– Это не лошадь, а вещественное доказательство, – почти без запинки выговорил доблестный человекоохранитель. – Вы, малопочтенные, шли бы своей дорогой. Желательно подальше отсюда, пока вас не повязали и не отвели в Алронг, где вам самое место. Ясно?
Где-то с десяток ударов сердца конокрад изумленно глядел на нахального подростка-варвара, словно осознавая услышанное, а затем коротко махнул рукой своим подручным.
Первому нападавшему, Кривоносому, ломившемуся вперед, точно неудержимо катящийся с горы валун, Конан весьма удачно ткнул вилами в бедро. Тот с воем отлетел в сторону и свалился набок. Двое других оказались сообразительнее, держась вне пределов досягаемости длинных вил и постепенно заходя упрямому стражу в тыл.
Из темноты прилетел метательный нож, встречи с коим киммериец успешно избежал. Однако нож послужил отвлекающим маневром, и за ним последовала веревка с крючьями, змейкой обвившаяся вокруг зубьев вил. Игру в «перетягивание каната» Конан проиграл, лишившись своего грозного оружия и в отместку запустив в замешкавшегося главаря пустым ведром.
Цель-то он поразил, но торжествовал недолго – кто-то прыгнул ему на спину, умелым движением набросив удавку из тонкого ремешка. Друзья учили мальчика с Полуночи, как справляться с такой бедой, но их наставления мгновенно забылись, и Конан попросту попытался ударить висящего сзади душителя о стенку стойла.
Разумеется, та сломалась, и противники яростно забарахтались среди обломков подгнивших досок, тюков преющей соломы и кучи старых попон. Удавка, спасибо Небесам, ослабла и свалилась, но в полумраке киммериец никак не мог отыскать своего недруга, сумевшего затаиться. Мелькнул желтый луч фонаря – один из конокрадов догадался осветить стойло, причем сделал это настолько удачно, что Конан оказался в луче света и на миг ослеп.
– Вон он! – приглушенно взвизгнул предводитель. – Хватайте мальчишку!
Засим последовал внезапный оглушительный грохот, перемежаемый яростным ржанием, воплями боли, улюлюканьем и шипением, напоминавшим боевой клич разъяренной рыси из Эйглофиатских гор. Свет погас и снова вспыхнул, но теперь уже не от тусклой лампы, а от выписывающего в воздухе круги факела. В метнувшегося к центральному проходу Конана с размаху врезался кто-то бегущий, и варвар, недолго думая, приложил неизвестного головой о край каменной лошадиной поилки.
Раздался глухой вскрик, ставший последним в этой ночной неразберихе. Киммериец на всякий случай подождал еще немного. Ничего не происходило, только рядом время от времени печально постанывали. Отсветы факела стали ближе, поблизости задвигалось нечто большое, шумно пыхтящее и фыркающее, что могло быть только Огненным Фениксом.
– Великая битва при конюшне, – проговорил слегка дрожащий голос Диери. – Феникс, умница, поди сюда… Не надо больше его пинать! Хватит, я сказала! Конан, где ты?
– Здесь, неподалеку, – варвар огляделся. Деянира поступила весьма разумно, в разгар схватки открыв дверь загона Феникса и выпустив коня наружу, дабы тот во всей красе показал свое умение кусаться, лягаться и портить жизнь людям. Жеребец не обманул возложенных на него ожиданий: по конюшне валялись разбросанные там и тут тела нападавших, слабо шевелившихся и даже не пытавшихся удрать.
– Ищи веревку, – деловито распорядился Конан. Диери молча протянула ему заранее приготовленный моток тонкой бечевки и отправилась улещивать Феникса, проникшегося сильной неприязнью к предводителю шайки. Конь с бдительным видом расхаживал вокруг упавшего человека и при малейшем движении придавливал сверху копытом.
– Я его знаю, – уверенно заявила девушка, когда главарь конокрадов был тщательно связан по рукам и ногам, а киммериец сдернул с его лица невзрачную тряпицу. – Это Акцель, его еще зовут Счастливой Подковой. Говорят, он в прошлом году свел лучшего жеребца у коринфского наместника!
Акцель с ненавистью глянул на стоявших над ним молодых людей и рыжего саглави, открыл рот, собираясь что-то сказать… И не сумел издать ни звука, потому что Конан свернул из его бывшей маски затычку, надежно преградившую путь любым возражениям бывшего удачливого похитителя лошадей.
Злоумышленников шеренгой разложили вдоль прохода конюшен, отчего они стали напоминать засунутых в мешки и приготовленных к отправке на кухню поросят. Киммериец опасался, что попытка нападения повторится, но до конца ночи так никто и не появился.
Утром конюшню навестил лично Рекифес при свите помощников, заместителей и начальников караулов. Узрев результаты ночного побоища, восхищенно присвистнул, но встревожился, заметив пустое стойло.
– Где конь?
Огненный Феникс, прилегший отдохнуть на пол, лениво встал и издал короткое сердитое ржание. Дознаватель облегченно вздохнул и сверху вниз глянул на окончательно пришедшего в сознание и потому безнадежно угрюмого Акцеля.
– Какая встреча! Акцель-Подковка собственной персоной! Волоките его ко мне, нас ждет душевнейшая беседа о красотах Коринфии и достоинствах тамошних несравненных скакунов… Конан, ты мне тоже понадобишься. Эй, что здесь делает девица?
Взгляды присутствующих устремились на оробевшую Диери, немедленно скрывшуюся в стойле Феникса.
– Ее зовут Деянира Эйтола и она моя знакомая, – поспешил на выручку Конан. – Она знает толк в лошадях и будет присматривать за Фениксом, пока не вернется его хозяин.
– Да? – с сомнением переспросил Рекифес. – Ты уверен, что твоя… э-э… знакомая поладит с этим кусачим чудовищем?
– Поладит, – заверил высокое начальство киммериец.
У Рекифеса Конан проторчал почти до полудня и при первой возможности сбежал обратно на конюшню. Диери яростно отскребала жесткой щеткой рыжую шерсть Феникса, Шетаси, которому уже пора было вернуться, она не видела и никакие посланцы от достопочтенного Наставника не приходили.
Киммериец велел себе набраться терпения. У уль-Айяза могла иметься тысяча причин задержаться. Может, он вышел на след преступников?
Солнце неспешно ползло по небу, склоняясь к горизонту. Сыскная Управа жила своей жизнью, Диери с помощью Конана вывела Феникса прогуляться по двору – жеребец прихрамывал, но уже не так сильно, как после скачек – приближался вечер, а Шетаси уль-Айяз по-прежнему не появлялся.
Смутное беспокойство Конана начинало перерастать в настоящую тревогу.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Согласно духу Закона
Благотворительный приют для малоимущих, что скромно приткнулся в углу двора митрианской обители, весь пропах каким-то резким и кислым запахом, от которого неудержимо тянуло как следует чихнуть. Приют вроде не бедствовал, однако даже недолгое пребывание в нем наводило на мысли о том, что душевспомогательная затея монахов с самого начала обречена на провал. Слишком мало лекарей и слишком много увечных и калечных, коих за отсутствием места размещали прямо в коридорах, на пожертвованных прихожанами Обители драных циновках.
Шетаси уль-Айязу, впрочем, удалось избежать общей участи. Старшему письмоводителю Сыскной Управы отвели отдельную комнатку с видом на чахлый садик, но, похоже, это его совсем не радовало. Он паршиво себя чувствовал, смотрел на мир с отвращением и брюзжал больше обычного.
Конан примчался в Приют ближе к закату, сразу после того, как в Управе объявился мальчишка, заявлявший, будто у него имеется весточка для служащего здесь парня-варвара, чье языколомное прозвище он позабыл. Юнец выклянчил горсть медных суффи, после чего с видом крайнего одолжения изрек порученное ему известие: мол, некий уль-Айяз находится в Приюте Страждущих на улице Ликар и желает как можно скорее узреть своего подчиненного. Так что ноги в руки и бегом!
Последнее малолетний вестник наверняка добавил от себя, увернулся от затрещины и смылся, довольно ухмыляясь.
– Вот и нашелся твой Наставник, – с облечением сказала Диери. – Только каким образом он умудрился загреметь в Приют? Туда обычно привозят тех, кого подбирают в бессознательном состоянии на улицах, болезных нищебродов и прочих страдальцев с пустыми карманами.
– Вернусь и все расскажу, – пообещал киммериец.
– …Дурацкая история вышла, – скрипуче говорил почтеннейший уль-Айяз, уныло созерцая каменную стенку напротив, украшенную выцветшим ковриком. Речь старого сыскаря звучала слегка невнятно, причиной чему служила пара утраченных зубов и легкая затуманенность разума, вызванная уймой успокоительных снадобий. – Давненько уже со мной ничего подобного не случалось. Все из-за тебя, между прочим!
Конан согласно поддакивал, с тоской понимая, что в ближайшие седмицы уль-Айяз из Приюта не выйдет, а ежели и выйдет, то прямиком отправится домой, не в Управу. Варвар специально расспросил лекаря, пользующего Наставника. Бритоголовый монах пожал плечами, въедливо перечислил количество сломанных костей достопочтенного Шетаси и многозначительно добавил, что молодому человеку стоило бы отблагодарить Подателя Жизни за то, что его старший друг вообще остался в живых.
Намек Конан отлично понял. Пересчитал оставшееся в кошеле серебро и решительно высыпал половину в стоявший у входа в Приют огромный железный ящик для пожертвований.
– Я всего-то собирался пройти по тавернам рядом с Конным Полем, да разузнать, кто что подумывает о падении Тархалла, – Шетаси помолчал, собираясь с мыслями. – Зашел в «Змею и скорпиона», оттуда наведался в «Красного быка». Там как раз околачивался Ушастый Осарк, один из старшин Гильдии посредников. Ну, думаю, свезло: Осарк о лошадях знает все. Ежели поставить ему кувшинчик белого шемского, может, он поведает чего интересного…
– Что он сказал? – нетерпеливо осведомился Конан.
– Можешь гордиться – Осарк тоже вбил себе в голову, что Феникс не мог ни с того, ни с сего шлепнуться на ровном месте, – раздраженно бросил Шетаси. – И не перебивай старших! Я, значит, потихоньку перевожу разговор на иную тему. Большинство зрителей наверняка ставило на Огонька, так? Должно быть, те, кто вложил свои денежки во второразрядных лошадей, по воле случайности оказавшихся первыми, теперь ходят и довольно потирают ручки, хваля свою предусмотрительность. Месьор Осарк кривит рожу изголодавшегося демона и начинает сыпать проклятьями налево и направо. Мол, он на этой треклятой скачке едва не разорился. Почему? Да потому, что ленточку победителя срывает Летящая Стрела, шедший из расчета один к пяти, а следом за ним, вывалив язык, прибегает даремский Упрямец, за которого вообще с огромной натяжкой давали один к восьми! И Ушастый вынужден покрывать выигрышные ставки, отчего у него происходит разлитие зеленой желчи!
– Он, случайно, не говорил, какие именно люди выиграли на Стреле и Упрямце? – у киммерийца возникла какая-то смутная идея. К сожалению, она промелькнула слишком быстро, чтобы толком ее осознать, оставив на память о себе расплывчатый след.
– Не только говорил, но даже записывал, как водится у посредников, – Шетаси, похоже, несколько удивился внезапной проницательности подопечного. – На всякий случай я выпросил копию этого списка, выглядевшего довольно странно, и откланялся. Думаю, посижу где-нибудь в тишине, соображу, чего к чему. На углу Боенского Проезда и Кривоколенной натыкаюсь на каких-то молодчиков, выясняющих отношения. Мне бы пройти мимо, но стражников поблизости не оказалось, а эти головорезы разошлись не на шутку и уже схватились за ножи. Сам не знаю, что меня дернуло полезть их разнимать… Очухиваюсь здесь и спасибо добрым людям, что не бросили подыхать на улице.
Уль-Айяз закашлялся и желчно закончил:
– Список, само собой, пропал, кошелек тоже. К работе до конца осени я не пригоден, и разыскания наши зашли в тупик. Когда приедет ит'Каранг, верни ему коня. Да не забудь попросить его милость Рекифеса подыскать тебе нового Наставника, ибо старому одна дорога – на кладбище.
– Новый мне ни к чему, – спокойно, будто говоря о само собой разумеющемся, заявил Конан. – Лучше скажи, ты не запомнил, какие имена перечислялись в том списке?
В ответ послышалось недоверчивое хмыканье, сменившееся задумчивым поцокиванием языком.
– Жебел, ювелир с улицы Книжников, этого точно помню… Выиграл две тысячи талеров. Башмачник Лунда из квартала Сахиль, тысяча пятьсот империалов. Некий Раселим, также обогатившийся на тысячу триста золотых туранской чеканки. Где живет и кто таков – не помню или у Осарка не говорилось. Еще Косью, лавочник на Каменном рынке… Скажи на милость, сынок, что ты решил затеять? Тебе мало безумного жеребца? Это дело – спящая злая собака, которую лучше не пинать…
Говоря, Шетаси прекрасно понимал, что его убеждения напоминают воду, проливающуюся на песок. Ученичок не собирался отступать. Кто знает, вдруг в тугодумной варварской голове хватит упрямой настойчивости, чтобы докопаться до истины? Будь уль-Айяз лет на двадцать помоложе… Если бы старые поломанные кости так не болели… Его время пришло и прошло, пусть теперь другие бегают за злоумышленниками и разгадывают чужие коварные планы. Ему бы посидеть на солнышке, вспоминая минувшие веселые деньки…
– Как только что-нибудь узнаю, сразу же приду, – мыслями подопечный был уже не здесь, в Приюте, и достопочтенный письмоводитель, вздохнув, справедливо обозвал себя «старой развалиной».
* * *
На полдороге к казармам Сыскной Управы Конана начали одолевать сомнения. Шетаси верно спросил – какой прок от нескольких имен совершенно неизвестных людей? Он ведь не собирается вваливаться к мирным обывателям и обвинять их… В чем, собственно? В изрядном выигрыше на бегах? Это не преступление. Прихоть случая. Такая же прихоть, из-за которой споткнулся Феникс и погиб Тархалл. Или все-таки не случайность? Как узнать? Конан в очередной раз пожалел, что не к кому обратиться за советом – большая часть смекалистых приятелей киммерийца недавно решила приискать более спокойное место для жилья, чем развеселая Замора.
Правда, остался Ши. Он, конечно, парень легкомысленный и взбалмошный, но помочь наверняка согласится. Особенно если пообещать ему простить долг в сорок полуимпериалов.
Решено. Зайти в Управу, поведать Рекифесу о тяжкой судьбе старшего письмоводителя уль-Айяза. Заодно попытаться выхлопотать для месьора Наставника денежную поддержку на время, пока тот выздоравливает. Узнать, как дела у Диери и ее четвероногого любимчика. А затем – долгие поиски Ши Шелама, ибо воришка может оказаться в любой из доброго десятка таверн, в гостях у подружки и вообще где угодно. Жаль, что Шетаси так не повезло. Не стоило ему нарушать собственное мудрое правило, гласящее: «Неурядицами на улицах должна заниматься городская стража».
Под вечер подворье Сыскной Когорты изрядно оживилось. У дверей комнаты старшего помощника Верховного Дознавателя толклась голосистая толпа просителей, с озабоченным видом пробегали стражники, мимо протащили в подвал кого-то надрывно причитающего, откуда-то долетал визгливо оправдывающийся голос, и все происходящее красноречиво подтверждало намерения Рекифеса придать Столице Воров облик приличного города.
Дознавателя киммерийцу повидать не удалось. Караульный при дверях шепотом насплетничал, будто Его милость отбыл проводить очередную проверку злачных мест. В конюшне (теперь пребывающей под бдительной охраной десятка стражников) меланхолично пережевывал отруби Феникс, проявивший легкое оживление при виде знакомого человека. Конан только вздохнул при мысли о том, что прожорливый саглави кормится прямиком из его кармана.
– Осталось недолго, – обнадежила приунывшего приятеля Диери. – Не сегодня-завтра вернется Барч…
– Не слишком ты этому рада, – заметил варвар.
– Может, я всегда мечтала иметь такую лошадь, – откликнулась девушка, рассеянно поглаживая подхалимски вытянутую морду жеребца. – Мы так здорово поладили, но скоро приедет настоящий владелец и заберет Феникса. Хоть разок бы прокатиться на нем… Как поживает почтенный уль-Айяз, да продлятся его годы бессчетно? Здорово его побили?
– Выкарабкается, – убежденно заявил Конан, которому очень хотелось верить собственным словам. – Как думаешь, где можно найти Ши? Он мне срочно нужен.
– В «Розовом бутоне» или «Улыбке удачи», игорном доме Чойро, – предположила Деянира. – Это два его любимых места. Хотя искать этого проходимца на ночь глядя – бессмысленное занятие. Он же не сидит на одном месте, если только не ввяжется в затяжную игру до самого утра.
– Я все-таки попробую.
Перед уходом киммериец заглянул в караульное помещение – узнать, нет ли свеженьких новостей.
Однако караулка, или иначе «Зверинец», где во всякий день толпилась едва не треть городских стражников вперемешку с сыскарями, приходя кто по делу, кто с задержанным, а кто просто так – посидеть в холодке, спасаясь от жары, да пропустить с приятелями по стаканчику красного под партию в кости – на сей раз оказалась на удивление безлюдна. Только за высокой стойкой, которую тысячи прикосновений локтей и животов отполировали до масляного блеска, маялся бездельем пожилой седоусый стражник, приветствовавший Конана еле заметным кивком. Да еще в дальней от входа клетке (целый ряд таких железных клеток, где обыкновенно держали злоумышленников перед отправкой в Алронг, тянулся вдоль одной из стен, за что караулку и прозвали «Зверинцем») сидел в одиночестве некто, показавшийся варвару смутно знакомым, и, свесив между колен кудрявую голову, уныло тянул вполголоса:
– Что-то тихо сегодня, – начал киммериец, останавливаясь перед стойкой со скучающим ветераном. Тот оторвал сонный взгляд от толстенного фолианта, в коем велся учет поступивших нарушителей, и выжидательно посмотрел на Конана. – Куда все подевались-то?