Так что знакомство Петра с военным делом и Европой началось отнюдь не в Кукуйской слободе. Все случилось гораздо раньше, да и учитель у Петра был весьма образованным для своего времени человеком, к тому же передовых взглядов.
Что же касается престола, то по закону на него должен был сесть 15-летний Иван Алексеевич, и только он. Ничего из ряда вон выходящего в этом не было бы: примерно в таком возрасте становились царями практически все представители династии Романовых.
Но, как неожиданно выяснилось, Иван «с детства был болезненным и неспособным к управлению страной». Выяснили это, разумеется, Нарышкины, и конечно же ради блага государства. Они предложили объявить царем самого младшего сына покойного царя Алексея Михайловича от Натальи Кирилловны Нарышкиной, ее сделать регентшей.
Многим высокородным боярам такой вариант спасения державы не нравился прежде всего потому, что им не нравились сами Нарышкины – хваткие, не всегда отличавшие свое от чужого, пекущиеся исключительно о собственных интересах. Нашлось множество людей, готовых стать верными помощниками и поддержкой законному царю Ивану. Проблема заключалась только в одном: сам Иван не проявлял особого стремления занять престол.
То есть впрямую он от него не отказывался и готов был выполнять все, что полагалось делать помазаннику Божию, как то: восседать на троне в царском одеянии, пристойно держать скипетр и державу и делать вид, что слушает бояр, послов и так далее. Другими словами, царствовать он не отказывался. Но вот править категорически не хотел.
Его с детства привлекала исключительно церковь и все с нею связанное. Все однодневные посты он вообще воздерживался от пищи, а долгие посты питался, как монах, по строгому уставу. Очень часто ходил на богомолье, почитая это за первейший долг. Многочасовые церковные службы выстаивал по несколько раз на день без малейшего намека на усталость. И это тоже ставит под сомнение утверждения о его болезненности. Ивана таковым объявили именно тогда, когда реально возникла кандидатура Петра, бодрого и здорового мальчика, потомка рода Нарышкиных, а не Милославских.
До этого о младшем сыне Марии Милославской никто в общем-то и не думал. А теперь громко и прилюдно заявляли, что «Иван-де, головой скорбный от природы, к тому же склонен к заиканию, плохо видит и недомогает цингою». Ну куда такого на трон?
Как знать, возможно, все и произошло бы именно по такому сценарию, не вмешайся в события умная, властная и бешено честолюбивая царевна Софья. Она готова была стать опорой братцу Ивану, помогать ему управлять державой, освобождать от докучных текущих дел. Ей готовы были помогать те бояре, которые ненавидели Нарышкиных. Ничем, кроме очередной кровавой неразберихи, такое закончиться не могло, ею и закончилось: стрельцы подняли бунт, ворвались в Кремль и покромсали на мелкие кусочки всех, кто их по той или иной причине не устраивал.
Детство Петра кончилось в страшные дни Стрелецкого бунта 1682 г., когда на его глазах озверевшая толпа, подстрекаемая Софьей и ее сторонниками, растерзала многих знатных людей, в основном близких к Нарышкиным. С тех дней и начались у мальчика непроизвольные заикание, дерганье головой и припадки эпилепсии. Немудрено: на его глазах полетел на стрелецкие копья воспитатель его матери Артамон Матвеев и был убит родной дядя. Чудо вообще, что Петр и его мать остались в живых.
Бояре испугались народного гнева и придумали компромисс: посадить на трон сразу обоих наследников престола, а над ними – для помощи и пригляда – правительницу, царевну Софью. На тот момент это был единственный более или менее приемлемый выход.
25 июня 1682 г. Иван V Алексеевич и Петр I Алексеевич венчались на царство в Успенском соборе Московского Кремля. Замечу, что «старший царь» венчался подлинной шапкой Мономаха и большим нарядом, а для «младшего» были сделаны копии. То есть очевидно, что «старшего царя» воспринимали все-таки достаточно серьезно, хотя бы на церемониальном уровне, а «Петрушку» использовали в качестве дублера – мало ли что…
В результате семь лет после этого царевна с ее «галантом» Василием Голицыным правили, Иван посещал церковные службы, а о молодой вдове и ее детях почти все забыли, дорога к Преображенскому дворцу, куда их определили на жительство, зарастала травой, челядь от скуки спала целыми днями. Фактически «как трава» рос и Петруша: кроткой Наталье Кирилловне было не по силам справиться со своенравным, непоседливым сыном.
Любопытная деталь: именно Софья сделала все возможное, чтобы свести Петра с Лефортом – известным авантюристом, пригретым еще ее братом Федором. Царевна надеялась, что Лефорт быстро споит и развратит мальчишку, ну а там можно и несчастный случай устроить. Но Лефорт оказался хитрее и дальновиднее «многомудрой» Софьи: он предпочел дружбу странного царственного отрока благоволению царевны. Впрочем, видно, и с ней не ссорился.
По совету князя Голицына Софья решила женить родного брата и сделать его тем самым, по тогдашним понятиям, «мужем зрелым»: ему шел уже восемнадцатый год. Тогда она оставалась бы правительницей и при наследнике (или наследниках) царя Иоанна Алексеевича. А Петр… В этом случае можно было бы обойтись и без физического устранения Петра: рождение законного наследника от корня Милославских резко изменило бы ситуацию.
Вряд ли умная царевна и еще более умный Голицын затеяли бы женить слабоумного, «головой скорбного» да еще и неспособного к супружеской жизни Ивана. Да и никто из бояр не поддержал бы их в этой затее. Значит, считали Ивана тихим и кротким юношей, нуждающимся в надежном наставнике, – и только.
Иван, по своему обыкновению, о мирском задумывался мало. Но, когда ему заявили, что нужно избрать себе супругу, потребовал, чтобы все было произведено по дедовским обычаям: смотрины первых красавиц и выбор из них будущей царицы. И сам выбрал себе супругу, презрев недовольство старшей сестрицы.
Свадьбу с Прасковьей Салтыковой сыграли в январе 1684 г. Царя Петра со вдовствующей царицей Натальей на нее позвали в последний момент: патриарх настоял на соблюдении приличий. Красивый, рослый одиннадцатилетний царевич выглядел шестнадцатилетним юношей, и Софья всерьез задумалась о том, что если в ближайший год молодая царица не родит наследника, то с «волчонком» надо будет что-то делать.
Немецкая слобода
Как это ни прискорбно, великий Петр довольно долго был несколько инфантилен. Как только строгий надзор за его образованием прекратился и они с матерью и сестрой перебрались из Кремля на жительство в Преображенский дворец, так учение его и завершилось. Петр Алексеевич на всю жизнь остался недоучкой. Зато интерес к военному делу, точнее к играм в войну, у него непрестанно увеличивался.
Все свободное время Петр проводил вдали от дворца – со своим «потешным» войском, состоявшим из сверстников, товарищей по мальчишеским играм. Он одел и вооружил войско по собственному вкусу. В 1685 г. его «потешные», одетые в иностранные кафтаны, под барабанный бой полковым строем шли через Москву из Преображенского в село Воробьево. Сам Петр был барабанщиком, чем изрядно скандализировал общественность: царю полагалось взирать на подобные действия с возвышения, а не в барабан колотить.
В 1686 г. 14-летний Петр завел при своих «потешных» артиллерию. Мастер Федор Зоммер учил царя гранатному и огнестрельному делу, для чего были доставлены 16 настоящих пушек. Для управления тяжелыми орудиями царь взял из Конюшенного приказа охочих к военному делу взрослых служителей, которых одели в мундиры иноземного покроя и определили «потешными» пушкарями.
Вот тут-то игры как таковые и закончились. «Потешный» полк стал называться Преображенским, по месту своего расквартирования. А Петр подружился с «иностранными специалистами» – жителями Немецкой слободы – крепко и с далеко идущими последствиями.
В Преображенском, против дворца, на берегу Яузы был построен «потешный» городок. При постройке крепости Петр сам деятельно работал, помогал рубить бревна, устанавливать пушки, чем довел свою матушку-царицу чуть ли не до инфаркта.
Исправно обо всем докладывали правительнице Софье, та только посмеивалась:
– Все при деле наш дурачок, под ногами не путается. Может, и словит какое ядро на свою голову.
Здесь же, в крепости, получившей название Прешбург, появился и «Всешутейший, Всепьянейший и Сумасброднейший Собор». «Всепьянейшим» этот шутовской собор был назван потому, что в Немецкой слободе, к радости царевны Софьи, юного русского царя приучили пить в изрядных количествах сначала пиво, а потом водку.
Впрочем, в той же слободе почерпнул он много полезного. Например, именно там Петр заинтересовался теми науками, что были связаны с его любимым военным делом. Под руководством голландца Тиммермана он изучал арифметику, геометрию, военные науки. Но, как и в прежние годы, когда он покидал своего первого учителя Никиту Зотова, Петр и теперь постоянно срывался с занятий «поиграть». Например, в найденный в каком-то амбаре английский ботик, который был отремонтирован, вооружен, оснащен и спущен на воду.
В слободе же к Петру пришла первая любовь: ею стала дочь местного трактирщика Анна Монс, которая надолго пленила сердце «русского великана». Причем не умом, не выдающейся красотой, а просто непохожестью на русских боярышень. Софья могла торжествовать: теперь Петра привязывали к Кукую очень прочные узы.
Зато всполошилась не на шутку царица Наталья Кирилловна: сыну семнадцатый год, а он как был мальчишкой, так и остался, да еще пристрастился к выпивке, «табачному зелью» и непотребным девкам. Женить, непременно женить! Мнения Петра никто вообще не спрашивал, а тот в ответ на сообщение матери о скорой женитьбе только бросил на бегу:
– Ах, да некогда же мне, маменька, право! Жените, коли хотите…
Первый брак
И вот тут-то Наталья Кирилловна и оплошала, хотя была когда-то умной женщиной. Более неподходящей супруги своему Петруше она просто не могла найти. Но она так отчаянно искала «большую родню», чтобы та заслонила ее от козней Софьи, так мечтала о будущих внуках, что все остальное не имело для нее никакого значения.
27 января 1689 г. состоялось бракосочетание «младшего» царя. Его нареченная Евдокия Лопухина была воспитана по старинным обычаям и просто не могла понять своего молодого мужа. Князь Б. И. Куракин, женатый на ее сестре Ксении, в своей «Гистории о Петре I и ближних к нему людях» оставил такое описание первой жены Петра: «И была принцесса лицом изрядная, токмо ума посреднего и нравом не сходная к своему супругу, отчего все счастие свое потеряла и весь род свой сгубила… Правда, сначала любовь между ими, царем Петром и супругою его, была изрядная, но продолжалася разве токмо год. Но потом пресеклась; к тому же царица Наталья Кирилловна невестку свою возненавидела и желала больше видеть с мужем ее в несогласии, нежели в любви. И так дошло до конца такого, что от сего супружества последовали в государстве Российском великие дела, которы были уже явны на весь свет…»
Что касается рода Лопухиных вообще, то князь Куракин дал своим родственникам совершенно убийственную характеристику: «…люди злые, скупые ябедники, умов самых низких и не знающие нимало в обхождении дворовом… И того к часу все их возненавидели и стали рассуждать, что ежели придут в милость, то всех погубят и государством завладеют. И, коротко сказать, от всех были возненавидимы и все им зла искали или опасность от них имели».
Получается, «слабоумный» Иван отнесся к женитьбе со всей серьезностью и соблюдением обычаев и жену выбирал сам, а Петр отмахнулся от маменьки, как от докучливой мухи, не придав грядущим переменам в жизни никакого значения. Хотя знал: тогда женились раз и навсегда.
В общем, Наталья Кирилловна ошиблась и с невесткой, и с родней. Не ошиблась только в плодовитости молодой царицы: в течение первых четырех лет после свадьбы Евдокия родила троих сыновей – Алексея, Александра и Павла. Два младших царевича, впрочем, скончались вскоре после рождения, остался один Алексей. Так что разговаривать с Евдокией Петру, возможно, было не о чем, но в остальном супружество было почти нормальным.
И тут опомнилась Софья: Петрушка женился, супруга его почти тут же забеременела, значит, все мечты о длительном правлении ее самой при потомстве брата Ивана рушатся. Супруга Ивана все никак не могла понести. А «потешных» уже было два полка: к Преображенскому прибавился Семеновский, Прешбург же совершенно походил на настоящую крепость. Для командования полками и изучения военной науки нужны были люди знающие и опытные. Но среди русских придворных таких не было, и Петр привлекал к себе все больше иностранцев.
Яуза и Просяной пруд оказались тесными для ботика, поэтому Петр решил отправиться в Переславль-Залесский, к Плещееву озеру, где собирался заложить первую верфь для строительства судов. Да разве маменька так далеко отпустит? Петр схитрил, как мальчишка: отпросился на богомолье в Троице-Сергиев монастырь и уже оттуда тишком добрался до предмета своей мечты. Увиденное настолько его потрясло, что он, вернувшись, все уши прожужжал маменьке о красотах озера и о своих планах кораблестроения.
Наталья Кирилловна сдалась: разрешила любимому дитятке получить новую игрушку. Для этого были выписаны из Голландии и отправлены в Переславль корабельные мастера. А позже, когда уже совсем потеплело, туда, опять же с согласия матери, вновь отправился Петр. Сохранилось его письмо того времени к матушке:
«Вселюбезнейшей и паче живота телесного дражайшей моей матушке, государыне царице и великой кн. Нат. Кирилловне, сынишка твой, в работе пребывающий, Петрушка, благословения прошу, а о твоем здравии слышать желаю. А у нас молитвами твоими здорово все. А озеро все вскрылось сего 20-го числа, и суды все, кроме большого корабля, в обделке, только за канатами станет, и о том милости прошу, чтоб те канаты по семисот сажен из Пушкарского приказу, не мешкав, присланы были; а за ними дело станет, и житье наше продолжится. По сем паки благословения прошу».
Царевич Алексей родился через год с небольшим после свадьбы, в феврале 1690 г. Евдокия воспряла духом: теперь-то ее лапушка почаще будет дома с семьей бывать, с сыночком богоданным. Тем паче что она опять была в тягости. Наталья Кирилловна рассуждала примерно так же… Но тяга к флотским забавам оказалась сильнее.
На май Петра удалось залучить обратно в Москву, но в июне он уже снова был на озере. То же самое повторилось и в последующие два года: зимой Петр муштровал свои далеко уже не «потешные» полки и развлекался в Немецкой слободе, а ранней весной мчался на Плещеево озеро.
Туда-то и прискакал в 1692 г. его дядюшка Лев Кириллович со страшным известием об очередном заговоре Софьи и ее приближенных против Натальи Кирилловны и Петра и о возможном начале нового стрелецкого бунта. Князь Василий Голицын и Федор Шакловитый подстрекали царевну-правительницу «волчицу и волчонка смертью извести».
Борьба за трон
В России же, пока Петр запускал кораблики, играл в живых солдатиков и бражничал в Немецкой слободе, все громче раздавались голоса, что пора бы власть передать законному царю, что царские скипетр и держава – не для бабьих рук ноша. Любопытно, что имелся в виду «старший царь», Иван, но историки впоследствии эту «неточность» устранили.
Иван Софье не мешал, разве что огорчил рождением дочери, а не сына, ну, так не последний же ребенок, поди. А вот Петра нужно было убрать с дороги раз и навсегда, упредив удар. Как и в первый раз, Софья сделала ставку на стрельцов. Теперь во главе их стоял ее верный слуга Федор Шакловитый. Из покоев Софьи в стрелецкие полки поползли слухи, будто Нарышкины опять обижают Милославских: обещают-де не только «извести» царя Ивана, но называют великую государыню царевну «девкою», не ставят ее ни во что.
Софья, кстати, пыталась использовать имя «старшего царя» Ивана Алексеевича как знамя борьбы против партии Петра. Но Иван отписал любезной сестрице, чтобы она оставила его в покое, ибо он «ни в чем с любезным братом ссориться не будет».
Получается, в то время никто не считал «старшего царя» слабоумным. Иначе Софье в голову бы не пришло апеллировать к имени младшего брата, чтобы вдохновить стрельцов расправиться с Нарышкиными.
Портрет царевны Софьи Алексеевны. Неизвестный западноевропейский художник
Как ни старался Шакловитый, не озлобились стрельцы против «царевниных супостатов», отказались подписать челобитную к Софье, дабы венчалась на царство, «отшибив» навеки Петра от престола. Но нашлись смельчаки, взялись «извести волчонка смертью», но… опоздали. Куда больше нашлось тех, кто поспешил предупредить молодого царя об опасности.
А Петр бросил мать, беременную жену Евдокию и своих «потешных» солдат, вскочил на лошадь и в одной рубашке умчался в Троице-Сергиеву лавру. На защиту молодого царя неожиданно встало высшее духовенство – архимандрит и патриарх. Святейший патриарх даже напомнил Софье, что она всего лишь правительница при государях.
Воспрянувший духом Петр написал брату: «Срамно, государь, при нашем совершенном возрасте, тому зазорному лицу государством владеть мимо нас!» Призывал брата «государство наше успокоить и обрадовать вскоре» жестко и окончательно, показав, кто есть кто. Волчонок внезапно обернулся молодым, сильным волком – вожаком стаи. А стая требовала крови…
В августе 1682 г. Петр прискакал в Троице-Сергиев монастырь, туда же немедленно прибыли и Наталья Кирилловна с дочерью и невесткой, преданные Петру бояре, стрельцы Сухарева полка и его «потешные» полки. На счастье Петра, влиятельный князь Борис Голицын не поддержал замыслов своего двоюродного брата, а решительно перешел на сторону Петра, увлекая за собой многих других знатных бояр.
Федора Шакловитого приговорили к отсечению головы, Василий Голицын был спасен от смерти двоюродным братом, но угодил в ссылку, Софья оказалась в Новодевичьем монастыре. Месяц лишь минул со дня бегства Петра в Лавру, а уже всем казалось странным, как это они почитали за государыню всего-навсего женщину, так ловко выскользнувшую из мрака терема на свет Божий… Семь лет правила Россией – будто и не было этих семи лет. Коротка память человеческая.