— Здравствуй, — раздался совсем рядом, над ухом, мелодичный голос. Мальчик подпрыгнул и огляделся.
— Не бойся и не пытайся найти, откуда идет звук, — посоветовал ему невидимый незнакомец, — Я нахожусь в другом месте. Рядом с тобой только мой голос.
Мальчик перепугался, это хорошо было видно, колени у него задрожали, и он бухнулся наземь, неистово крестясь:
— Господи, спаси и сохрани! Богородица Святая, защити в обители дьявола, избавь от бесов. Дай силы Господи, от искушений удержаться!
Сван потрясенно замолчал. Он, конечно, был в курсе, что аборигены все очень набожные и в каждом кусте или молнии видят знак Божий, но чтобы настолько… Видимо сказался стресс и новое, необычное место.
— Эй, парень! Не пугайся, — повторил Сван.
Мальчик в ответ на эти слова вскочил и закричал:
— Отстань от меня, демон! Именем Господа нашего, Иисуса, заклинаю тебя, отпусти меня из своего живота и верни на место, где взял!! — в панике маленький экзорцист принялся крестить все, на что падал взгляд: стены, пол, потолок, перегородки…
Сван не удержался и заливисто расхохотался — надо же, какая наивность! Мальчик полагал, что попал в брюхо демону! Однако смеяться Сван принялся все-таки зря, смех был вовсе не похож на человеческий, а интерком, естественно, перевести его не смог. Услышав сухие, каркающие звуки, похожие на удары ладонью по крышке стола, абориген перепугался еще больше, закатил глаза и тихо упал в обморок.
«Незадача какая», подумал Сван, схватил переносной медкомплект и выскочил в коридор. Будь что будет, но, кажется, мальчишка не опасен. Корабль, повинуясь приказу, повернул назад, вышел на орбиту у маленького светила этой звездной системы и прикрылся маскировочными полями.
* * *Придя в себя и пытаясь собрать в кучку глаза, разбегающиеся в разные стороны, мальчик посмотрел перед собой и увидел высокое, раза в три его выше существо с огромной головой и гигантскими черными глазами. Лицо у существа было очень маленькое, сужающееся книзу, без подбородка и с небольшим, почти незаметным ртом. Оно стояло в лучах радужного света, одетое в необычную серебряную, плотно прилегающую к телу одежду, и оттого мальчик не смог сразу решить — демон то перед ним, или ангел, который пришел спасти его.
— Меня зовут Сван, — представилось существо, но голос, как и прежде, опять зазвучал над ухом, — Это я говорил с тобой.
Мальчик вскочил, осеняя себя животворным крестом:
— Так ты и есть демон?
— Нет, я не демон.
— А чем докажешь? — по-детски непосредственно, лукаво спросил мальчишка и хитро прищурился. Вопрос поставил Свана в тупик.
— Ну-у-у, — растеряно протянул Сван и развел руками, — А чем можно?
— Можно святой водой! — уверенно проговорил малец и загнул палец, — Молитву можно прочитать, которая бесов изгоняет и ты исчезнуть должен. Крестным знамением тебя можно осенить и ты испаришься как дым!
— Вот! Тогда перекрести меня, или молитву прочти. Уж извини, но на моем корабле не водится святой воды. Только обыкновенная.
Мальчишка подозрительно покосился на Свана, потом все-таки перекрестил его и выжидающе вытянул шею — вдруг в дым обратится, но этого не произошло.
— Ну, ладно. Может быть, ты не демон, — великодушно предположил мальчик, — Тогда кто ты? Ангел?
— И не ангел я.
— Тогда ты очень странный человек. Ты урод? Это такая болезнь? Наверное, это проказа. Ты совершил что-то злое и Господь наказал тебя, чтобы заставить твою душу страдать и искать покаяния. Почему ты такой высокий и худой и почему у тебя такая большая голова? И глаза, почему черные? И где мы находимся? Ты сказал, что это твой корабль. А куда мы плывем? А ты вернешь меня домой? — принялся сыпать вопросами мальчишка, уже окончательно освоившийся.
Сван помотал головой и сказал:
— Погоди, погоди… Не все сразу… Скажи, мой друг, может быть ты голоден? Давай я угощу тебя, и мы поговорим…
* * *Пока они шли до камбуза, мальчишка весь извертелся, удивляясь и восхищаясь окружению. Но больше всего его потрясли даже не движущиеся переборки или многофункциональные роботы, которых он посчитал чем-то вроде мельниц, а кухня и кухонные автоматы, способные всего лишь по нажатию кнопки выдать любое известное в освоенной Галактике лакомство.
— Только нажать сюда? И можно получить все, что угодно?
— Да. Чего ты больше хочешь попить? Сок марунаса, что произрастает на Гарклане, или, может, апельсиновый сок, со своей земли?
— Апельсиновый???
— Ах, да… У вас же средневековье. Я совсем забыл. Твой народ еще не открыл земли, где растут апельсины. Но все равно, попробуй, тебе понравится. Он кисло-сладкий.
— Сладкий? — мальчик непонимающе посмотрел на стакан.
— Ты не пробовал сахар? Лучше выпей и поймешь, — сказал Сван и с удовольствием посмотрел на радостное от новых ощущений лицо мальчишки, — Как я погляжу, ты очень любопытный малый. Расскажи, как ты попал на мой корабль?
— Я ушел из дома. Решил добираться до больших городов и заплутал в лесу. А потом, когда проснулся от света твоего странного корабля, мне стало интересно, что же там в недрах и я зашел внутрь. Потом двери закрылись, и я подумал, что мне все это снится, или что я попал в Ад, наказанный за излишнее любопытство.
— Ты ушел из дома? Тебя обидели?
— Да, — мальчик печально вздохнул, но кусок сочной буженины продолжил грызть с не меньшим аппетитом. Видимо, дома питался он неважно, — Понимаешь, я сын крестьянки…
— И что? Это разве повод бросать свой дом?
— Нет, конечно. Но я мечтал стать художником, я очень люблю рисовать! А мне не давали рисовать, говорили, что есть дела и поважнее, чем мазня углем по стенам или полотнищу… Тебя когда-нибудь заставляли делать нелюбимое дело? — мальчик сердито посмотрел на Свана.
Сван пожал плечами, что могло означать как «Да», так и «Нет», а серьезный не по годам малыш продолжил:
— Так вот я и решил пойти в ученики к какому-нибудь мастеру. Хорошо бы было дойти до Флоренции, конечно, но я знаю, что она очень далеко, хотя все известные и самые лучшие мастера живут именно там… А ведь я хорошо рисую! Не веришь? Хочешь посмотреть??
Сван кивнул:
— Конечно, хочу!
Мальчик задрал грязную рубашку и вытащил из-за пазухи несколько бережно завернутых в ветошь кусков полотна:
— Вот, смотри. Я отобрал с собой только лучшие рисунки, — он развернул полотна, маленькие, чуть более двух ладоней в длину, и перед Сваном предстали самые изумительные из виденных им когда-либо рисунков углем! Один изображал собой дом, с деревом, что росло рядом, а позади виднелось возделанное поле. Второй показывал море, волнующееся во время шторма, и маленький корабль, качающийся на пенных грядах волн:
— Ты разве видел когда-нибудь море? — потрясенно спросил Сван.
— Нет, никогда, господин, — мальчишка засмущался, — Это я нарисовал, когда один знакомый старый моряк рассказал мне про море.
Третья миниатюра радовала глаз изображением маленького щенка, переданного угольными штрихами веселым и неугомонным. Рисунок будто жил, и щенок словно бежал навстречу. Свану даже пришлось зажмуриться, чтобы наваждение ушло.
— Знаешь, малыш, ты не рисуешь…
— А что я делаю? — насупился мальчик.
— Ты не рисуешь, ты пишешь, — сказал потрясенный Сван и замолчал. Пусть он и не разбирается в искусстве, но то, что он только что видел, было предвестием шедевров, которые могли родиться по мановению руки этого маленького, чумазого аборигена.
— Что я делаю? — не понял малец.
— Мне очень понравилось, — ответил Сван, — И я верну тебя домой, чего бы мне это не стоило…
— Спасибо большое! А куда мы плывем? Ведь мы могли бы прибыть в дальние земли? Я знаю, из того озера идет полноводная река, которая впадает в океан. Ты не потеряешь в пути, вернувшись? Я бы хотел отправиться в дальние земли! Там ученые мужи исследуют небо, узнают о секретах чисел, изобретают новые механизмы, проводят алхимические опыты в поисках философского камня. И я бы мог стать ученым! Ведь это очень интересно!
— Тебя интересуют науки? — удивился Сван.
— Еще как, — воодушевился абориген, и Сван поразился тому, как может не совпадать внешность и внутреннее содержание, — Однажды я даже придумал, как заставить мельницу крутиться быстрее, повернув лопасти и добавив еще одно колесо! Только вот никто не стал меня слушать… Посмеялись только и сказали, что мал еще, старших поучать…
Сван задумался. То, что он сейчас собирался сделать, каралось законом смертной казнью без права возрождения и копирования на любые носители. Но перед глазами так и стояли чудесные картины мальчика, поразившие в самое сердце. Он решал недолго.
— Тебе действительно так интересны и точные науки и искусство? — спросил Сван, решительно поджав губы.
— Тебе действительно так интересны и точные науки и искусство? — спросил Сван, решительно поджав губы.
— Да, господин! Очень!
— Что же больше всего интересует тебя в науках, малыш?
— Меня… — мальчик покраснел, — Не думайте, господин, что я богохульствую, но меня больше всего интересует, как же летают птицы.
— Ты хочешь научиться летать?
— Да… — голос был очень тихим.
— Тогда я кое-что покажу тебе, — сказал Сван и приказал своему кораблю сделать все стены прозрачными, — Мы летим высоко-высоко над твоим миром! Так высоко никто не летал с твоей земли…
* * *Сван привел совершенно пораженного великолепием космоса мальчика в командную рубку и усадил в кресло:
— У тебя осталось слишком много вопросов, и не хватит даже сотни лет, чтобы ответить на все. Потому садись сюда, в это кресло и мой корабль научит тебя всему.
Мальчик безропотно сел в кресло, доверившись странному, высокому и страшному существу с огромной головой и глазами.
Пока шел сеанс гипнообучения, Сван молчал, лишь только жалея, что навряд ли ему еще придется встретить в своей жизни гения подобного этому мальчику. Он решил научить этого странного аборигена, родившегося в средневековье, тому, до чего дойдут лучшие умы его планеты только спустя несколько тысяч лет. Обучение неокрепшего разума могло привести к непредсказуемым последствиям, и в памяти Свана были примеры этому: Карам, Багши, спутник газового гиганта, колоссальный Кобурни. Все эти цивилизации получали знания раньше, чем допускала того история. И все они погибли. Сван же верил себе и своей интуиции контрабандиста…
Именно поэтому он и взломал защиту программы обучения, запрещающей садиться в кресло кому-то кроме Свана. Многое из того, что узнает сегодня мальчик — он позабудет, такова уж она, человеческая память, но и того, что останется, будет достаточно для великих свершений и открытий.
Несколько часов канули в вечность, словно одна минута. Все это время корабль усердно записывал в мозг незаконного ученика знания об устройстве мира: физика, математика, химия, аэродинамика, механика… Сван ждал. И когда сеанс был закончен, с кресла поднялся совершенно другой человек.
— Теперь я знаю, кто ты, Сван, — сказал мальчик, — И совершенно точно знаю, что я буду делать в этой жизни, до перерождения. Как бы мне ни хотелось отправиться с тобой, мне придется вернуться на Землю, чтобы передать то, чему я научился у тебя, пусть хотя бы и малую толику.
— Если кто-то узнает об этом, меня казнят. И тебя потом тоже, — прошептал Сван, опустив голову. Его вовсе не волновала теперь собственная судьба. Ему было страшно за будущее этого мальчика.
— Я буду зашифровывать свои записи, — пообещал малыш. Он понял, о чем хотел сказать нескладный и худой Сван.
Сван улыбнулся:
— Не всякое знание к месту и ко времени, парень. Но, думаю, ты сам разберешься, что к чему. Ты ведь умный.
— Да, Сван.
* * *Когда корабль снова приземлился на берегу озера и мальчик уже покидал судно, Сван вдруг крикнул:
— Постой, малыш! Я ведь так и не узнал, как тебя зовут!
Мальчик обернулся и улыбнулся так, как улыбаются только добрые, умудренные долгой жизнью старики:
— Меня зовут Леонардо. Леонардо да Винчи. И благодаря тебе я научусь летать как птицы. Или люди, которые родятся после меня — научатся. Но мы будем летать!
«Счастливый миг»
Самолет ждал меня.
Красивый, стремительно плавный в своих линиях. Мои руки скользили по обшивке, принимая в себя его жажду неба. Мою жажду. Он безмолвно трепетал, ожидая пока я сяду за штурвал. Я не стал тянуть.
Полоса была девственна, пуста и бела, гладкая как стекло. Бесконечная, как время — еще одно указание на связь полета и тяготения, которое так легко преодолеть. Я глубоко дышал в маску, всматриваясь сквозь умное стекло летного шлема. Я тоже ждал.
Такой бездушный и чужой голос, слегка теряясь в эфире, разрешил, нет, высокомерно позволил мне начать то, ради чего я жил последние несколько лет. Мы проигнорировали его. Мы все равно бы начали, даже если бы нам запретили. Слишком долго мы ждали.
Самолет, набирая скорость, стрелой заскользил по взлетной полосе, казалось, не касаясь поверхности. Руки, должные волноваться так же, как и я, были удивительно спокойны, как и годы назад. Они точно знали, что нужно делать — закрылки, потом на себя, шасси…
Удивительный, упоительный момент отрыва, легкий толчок, словно птица прыгает в пустоту со скалы. Теперь у нас есть время, чтобы быть вместе, как тогда. Давно. Пронизывать облака, не думая ни о чем, смотреть на солнце там, где оно никогда не скрывается облаками.
Упругость ощущалась в любом моем движении, в любом маневре самолета, яростного как хищник перед жертвой — чуть двинулся, и мы, сверкая боками, провалились вниз, захватывающе, мощно. В горло рвался ликующий вопль.
Я снова в небе! СНОВА! Я буду в нем всегда!
Наверное, я кричал, как и мой самолет. Единственное о чем я тогда думал, так это о том, как далека та граница, до которой можно лететь. Ее ведь даже не видно, можно быть вечным, достигая ее. И мы этого хотели. Я и машина, для которой я был рожден.
Одни во всем мире, слишком высоко, чтобы быть с кем-то, для кого-то. Слишком высоко, чтобы быть кому-то обязанным за что-либо. Это было самое высшее счастье, ради которого стоило жить…
Бездушный, великолепно поставленный голос снова ворвался в тот мир, в который я не хотел пускать никого:
— Время вышло.
Оставалось только несколько секунд, чтобы приготовиться, меня предупреждали, инструктировали. Но я наплевал на все. Вверх! Только вверх! Никто не сможет нас остановить! Слышите? Никто! Самолет тоже рвался, уносясь в темнеющий «потолок мира».
Когда пришла тьма, я заплакал, не смог сдержаться.
Я вернулся туда, где не хотел бы быть. Унылая постель, серый потолок, старческая, дряблая кожа на руках, что лежат поверх казенного одеяла. Капельница возле стены — насмешка над полетом, который только что закончился. Слезы беззвучно катились по щекам, увлажняя их, знавших только мокрую губку, которой отирают парализованных.
Таких как я.
Сестра молча стояла рядом, такая же бесчувственная и пустая, как и голос, оборвавший мой полет, мою жизнь. Я не мог ничего ей сказать. Пришло время.
В ушах зазвучало:
— Ваше время вышло. Благотворительная программа «Счастливый миг» благодарит вас за участие. Прощайте.
Сестра повернула вентелек на капельнице и отвернулась, делая какую-то запись в моей карте. Я знал, какую именно:
— Согласно Закона «Об эвтаназии одиноких и нетрудоспособных граждан», в отношении пациента ХХХ была проведена благотворительная акция «Счастливый миг», продолжительностью пять минут, после чего наступила смерть, предписанная статьей 2-й, пункт 5-й, через смертельную инъекцию. Пациент претензий не имеет. Смерть наступила в 18 часов 43 минуты. 2 июня 2028 года.
Число, подпись.
И мои вечные слезы по небу.
Вначале было Слово
— Вначале сотворил Бог небо и землю! — сказал отец и повернулся к аудитории. — Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.
Слова святого отца потерялись под густым басом генерала Чадова, наблюдающего за уроком посредством мониторов. Чадов бы стар и понимал только привычные ему с молодости вещи — строевую, огневую и политическую подготовки. Потому он недовольно проурчал:
— Что это за бред, капитан? Какого хрена бойцов обучают этой тягомотине вместо занятий в условиях безвоздушного пространства или знанию уставов?
Капитан Малоковьев устало вздернул брови, он уже замучился объяснять одно и тоже:
— Товарищ Генерал-лейтенант, их не нужно обучать этому. От рождения они знают уставы и умеют маршировать как рота почетного караула. Они в совершенстве умеют стрелять.
Генерал оглянулся на капитана и сдвинул домиком кустистые брови:
— Не делайте из меня идиота, капитан. Я это и без вас прекрасно знаю! — рык был просто угрожающим. — Если вы, такой умный и не поняли, что я имею ввиду, так и быть, поясню — какого, извиняюсь, хрена, этим совершенным машинам впаривают библейские истины? Вы поняли вопрос, капитан?
Капитан подтянулся, сдвинул ноги вместе и по уставу ответил:
— Так точно товарищ генерал! Понял! Докладываю…
— Прекратите паясничать! — Чадов поморщился. — Вы опять пытаетесь сделать из старика идиота. Просто ответьте на мой вопрос.
Генерал погрузился в свое обширное, теплое кресло и выжидающе уставился на подчиненного. Немного подумав, Малоковьев потер переносицу и принялся излагать:
— Товарищ генерал, вы, как руководитель проекта, знаете, что предыдущие программы по созданию Искусственных Солдат полностью провалились, — Чадов важно кивнул. — Мы создали нейроматрицы биологического типа, поддающиеся программированию. Мы построили на их основе абсолютно управляемых, если можно так сказать, индивидов, которые могли воспринимать словесные приказы, и, мало того, их выполнять в соответствии с теорией логики и конкретной боевой обстановкой.