Валерка гнал машину по шоссе, стискивая руль изо всех сил, и время от времени шептал:
– Ничего, ничего… Вперед – это лучше, чем на месте… Впереди – туман, но туман – это друг штурмовика!
В какой-то момент Штукин вдруг понял, что ему надо остановить машину и перекурить – чтобы хоть немного успокоиться. Валера припарковал машину у обочины. Закурил и неожиданно задал сам себе вопрос: а куда он, собственно говоря, сейчас несется? Куда спешит? К себе в пустую квартиру? Нет, только не это… А куда же тогда? Штукин уронил голову на руль. А может быть, подъехать прямо к офису Гамерника – вдруг он еще там – да и попробовать атаковать с ходу?
Валерка встрепенулся было, но почти сразу отверг эту идею – нельзя сейчас ехать к Гамернику, сил нет. Вся энергетика ушла на разговор с Юнгеровым, нельзя идти в лобовую, будучи выжатым, как губка… Но куда же податься? Где голову преклонить? Как расслабиться, как снять чудовищное внутреннее напряжение последних дней? Неожиданно Штукин вспомнил о Вере, подруге Николенко. Она несколько раз звонила ему, когда Зоя пропала, но Валера либо не отвечал на звонки, видя ее номер на дисплее своего мобильника, либо уклонялся от разговоров, обещал перезвонить и не перезванивал. А потом Вера, наверное, обиделась и уже несколько дней не звонила…
Штукин быстро перебрал в голове всех своих знакомых женского пола и понял, что никого из них не хочет видеть. И спать с ними – не хочет, и пить – тоже. А вот Вера… Есть, конечно, нехороший момент – слишком явная ассоциация с тем, что хочется забыть. Хочется, но ведь все равно не забудешь! Говорят, если хочешь избавиться от какого-то комплекса – надо шагнуть к нему навстречу. Клин клином вышибают… Вышибают ли?
Валера понял, что снова запутывается в своих мечтах и желаниях, выбросил окурок в окно и решительно набрал на своем мобильнике номер Веры. Она ответила почти сразу.
– Алло…
– Вера, привет, это Валера Штукин.
– Валера, – сказала Вера и вдруг заплакала. – Валера, ты где? Валера, мне так хреново… Зою-то мы похоронили, да ты знаешь, наверное… Валерочка, ты прости, что я тебе трубки обрывала, просто… мы же все не знали, что и думать. Я понимаю, у тебя своих проблем – выше крыши.
Валера вдруг почувствовал, что у него в горле образовался комок, и ответить он сумел не сразу:
– Вер, это ты прости меня, что я не перезванивал… Я действительно в курсе ситуации детально, можно даже сказать, что немного занимался ей… И у меня действительно были очень большие проблемы… А по поводу Зои – я, как понял, что несчастье случилось и помочь уже ничем нельзя – так и не смог тебе позвонить… Смалодушничал, наверное… Я тяжело переношу похороны, церкви, свечи эти, которые надо в руках держать… Меня колбасит от этого всего, мне физически плохо становится… Я… Вер, а мы могли бы увидеться? Мне так на душе муторно от всего, напиться хочется, а не с кем… Тебе вот решил позвонить – думаю, пошлешь к черту, так пошлешь.
– Не пошлю, – сквозь всхлипы еле выговорила Вера, – мне тоже напиться хочется, но не с кем… Мой опять весь в своих партнерах-контрактах… Валерочка, как хорошо, что ты мне позвонил… А я уж думала, что ты от меня бегаешь.
– Нет, Вера, я не от тебя, я, скорее, от себя бегал… Скажи, куда мне подъехать? К тебе?
– Нет, лучше не сюда, я не знаю, когда мой пожаловать может. Так, слушай – у меня квартира есть, моя собственная, – она на Московском проспекте, дом такой, «Русский пряник», знаешь?
– Знаю.
– Вот там. Пятьдесят седьмая квартира, второй этаж. Найдешь? Я там часа через полтора буду… Приезжай, я очень буду ждать… Давай напьемся вместе, Валерка. Зойку помянем…
Вера снова заплакала, и Штукин даже головой замотал:
– Вера, не плачь, Вер… Скажи, чего мне купить, куда заскочить?
– Да все там у меня есть… Ну, хлеба только свежего возьми да минералки… А остальных запасов там на месяц запоя хватит… Ты приедешь?
– Приеду, Вера, обязательно приеду… Главное, ты сама приезжай…
Штукин даже уже сил не имел, чтобы подумать о том, как все это будет выглядеть с точки зрения общечеловеческой морали: ехать к подруге той женщины, к смерти которой он, как ни крути, а имеет самое прямое отношение… Ему просто нужно было побыть хоть с кем-то, хоть как-то спрятаться от одиночества…
Через два часа он уже звонил в дверь Вериной квартиры. Она открыла, будто ждала в прихожей. Посмотрев на Штукина, Вера всхлипнула и обняла его…
…Это был очень странный вечер – Вера и Валера то начинали разговаривать, то остервенело занимались сексом, много пили и курили… У Штукина все перемешалось в голове, но внутреннее напряжение все же понемногу рассасывалось, растворялось, уходило куда-то, и он вдруг почувствовал такую благодарность за это к Вере, что еще чуть-чуть и, может быть, даже расплакался бы, как маленький…
Ему еще хватило мозгов позвонить Денису и предупредить его, что завтра он работает по «индивидуальному плану по поручению первого». Денис спокойно ответил, что понял, а потом Валера отключил мобильный телефон. Если бы и мозг можно было бы тоже так отключить – как мобилу…
Ночью, в один из периодов просветления, в перерыве этих странных поминок, Вера, лежа совершенно голой рядом со Штукиным, стала рассказывать о похоронах, о том, что на них был Егор – весь серо-зеленый, худой совсем…
– Знаешь, Валера, – очень тихо прошептала Вера. – Я на него посмотрела, и мне дикая мысль в голову пришла – а не он ли Зою… Ведь так и не выяснили, с кем она на то озеро поехала… А я на этого Егора смотрю, и мне жутко – чувствую, вот может он… убить… И мне так страшно стало… и ведь ни с кем не поделишься… Что ты думаешь?
Валера свесил руку с кровати, поймал рукой горлышко бутылки виски, сделал хороший глоток и ответил глухо:
– Нет, Вер… Не убивал он ее. Я ж тебе уже говорил – мы занимались, проверяли… Несчастный случай это был, и Егор к нему никакого отношения не имеет. Он в городе был, когда все это случилось. Это технически установлено.
– Да? Ну и слава богу… А то я на паренька нехорошо подумала… Ты бы видел его лицо.
– Ничего, ничего… Перемелется… Давай выпьем еще, Вера… Что-то напиться никак не получается.
– Давай… И меня не цепляет.
Это была какая-то дикая, безумная ночь, очень похожая на настоящую оргию. Вера и Штукин дошли уже почти до извращений, уже почти мучили друг друга и долго не могли угомониться… А потом Валерка вдруг в один момент словно в омут глубокий провалился и – отключился. Именно так, будто его выключили, как мобильный телефон.
Как ни странно, утром похмелье было не особенно лютым – может быть, это объяснялось тем, что они пили качественные напитки. Они долго отмокали в ванне, потом поели и поспали, где-то к обеду уже отошли. А потом – засобирались. Как ни странно – обоим им стало действительно легче, чем было накануне вечером, – удалось как-то выплеснуть из себя накопившиеся черные эмоции. Прощаясь, они долго целовались и обнимались, словно вот так молча выражали благодарность друг другу…
К офису Гамерника на Греческом проспекте Штукин приехал в начале седьмого. Валера чувствовал себя свежим и отдохнувшим, будто не занимался черт-те чем минувшей ночью, а наоборот – отсыпался, предварительно много погуляв на свежем воздухе. Бродивший в крови адреналин пережег остатки алкоголя – Штукин вытянул вперед руки и посмотрел на пальцы – они не дрожали. Валера вышел из машины и не спеша прошелся до концертного зала «Октябрьский», а потом вернулся обратно к офису. Судя по машинам, кучковавшимся неподалеку, в конторе работа кипела и хозяин был на месте. Штукин присел на уже знакомую лавчонку и закурил. Ему хватило всего двух затяжек.
– Чего я жду? – спросил Штукин, встал и, бросив окурок, затоптал его. – Раз, два, три, четыре, пять – я иду искать!
И он решительно подошел к массивной двери и нажал на кнопку звонка. Из переговорного устройства что-то захрипело.
– Я к товарищу Гамернику! – почти весело сообщил в мембрану Валера.
В двери щелкнул замок, Штукин потянул за ручку и вошел внутрь. Офис начинался длинным коридором. У стойки с охраной и мониторами Валерий остановился и, подмигнув охраннику, негромко сказал:
– Передайте товарищу Гамернику, что пришел Валера. Когда спросит, какой Валера, скажите, что недостреленный.
Охранник пару секунд смотрел на него, потом молча вышел из-за стойки и ушел в глубь коридора, хотя, наверное, мог все услышанное транслировать и по телефону. Через полминуты он вернулся с мужчиной в костюме, видимо, более старшим сотрудником службы безопасности. Мужчина не стал здороваться, а вместо этого сразу предложил осмотреть карманы Штукина. Валера понимающе кивнул:
– Ясное дело – на предмет колюще-режущих…
– Передайте товарищу Гамернику, что пришел Валера. Когда спросит, какой Валера, скажите, что недостреленный.
Охранник пару секунд смотрел на него, потом молча вышел из-за стойки и ушел в глубь коридора, хотя, наверное, мог все услышанное транслировать и по телефону. Через полминуты он вернулся с мужчиной в костюме, видимо, более старшим сотрудником службы безопасности. Мужчина не стал здороваться, а вместо этого сразу предложил осмотреть карманы Штукина. Валера понимающе кивнул:
– Ясное дело – на предмет колюще-режущих…
Первый охранник хамски хохотнул:
– Мусор, что ли?
Между тем второй, не тратя времени даром, начал похлопывать Штукина по карманам.
– Ментом был, не скрываю, – задумчиво сказал, будто самому себе, Валера. – А мусором – никогда!
Штукин быстро снял куртку и повернулся к мужчине в костюме спиной. Тот легко, будто нехотя, похлопал его по спине и ногам и жестом пригласил следовать за собой.
Коридор был очень длинным, а кабинет Гамерника располагался в самом его конце, после двух поворотов. Огромная приемная с сексапильной секретаршей, двойная дверь – Штукин и оглядеться не успел, как оказался в просторном кабинете. Гамерник сидел не за своим рабочим столом, а сбоку, за журнальным столиком. Перед ним на тарелочке лежала маленькая дыня-колхозница, которую он аккуратно резал изящным ножичком.
Здороваться Гамерник не стал – видимо, в его офисе это вообще не было принято. Вместо приветствия хозяин кабинета сказал:
– Вы меня заинтриговали, хотя я ничего не понял.
Штукин не стал нарушать традиций и вместо здравствуйте ответил так:
– Интрига есть там, где отсутствует информация. А тут – какая уж тут интрига! Все вы поняли. Но моя тирада выглядит, как некий вызов, а я бы этого очень не хотел. Так что – позвольте присесть и перейти к делу. Сергей Борисович, если не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь, – настороженно ответил Гамерник и положил ножичек на стол. – Милости прошу. Располагайтесь.
Валера взял стул и присел к тому же журнальному столику, разглядывая Гамерника в упор. Хозяин кабинета был примерно одногодком Юнгерова, но как же сильно они отличались друг от друга! Юнгеров – тот был жилистым, красивым, с лицом, на котором читалось много разных историй, но историй мужских и интересных. А Гамерник производил впечатление неприятное, несмотря на ухоженность, его фигура была уже настолько оплывшей-опухшей – видно было, что он предпочитает массаж спортзалу. Его тщательно причесанные волосы все же не скрывали маленькую лысину на макушке. Одет Гамерник был очень дорого и не крикливо, а вот кабинет его выдавал отсутствие вкуса – в нем царил полный китч – от подлинника картины кого-то из передвижников до каких-то странных фигур в стиле «хай-тек».
Штукин обворожительно улыбнулся своему неприятному собеседнику и сразу перешел к делу:
– Итак, меня зовут Валера, и свои контактные телефоны я при необходимости оставлю. Вся история началась тогда, когда я вышел из лифта, где остались три мертвых тела. Потом меня уволили из уголовного розыска, где я до того нормально работал. После увольнения я начал работать у Юнгерова. Через некоторое время я, не прилагая никаких усилий, потому что произошло это случайно – узнал, как все случилось с этим лифтом и почему. Хотя насчет «почему» – врать не буду, мотив я узнал… м-м-м… тезисно. Но меня мотив, честно говоря, не особо и волновал. А дело было так: вы, Сергей Борисович, нашли двух парней (надо признать – не последних в своем деле, это, кстати, – комплимент), которые и порешили моих знакомых. Но Денис Волков остался невредимым. Я – тоже, хотя я-то в этой истории вообще никого не волновал. Именно это обстоятельство меня очень сильно задело, и поэтому я пошел на задний двор и зачерпнул лопатой целую кучу навоза… Вонючего такого. И вот я здесь. Если коротко – то это все.
Гамерник, ничего не отвечая, взял ножик и снова начал ковыряться в дыньке. Штукин некоторое время понаблюдал за этим не очень интересным процессом, потом усмехнулся:
– Если бы я снимал кино, то в этой сцене вы бы велели какому-нибудь злобному мексиканцу: «Убей его!», но я кино не снимаю. Поэтому, признаюсь, немного слукавил насчет того, что на задний двор за навозом ходил один. Со мной туда заходили еще некоторые сотрудники уголовного розыска, в отличие от меня – действующие, а не уволенные.
Гамерник оторвался от дыни и скучным голосом сказал:
– Если бы я снимал кино, то я спросил бы «сколько?». Но я не снимаю кино. Поэтому – продолжайте, а то я пока сюжет не до конца понимаю. Вы ведь, кажется, сюда один пришли, без взвода «малиновых околышей»?
– Я пришел с предложением, – пояснил Валера, и брови хозяина кабинета вернулись на исходное положение.
Гамерник неторопливо встал, подошел к своему рабочему столу и включил громкую связь:
– Попрошу чая и тишины!
Затем он повернулся к Штукину:
– Вы любите конфеты «Мишка косолапый»?
Валерка от неожиданности даже чуть растерялся:
– Н-не знаю… А это вы к чему?
– К чаю, – объяснил Гамерник. – Это я без намеков. Просто к чаю у меня конфеты «Мишка косолапый».
«А он очень даже не дурак!» – подумал про себя Штукин. Но вслух сказал о конфетах:
– «Мишка косолапый» – лучше «Сникерса».
Гамерник понимающе кивнул и с той же интонацией, с какой спрашивал о конфетах, задал новый вопрос:
– А в книжном магазине вы за мной так неуклюже следили или же расшифровались специально?
Валерка врать не стал:
– Ни то, ни другое. Это была просто случайность.
– Мэй би, мэй би, – протянул Гамерник, демонстрируя свое знакомство с английским языком. В этот момент вошла секретарша с подносом. Пока она расставляла чашки и вазочки, Валерка внаглую очень внимательно разглядывал ее ноги, почти не прикрытые короткой юбкой. Гамернику это было неприятно, но он умудрился почти никак не проявлять это внешне. Правда, когда секретарша вышла, в голосе хозяина кабинета достаточно явственно прозвучали нотки раздражения:
– Можно я задам тебе пару вопросов?
Ответить Валерка не успел, видимо, вопрос был риторическим, точнее – просто прелюдией к настоящему вопросу:
– Юнгеров – хороший человек?
Сергею Борисовичу снова удалось удивить Штукина, который, пожав плечами, ответил якобы по-английски с последующим переводом.
– Хум хау – в том смысле, что: кому как, он человек.
– А я?
– А вы другой человек.
– Ну-ка, ну-ка… А поподробнее?
– А поподробнее – вы друг без друга не можете, наверное. В этой никем не оговоренной весовой категории других участников соревнования больше нет.
Гамерник улыбнулся и взял свою чашку, но отхлебнуть не успел – рука дрогнула и несколько капель чая упали на костюм. Сергей Борисович досадливо скривился и поставил чашку обратно на блюдце.
– В чем-то ты, может быть, и прав… В космическом смысле… Ладно. Ты уверен, что я кого-то там подослал. Я считаю по-другому. Что спорить-то… Дело ведь не в этом. Это же повод. Так?
Валерка выдержал его взгляд:
– Не знаю.
Гамерник дернул губой:
– А чего тут знать-то? Ты сколько денег зараз держал в руках когда-либо? Максимально?
Штукин сморщил лоб, припоминая:
– Ну… на новую «девятку», наверное…
– Понятно. – Гамерник даже не стал скрывать снисходительных интонаций. – «Шесть тысяч четыреста»[9], как Шура Балаганов. Да ты не обижайся – это нормально. Я просто вслух измеряю долевые участия. Мне это не опасно, так как банкую я, а тебе – полезно. Так с чего начнем?
Валера еще не утратил своего изначального настроя и запала, однако внутренне не мог не признать, что разговор идет совсем не по той схеме, которую он нарисовал себе заранее. Гамерник умело перехватывал инициативу.
Штукин склонил голову к плечу:
– Насчет «с чего начнем» – я немного сбит, честно говоря…
– О, как! – засмеялся Гамерник. – Как приходить с пошлой фразой «Дай чего-нибудь из денег!» – так это нормально. А как дошло до моего скромного вопроса «сколько?» – так ты и растерялся!
Валера развел руками и вдруг словно опомнился:
– Ну, у меня же нет такого опыта, как у вас… Вы меня все равно переговорите… А кстати, почему это я вас на вы, а вы меня на ты?
– А как ты хотел? Ты себя-то не сбивай с темпа! Как ты там сказал: «Вы меня все равно переговорите…» Ну?
– О, кей! – согласился Штукин. – Я поправлюсь: я пришел не с информацией. Я пришел со знанием того, что произошло. Но! Это знание есть еще у нескольких оперов Управы, тех, которые из отдела по умышленным убийствам. Эти опера – они не гении. Но они и не пьяницы. Это не значит, что они могут вас посадить, но они могут растиражировать свои знания устно и письменно. Пойдут обзорные справки, и знать начнет уже их руководство – руководство УУРа. На заслушиваниях в прокуратуре начнут упоминать вашу фамилию. Упоминать и обсуждать. Возникнет устойчивое мнение. Поползут слухи. Конечно, все это не приведет к реализации. Но – некоторые ОРМ могут привести к задержанию исполнителей…