Эта была первая деревня, куда приехали фольклористы. Так сказать, первый отчёт, начало всех начал, от которого многое будет зависеть. Но встреча оказалась недоброй: отсутствие в окнах света можно объяснить ранним сном односельчан, но почему не лаяли собаки при приближении чужих, объяснить не возможно. В свете фар темнота неохотно отступала. Она словно заманивала непрошеных гостей, проехать ещё, ещё немного, чтобы затем ударить с флангов и поглотить, как поглощает болото — по чуть–чуть, облизывая каждую завоеванную часть.
На пути следования возник чужак в прозрачном дождевике, который, скрестив перед собой руки, требовал остановиться.
— Остановись в метре от него, — попросил политтехнолог. — Стоп.
— Идёт к нам, — предупредил шеф–повар, — дверь открывать?
— А как же, — сказал дирижёр, пропуская вперёд медведя.
Чужак легко запрыгнул в отрытую дверь, отстранил голову медведя в сторону, словно это был не медведь, а например, домашний козёл и, поверхностно осмотрев пассажиров, которые были неестественно напряжены, удивил всех неожиданным вопросом:
— А где Василий?
— Какой Василий?! — обладая опытом перекрестного допроса, шеф–повар надеялся на поддержку коллег.
— Наш кузнец, я послал его в город за анисовой водкой, — чужак страдал столичным говорком, потому что красиво тянул букву «а». Его костюм под прозрачным дождевиком хорошо сочетался со статной фигурой. На вид ему было лет тридцать пять, и он походил скорее на горожанина, чем на недалёкого провинциала.
— Простите, вы случайно не злодей? — спросили чужака девушки с веслом. — Успокойте нас, а то мы боимся.
— Конечно же, нет. Я этот, как его… — почесав задумчиво голову, чужак достал записную книжку и ласково взглянул на Лауру. — Сейчас вспомню…
— Говорите сразу: как есть! — дирижёр повысил голос. — Кто вы?!
— Я. Я кузнец, Василий, — сказал чужак и обиделся.
— Кузнец? — политтехнолог усмехнулся. — А кого же вы послали в город?
— Василия и послал. Кузнеца. — На чужака было жалко смотреть. — А он, сволочь, деньги наши пропил.
— Так у вас в деревне два кузнеца? — девушки с веслом засмеялись.
— Один! — Кузнец ткнул себя пальцем в грудь. — Я, и тот, который уехал.
— Всё ясно. — Прошептал дирижёр. Возможно, чтобы не раздражать кузнеца, он приложил губы к Лауриному уху. — Раздвоение личности.
— Всё ясно! — подытожил шеф–повар. — Раздвоение личности. — И тихо добавил: — А может быть, «ваньку валяет».
— А была ли личность, вот в чём вопрос. — Политтехнолог многозначительно посмотрел на двуликого кузнеца. — Мы у вас остановимся на ночлег? Закуску и анисовую водку гарантируем.
— Хорошо, — сказал кузнец и как–то особенно посмотрел на Лауру. — Только не забывайте, что нас двое…
— Куда ехать? — спросил с пренебрежением шеф–повар, готовый к неожиданному подвоху.
— Прямо. Я живу на отшибе.
Кузнец смотрел на Лауру, и было видно, что с ним что–то происходит. Его щёки зарделись, а в глазах угадывалась любовь с первого взгляда.
Автобус проехал вперёд метров пятьсот и по команде кузнеца свернул к палисаднику, где в свете фар стая ночных бабочек, кружась вокруг да около разноцветных роз, разгоняла сгущённый аромат по всему саду. Шеф–повар на малой скорости открыл дверь, и кузнец, не дожидаясь полной остановки, прыгнул в темноту. За тем, практически сразу, вспыхнула подсветка, и все увидели роскошный дом с мезонином, судя по всему старинной постройки, возможно, купеческий. Пока пропагандисты русского фольклора по ходу дела разминались, неся каждый свои вещи. Кузнец успел зажечь в доме свет и включить музыку. Все услышали вежливое приглашение:
— Добро пожаловать!
— Собаки есть? — подходя к крыльцу, спросил шеф–повар.
— Гончие. Только они спят. — Судя по улыбке, кузнец находился в идеальном настроении. — И олень есть, и кабанчик есть, и зайцы. Только они тоже спят. И утки…
— Ну хватит нести чушь сивого мерина! — перебил его шеф–повар. — Куда пройти?
— В дом. Все проходят в дом.
Фольклористы друг за другом проследовали в дом. И каждый по–своему удивился. Лаура — отсутствием скотских запахов. Политтехнолог — идеальной чистоте во всём. Шеф–повар — правильной сервировке стола, правда, без закуски, но с салфетками. Девушки с веслом — домашней обстановке и спокойствию. Медведь — обильной выпивке. Дирижёр — хорошей музыке, правда он недолюбливал джаз, особенно американский, но к дружеской беседе музыка подходила идеально. Все были голодны, поэтому закуску разложили на скорую руку.
— У меня есть тост, — после того как налили водку, произнёс кузнец. — Я хочу выпить за вашу красоту. — Он протянул рюмку к сияющей Лауре. — Да, я пью за вас.
Шеф–повар, молча, выпил и налил себе ещё. Девушки с веслом обиженно переглянулись и тоже выпили.
— Что за музыку вы включили?! — недовольно буркнул дирижёр. — Русский фольклорист должен слушать всякую хрень. Выключите!
— Ну Саша! — Лаура кокетливо улыбнулась. — Пусть играет.
— Кстати, почему именно эта музыка? — спросил политтехнолог. — Если я не ошибаюсь это новоорлеанский джаз. Чувствуется теплый бриз с Миссисипи.
— Меня вежливо попросили. — На слове «попросили» кузнец сделал ударение.
— Ну вот, опять начинает «ваньку валять», — шеф–повар махнул ещё одну рюмку и смачно крякнул.
— Кто если не секрет? — спросил дирижёр.
— Поющие бабули…
— Бабули?! — политтехнолог удивился. — Они действительно умеют петь?!
Кузнец замолчал, давая понять, что, возможно, сказал лишнего. Он артистично развёл руки и кивнул в сторону соседней комнаты, причём от предчувствия беды лицо его отделалось легким испугом и снова смотрело по–доброму. Гости, как бывают в таких случаях, поверили в теорию очередного заговора, а все последствия рукоприкладства, естественно, не имеет к ним ни малейшего отношения. Поэтому они решили, не глядя на простодушного хозяина, действовать на опережение.
— Я загляну в эту комнату… — эти словами шеф–повар словно призывал коллег к поступку. — Ну, вашу мать!
— Лаура закрой входную дверь! — велел политтехнолог.
— Я на всякий случай его обыщу! — дирижёр взвизгнул и кинулся к кузнецу.
«Бей его!» — хотели крикнуть девушки с веслом, но не успели.
Из соседней комнаты с подносом в руках вышла бабушка. Примерно вот так неожиданно выходит в спектакле официант, и зрители слышат коронную фразу «кушать подано». Судя по эмоциям гостей, сыграно было замечательно. Оставалось всем встать и поднять руки, потому что на подносе лежал кольт.
— Вы чего распоряжаетесь в чужом доме?! — возгласили другие бабушки, которые вышли следом. Кстати, одна из них взяла кольт и покрутила барабан.
При виде бабушек кузнец закрыл ладонями лицо.
— Этот кузнец напустил туману, ну, мы и… — оправдывался дирижёр. — Толком ничего не может объяснить. Мямля.
— Вы кто такие? — спросила одна из бабушек. — Чего так вырядились?
— Мы фольклористы! — воскликнул шеф–повар. — Приехали к вам пропагандировать русскую песню.
— Да подожди ты! — осадил его политтехнолог. — Наша задача создать коллектив, кстати, из бабушек, которые будут петь русские песни. Поэтому я хочу вам предложить…
— Руку и сердце. — Бабушка с подносом хихикнула.
— Пока только руку, — сказал политтехнолог и, протянув руку, помог бабушке сесть. — Присаживайтесь…
Садитесь на наши места, предложил дирижёр. Девушки с веслом неохотно встали. Шеф–повар продолжал закусывать.
— Агриппина, ты будешь петь русские народные? — спросила одна бабушка другую.
— Нет…
— Ну а ты, Пелагея?
— И я нет…
— Дарья?
— Нет. Нет. И ещё раз нет!
— Зачем же так категорично, — сказал политтехнолог. — Всегда можно договориться.
— Видите ли, молодой человек.
— Лев Львович.
— Видите ли, Лев Львович, из всего многообразия музыки мы предпочитаем джаз. Это очень сложно. Потом мы не поём под «фанеру», а русская песня требует максимальной душевной концентрации.
— Так мы готовы раскошелиться. — Шеф–повар как всегда спешил. — А чего тянуть кота за хвост.
— Нас интересуют только наличные! — практически хором воскликнули бабушки.
— Будут наличные, — успокоил политтехнолог.
— Давайте, только без дураков. Мы надеемся, что сумма будет адекватной. — Судя по всему, бабушки умели торговаться.
— Ну–у–у. — Политтехнолог посмотрел на дирижёра. — За каждое выступление…
— Пять тысяч. — Подхватил дирижёр.
Бабушки недовольно переглянулись.
— Каждой по пять тысяч. — Уточнил политтехнолог.
— Каждый по пять, но долларами по курсу. — Подчеркнула одна из бабушек. — Иначе мы…
— Хорошо, — согласился политтехнолог и, как всегда в таких случаях, добавил: — Александр Сергеевич, наливай.
Дверь отварилась, и в помещение ввалился молодой человек в прозрачном дождевике. Осмотрев окружающих, он явно хотел что–то возразить, но, к сожалению, не смог, потому что находился в сильном подпитии. В таком состоянии слова редко сами слетают с языка и их приходиться выталкивать силой. Но у вновь прибывшего человека, по все видимости, сил просто не осталось. Всё, на что его хватило — это глупо улыбнуться и близко плюхнуться к спящему медведю, у которого один глаз был хитро приоткрыт.
— Вася вернулся! — констатировал кузнец. — Тебя только за смертью посылать, сволочь!
— 7-
Политтехнолог лежал в чистой постели и, подложив под голову ладони, рассматривал через окно звёздное небо. Звезды притягивали, словно магнит, и если смотреть на них, не мигая, возникают фактически одни и те же мечты о галактической жизни. Возможно, где–то там, на далёкой звезде, вот так же кто–то лежит и думает о своём выборе. Кого он выбирает и зачем. Чтобы жить лучше. Лучше кого? Лучше соседа, потому что у него есть «Мерседес». «Выборы во власть никогда не будут справедливыми, потому что пока есть Я, — политтехнолог улыбнулся. — Я приведу к власти любого гуманоида». Одна из звёзд, самая яркая, приветливо мигнула, словно прибрежный маячок, указывающий правильные ориентиры, за которые нужно цепляться мёртвой хваткой и если удержишься, то с тобой ничего не случиться, во всяком случае, пака. А что будет потом?
«Нет, только не это», — пытался притормозить мысль политтехнолог.
Но воображаемый кот уже нарисовался.
«А потом будет суп с котом», — сказал кот, так, словно нагадил и, сделав своё мокрое дело, быстренько растворился.
В дверь политтехнолога неуверенно постучались.
— Лев Львович, откройте!
Политтехнолог немного разгорячённый (от прохладного душа не осталось и следа) выпрыгнул из мягкой постели и, на ходу, сглаживая некоторые противоречия с собственным халатом, потому что рукава отказывались попадать туда куда нужно, приблизился к двери.
— Кто там ещё?
— Это мы…
По голосам было ясно, что на той стороне притаились как минимум двое, поэтому, чтобы иметь полную картину политтехнолог распахнул обе створки дверей и встретил гостей, хотя этого он явно не хотел, с распростёртыми объятиями.
— Вам чего? — увидев перед собой девушек с веслом, которые были легкомысленно одеты, спросил политтехнолог. — М–м–м…
— Мы огорчены безвыходной ситуацией. Можно мы с вами переночуем?
— А почему ко мне? Есть шеф–повар, дирижёр, Лаура…
— Мы объяснимся. Только пустите нас, пожалуйста.
— Ладно, проходите.
Девушки с веслом прошмыгнули в комнату, словно две пушистые мышки и, недолго думая, забрались в постель, пружины которой, предчувствуя долгую беседу сильного и слабого пола, чувственно скрипнули.
— Подождите, что вы делаете? — политтехнолога удивила такая бесцеремонность.
— Ложитесь к нам посередине.
— Подождите, я к вам посередине не хочу. Я вообще не хочу…
— А мы хотим. Хотим вам пошептать, что–то очень важное.
— Ладно. — Политтехнолог упёрся коленками в край кровати и на четвереньках прополз между таинственными особами. — Шепчите и уходите.
У политтехнолога возник эротический рефлекс, потому что, оказавшись на спине, его сдавливали, словно металлическими тисками женские выпуклые тела.
Пружины предательски скрипели.
— Мы Васю–кузнеца убили, — признались девушки с веслом.
— Как убили, зачем убили?!
— Так и убили, веслом по голове.
— Так что ж вы сразу–то не сказали? А–а–а?
— Мы хотели по порядку.
— Вы мне порядком уже надоели. Пришли переспать, а сами шепчут такое, что волосы встают дыбом. Вот что, говорите по порядку или!..
— Он первый начал. Мы договорились, что за оказанную интимную услугу он нам заплатит. Мы отработали, как положено и как он хотел. Судя по эрекции, он выглядел удовлетворённым. Но затем, когда пришло время расплачиваться, пошёл на попятную. Сказал, гадина, что трахаться мы не умеем, что вообще мы полные дуры. Кто ж стерпит после таких слов. Потом мы ведь не полные, а в меру упитанные.
— Где он сейчас?
— Там же где и был на сеновале.
— Нужно идти туда.
— Лев Львович, мы хотели бы, чтобы вы оценили наши сексуальные возможности. Обидно ведь…
— Вы чего совсем стыд потеряли? Я, между прочим, ваш начальник. Ну–ка быстренько встали. Разлеглись здесь, кобылы…
— Ну-у, Лев Львович!
— Пошли, говорю!
В окно постучали. Кто–то за стеклом выжидал, потому что возникла пауза, и затем последовал более решительный стук усиленный голосом:
— Лаура, открой на минутку! Это я Василий. Кузнец!
Девушки с веслом от неожиданности ахнули, так, словно провалились, наступив на лёгкую поверхность под которой зияла пустота. Политтехнолог, застигнутый врасплох, дёрнулся и, удерживая равновесие, машинально махнул руками: то ли боялся провала, потому что находился в неловком положении, то ли желал скорее из этого положения ускользнуть.
— Девочки, девочки! Давайте быстрей. Уходим…
Они выскочили в гостиную, где в свете догорающих свечей за ними тут же побежали расплывчатые тени.
— Подождите! — политтехнолог остановился и от волнения проглотил комок, который давно сдавливал горло. — Вы же сказали, что убили его. Этого, как его? Кузнеца!
— Вы что забыли, их же двое? — от ускорения девушки с веслом дышали полной грудью, и при желании можно было разглядеть вишневые соски. — Тот, который нас встречал и тот который потом приехал.
— Точно их было двое. Теперь остался один. Пошли…
Издалека до них долетела русская песня. Хор пел задушевно и проникновенно. Мотив, управляемый чьей–то умелой рукой, словно клин журавлей парил в тишине. В такие минуты хотелось остаться одному. Бежать в чистое поле и насладиться простором. Возвыситься над суетой и почувствовать себя свободным человеком. Дирижёр, как залог будущего успеха, предпочитал ночные репетиции. Для него моментальная оценка являлась огромным стимулом в работе, потому что соседи, даже те, которым музыка была по барабану, не могли оставаться безучастными.
— Вы выдели Александра Сергеевича? — спросил политтехнолог.
— Мы искали его, но не нашли. — У Девушек с веслом был потерянный вид. — А зачем он нам сейчас?
— Одна голова хорошо, а две лучше. — Политтехнолог задумался, но ничего не добавил.
Они вышли на улицу. Стояла тихая лунная ночь наполненная сантиментами живой природы.
— Куда идти? — политтехнолог чувственно вздохнул.
— Туда…
Проходя мимо фасада дома, они увидели многочисленных бабочек, которые, словно опавшие листья, бесполезно перекатывались по земле. Разноцветные розы кто–то срезал, аромат быстро улетучился, и бедные бабочки остались не у дел.
— Где этот сеновал?! — не скрывая раздражения, спросил политтехнолог
— Там… — показывая на сарай, ответили девушки с веслом.
— Вы хоть весло своё оставьте.
— А вдруг нас опять кто–то обидит.
— Вдруг… — политтехнолог прислушался. — Вы слышите шорох?
Из сарая озираясь по сторонам, словно боясь засветиться, нервно потирая руки, вышел шеф–повар.
— Эй… — позвал его политтехнолог.
— А–а–а… — вырвалось у него. — Лев Львович! Вы?! И вы здесь прекрасные особы. В общем, я всё видел от начала и до конца. Как они его… — шеф–повар кивнул. — Замочили…
— Ты всё видел от начала и… — девушки с веслом обиделись. — Как тебе не стыдно подсматривать?
— Тихо вы. — Прошептал политтехнолог. — Где кузнец?
— Я его в пруду утопил.
— Утопил?
— Да. А сюда вернулся, потому что знал, они вас сюда приведут. — Руки не давали шеф–повару покоя. — Смываться надо.
— Надо. Надо предупредить Лауру и Александра Сергеевича. — Политтехнолог начинал суетиться. — Где они?
— Я видел их в саду.
— Пошли…
Фольклористы на скорую руку собрали вещи и, не сказав друг другу ни слова, возможно, заранее зная чёткий план действий, сели в автобус. Замыкающим оказался шеф–повар. Он пристально осмотрел пассажиров, ещё раз их пересчитал, как пересчитывает детей хороший смотритель и уже хотел добавить дежурную фразу «поехали». Но его перебили.
— Уже уезжаете? — у двери стоял Василий–кузнец.
— Да. — Спокойно ответил политтехнолог. — Срочно вызывают. Дела.
— А почему бабуль не берёте?
— Мы ёще за ними вернёмся.
— Да, да… А Вася–то мой опять уехал и тоже сказал, что вернётся.
Светом фар автобус неуверенно пробивал в ночи дорогу, постепенно исчезая, унося пассажиров в бесконечные просторы. Кузнец напоследок махнул рукой, думая о том, что жирную точку в этом месте лучше не ставить, а обойтись многоточием. Рано или поздно всё возвращается на круги своя. После расставания всегда идёт встреча. Кузнец в это свято верил, поэтому, почувствовав на плече чужую руку, он ничему не удивился и принял как должное.