Воины переглянулись, явственно думая о том, что у магевы не все дома. Но спорить не стали. Если дура за так коня отдает, так надо пользоваться моментом. Я отошла подальше в травку, сильф, невидимый для обычных людей, глумливо хихикал и вертелся у меня на плече, предвкушая забаву, Лакс тоже на всякий случай отвел наших коней в сторонку, но не улыбался, не знал, чего ожидать. Дэлькор вытянул в мою сторону морду и укоризненно тоненько заржал. Янек тем временем соскочил со своего конька и, цепко ухватив эльфийского жеребца на гриву, красиво взлетел птицей в седло. В ту же секунду мой конь взвился на дыбы, а потом и вовсе совершил какой-то акробатический трюк, подпрыгнув и изогнувшись в воздухе, мягко приземлился на траву, сделал перекат и снова подпрыгнул, уже свободный, приземлив одно из копыт на сапог распластавшегося по земле наездника. Снова встал на дыбы, явно собираясь всласть потоптаться на осмелившемся оседлать его нахале.
Вот тут ко мне, потрясенной этим занявшем всего несколько секунд процессом, вернулся голос, и я выкрикнула:
— Дэлькор, нет! Иди ко мне!
Конь из положения свечки совершил очередной громадный скачок и оказался прямо передо мной. Умильно заглянул в глаза, ткнулся носом в грудь, снова лизнул по щеке и ласково заржал. Я машинально обхватила его морду и крепко прижала к себе, жеребец довольно вздохнул.
Пошатываясь, Янек поднялся на ноги и, прихрамывая, добрался до своего каурого. С усилием заполз в седло, взгляд его все еще был затуманен болью. Если копыто моего доброго конька и не переломало ему кости, то ушиб от падения он заработал наверняка. Капитан со стуком захлопнул раззявленную пасть, зло харкнул в траву, но от грубостей воздержался, лишь процедил:
— Почему же магева не предупредила, что конь заколдованный?
— Он не заколдованный, просто очень привязан ко мне, — я пожала плечами и наставительно прибавила, ну слаба, слаба, не удержалась от искушения потоптаться на самолюбии вояки: — А вот что попытка прокатиться на нем, может плохо кончится, говорила. Только люди часто не слушают добрых советов, полагая, что никто не знает жизнь лучше них самих. А жизнь думает иначе. Ну что, капитан, будете еще пробовать? Мне понравилось, как Дэлькор прыгает. Какая грация и пластика!
— Нет, почтенная магева, — мое звание мужчина выпалил, как ругательство, и, грубо рванув поводья, пришпорил коня, устремившись к основному отряду, где солдаты вовсю обсуждали "цирковое представление", устроенное эльфийской лошадью. Что именно говорили, ругались или наоборот, было не различить, а вот морды у народа были с виду серьезные, но кое у кого украдкой нет-нет, да и проскальзывали издевательские ухмылки. Кажется, мужики были довольны обломом, постигшим Янека и графа Кочерыжку. Его благородие сидел в седле, надменно скривив губы и демонстративно вперив взор в даль светлую.
Когда кавалькада умчалась, вздымая клубы пыли, Лакс задумчиво заметил:
— Скорее всего, ты нажила себе врага, магева, но зрелище того стоило!
— Этот парень, по-моему, столько издевался над лошадьми, что будет справедливо, что сегодня жеребец поглумился над ним, — возразила я, залезая на смирно стоящего Дэлькора.
— Я о графе, — уточнил список врагов Лакс. — Говорят, он злобный, мстительный, коварный и хитроумный ублюдок. Недаром его Агнус так ценит.
— Пускай, — я пренебрежительно фыркнула, ласково погладив коня.
— Магева Оса победит всех врагов! — уверенно вставил Фаль.
— Молодец! У тебя правильное позитивное мышление, приятель! — похвалила я тут загордившегося загадочным комплиментом сильфа и прибавила:
— Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!
— Здорово сказала! — восхитился вор.
— Это не я, это Александр Невский, — справедливости ради просветила я приятеля, выбираясь на дорогу, как только пыль немного осела.
Мы тронулись дальше в Патер. Честно говоря, меня перестали мучить легкие угрызения совести по поводу того мощного заклинания, которое я ввечеру нарезала на грудь Аглаэлю. Если ему предстоит иметь дело с таким расфуфыренным ублюдком, как граф Кочерыжка, то я ничуть не предавала интересы людей, скорее уж уровняла их для справедливости.
— А он красивый? — неожиданно и подчеркнуто небрежно спросил Лакс.
— Кто? — озадачилась я, оглядывая окрестности в поисках подходящего кандидатуры для такого вопроса.
— Твой знакомый, Александр? Наверное, воин не из последних, — нехотя уточнил вор, почему-то упрямо отказываясь глядеть мне в глаза.
— Фиг его знает, — честно ответила я. — Если ты о Невском, он умер почти за шестьсот лет до моего рождения. Теперь наверняка не скажешь, даже если по черепу реконструкцию лица делать. Полководцем же, если верить истории, он был неплохим, хотя сейчас у нас и историю заново пересматривают. Раньше говорили, что он собрал войско для защиты родной земли и вывел его против несметного полчища рыцарей, заманил их на некрепкий лед озера и враги от тяжести доспехов тонуть начали. А теперь доказывают, и войска-то рыцарского никакого не было, так, человек тридцать-сорок, и погибло из них едва ли пять-шесть. Чтобы во всем разобраться, наверное, надо бы самого Александра спрашивать, а где его найдешь? Некромантия в моих землях официальной наукой, на экспериментах которой можно строить выводы, не является, да и спиритизм тоже.
— Понятное дело, — уточнив волнующий его вопрос, Лакс снова повеселел и засвистел какой-то прилипчивый мотивчик.
— Слушай, — я не дала вволю помузицировать приятелю, начав приставать с очередной порцией вопросов. — А чего этому хрену лысому так Дэлькора приспичило заиметь?
— Ну ты спросила, Оса, — усмехнувшись эпитету, коим я наградила графа, удивленно присвистнул вор. Кстати, всегда завидовала парням, которые умели вот так запросто звонко посвистывать, у самой получалось не слишком, но я все еще продолжала тренироваться. — Кому бы такого коня свести не пожелалось?
— А он что, очень хорош? Нет, я никаких видимых дефектов не вижу, здоров дурень, но он же рыжий и с пятном на глазу, никакой не вороной или еще какой престижной модели. Тьфу, масти, — все еще с некоторым сомнением уточнила я, пытаясь объяснить свои сомнения и одновременно тактично избегнуть упоминания имени жеребца, чтоб ничего плохого не подумал и не решил меня скинуть разок-другой просто так для профилактики или в воспитательных целях. Если уж профи на нем усидеть против воли не смог, то мне и подавно в родео ничего не светит, можно сразу место в больнице заказывать или даже к земельке привыкать.
— Разве ж в масти дело, — снисходительно принялся просвещать мне мужчина. И чего ж они так охотно начинают смотреть на нас сверху вниз, только повод дай? Ну ладно, пускай поучает. Пока потерплю, а если очень зазнаваться начнет, попрошу Дэлькора куснуть лаксового коня за задницу разок-другой. — Конь сложен идеально, сильный, выносливый, но гибкий и изящный. Мускулы под шкурой так и ходят! А насчет расцветки, я слыхал, у наших знатных господ очередная причуда пошла: чем страннее конь выглядит, тем лучше. Лишь бы от других отличался.
— Значит, заполучив Дэлькора, граф убил одной стрелой двух зайцев, — воспользовалась я местным вариантом пословицы, подслушанной у красноречивых эльфов. — Тогда удивительно, что против нашей и конской воли он не попытался его забрать, а уж потом обломать.
— Оса, — Лакс обернулся ко мне и снова удивленно покачал головой, Фаль и вовсе только фыркнул, — ты же магева, кто ж против тебя так явно пойдет? Если только сумасшедший.
— Ну мало ли, — не убежденная, я пожала плечами. — Вдруг я только притворяюсь магевой, оделась попричудливее и оригинальничаю, народ пугаю, а на самом деле обычная девка. Они ж даже не попробовали…
Голубые глаза стали еще удивленнее, и он протянул, взлохматив буйную рыжую шевелюру:
— Ты что, правда, не понимаешь? Одежда не главное, вырядиться каждый сможет, а магевский талант он как костер пытает, разве ж только слепой не заметит. Всякому виден, а уж вблизи тем более.
— Не костер, солнышко, — мечтательно протянул Фаль, в остальном полностью соглашаясь с вором, и потерся о мою щеку крылышками, будто и в самом деле грелся в "свете моей славы".
— Вот как, — теперь уже настал думать мой черед. — Ты хочешь сказать, что каждый или почти каждый в этом мире сможет определить, маг перед ним или нет, просто оказавшись поблизости? Интересно… Это меняет дело…
В голове замельтешили как вспугнутые мыши мысли о ничтожной доле скрытых магических способностях жителей здешних мест, не достаточных для того, чтобы колдовать самим, но выполняющих функцию безупречного детектора. Так мне стало гораздо понятнее, почему маги сделались народными избранниками и судьями. Это что-то вроде депутатства, всученного при рождении, От мандата не откажешься, полномочия не сложишь, как ни старайся, а избиратели разыщут и отчет "о выполнении предвыборных обязательств" потребуют, где бы ты ни был. С одной стороны некоторая неприкосновенность, основанная на всеобщем уважении, а с другой — воз проблем, который тебе готов всучить каждый встречный поперечный, вылетев перед тобой на дорогу с радостным воплем "Магева!" и хлопнувшись в ноги.
Н-да, перспектива не радует: с одной стороны, это выглядит так, будто я в руки флаг взяла и шествую, размахивая им и привлекая к себе внимание, а с другой…. Если одинокая девушка — магева, то она и не так безобидна с виду, как кажется, следовательно, недоброжелатели поостерегутся с нею связываться или подождут, пока их наберется побольше. Такого варианта развития ситуации исключать нельзя.
Я еще немножко подумала о серьезном, а потом, прикалываясь над Лаксом, заявила:
— Кстати об Александрах, знаешь, среди них все-таки есть симпатичные. Например, Александр Ежевикин, да и романсы поет так, что сердце замирает. Мне раньше не только слушать, но и смотреть на него нравилось. Он волосы в такой славный хвост собирал… А потом я узнала, что мой кумир женат, и его супруга родила ему двойню.
— Ты ревновала? — с каким-то болезненным любопытством уточнил Лакс, может быть, что-то из собственного любовного опыта припомнив.
— Не особенно, песни — это одно, личная жизнь — другое. Я могла бы ему простить брак и все прочее, если б не имена, которые он дал детям. Человек, обозвавший своих родных чад Дроном и Фросей не имеет права на мою симпатию! — гордо заявила я и даже выпрямилась в седле.
— Да уж, для детишек менестреля имена больно простецкие, — охотно согласился вор, не слишком уяснив весь комизм ситуации, а мне так понравилось, как он надменного Ежевикина обозвал, что я простила приятелю толику недопонимания и спросила:
— Эй, Лакс, если не секрет, ответь, я, когда ваши имена слышу, они на знакомые мне весьма похожими кажутся, а вот твое нет. Почему?
— Матушка моя, — скривил губы вор, — на эльфах малость тронутая была, а, пожалуй, и не малость. Так в честь какого-то их древнего короля меня обозвала Лаксанрэномириэль. Кроме нее самой никто этого выговорить не мог, так я Лаксом и стал.
— У тебя такое красивое длинное имя! — с неожиданным уважением протянул Фаль. — Почти как у сильфа, жать только, всего одно!
— Вот уж о чем никогда не жалел, — помотал головой Лакс, подозревая насмешку, но мотылек был абсолютно серьезен. Они задумчиво склонил голову на бок и сделал неожиданный вывод:
— Ты очень скромный!
Вор так и прыснул в кулак.
— Вообще-то, я с Фалем согласна, — поддержала я разговор, — нет, не насчет твоей скромности, а что имя красивое. Но такое звучное прозвание трепать в повседневном обиходе стыдно, посему, как бы оно нам не нравилось, мы, пожалуй, будем продолжать звать тебя Лаксом.
— Вот и славно! — облегченно выдохнул парень, видимо, представив себе, каково не только зваться Лаксанрэномириэлем "по метрике", но и слышать такое имечко от друзей на каждом шагу.
За уже ставшим привычным веселым трепом мы коротали дорогу, примерно в середине дня сделали короткий привал и снова пустились в путь. То ли у Дэлькора на копытах были амортизаторы, а может воздушная подушка, как у более современной техники, а только устала я гораздо меньше, чем вчера. И когда под вечер показалась россыпь домишек с огородами, жавшихся к стенам, а потом и сам знаменитый уже одним тем, что это был первый увиденный мною город этого мира, Патер, я была еще о-го-го! То есть в состоянии самостоятельно держаться в седле и даже сойти с коня, если понадобится, а не сползти или сникнуть, подобно какой-нибудь знатной томной фифе на руки Лакса. Хотя, пасть на руки рыжего, если, конечно, он меня ронять не надумает, может быть, очень даже приятно. Попробовать что ли? Ну, это так, к слову пришлось, не буду я падать, лучше продолжу глазеть по сторонам с высоты Дэлькора.
Мы чинно пристроились в конец небольшой очереди и въехали в малые ворота, охраняемые аж целыми четырьмя мужиками, то ли стражниками, то ли местной милицией. Нет, все-таки стражниками, поскольку, даже не смотря на жару, на исполняющих должностные обязанности господах наличествовали форменные кожаные куртки с нашитыми бляшками, заменяющие доспехи. Мужчины сжимали влажными ладонями гибрид алебарды с копьем и отчаянно потели, так что разило аж до конца очереди, но мужественно терпели. Вряд им положено было пахнуть по инструкции, дабы заблаговременно приучать гостей города к ароматам места. Скорее всего, парни маялись оттого, что блюли устав, ибо противный граф Кочерыжка ожидался с эльфийской делегацией в неопределенное время, начиная от сегодняшней ночи, если вдруг решат по холодку проехаться, до следующего дня. А встречать их надлежало при полном параде, мало согласующимся с гигиеническими требованиями.
Оказалось, для магев проезд в городские ворота беспошлинный! Вот это льготы! Но на иные меры социальной защиты интеллектуальной элиты рассчитывать, думаю, не стоило. Лакс, как мой спутник, отделался парой мелких монет, я пока так пока и не научилась разобраться в их достоинстве, а Фаль и вовсе проехался контрабандой, поскольку сам факт наличия сильфа в багаже остался для стражи тайной в связи с отсутствием детекторов.
Едва мы въехали в ворота, как оказались на небольшом рынке, где продавалась по большей части всякая мелочь и съестное, либо фрукты-овощи, либо готовившиеся прямо при вас горячие блюда.
Ну ничего не могу с собой поделать, я дитя современного города, обожаю есть на ходу, причем не что-нибудь диетически правильное, а, как всегда ворчала моя строгая бабушка, гадость вроде пирожков, шаурмы, хычинов и прочей мерзкой, отвратительной, ужасно вредной, жирной, но такой вкусной еды. Вкусной еще более оттого, что она неодобряема. Всегда любила делать не так как положено, а как хочется. Когда в кошельке завелась собственная мелочь "на булавки", появляясь на рынке, я непременно покупала себе вредный жареный продукт, правда, того, что вчера могло еще мяукать, старалась избегать.
Ароматы съестного, немножко похожие на те, с моего рынка, я уловила первыми. Вторым, вернее, второй, стоило нам отъехать чуть подальше и достигнуть зоны недоступной зорким глазам стражников, стала стайка ребятни, кинувшейся к нашим лошадям. Шустрые, худые мальки в невообразимой рванине окружили нас галдящей толпой, вероятно, решили, раз я лицо женского пола, значит, обязательно должна растрогаться, глядя в умильно задранные верх мордашки и простертые в мольбе грязные ручонки.
Вот тут дети ошиблись! Я терпеть не могла нищих и бомжей. Эти воняющие экскрементами, блевотиной, вечно грязные и пьяные создания вызывали у меня гадливое отвращение. Что же касается категории относительно чистых людей разного возраста, стоящих в людных местах с протянутой рукой, поначалу я им даже сочувствовала и бросала мелочь, бросала до тех пор, пока не увидела одну очень знакомую такую невинно-голодную бабулечку, прикупающую в супермаркете красную икру и севрюжку.
С тех пор как отрезало. Я перестала верить в сказки об умирающих с голоду посреди большого города людях, а в то, что не наше дело, на что будет тратиться милостыня, не верила никогда, я не настолько религиозна, чтобы считать, будто подача милостыни — в любом случае есть благо для души дающего. Если дадено с единственной целью — искупить собственные грехи, обелиться перед Всевышним — это наглая взятка богу и вредная ложь самому себе. Я — горжусь! — изобрела прекрасный способ борьбы с попрошайками. Нет, я не отворачивалась от протянутой руки, и не крыла вымогателей матом, я поступала куда проще и хитрее. Вот и сейчас, пока Лакс пытался отогнать малышню руганью, я твердо ответила детишкам, голосящим на разные лады "магева, подай на хлебушек!":
— Денег не дам, но если кто голоден, пошли, накормлю, — и направила Дэлькора к объемистой пожилой тетушке с несколькими корзинками круглых хлебов. Аромат свежего хлеба, даже на мой, еще не раздразненный голодом нюх, был весьма хорош, как из приличной булочной.
Сообразив, что я настроена серьезно, часть детей и подростков, примерно треть (в основном те, что постарше), отсеялась и вернулась к местам на площади, ловить на жалость лохов. Остальные продолжали толпиться вокруг заинтересованно вертящего головой эльфийского жеребца, впервые оказавшегося в людском городе.
— Почем хлеб, матушка? — нагнувшись ближе к торговке, воспроизвела я услышанное краем уха обращение.
— Медяшку, почтенная магева, — откликнулась женщина, пристально следя за оравой детей, но не решаясь отогнать их, пришедших по моему приглашению.
— Сколько медяшек в бронзовке? — спросила я вора.
— Двенадцать, — машинально ответил тот.
В бронзовках я разбираться уже научилась, поэтому сунула руку в карман и извлекла две монетки, третью часть из всего запаса оставшегося у меня.
— Давай на все! — сделала я заказ пышнотелой, как хлеба, булочнице, отдала деньги авансом и попросила Лакса: — Поможешь?
Уяснив, чего я затеяла, вор деловито кивнул и соскочил с коня. Заработал импровизированный конвейер. Мой рыжий спутник своим поясным ножом пластал караваи и вручал части ребятишкам. Те поначалу с робостью, а потом все более проворно тянули руки к хлебу, хватали, откусывали огромными кусками и жадно жевали.