Прошло 2 месяца после выхода из 12-дневной комы, в которую, как оказалось, я попал на Минском шоссе. Такое состояние врачи называют клинической смертью. Я не видел тоннеля. Но я увидел себя… Спустя два месяца. И смотрел на себя, окровавленного и не чувствующего боли, откуда-то сверху (Федя все-таки разбил меня, как я и предсказывал). Мне наконец-то разрешили встать. Кто лежал долго в одной позе, тот понимает: это – событие! Я бы сказал, праздник! Разные бывают праздники, и я уверяю вас, этот – не самый плохой… Борьба у кровати с ортостатическим коллапсом (это когда встаешь и тут же падаешь, теряя сознание), наконец, закончилась моей победой. И я вышел за пределы палаты! Оказывается, меня знал весь этаж, все отделение. Меня ждали и… захлопали в ладоши (конечно, кто мог), когда увидели мое неуверенно раскачивающееся на костылях тело. Пока это еще тело. Душа не спешила вернуться в него. Да, я испытывал определенный страх, передвигаясь на костылях. Я боялся упасть, но продолжал двигаться вперед. Довольно быстро больные потеряли ко мне интерес. Шоу закончилось, и они снова прильнули к телевизору. Там показывали какой-то триллер. Я тоже захотел посмотреть, т. к. забыл, что это такое – смотреть телевизор. Мне предусмотрительно уступили место на диване, в первом ряду зрителей (блатное место). Можно вытянуть ноги и, развалившись, спокойно смотреть, не вытягивая шею из-за рядов впереди сидящих. Я еще не успел сесть, как увидел в телевизоре несущиеся и переворачивающиеся машины. В следующее мгновение что-то сверкнуло перед глазами – я увидел себя… окровавленного и плачущего рядом Федора.
Дежурная медсестра наклонилась надо мной и что-то говорила. Только почувствовав резкий запах нашатыря, я услышал: «Иди в палату! Тебе еще рано так далеко ходить!..»
Но я же не терял сознания, зачем нашатырь? Я смотрел кино! Но… другое! В тот самый момент, когда я отключился в первом ряду, на диване. Я увидел себя раздавленного. В кабине своей машины увидел кровь, лобовое стекло и Федю, с мокрым от красных слез лицом и причитающего: «Сережа, Сереженька, не умирай!»
Что это было? Душа, покинувшая тело? До сих пор это не дает мне покоя. Она, душа, покинула мое тело, а затем, поразмышляв немного, решила вернуться в него. Это изменило все. Всю мою жизнь. Но осознавать это я начал не сразу.
Когда меня выписали и я вернулся в часть, первое, что я сделал, спросил испуганного Федю (он как-то очень робко и неуверенно подошел ко мне): «Так было?!» И рассказал ему про удар страшной силы о впереди стоящую машину, кровь, плач Федьки. Федя утвердительно кивнул головой.
Так что это? Как это понять? Значит, действительно: душа существует и решает – уйти из тела или остаться? И она уходит, когда решает, что делать в этом теле нечего. Но иногда возвращается… И возвратившейся вместе с ней жизнью надо правильно распорядиться! Так началась моя вторая жизнь.
Вторая жизнь, но другая…
Что такое вторая жизнь?
Это когда все заново. Жизнь сначала, но не с детства. Жизнь взрослого человека, которому надо научиться в ней жить. А учителя кто? Родители? Да нет. Они только переживают и тихо плачут от счастья, что их ребенок остался жив. Чем они могут помочь? Разве что накормить куриным бульоном для того, чтобы кости скорее срастались. Так врачи посоветовали моим родителям, что те дисциплинированно исполняли… Думать и принимать решения надо самому!
Моим родителям, конечно, досталось… Им сообщили о происшествии спустя месяц, когда врачи поняли, что сержант Бубновский все-таки не умер. Месяц родители не получали от меня ни одной весточки. Для них официальной причиной моего длительного отсутствия были дивизионные учения.
Когда отец вошел в палату и увидел меня, распятого железками на кровати, он заплакал…
Я второй раз увидел плачущего отца. Первый раз это произошло на похоронах его старшего сына, моего брата, когда отец увидел его в гробу. И вот сейчас…
«Что ж ты, парень, натворил!» – сказал я себе. Но раскаяние было недолгим. Все-таки я выбрался. Здоровья нет, денег нет, в руках костыли. Прогнозы врачей лучше не вспоминать. Что делать дальше? Спиваться? Это легко. Так поступают многие в подобной ситуации!
Или выбрать путь инвалида – плачущего, жалующегося и ожидающего разных подачек от государства и окружающих людей? И это не по мне.
Если остался жить, значит, моя жизнь кому-то нужна?! Осталось разобраться – кому? И я решил выбираться. Получилось не сразу, конечно. Был какой-то инерционный период после госпиталя. Как жить заново инвалиду, без денег, практически без помощи, с врачебным прогнозом: «Если устроишься вахтером – считай, повезло…»? Мне 24 года. Я еще ничего не успел сделать – ни родить, ни построить, ни посадить. Но мозги остались целы.
И для начала как минимум надо было понять свои проблемы. Так появилась первая конкретная цель – поступить в медицинский институт (сейчас это университет). Инвалидов принимали неохотно. А в медицинском мне открыто сказали: «Как же ты будешь работать врачом? Ты же инвалид!» Но я поставил себе цель и шел к ней, как танк – только на костылях. Да, это было непросто – ходить по инстанциям, выпрашивать справки о своей трудоспособности, ездить через всю Москву в бассейн, к своему другу, который пускал меня поплавать, когда никого не было, так как платить за абонемент я не мог. А плавать было нужно, чтобы освободиться от костылей и начать ходить хотя бы с палочкой.
Кстати, навык, полученный во время тех тренировок в бассейне, когда я подходил к воде на костылях, бросал их, а сам падал в воду, впоследствии мне очень пригодился. После последней операции на тазобедренном суставе я восстанавливался, перемещаясь на костылях по песку океанского побережья (дело было под Бостоном, США). Когда уставал, я бросал костыли в песок и, как черепаха, вползал в воду, а затем также выползал. Все это я проделывал до тех пор, пока не научился обходиться без костылей.
К концу второго курса мединститута, когда мне удалось перейти на трость, я создал свои первые принципы лечения и начал практиковать. То есть, видя мои успехи в вопросах собственного восстановления, слушая рассказы о здоровье, ко мне стали обращаться люди – друзья друзей, знакомые. Как правило, обращались те, от кого отказалась общепринятая ортодоксальная медицина. Мне удавалось им помочь в тех случаях, когда меня слушались. С тех пор я стал врачом «последней надежды». Своей практикой я занимался везде, где можно – в Средней Азии, в кишлаках, куда меня приглашали на отдых друзья, в деревнях и поселках России. Но мой отдых заканчивался, как правило, на второй день, стоило кому-то из окружающих оказать помощь в снятии болей в спине. Я называл такой отдых «каникулами Бонифация». Эта привычка отдыхать работая осталась до сих пор. Где бы я ни находился. Очень много друзей и знакомых. Да! Мир действительно тесен!
Сейчас, когда у меня очень много проектов и дел, которые необходимо выполнять одновременно, мне кажется, что та задача (поступить в институт) была достаточно простой, так как других не было. Все в мире относительно. Я все-таки сумел войти, прорваться в мир медицины и довольно скоро, уже после второго курса, понял: законов восстановления здоровья ортодоксальная медицина не изучает. Я стал заниматься именно этими вопросами – вопросами восстановления здоровья! Из… ничего! Но уже профессионально.
Позже подобрал и термин для определения своей деятельности – кинезитерапия, т. е. лечение движением. Интересно, что долгое время (лет 20) после того, как я стал применять этот термин, меня даже врачи спрашивали, что он означает. Рекомендовали его изменить на какой-нибудь другой термин. Но сейчас кинезитерапевты в «моде», хотя не знаю, где они учились этому ремеслу.
Я же всегда буду вспоминать эту необычную, я бы сказал – фантастическую, практику на «Дакаре». Именно в экстремальных условиях мне удалось опробовать и применить все свои наработки, которые в других условиях (стационарных) опробовать было бы невозможно. Добровольцев не найдешь…
Снова «Дакар» – первый перелом позвоночника
Первые два этапа показали, что увеличилось число равных по силам конкурентов (примерно пятнадцать хорошо подготовленных экипажей против шести в предыдущие годы). Это говорит о повышении престижа ралли на грузовиках. «Наши машины потяжелее. Сегодня им будет потруднее» – таков был комментарий Якубова.
Кажется, ралли начинается. Сегодня наш день, несмотря на уловки соперников, пытавшихся порой некорректно обгонять по ходу. Поменяли кузов на первой машине (он развалился при «встрече» с валуном, неожиданно появившимся из тумана пыли). К приключениям можно отнести паровоз, приостановивший разогнавшийся было экипаж Кабирова (4 минуты долой).
«У де Роя суперподвеска. Хорошо идет. Ходом его не догнать. Надо думать головой» – это уже Чагин.
Но в итоге де Рой «завелся», вошел в азарт и… перевернулся. В «хлам» разбито около 20 джипов, причем обломки одного из них рассыпались в радиусе 100 метров. Машина Кабирова после второго трамплина всей массой рухнула в яму. В этот момент Андрей Мокеев получил, как выяснилось чуть позже, компрессионный перелом позвоночника, но смог доехать до бивуака без вызова вертолета медицинской помощи. Ребята осторожно извлекли Андрея из машины и доставили ко мне. После «Дакара» меня спрашивали, как же ему с компрессионным переломом позвоночника удалось не только доехать до бивуака, но и продолжать гонку (в той гонке экипаж Кабирова победил – 2005 год)?
Я же всегда буду вспоминать эту необычную, я бы сказал – фантастическую, практику на «Дакаре». Именно в экстремальных условиях мне удалось опробовать и применить все свои наработки, которые в других условиях (стационарных) опробовать было бы невозможно. Добровольцев не найдешь…
Снова «Дакар» – первый перелом позвоночника
Первые два этапа показали, что увеличилось число равных по силам конкурентов (примерно пятнадцать хорошо подготовленных экипажей против шести в предыдущие годы). Это говорит о повышении престижа ралли на грузовиках. «Наши машины потяжелее. Сегодня им будет потруднее» – таков был комментарий Якубова.
Кажется, ралли начинается. Сегодня наш день, несмотря на уловки соперников, пытавшихся порой некорректно обгонять по ходу. Поменяли кузов на первой машине (он развалился при «встрече» с валуном, неожиданно появившимся из тумана пыли). К приключениям можно отнести паровоз, приостановивший разогнавшийся было экипаж Кабирова (4 минуты долой).
«У де Роя суперподвеска. Хорошо идет. Ходом его не догнать. Надо думать головой» – это уже Чагин.
Но в итоге де Рой «завелся», вошел в азарт и… перевернулся. В «хлам» разбито около 20 джипов, причем обломки одного из них рассыпались в радиусе 100 метров. Машина Кабирова после второго трамплина всей массой рухнула в яму. В этот момент Андрей Мокеев получил, как выяснилось чуть позже, компрессионный перелом позвоночника, но смог доехать до бивуака без вызова вертолета медицинской помощи. Ребята осторожно извлекли Андрея из машины и доставили ко мне. После «Дакара» меня спрашивали, как же ему с компрессионным переломом позвоночника удалось не только доехать до бивуака, но и продолжать гонку (в той гонке экипаж Кабирова победил – 2005 год)?
Поздравления Ф. Кабирова на финише, 2005 г.
Если бы в свое время Володя Чагин не решил меня прокатить на своем «монстре», сопроводив словами: «Побывай в нашей шкуре, доктор!», – я, наверное, не изобрел бы «дыхание для гонщиков», предотвращающее компрессионные удары в позвоночник и помогающее ехать даже со сломанным позвоночником…
Это было в Эмиратах, где проводился достаточно известный ралли-рейд. Гонщики расценивают его как обкатку перед «Дакаром». Те же дюны, та же жара, но всего неделю. Хотя в это время жара в Эмиратах покруче, чем жара в январе на «Дакаре».
Была пауза между этапами, во время которой я и получил предложение прокатиться. Ничего не подозревая, я взобрался в кабину. Володя проконтролировал ремни безопасности, лукаво усмехнулся и нажал на педали. Что было потом – вспоминаю не очень отчетливо. Мне казалось, что все мои внутренние органы переворачивались, перемешивались, как в миксере. Страшная вибрация на трамплинах пыталась вытряхнуть из тела взбитые всмятку органы, а мозг превратился, как мне казалось, в студень. Почему-то я понял, что такое бокс без защиты. В глазах стояла пелена слез, вытряхиваемых из слезных желез. Она мешала видеть дорогу, которой, впрочем, и не было. Мои руки онемели от напряжения, а пальцы намертво вцепились в ручку штурмана. Эта ручка интересна тем, что ее диаметр составляет 31 мм, не больше и не меньше – так же, как диаметр руля, чтобы кисти рук не уставали.
Я думаю, в тот момент не было такой силы, которая смогла бы разжать мои пальцы, вцепившиеся в эту ручку. «Пытка» мне показалась бесконечной, хотя проехали мы минут 15. Когда машина остановилась, я буквально вывалился из кабины и спросил Чагина: «Это что, вы вот так и ездите? Как же это возможно вытерпеть?!» «Привыкли», – ответил Володя.
Я долго отходил от этого аттракциона, вылил на голову два ведра холодной воды. Подумал и попросил его снова меня «прокатить». Он сначала отказывался, но я сказал: «Надо!» И мы снова поехали. Мне показалось, что Володя вел машину еще жестче, но я «включил» диафрагмальное дыхание…
После первой поездки я стал размышлять над причиной этой жуткой тряски и ударов в голову. Пригодилось понимание взаимосвязи кинематических рычагов мышц тела. То есть наш опорно-двигательный аппарат устроен таким образом, что одна мышечная группа переходит в другую, передавая амортизацию на мышцы, которые крепятся к костям. Кости, естественно, крепятся друг к другу в такой же последовательности. Например, таз переходит в поясницу, далее следуют грудной и шейный отделы позвоночника и, наконец, череп. Если меня прикрепили к креслу машины, то при касании земли колесами машины после трамплина удар приходится в таз. Далее эта ударная волна идет по позвоночнику, проникает в череп через большое затылочное отверстие и, отражаясь от черепной коробки, идет вниз, по позвоночнику. Далее вступает в силу закон осанки. Дело в том, что позвоночник любого человека имеет четыре изгиба: два кифоза (грудной и крестцовый) и два лордоза (шейный и поясничный) (см. фото 1).
Фото 1. Позвоночник человека
Слабая часть – последний грудной и первые два поясничных позвонка, а также 4-й и 5-й шейные. У сутулых людей – 6-й и 7-й грудные.
Чуть позже я понял, почему у одних компрессионные переломы в первых поясничных, а у других в 6-м и 7-м грудных позвонках. При недостаточно плотном креплении к креслу ремнями безопасности (это типичная ошибка впервые попавших на ралли пилотов, как мне рассказывал потом Семен Семенович) ударная волна «останавливается» в этих позвонках, буквально разрушая их.
Меня Чагин прикрепил намертво к креслу и тем самым предотвратил травму позвоночника. Но я при второй своей поездке приоткрыл рот и стал делать выдох «Хаа» при ударе машины о землю. Ударная волна не доходила до черепа, так как я выпускал ее этим выдохом через открытый рот. Отражаться ей было не от чего. Правда, страшно устали мышцы живота. Эта и все последующие поездки прошли благополучно. В этот раз я получил колоссальное удовольствие, и очень долго находился под впечатлением от поездки. Чуть позже я имел возможность повторить поездку по полигону на грузовике, но с другими пилотами, однако то, как ведет машину Чагин, сложно воспроизвести! Во всяком случае, по моим ощущениям. Я вдруг понял, почему их называют пилотами. Скорость 150 км/ч, ты где-то там, вверху, а земля далеко внизу. После трамплина эта громада буквально летит. Чагин умудряется так рассчитать езду, что перелетаешь с трамплина на трамплин, и кажется, что колеса машины не касаются земли. А на виражах он еще и нажимает на педаль газа. Фантастика!
Так вот, поняв роль дыхания, я обучил этой технике пилотов. Конечно, не все внимательно слушали. Но когда случалась травма, мои рекомендации (по словам пилотов) мгновенно всплывали в памяти, и гонщики применяли их. Так те из них, кто получил травму позвоночника, смогли доехать до бивуака, а затем, после моих процедур, смогли продолжить и участие в гонке.
Ралли – это не только езда на машинах. Это еще и травмы. И с одной такой травмой, очень серьезной, я столкнулся уже в самом начале гонки.
Так закончился мой «туризм» на «Дакаре». Радоваться или огорчаться этому событию – я не знал. Но провидцем на этот раз оказался Семен Семенович. Он, видимо, предчувствовал неприятности, которые могли произойти с его командой. Вовремя нашел меня и пригласил.
Началась работа. Андрей Мокеев не мог стоять, сидеть. Только стоял на четвереньках. По поверхности спины разливался огромный синюшно-багровый отек, касаться которого было невозможно. Я стал пальпировать его тело, втирая в болезненные зоны специальный гель, осмотрел его спину, живот.
Ребята, свидетели этого осмотра, потом сравнили меня с автослесарем по телу. Чтобы хоть как-то уменьшить боль, вызванную компрессией мягких тканей, я пользовался холодными компрессами. Интересно, что в тот раз в машине не было льда. Морозильная камера была забита продуктами. Пришлось воспользоваться замороженными пельменями в пачках, которые я и вынужден был использовать вместо компресса и, по мере оттаивания, выбрасывать. Жаль, конечно. Пельмени, сделанные на заказ, – одно из любимых блюд команды. Как минимум две командные порции пельменей пришли в негодность.
С тех пор я говорю, что первый компрессионный перелом позвоночника на «Дакаре» вылечил с помощью пельменей.
Мои пальцы ощупывали позвонок за позвонком, а чтобы хоть как-то уменьшить боль, Андрей грыз полотенце. Постепенно мне удалось растащить блокированные спазмом мышцы, а чтобы пациент не съел полотенце, я периодически напоминал ему о необходимости диафрагмального выдоха.
Андрей обладает интересной реакцией на боль. Когда ему больно, он смеется. У свидетелей (их было много во время моей работы) от этого смеха мурашки шли по спине. Какая-то женщина-фотограф не выдержала и ушла.
У меня свое отношение к компрессионным переломам позвоночника, очень часто приводящим к инвалидной коляске. Не буду утомлять классификацией позвоночно-спинномозговой травмы. С моей точки зрения, и это многократно подтвердилось в последующих случаях, и не только на «Дакаре», главное при этой травме – своевременная адекватная помощь. Но я против иммобилизации. Чем раньше активизировать человека, тем лучше. Многие врачи после этого говорили мне, что не понимают того, что я делаю… Случай с Андреем Мокеевым – классический для понимания этой теории. В отличие от общепринятой врачебной тактики, в которой все внимание уделяется деформации и разрушению самих позвонков, я все внимание при компрессионных переломах позвоночника сосредотачиваю не на костях (позвонках), а на мышцах. Я считаю, опасна именно компрессия мышц вокруг сломанного или сломанных позвонков. Ведь в мышцах проходят нервно-сосудистые стволы, и компрессия этих отделов позвоночника нарушает и кровообращение, и иннервацию участков ниже перелома, что может привести и часто приводит к тому, что отключаются ноги. Наступает паралич. Если вовремя не запустить кровообращение в ногах, а это можно сделать, только активизируя все мышцы туловища, то нервы умрут окончательно. Как включить эти мышцы, зажатые компрессией, – мой секрет. Впрочем, я поделюсь им в конце книги. Если кому-то будет интересно. Но за других не отвечаю…