терять ключи должна не дочка, а внучка. Впрочем, некоторые дочки и в сорок лет полные дуры. Очевидно, мужчине досталась именно такая.
Заказчик долго перебирал выданные ключи, не отходя от окошечка, так что у меня лопнуло терпение. Я подошла ближе и попыталась разглядеть, кто там сидит в окошке. Седобородый оглянулся на меня, вероятно, я произвела на него впечатление, потому что он оживился, глазки под очками заблестели так живенько, что стало видно даже через мутные, Бог знает сколько непротертые стекла.
– Вы закончили? – строго спросила я. – А то я спешу.
Седобородый поскучнел, вздохнул и ушел, ссутулившись. Из синего пуховика у него торчали в разные стороны перышки.
За окошком в крошечной комнатке сидел за столом шустрый востроглазый парнишка и что-то писал. За ним приткнулся смурной работяга и пилил болванку, зажатую в тиски.
– Слушаю вас, – парень вскинул голову.
– Хм… вы до скольки работаете?
– До девяти, там написано, – парень кивнул на стенку.
– Значит, если я часам к восьми ключи принесу, за час сделаете?
– Смотря какие… – протянул парень, внимательно меня рассматривая.
– Обыкновенные, – буркнула я, очень мне не понравился его взгляд.
– Федя у нас мастер, – кивнул парень на работягу.
Сумрачный Федя никак не отреагировал.
– Значит, сделаете за час, и никакой квитанции, – сказала я парню и добавила, оглянувшись на прейскурант: – Плачу вдвое.
– Втрое, – ответил парень-не-промах.
Мои голубки пили чай на кухне. Стол опять-таки был сервирован по высшему разряду. Я подумала вдруг, что если мне мамулин серебряный набор успел осточертеть, то что же говорить тогда о Петре Ильиче? Как ему надоели, должно быть, мамулины ухаживания, ее чрезмерная забота, эта ее, с позволения сказать, стильность… Откровенно говоря, вытерпеть все это можно, только лишь поставив перед собой важную задачу. Так какова же эта задача? Зачем у нас поселился Петр Ильич? Стоя в коридоре и слушая его разговор и смех, я поняла: он моей матерью совершенно не увлечен. Со стороны, как говорится, виднее!
Дождавшись, когда они уйдут, я поела на кухне, потом убрала за собой посуду. В коридоре было темно, на часах – полвосьмого. Я прислушалась: парочка слушала в комнате у мамули записанный на ноуте концерт Паваротти. Замирая от страха, я подошла к вешалке и залезла в карман пальто нашего гостя. В первом кармане – ничего, только горсть мелочи. Во втором… есть, вот они, ключики! Даже не прячет, старый пройдоха, так уверен в нашей с мамулей глупости и доверчивости!
Когда я зашнуровывала ботинки, мамуля возникла на пороге:
– Ты куда это?
– Сигареты закончились! – крикнула я уже с лестницы.
Парень из мастерской увидел меня в скромненькой курточке и неизменных джинсах, очевидно, у него появились кое-какие сомнения.
– Слушай, у нас не будет неприятностей? – спросил он, принимая ключи.
– Если и будут, то только у меня, – успокоила я его, – давайте, ребятки, скорее…
Сорок минут я слонялась по улицам и ужасно замерзла. Но ключи Федя сделал отлично. Дома за дверью мамулиной комнаты по-прежнему пел Паваротти. Этак любого мужика можно отвадить, о чем она только думает!
Я положила ключи в карман пальто перекормленного бельканто Петра Ильича и облегченно вздохнула.
К счастью, сломанную дверь, деньги на ремонт которой прошлый раз собирали общественницы, починить пока что не успели и в подъезд можно было войти, не зная кода. Навстречу мне тоже никто не попался.
Надо сказать, что я ужасно нервничала – как-никак первый раз в жизни собиралась проникнуть в чужую квартиру. От волнения дрожали руки и ключ долго не мог попасть в замочную скважину. В моем воображении рисовались картины того, как бдительные соседи хватают меня за руку и волокут в полицию, как воровку…
Но ключ, наконец, попал в скважину – да здравствует умелец Федя! – замок открылся, я вошла в квартиру и торопливо захлопнула дверь за собой. В квартире было тихо и слегка пахло пылью и затхлостью. Я несколько секунд постояла в прихожей, унимая сердцебиение, и отправилась на разведку.
Кухня пока не привлекла моего внимания, как и небольшая полутемная спальня. Вторая комната была, судя по всему, кабинетом. Здесь стоял большой письменный стол с многочисленными ящиками и второй стол, поменьше, на котором расположился компьютер с периферийными устройствами.
Я начала с самого простого – стала один за другим выдвигать ящики письменного стола.
В верхнем ящике лежала большая пластиковая папка с отпечатанной на обложке этикеткой: «Новоапраксинский химический комбинат».
Осторожно открыв папку, я увидела кипу недоступных моему пониманию бумаг, содержавших, судя по всему, абсолютно полную информацию об этом самом комбинате – ассортимент продукции, объем выпуска этой продукции за последние годы, объем реализации, списки поставщиков, снабжающих комбинат сырьем и комплектующими изделиями, порядок расчетов с этими поставщиками и с бюджетом…
Наверное, если бы на моем месте был какой-нибудь экономист или хотя бы опытный бухгалтер, эти документы рассказали бы ему все о химическом комбинате, но я смогла только сделать единственный вывод – этот комбинат почему-то весьма интересует Петра Ильича.
А кстати, Новоапраксино – это ведь по железной дороге с Московского вокзала, так что Петр Ильич скорее всего туда и ездил в июне.
Перелистывая документы в папке, я несколько раз натыкалась на знакомую фамилию – Козодоев. Был у меня один знакомый – Никита Козодоев, мы учились с ним в одной школе и даже… Но, разумеется, это не он – мало ли на свете Козодоевых.
Закрыв папку и постаравшись придать ей первозданный вид, я задвинула верхний ящик стола и выдвинула второй.
Здесь меня ждал сюрприз. В этом ящике аккуратно, в хронологическом порядке были сложены все мои статьи за время работы в «Невском вестнике». Статьи – это громко сказано, статей, как таковых, у меня было раз, два и обчелся, да и те – легкая дамская болтовня вроде «Женщины и цветы», но здесь были собраны даже самые маленькие мои публикации, заметки в десять строк. Я просмотрела это скупое досье, и мне стало грустно.
Без малого три года моей журналистской работы оставили после себя тоненькую стопочку второсортных заметок на никому не интересные темы… Нет, в чем-то Петр Ильич был прав: так жить нельзя, если я хочу оставить в журналистике хоть какой-нибудь след!
Без малого три года моей журналистской работы оставили после себя тоненькую стопочку второсортных заметок на никому не интересные темы… Нет, в чем-то Петр Ильич был прав: так жить нельзя, если я хочу оставить в журналистике хоть какой-нибудь след!
Но что значит само это досье? Почему Петр Ильич собирал все мои статьи? Неужели только для того, чтобы убедиться, насколько плохо обстоят мои дела, и прийти к выводу, что мне необходимо помочь сделать журналистскую карьеру? Бред какой-то!
Однако меня все больше и больше начинал интересовать этот человек.
Статьи были собраны за все время моей работы в газете, что доказывало факт пребывания Петра Ильича в нашем городе на протяжении долгого периода. Впрочем, я это и так уже знала – само наличие квартиры вполне подтверждало этот факт.
Сложив свои заметки в прежнем порядке, я задвинула второй ящик и приступила к третьему.
Как говорила Алиса, «все страньше и страньше». В этом ящике были сложены фотографии моей мамули. Но это были не милые снимки из семейного альбома и не фотопортреты девять на двенадцать с трогательной подписью: «Дорогому Пете от Ляли», это были не те фотографии, которые можно было ожидать найти в столе у влюбленного старичка – здесь были снимки, профессионально сделанные с большого расстояния при помощи телеобъектива. Уж в таких-то вещах я разбираюсь, в газете у нас работают отличные фотографы, тот же Витька Колобков, например, и мне не раз случалось выезжать с ними на место событий, и вообще, работая в газете, с профессиональной фотографией сталкиваешься часто.
Так вот, это было вполне профессиональное фотонаблюдение: мамуля выходит из подъезда, мамуля разговаривает с соседкой, мамуля делает покупки в магазине, мамуля проводит занятия у себя на «Ленфильме», мамуля останавливает такси на улице…
Просмотрев толстую пачку фотографий, я как бы увидела маму с новой точки зрения. Снимки были сделаны совершенно бесстрастным человеком. Я была уверена: снимал не Петр Ильич, потому что, как бы он ни относился к моей матери, он не мог снимать так равнодушно. Приходилось признать: эта подборка снимков давала о ней очень хорошее представление. Я как бы заново познакомилась с собственной матерью, потому что смотрела на нее сейчас не как дочь, а как совершенно посторонний, но очень наблюдательный человек.
Кто поручил неизвестному фотографу-профессионалу снимать мою мать? Кто поручил следить за ней?…
Именно так можно было объяснить эти подробно-равнодушные снимки – только слежкой. Судя по одежде, все фотографии были сделаны минувшим летом. И заказал их, несомненно, сам Петр Ильич.
Что же это значит? Мои статьи, мамины фотографии… Петр Ильич очень тщательно готовился – но к чему и зачем? Он захотел влезть в наш дом и утвердиться в нем прочно и надолго. Надо признать, он в этом преуспел, но каков будет его следующий шаг?
Под стопкой снимков, запечатлевших мамулю, валялась еще одна фотография. На ней я с изумлением узнала ту самую рыжеволосую Светлану, которая представилась мне в свое время любовницей покойного Ахтырского и вручила те документы, с помощью которых мы с Главным и запустили первую бомбу. Светлана сидела вполоборота за столиком кафе напротив представительного вальяжного мужчины с аккуратно зачесанными назад темными волосами. Они явно о чем-то оживленно беседовали. Внизу на снимке я прочитала дату и время.
Ага, наш пострел Петр Ильич везде поспел! Зачем он следил еще и за Светланой? Но, разумеется, все это звенья одной цепи…
Снова наведя в ящике порядок и задвинув его, я перешла к компьютеру.
Не случайно я откладывала этот момент: отношения с компьютером у меня очень напряженные. Не скажу, что я совсем не умею им пользоваться – в наше время при моей профессии это было бы совсем дико, но я общаюсь с ним, как первобытные дикари общаются со своим божеством: если принести богу в жертву кусок мяса или фрукты, бог пошлет дождь. Или не пошлет. Если воля бога не ясна – надо обращаться к шаману, у которого с ним более доверительные отношения. Так и я: знала определенные команды, умела нажимать на кнопки, но если компьютер делал не то, чего я от него ждала, я даже не пыталась разобраться в причинах, а звала на помощь шамана или просто опускала руки и тупо глядела в экран, и шаман приходил сам. Роль шамана обычно исполнял кто-нибудь из коллег мужского пола, чаще всего Мишка Котенкин.
Вспомнив Мишку, я ужасно расстроилась. Втянула мужика в неприятности, аж до реанимации его довела!
Как бы то ни было, сейчас мне не приходилось рассчитывать на чью-то помощь, и приходилось действовать самой.
Я включила компьютер, дождалась, пока на экране загорится окно с картинкой и значками директорий. Обычно в качестве «обоев» на экран люди выбирают какой-нибудь красивый спокойный пейзаж с морским берегом или осенним лесом, фотографию любимого кота (у кого есть кот), собаки (у кого есть собака) или репродукцию любимой картины. На моем собственном компьютере последнее время установлена репродукция «Весны» Боттичелли.
Так вот у Петра Ильича вместо всех этих приятных и успокаивающих вещей на экране монитора была установлена фотография унылого промышленного здания с торчащими на заднем плане красно-белыми дымовыми трубами.
Я недоуменно пожала плечами и щелкнула мышью на значке «Мой компьютер». Эта скотина (я имею в виду машину) потребовала пароль.
Очень часто в приключенческих фильмах мне приходилось видеть, как крутые программисты в пулеметном темпе щелкают пальцами по клавишам, смотрят в потолок, и через полминуты находят этот проклятый пароль и раскрывают все тайны плохих дядек. Но это был явно не мой случай. Я и без пароля не слишком уверенно чувствовала себя перед чужим компьютером. Наудачу попробовала открыть значок «Мои документы», «Портфель»… Результат был тот же самый: компьютер требовал от меня пароль. Я совсем загрустила: перебирать в качестве пароля имена родных и знакомых не имело смысла, а вслепую тыкать пальцами в клавиатуру – тем более. На всякий случай попробовала щелкнуть мышью на значке «Корзина». Я знала, что туда сбрасываются всякие ненужные файлы перед тем, как их окончательно стереть. К моему удивлению, «корзина» открылась, предложив моему вниманию несколько файлов с совершенно неудобочитаемыми названиями и один файл с названием «химком». Предположив, что это скорее всего значит «химический комбинат», я решила: неплохо бы этот файл скопировать, чтобы позднее попробовать разобраться в нем под руководством кого-нибудь из знающих «шаманов».
На полочке рядом с компьютером валялась маленькая флешка. Я взяла ее без зазрения совести и переписала на нее файл из корзины. К счастью, пароль у меня при этом не потребовали, и вообще процедура копирования прошла без особых затруднений.
Спрятав флешку в карман, я выключила компьютер, еще раз осмотрела квартиру. Больше ничего интересного на глаза не попалось. Да мне, честно говоря, было не слишком уютно в чужой квартире, постоянно мерещились шаги за дверью и скрип ключа в замочной скважине. Убедившись, что я не оставила следов своего пребывания (не считая одной потерянной флешки, но я надеялась, что Петр Ильич не станет ее разыскивать), я тихонько открыла дверь и выскользнула на лестничную площадку.
Говорят, новичкам везет. Так и мне явно везло в этот раз. Ни на лестнице, ни возле подъезда я никого не встретила и благополучно добралась до остановки маршруток.
Уходя из дому утром, я оставила мамулю и Петра Ильича спящими, потому что спешила посетить его квартиру пораньше. Теперь дома никого не было. Очень удачно: они собрались и ушли, и снова я избежала трудного разговора. Мамуля-то хотела со мной побеседовать обо всем, она читала газеты, но Петр Ильич явно к этому не стремился. Что ж, в этом вопросе наши желания совпадали, я просто не представляла, что же ему сказать. Притворяться дурочкой не имело смысла: никто не поверит, что журналистка, заварившая такую кашу, – полная идиотка. Дать понять Петру Ильичу, что я его подозреваю в неблаговидных поступках, было бы преждевременно. Стало быть, все к лучшему… Пускай мамуля еще немножко побудет в неведении, а уж потом я раскрою ей глаза на милого дружка!
А пока еще есть время, нужно срочно ехать на Новоапраксинский химический комбинат и выяснить, отчего же он так интересует нашего Петра Ильича, что даже на компьютерных «обоях» он вывел фотографию комбината! Как говорится: «скажи мне, что у тебя на «обоях», и я скажу тебе, кто ты…»
Вчера я успела повесить жирафовое пальтецо на место, сапоги тоже почистила и незаметно вернула.
Комбинат находится за городом, а какие в нашей провинции дороги, известно каждому. Небось увязнешь по колено в грязи…