Весь Пальмаръ былъ убжденъ, что навсегда вступилъ въ царство изобилія и счастія. Подвергались обсужденію выспреннія фразы проповдника, посвященныя рыбакамъ. Говорили о полунціи, которую онъ получалъ за проповдь, и о масс денегъ, которыхъ, по всмъ вроятіямъ, стоили музыканты, фейерверкъ, запачканная воскомъ ткань съ золотой бахромой, украшавшая входъ въ церковь и оркестръ, оглушавшій ихъ своимъ воинственнымъ ревомъ. Люди поздравляли К_у_б_и_н_ц_а, державшагося натянуто въ своемъ черномъ костюм, и дядюшку Г_о_л_у_б_я, смотрвшаго на себя, какъ на господина Пальмара. Нелета важно прогуливалась среди женщинъ въ своей богатой мантиль, наброшенной на самые глаза, показывая свои перламутровыя четки и молитвенникъ изъ слоновой кости, подаренный ей въ день свадьбы. На С_а_х_а_р_а никто не обращалъ вниманія, несмотря на его величественный видъ и большую золотую цпь, болтавшуюся на его живот. Точно не его деньгами оплачивался праздникъ. Вс поздравленія выпадали на долю Тонета, хозяина Главнаго Пути. Въ глазахъ рыбаковъ, кто не принадлежалъ къ Общин, не стоилъ уваженія. И въ душ трактирщика накипала ненависть къ К_у_б_и_н_ц_у, который мало по малу завладвалъ его собственностью.
Весь день онъ былъ не въ дух. Угадывая его душевное оостояніе, жена старалась быть любезной во время большого обда, которымъ въ верхнемъ этаж трактира угощали проповдника и музыкантовъ. Она говорила о болзни бднаго Пако, которая часто повергаетъ его въ адское настроеніе и просила всхъ, извинить его. Когда посл обда почтовая барка увезла валенсіанцевъ, и возмущенный С_а_х_а_р_ъ остался одинъ съ женой, онъ далъ выходъ своему желчному настроенію.
Онъ не потерпитъ больше у себя К_у_б_и_н_ц_а! Съ ддомъ онъ въ хорошихъ отношеніяхъ, тотъ работникъ, исполняющій вс пункты договора. А этотъ Тонетъ лнтяй. (Смявшійся надъ нимъ, тратившій его деньги, чтобы жить, какъ принцъ. А какіе у него заслуги, кром счастья, выпавшаго на его долю въ день розыгрыша. Онъ отнялъ у него даже то ничтожное удовольствіе, которое онъ могъ бы получить взамнъ такой массы потраченныхъ на праздникъ денегъ. Вс благодарятъ Тонета, точно онъ – С_а_х_а_р_ъ – ничто, точно не онъ далъ изъ своего кошелька деньги для эксплуатаціи мста и точно не ему обязаны всми результатами ловли. Въ конц концовъ онъ выброситъ на улицу этого бродягу, хотя бы пришлось отказаться отъ предпріятія.
Обезпокоенная угрозой, Нелета вмшалась. Пусть онъ успокоится! Вдь онъ самъ разыскалъ Тонета. Къ тому же къ Голубямъ она относится какъ къ родной семь. Они помогали ей въ трудные дни. С_а_х_а_р_ъ съ ребяческимъ упрямствомъ повторялъ свои угрозы. Противъ дядюшки Г_о_л_у_б_я онъ ничего не иметъ. Съ нимъ онъ готовъ итти, куда угодно. Что же касается Тонета, то пусть онъ или исправится или онъ порветъ съ нимъ. Пусть каждый знаетъ свое мсто: онъ не желаетъ длить свою прибыль съ этимъ франтомъ, который только эксплуатируетъ его и бднаго дда. Не легко было ему нажить деньги и онъ не потерпитъ такихъ злоупотребленій.
Бесда супруговъ приняла такой горячій оборотъ, что Нелета заплакала и не хотла итти вечеромъ на площадь, гд устраивался балъ. Большія восковыя свчи, служившія въ церкви при похоронахъ, освщали площадь. Димони игралъ на волынк старинныя валенсіанскіе контрдансы, или торрентскій танецъ, и пальмарскія двушки чопорно плясали, взявъ другъ друга за руку, мняя кавалеровъ, какъ дамы въ напудреныхъ парикахъ, переодвшіяеся въ костюмъ рыбачекъ, чтобы при свт факеловъ протанцовать "павлиній танецъ". Потомъ танцовали "одинъ и два", боле живой танецъ, сопровождавшійся пніемъ. Парочки съ увлеченіемъ носились и когда двушки, кружась, какъ волчекъ, обнажали чулки подъ вращавшимся колесомъ юбокъ, раздавалась буря криковъ и смха, похожаго на ржанье.
Еще полночь не наступила, какъ холодъ положилъ конецъ празднику. Семьи вернулись въ свои хаты. На площади осталась только молодежь, народъ веселый и бравый, проводившій оба праздничныхъ дня въ безпрерывномъ пьянств. Они являлись съ ружьемъ за спиной, словно въ деревн, гд вс другъ друга знали, надо было имть подъ руками оружіе, чтобы развлекаться.
Устраивались а_л_ь_б_ы. По старому обычаю всю ночь предполагалось переходить отъ двери къ двери и пть хвалу всмъ женщинамъ Пальмара, молодымъ и старымъ. Для этой церемоніи пвцы запаслись бурдюкомъ вина и нсколькими бутылками водки, нсколько музыкантовъ изъ Катаррохи, люди славные, согласились акомпанировать волынк Димони своими духовыми инструментами. Предшествуемая факельщикомъ серенада началась среди холодной и темной ночи.
Вся пальмарская молодежь съ старыми ружьями на плечахъ шла тсной группой между волынкой и музыкантами, держа, изъ боязни прикосновенія холодной мди, свои инструменты въ рукахъ, спрятанныхъ подъ плащемъ. П_і_а_в_к_а замыкалъ шествіе, неся бурдюкъ съ виномъ. Часто онъ считалъ нужнымъ снять съ себя ношу и приготовить стаканчикъ для "подкрпленія".
Одинъ изъ пвцовъ началъ пть, сопровождая первые два стиха мелкой дробью тамбурина и ему отвчалъ другой, дополняя строфу другими двумя стихами. Обыкновенно эти послдніе были наиболе злы и между тмъ, какъ волынка, и духовые инструменты покрывали окончаніе строфы шумной "ритурнелью", молодежь разржалась криками, рзкимъ ржаніемъ и выстрлами въ воздухъ.
Самъ чортъ сегодня ночью не заснулъ бы въ Пальмар! Лежа, въ постели, женщины мысленно сопровождали серенаду, вздрагивая отъ шума и выстрловъ и угадывая ея путь отъ одной двери къ друтой по ядовитымъ намекамъ, которыми привтствовался каждый житель деревни.
Во время этой экспедиціи бурдюкъ П_і_а_в_к_и никогда почти не бывалъ въ поко. Стаканы переходили изъ рукъ въ руки, согрвая пвцовъ среди холодной ночи и чмъ боле хриплыми становились голоса, тмъ боле блестли и сверкали глаза.
На одномъ углу двое юношей вступили въ рукопашную изъ-за вопроса, кому выпить раньше и, надававъ другъ другу нсколько пощечинъ, отошли на нсколько шаговъ, приложивъ ружье къ щек. Остальные вмшались и отняли у нихъ оружіе. Пусть идутъ спать! Они слишкомъ много выпили! Въ постель ихъ! И пвцы а_л_ь_б_ы продолжали свое шествіе съ пніемъ и ржаньемъ. Такіе инциденты были необходимой частью развлеченія и повторялись каждый годъ.
Посл трехчасовой медленной ходьбы по деревн вс были пьяны. Димони склонилъ голову, полузакрылъ глаза и казалось чихалъ въ волынку, которая нершительно стонала, и точно шаталась на ногахъ, какъ самъ музыкантъ. Видя, что бурдюкъ пустъ, П_і_а_в_к_а пожелалъ пть и подъ крики "долой, довольно!", прерываемый свистомъ и ржаньемъ, импровизировалъ безтолковые стихи противъ б_о_г_а_ч_е_й деревни.
Не оставалось больше вина, однако вс ршили совершить еще разъ половину пути до трактира С_а_х_а_р_а, гд надялись возобновить запасъ вина.
У темнаго, запертаго трактира пвцы а_л_ь_б_ы встртили Тонета, запахнувшагося до самыхъ глазъ въ свой плащъ, изъ подъ котораго виднлось дуло ружья. К_у_б_и_н_е_ц_ъ боялся болтливости этихъ людей. Вспоминалось, что онъ самъ длалъ въ такія ночи и онъ ршилъ сдержать ихъ своимъ присутствіемъ.
Шествіе, подавленное опьяненіемъ и усталостью, казалось, вновь ожило при вид трактира С_а_х_а_р_а, словно сквозь щели двери до нихъ доносился ароматъ винныхъ бочекъ.
Одинъ изъ толпы заплъ почтительный стихъ въ честь с_е_н_ь_о_р_а д_о_н_ъ П_а_к_о, льстя ему, чтобы тотъ открылъ дверь, называя его "цвтомъ дружбы" и общая всеобщія симпатіи, если онъ наполнитъ бурдюкъ. Трактиръ оставался безмолвнымъ. Ни одно окно не открылось. Внутри не слышалось ни малйшаго шума.
Во второй строф они были съ бднымъ С_а_х_а_р_о_м_ъ ужъ на "ты". Голоса пвцовъ дрожали отъ возбужденія, позволяя ожидать цлый дождь ругательствъ.
Тонетъ обнаруживалъ безпокойство.
– Что это такое? Не будьте свиньями!- говорилъ онъ друзьямъ съ отеческимъ тономъ.
Но парнямъ было не до совтовъ. Третья строфа была посвящена Нелет "самой хорошенькой женщин Пальмара". Ей выражалось сочувствіе, что она вышла замужъ за этого скрягу С_а_х_а_р_а, который ни на что не годенъ! Начиная съ этой строфы серенада превратилась въ ядовитый букетъ самыхъ позорящихъ намековъ. Собраніе веселилось. Теперь стихи имъ казались даже вкусне вина и они смялись съ тмъ увлеченьемъ, съ которымъ деревенскій людъ привыкъ развлекаться за счетъ несчастныхъ. Они съ бшенымъ удовольствіемъ дйствовали сообща противъ рыбака, у котораго стащили вершу, стоившую нсколько реаловъ, и какъ безумные смялись, когда у кого-нибудь отбивади жену.
Тонетъ дрожалъ отъ безпокойства и гнва были моменты, когда онъ хотлъ бжать, предчувствуя, что его друзья пойдутъ еще дальше, но его удерживала гордость и призрачная надежда, что его присутствіе послужить для нихъ уздой.
– Смотрите! Выстрлю!- говорилъ онъ съ глухой угрозой.
Однако пвцы считали себя самыми безстрашными молодцами деревни. Это были драчуны, увидвшіе свтъ, когда Тонетъ скитался за моремъ. Они хотли показать, что К_у_б_и_н_е_ц_ъ не внушаетъ имъ никакого страха и смялись надъ его увщаніями, немедленно же импровизируя стихи, когорые бросали, какъ бомбы, въ трактаръ.
Одинъ паренекъ, племянникъ свояченицы С_а_х_а_р_а вызвалъ наконецъ гнвъ Тонета. Онъ сплъ стихъ о компаньонахъ, С_а_х_а_р_ и К_у_б_и_н_ц_, о томъ, что они не только сообща эксплуатируютъ г_л_а_в_н_ы_й п_у_т_ь, но и подлили между собою Нелету. Стихъкончался увреніемъ, что скоро у трактирщицы будетъ наслдникъ, котораго она тщетно ждала отъ мужа.
К_у_б_и_н_е_ц_ъ однимъ нпрыжкомъ вскочилъ въскмую середину и при свт факела видно было, какъ онъ замахнулся прикладомъ ружья и сталъ имъ бить по лицу пвца. Такъ какъ парень усплъ ускользнуть и схватился за ружье, Тонетъ отскочилъ назадъ и, почти не цллсь, выстрлилъ. Поднялась суматоха. Пуля прорзала воздухъ, однако П_і_а_в_к_а, которому почудилось, что онъ слышалъ, какъ она прожужжала около его носа, бросился на землю съ громкамъ воемъ:
– Меня убили! Убійца!
Съ шумомъ отворялись въ хатахъ окна, въ нихъ появлялись блыя тни, и нкоторыя изъ нихъ продвигали въ отверстіе дуло ружья.
Тонета мигомъ разоружили, его держали, придавили къ стн, онъ вырывалгся, какъ бшеный, борясь, чтобы вытащить ножъ изъ-за кушака.
– Отстаньте!- кричалъ онъ съ пной у рта. Отстаньте. Я убью этого негодяя!
Алькальдъ и стража, слдовавшая до пятамъ за пвцами а_л_ь_б_ы, предвидя скандалъ, вмшались въ ряды боровшихся. О_т_е_ц_ъ М_и_к_е_л_ь съ карабииомъ въ рук раздавалъ направо и налво удары съ тмъ удовольствіемъ, которое ему доставляла возможность безнаказанно бить, обнаруживая свою власть.
Начальникъ карабинеровъ проводилъ Тонета до его хаты, угрожая своимъ маузеромъ, а племянника свояченицы отвели въ хижину, чтобы смыть кровь отъ ударовъ прикладомъ.
Трудне было справиться съ П_і_а_в_к_о_й. Онъ бился на земл, увряя среди похожихъ на блеяніе криковъ, что его убили. Ему влили послднія капли вина изъ бурдюка, чтобы привести въ себя. Довольный принятымъ лекарствомъ, онъ клялся, что его прострлили на вылетъ и что онъ не можетъ встать. Догадавшись о его притворств, энергичный попъ далъ ему наконецъ вмсто лекарства два пинка ногой и тотъ сразу вскочилъ.
Алькальдъ далъ приказъ, чтобы пвцы а_л_ь_б_ы шли своей дорогой. Они уже достаточно славили С_а_х_а_р_а. Чиновникъ чувствовалъ къ трактирщику то уваженіе, которымъ пользуется въ деревняхъ богачъ и хотлъ избавить его отъ новыхъ непріятностей.
Серенада разочарованно отправилась дальше. Тщетно Димони извлекалъ гаммы изъ волынки. Видя бурдюкъ пустымъ, пвцы чувствовали себя такъ, какъ будто у нихъ стянуто горло.
Окна закрылись, улица опустла, однако отставшимъ любопытнымъ казалось, когда они уходили, что въ верхнемъ этаж трактира слышатся голоса, шумъ падающей мебели и словно отдаленный плачъ женщины, прерываемый глухими возгласами бшенаго голоса.
На другой день во всемъ Пальмар только и было рчи о событіи во время а_л_ь_б_ы передъ домомъ С_а_х_а_р_а.
Тонетъ не осмливался показаться въ трактир. Онъ боялся того неловкаго положенія, въ которое его поставило неблагоразуміе товарищей. Все утро онъ бродилъ на площади у церкви, и не ршался итти дальше, видя издали дверь трактира, переполненнаго народомъ. Былъ послдній день забавы и бездлья.
Праздновался праздникъ Христа, и вечеромъ музыка должна была отправиться назадъ въ Катарроху, оставляя Пальмаръ на цлый годъ, погруженнымъ въ монастырскую тишину.
Тонетъ обдалъ въ хат съ отцомъ и П_о_д_к_и_д_ы_ш_е_м_ъ. Не желая вызвать толки кумушекъ, они оба скрпя сердце ршили прекратить на три дня свою тяжелую борьбу противъ озера. Дядюшка Тони, повидимому, ничего не зналъ о происшествіяхъ ночи. Такъ можно было по крайней мр судить по его серьезному, какъ всегда, лицу. Къ тому же неутомимый работникъ ни на минуту не могь предаться отдыху и провелъ время, исправляя изъяны, причиненные хат зимой.
П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ повидимому кое-что знала. Это нетрудно было прочесть въ ея чистыхъ глазахъ, скрашивавшихъ ея безобразіе. Въ ея сочувственномъ и нжномъ взгляд, котораго она не отводила отъ Тонета, дышалъ страхъ за ту опасность, которой онъ подвергся прошлой ночью. Когда на мгновеніе оба молодыхъ человка остались одни, она скорбно воскликнула: Господи Боже! Если отецъ узнаетъ, о происшедшемъ! Какъ онъ будетъ убиваться!
Дядюшка Г_о_л_у_б_ь не появился въ хат. Очевидно, онъ обдалъ съ С_а_х_а_р_о_м_ъ. Вечеромъ Тонетъ встртилъ его на площади. На его морщинистомъ лиц ничего не отражалось. Сухо посовтовалъ онъ внуку пойти въ трактиръ. Дядюшка Пако хочетъ съ нимъ поговорить.
Тонетъ не спшилъ съ этимъ посщеніемъ. Онъ остался на площади, гд оркестръ выстраивался, чтобы въ послдній разъ сыграть то, что пальмарцы называли "м_а_р_ш_е_м_ъ у_г_р_е_й". Музыканты считали бы себя обманутыми, если бы, возвращаясь изъ Пальмара, не привезли бы своимъ какой-нибудь рыбы. Каждый годъ передъ возвращеніемъ они ходили по деревн, играя послдній маршъ. Передъ барабаномъ нсколько дтей собирали въ корзину то, что дастъ каждая рыбачка: угрей, линей и вьюновъ.
Музыканты заиграли, медленно двигаясь впередъ, чтобы рыбачки имли возможность передать свои подарки. Въ эту минуту Тонетъ ршился войти въ трактиръ С_а_х_а_р_а.
– Добрый вечеръ, кавалльеросъ!- весело вскрикнулъ онъ, чтобы еридать себ мужества.
Изъ-за стойки Нелета бросила на него загадочный взглядъ и склонила голову, чтобы онъ не увидлъ ея ввалившихся глазъ и покраснвшихъ отъ слезъ вкъ.
С_а_х_а_р_ъ отвтилъ изъ глубины трактира, величественно указывая на дверь во внутренніе аокои:
– Иди, иди. Намъ надо поговорить.
Оба мужчины вошли въ прилегавшую къ кухн комнату, служившую иногда спальней охотникамъ, прізжавшимъ изъ Валенсіи.
С_а_х_а_р_ъ не далъ компаньону время ссть. Онъ весь побагровлъ. Его глаза блестли боле обыкновеннаго между жирными наростами щекъ и его короткій, круглый носъ дрожалъ, какъ отъ нервнаго тика. Дядюшка Пако началъ бесду. Это должно кончиться. Они уже не могутъ ни продолжать вмст дло, ни быть друзьями. И когда Тонетъ пробовалъ возражать, толстый трактирщикъ, испытывавшій мимолетный подъемъ энергіи, быть можетъ послдній въ жизни, остановилъ его движеніемъ. Ни слова. Это безполезно. Онъ хочетъ подвести итогъ. Даже дядюшка Г_о_л_у_б_ь считаетъ его правымъ. Они вступили въ дло на такихъ началахъ, что онъ дастъ деньги, а К_у_б_и_н_е_ц_ъ внесетъ свой трудъ. Деньги онъ далъ, а вотъ труда компаньона не видать. Сеньоръ живетъ на широкую ногу, а бдный ддъ убиваетъ себя, работая на него. И если бы только это! Онъ велъ себя въ дом, какъ у себя. Можно было подумать, что онъ хозяинъ трактира. Онъ лъ и пилъ лучшее, распоряжался кошелькомъ, словно не онъ – С_а_х_а_р_ъ – хозяинъ. Онъ позволяетъ себ вольности, о которыхъ онъ – С_а_х_а_р_ъ – не хочетъ вспоминать. Онъ завладлъ его собакой, ружьемъ, и – какъ теперь говорятъ – даже его женой.
– Это ложь!… ложь!- кричалъ Тонетъ со страхомъ виновнаго.
С_а_х_а_р_ъ посмотрлъ на него такъ, что молодой человкъ испугался и насторожился. Конечно, это ложь. Онъ тоже такъ думаетъ. И это хорошо для Тонета и Нелеты, ибо если бы онъ только отдаленно подозрвалъ, что т свинства, о которыхъ пли прошлой ночью эти канальи,- правда, то онъ свернулъ бы ей шею, а ему пустилъ бы пулю въ лобъ. Что онъ въ самомъ дл думаетъ! Дядюшка Пако человкъ добрый, но несмотря на болзнь онъ человкъ какъ вс, когда дло касается его собственности.
И дрожа отъ глухого гнва, трактиршикъ ходилъ взадъ и впередъ, какъ старая больная лошадь, но благородной расы, способная до конца жизни подниматься на дыбы. Тонетъ глядлъ съ удивленіемъ на стараго авантюриста, который несмотря а свою болзненную лность, разжирвшій и потучнвшій, снова обрталъ энергію свободнаго отъ всякихъ колебаній борца былыхъ временъ.
Въ тишин дома отдавалось эхо далекихъ мдныхъ трубъ музьпсантовъ, ходившихъ по деревн.
С_а_х_а_р_ъ сяова началъ говорить, и слова его сопровождались все боле приближавшейся музыкой.
Да. Все ложь! Но онъ не желаетъ служить посмшищемъ для деревни. Ему надоло вчно видть Тонета въ трактир, надола эта его братская фамильярность съ Нелетой. Онъ не желаетъ видть въ своемъ дом этой двусмысленноі дружбы! Довольно! Онъ вполн солидаренъ съ дядюшкой Г_о_л_у_б_е_м_ъ. Впредь они одни будутъ эксплуатировать г_л_а_в_н_ы_й п_у_т_ь, и ддъ уже устроитъ такъ, чтобы внукъ получалъ свою часть. Между Тонетомъ и С_а_х_а_р_о_м_ъ все кончено. Если онъ не согласенъ, пусть скажетъ. Правда, онъ, Тонетъ, хозяинъ мста, доставшагося ему до жребію, но тогда дядюшка Пако возьметъ свои сти и деньги, Тонетъ возбудитъ недовольство дда, и – посмотримъ, какъ онъ одинъ справится съ дломъ.
Тонетъ не возражалъ и не противодйствовалъ. Разъ ддъ согласенъ, то хорошо.
Музыка достигла трактира, остановилась и отъ ея гармоническаго шума содрогались стны.
С_а_х_а_р_ъ повысилъ голосъ, чтобы его было слышно. Разъ вопросъ о дл поконченъ, имъ остается только еще поговорить, какъ мужчинамъ. Съ авторитетомъ мужа, не желающаго, чтобы надъ нимъ смялись, и человка, который, разъ ршившись, могъ выставить за дверь назойливаго постителя, запретилъ онъ Тонету бывать въ трактир. Понялъ онъ? Кончилась дружба! Это лучшее средство, положить конецъ сплетнямъ и лжи. Дверь трактира отнын должна быть для К_у_б_и_н_ц_а такой высокой,- какъ колокольня Мигилете въ Валенсіи.