Штукин пробарабанил пальцами по столу – будто гамму на пианино сыграл:
– Примерно.
Виталий Петрович терпеливо покивал и развил свою мысль:
– У Басаева слава есть?
– Ну-у… – задумался Валера.
Полковник не стал ждать окончания мыслительного процесса:
– Нет у него славы. Есть известность. Понял?
– Теперь понял, – серьезно ответил Штукин и тут даже спросил: – Насчет славы и известности – вы это не на Крылова намекаете?
Ильюхин настолько удивился, что даже рукой на Штукина махнул:
– Чур тебя! Где Басаев – и где Крылов! Так мы сейчас хрен знает до чего договоримся… Давай-ка лучше к нашим баранам… Короче, алмаз – (я имею в виду тот, который из «Принца Флоризеля») у тебя. Имей в виду: меня обмануть можно. Всех – нельзя.
Валера неожиданно сложил руки на столе, словно первоклашка, выпрямил спину и отчеканил, будто отрапортовал:
– Товарищ полковник! Я не собираюсь передавать данные стрелков Юнгерову и его людям. Могу дать честное слово офицера!
Ильюхин тихо засмеялся:
– Вольно… Слово офицера – это хорошо. Хорошо, что мы с тобой не в библиотеке работаем. Представляешь – слово библиотекаря!
Штукин юмор оценил и даже развил шутку:
– А если бы в магазине работали? «Слово продавца мясного отдела»!
Их встреча закончилась на веселой ноте. Штукин не обманывал Ильюхина, поэтому ему легко было дать слово офицера. Валерка действительно не собирался передавать данные киллеров Юнгерову. Но Штукин и не сказал полковнику всей правды: данные киллеров были нужны для разговора с Гамерником. Эх, Валерке бы повнимательнее отнестись к словам полковника о вагоновожатом и о том, что всех обмануть нельзя… Беда Штукина была в том, что он тоже считал правилом тот постулат, что всех обмануть нельзя. Но Валера также и полагал, что в любом правиле есть исключения – и это было ошибкой…
После встречи с полковником Валера позвонил из таксофона Юнгерову и слегка возбужденным тоном рассказал о том, что готов ко второй встрече с Гамерником.
– В смысле? – не врубился сразу в суть вопроса Юнгеров. Видимо, он с кем-то разговаривал, и его мысли были заняты чем-то другим.
– В смысле, что я узнал буквы, – пояснил Штукин, и до Александра Сергеевича дошло:
– Да ну? А… А насколько полной информацией владеет твой коллега?
Юнгеров имел в виду несуществующего «опера из управы». Штукин же сразу вспомнил печальные глаза Ильюхина и твердо ответил:
– Только буквы. И похоже, он не врет. Он мельком видел факсы – там все в черных разводах было, а он вчитываться не стал, не та ситуация сложилась… Но мне ведь и нужны для продолжения праздника только инициалы.
– Жаль, – после короткой паузы вздохнул Юнгеров.
Валера не стал спорить:
– И мне жаль, но что поделаешь. Будем работать дальше в этом направлении. Так я в гости-то схожу? Вы на продолжение банкета добро даете?
– Давай, – выдал санкцию на контакт с Гамерником Александр Сергеевич. – Отзвонись потом, как прошло… Хотя нет, лучше сразу, если будет что сказать, приезжай ко мне. Пошепчемся.
– К озеру приезжать? – уточнил Штукин.
И Юнгеров, поняв его иносказательность, рассмеялся:
– Именно. В логово приезжай. В сельскую резиденцию.
Валера перекурил, собрался с мыслями и без звонка заехал в офис Гамерника. Сергей Борисович оказался на месте и принял Штукина без проволочек.
Штукин тоже не стал размазывать манную кашу по столу и сразу же, как только оказался в уже знакомом кабинете, написал на листке бумаги инициалы убийц. Гамерник взял в руки листок, глянул и помрачнел, чем сразу себя выдал. Но он сыграл свою роль до конца, сказав фальшиво-беспечным тоном:
– Хорошо, сейчас сравним с нашими данными. Поскучай здесь минут десять.
И Гамерник вышел из кабинета – якобы для того, чтобы проверить, насколько соответствуют инициалы истинным именам. Валерка понимал, что никуда он не пошел сравнивать. Просто вышел в приемную, и все, но не позволил этим мыслям отразиться на лице.
Отсутствовал Гамерник менее десяти минут, вернулся он в кабинет уже без листка с инициалами и без обиняков перешел к делу:
– Ну что же… Придется платить этому государственному рэкету. Сейчас приготовят деньги.
Видно было, что настроение у Сергея Борисовича испорчено окончательно. Штукин встал и покачал головой:
– Зачем спешить? Успеется с деньгами-то… Обманывать вы все равно не будете, это уж очень недальновидно… А мы не нищие, не торопимся. Давайте так: я напишу справочку со всеми данными – полными. Ну, и дополню ее рекомендациями и предостережениями. Тогда и рассчитаемся.
Валерка и сам не до конца понял, почему так ответил Гамернику. Наверное, уж очень впадло было брать из его рук деньги… В общем, его ответ был обусловлен фактором именно эмоциональным. Сергей Борисович, наверное, это почувствовал, поскольку отреагировал достаточно нервно и раздраженно:
– Не надо мне никаких справочек! Буквы эти специалисты где-то слышали. Мне свое слово перед вами держать надо.
– Сергей Борисович, – повторил Штукин, – нам спешить некуда.
Лицо Гамерника пошло красными пятнами:
– Сыск жить стал очень хорошо?
Валера спокойно ответил:
– Не бедствуем… А иначе цена была бы – шесть тысяч четыреста! Ага. Откусили бы – и сразу же побежали бы пропивать!
Штукин очень не хотел брать сейчас пятьдесят тысяч долларов, он даже самому себе не мог объяснить почему. Наверное, чтобы в собственных глазах не выглядеть тем, кто всю сложную интригу замутил исключительно из-за бабок…
Гамерник искоса глянул на него и недовольно буркнул себе под нос:
– Растем, растем.
Штукин улыбнулся:
– Ну, так я пойду? Проверочка, как я понимаю, удалась…
Эта его улыбочка окончательно добила Гамерника. Сергей Борисович взорвался, и с него, словно шелуха, мгновенно слетел благопристойный имидж капиталиста-бизнесмена-олигарха, а под этим, оказавшимся очень тонким, слоем проступило нормальное бандюганское естество:
– Слышь, ты! Ты не заблудился?! Рамсы не попутал, а? Ты че, а?! Ты кого в себе увидел, а?
Метаморфоза была столь стремительной, что Штукин лишь головой покачал:
– Я в себе увидел человека, который вам уже оказал услугу, так как «предупрежден – значит, вооружен». Повторяю: оказал услугу. Но могу и не оказывать больше. Посему – вон там, на тумбочке[12], вохра – очевидно, бывший «получалово» – вот ему и «слышь». А я – пошел.
Гамерник засопел и сбивчиво попытался наехать еще раз. Но уже не с той энергетикой, да и тоном ниже:
– А ты возрастом…
– А я сильно извиняюсь, – легко перебил его Валера, – но либо у нас деловые отношения и мы партнеры…
– Либо?!
– Либо через месяц вы станете-таки брендом на заслушиваниях в городской прокуратуре. А потом, даже если вы и не переберетесь на ПМЖ в следственный изолятор, то лепший кореш Юнгерова Обнорский со своим агентством, которое, по сути, маленькая, но медиаструктура, вобьет в вашу репутацию пару осиновых журналистских расследований. Думаю, что их с гиканьем подхватят и федеральные СМИ – вы же у нас человек, по сути, больше московский, чем питерский… Ну, а дальше… Дальше пойдут процессы, хорошо известные вам в общих чертах.
Штукин замолчал, и в кабинете стало тихо. В этой тишине Валерка отчетливо слышал хриплое и тяжелое дыхание Гамерника. «Да, с физкультурой парень явно не дружит», – подумал про себя Штукин. – «А ведь дом-то, небось, весь уставлен разными тренажерами». Валера специально старался думать о чем-то, что не касалось впрямую предмета его визита в этот кабинет, – чтобы не сорваться и не сказать Гамернику все, чего тот заслуживал, прямо в глаза.
– Где ты этому научился? – наконец нарушил тишину Гамерник почти нормальным тоном.
Валера сделал «большие глаза»:
– А я что, изрек что-то нобелевское?
Гамерник хмыкнул и посмотрел на Штукина как-то по-новому, словно переоценку производил. Валерке захотелось даже зубы свои продемонстрировать – глядишь, цена и еще чуток повыше стала бы.
– Кофе будешь?
Вопрос прозвучал, как приглашение к миру, но Штукин подачи не принял:
– Не хочу.
– А что ж так?! – сразу вскинулся Гамерник.
Валера вздохнул безнадежно и объяснил:
– Тороплюсь я, Сергей Борисович, это во-первых.
– Ну, а что же во-вторых? Ты говори, говори!
– Извольте. Кофе у вас тут – говно. Купите хорошую кофеварку, тонны за полторы баксов.
Гамерник открыл безмолвно рот, будто выброшенная волной на берег рыба. Штукин невозмутимо приложил два пальца к правому виску, имитируя отдание чести:
– Всего вам доброго, Сергей Борисович. Днями я вам непременно телефонирую!
– Всего вам доброго, Сергей Борисович. Днями я вам непременно телефонирую!
Уже выйдя из приемной, Штукин ухмыльнулся, услышав вопль Гамерника, адресованный секретарше:
– Эля! Эля! Кофе какой-то жидкий! Ты сама-то пьешь его?!
– Так кофеварке же уже сто лет в обед, – забубнила в ответ, соглашаясь, Эля.
Штукин свернул в коридоре к выходу и досадливо крякнул, сожалея, что не может насладиться всем спектаклем с секретаршей до конца. Так, с улыбкой, Валерка и вышел на улицу.
А Гамерник в кабинете действительно устроил шоу. В ответ на справедливое замечание Эли относительно возраста кофеварки он сорвался на почти визг:
– Так хули ж ты, пидораска, варишь тогда говно жидкое? Ты, блядь, пошли водилу в «Империю кофе», чтоб он купил нормальный аппарат! Чего не ясно?!
– Я поняла. – Эля покраснела и начала пятиться к выходу из кабинета. Она хорошо знала своего шефа, поэтому по первичным признакам безошибочно определила: начинается истерика.
Гамерник и впрямь чем-то стал даже внешне похож на бесноватого:
– С-с-сука-а! Блядь, достала! Или мне и чистящие средства для сральников самому покупать?! Достала, тварь! Дура, ни украсть, ни покараулить!
Эля успела юркнуть задом в приемную и прикрыть за собой дверь, когда об нее с той стороны кабинета ударилась вазочка с конфетами «Мишка косолапый». Плотная дубовая дверь хорошо гасила звуки и превращала вопли Гамерника в нечленораздельный бубнеж. Эля присела за стол на свое место и взялась за виски пальчиками.
Минут через десять дверь кабинета приоткрылась, и оттуда высунулось красное, словно распаренное в бане, лицо Гамерника:
– Анисимов где?
– Кто? – не поняла с нервяка Эля.
Успокоившийся было Гамерник заверещал снова:
– Дура! Шишу позови! Так тебе понятнее, блядь?!
Эля выскочила и бросилась по коридору искать подручного шефа – того самого, который, кстати, и сосватал ему стрелков. Вслед секретарше несся вой Гамерника:
– Твари, твари, твари! Это только в «Джентльменах удачи» можно клички отменить, а у нас – ни хера! Кретины, дебилы недоделанные!
Через минуту в кабинет шефа ввалился с сопением гражданин Анисимов, известный в определенных кругах по погонялу «Шиша». Когда-то, в молодости, Шиша был классным гребцом, но теперь его сильно разнесло – килограммов этак под сто десять. Шиша остановился посреди кабинета и преданными глазами уставился на своего босса.
Гамерник оскалился и поинтересовался вкрадчивым тоном, который сразу бы все объяснил человеку с мозгами:
– Как поживают твои «верные парни»?
Шиша был человеком не очень умным, но и не законченным дебилом, поэтому он насторожился:
– Так я не особо интересуюсь, они – люди взрослые.
– А ты поинтересуйся, дружище Битнер![13] – прошипел, брызгая слюной, Гамерник.
Шиша растерянно заморгал:
– Битнер… это бальзам?
У Гамерника задергалось лицо. Он с трудом взял себя в руки и произнес следующую фразу почти по слогам, очень четко артикулируя, как для умственно непонимающих:
– Битнер – это не бальзам! Так, все: даю установку – стереть предыдущую информацию! Даю новую вводную: они на свободе?
Шиша открыл рот и ахнул:
– А… а как же иначе?
Гамерник пнул ногой журнальный столик и снова заорал в полный голос:
– Иначе – раком на пересылке! Еб твою мать! Выяснить, где они живут, как они живут, – живо!
– Понял!
Шиша вытянулся по стойке «смирно», подобрал живот и начал задом пятиться к двери, но его остановил новый окрик:
– Стоять!
Шиша замер. Гамерник подошел к своему подручному и снизу вверх посмотрел в маленькие заплывшие глазки:
– Выяснить осторожно, не вступая в половой контакт. Повтори!
– Осторожно, и не ебать мозги! – отчеканил Шиша, стараясь не моргать.
– Бегом!
Шишу словно гигантский пылесос всосал в приемную. Гамерник застонал, схватился за голову и рухнул на диван. Его одолевали неприятные мысли: «Хорошо еще, что на этих "верных парней" набрели местные мусора. Чем быстрее платишь, тем дешевле выходит. Пятьдесят тонн – провинция! Убожество… В Москве бы сразу ноль пририсовали! И еще строят из себя – "не к спеху"! Ничего, ничего, возьмут, как миленькие, а этих "верных" надо куда-то… Куда? Черт дернул с уголовниками связаться… А если информация все же уйдет от этих мусоров выше? Да нет, не должно… Этот Валера недобитый, конечно, – рыло мусорское, но, похоже, деловой… Сволочь, но доверять ему, как ни странно, можно – уж больно много выебывается и о себе явно высокого мнения. Сука, повоспитывать меня решил! Но был бы он "прокладкой" – никогда бы так себя не повел… Хоть это утешает…»
…Между тем Валера, который, естественно, не знал, что, по мнению Гамерника, ему можно доверять, вовсю рулил к «Аэродрому» Юнгерова. Штукин считал, что его второй контакт с Гамерником прошел успешно, и проговаривал про себя пункты, по которым собирался докладывать Александру Сергеевичу.
Валерка сам не мог понять, почему его не отпускает какое-то странное внутреннее напряжение – ведь вроде бы все пока складывалось нормально. Правда, непонятно откуда возникло ощущение, что Юнгеров как-то подостыл к его игре с Гамерником… Может быть, это просто кажется? Нервы, мнительность… «Интересно, – подумал Валера, глядя чуть покрасневшими глазами на дорогу, – а с этими пятьюдесятью тоннами, когда я их все-таки возьму от Сергея Борисовича… как с ними? Я, конечно, принесу их Юнгерову, а что он скажет? По идее, либо оставит мне долю, либо – под настроение – и всю сумму может зачесть мне, как премию… Хорошо бы в это настроение еще попасть…»
Штукин готовился к серьезному и обстоятельному разговору с Александром Сергеевичем, но, как это часто бывает в жизни, все пошло совсем не по плану, который Валерка сам себе нарисовал.
Юнгеров встретил Штукина радушно, но несколько рассеянно, видно было, что мысли его заняты чем-то другим и, видимо, очень серьезным. Когда Валерка поинтересовался, можно ли ему начать докладывать, Александр Сергеевич как-то неопределенно завертел головой, посмотрел на часы, выглянул в окно – там прямо к дому подъехала какая-то машина, – кивнул самому себе и, повернувшись к Штукину, сморщил лоб, словно размышлял – куда его деть:
– Так, погоди… Доложишь чуть попозже… Пойдем-ка…
Юнгеров стремительно двинулся в глубь дома, так что Валерка едва поспевал за ним. Штукин много раз уже бывал в загородном доме Юнгерова, но все равно плохо ориентировался в этом огромном строении, напоминавшем лабиринт. Валерка не сомневался, что один мог бы и самым настоящим образом заблудиться в этом доме.
Юнгеров вывел Штукина в какой-то холл, заставленный кожаными диванами и креслами. На стене висел огромный плоский телевизор, на журнальном столике высилась гора глянцевых журналов.
– Ты отдохни пока здесь, – велел Валерке Юнгеров. – Я кое-какие дела закончу, и тогда мы спокойно поговорим. Вон, можешь с телевизором поиграться – там через спутник больше сотни каналов должно показывать, но настройка почему-то все время сбивается. Ты в телевизорах и антеннах что-нибудь понимаешь?
– Не очень, – честно признался Штукин.
– Ну, вот и разбирайся, – нелогично распорядился Юнгеров и быстрым шагом вышел из холла.
Валерка, оставшись один, сначала развалился на диване, а потом взял в руки пульт от телевизора и начал нажимать на все кнопки подряд. Настенное чудо действительно показывало множество каналов, однако качество изображения оставляло желать лучшего. Штукин рьяно взялся за настройку, но с цветом и контрастностью все равно происходила полная ерунда. В конце концов Валера донастраивал телевизор до того, что сбились вообще все каналы, а сам телевизор мигнул и выключился.
– Вот и славно, – сказал Штукин, кладя пульт на журнальный столик и вытягиваясь на диване. – Вот и замечательно!
Он взял со стола три толстых глянцевых журнала и сунул их себе под голову. Глянец приятно холодил затылок, и Валерка не заметил, как задремал. Ему приснился странный сон – будто он бежит в огромном пустом доме по каким-то коридорам, а ему вслед гулко топают чьи-то шаги, и голос Гамерника, отражаясь от каменных стен, бьет по ушам, заставляя сердце сбиваться с ритма: «Ты не заблудился… блудился… дился… Ты за кого себя принял… ринял… нял…» Эхо от шагов и голоса нагоняло жуть – как в фильмах ужасов. Валерка застонал и проснулся. Вытерев рукой испарину со лба, он усмехнулся, мол, привидится же такое. Закуривая сигарету, он обратил внимание, что пальцы слегка дрожат. Штукин покачал головой и снова усмехнулся, постепенно успокаиваясь, но тут до него донесся звук, заставивший его вздрогнуть, – очень он похож был на голос Гамерника из его сна. Звук доносился от той стены, на которой висел телевизор. Валера решил было, что электрическое чудо снова заработало, нахмурился, встал и подошел к телевизору. Он не подавал признаков жизни. Штукин пожал плечами и хотел вернуться к дивану, но вдруг снова отчетливо услышал какие-то голоса. Они звучали очень странно – гулко и сопровождались коротким эхом, будто люди разговаривали в огромном зале, блицованном мрамором.