Эллер вышел из комнаты. Вышедкевич повернулся ко мне и, уперевшись в мое лицо плотным, тяжелым взглядом, задал вопрос, неприятно меня удививший:
— Ты с ним уже переспала?
Не знаю, какой реакции он ждал с моей стороны. Но я и глазом не моргнула, ответив совсем просто:
— Нет.
— Зря, — произнес он, — для большей правдоподобности следовало бы.
— Это, дорогой, позволь решать мне самой.
— Как знаешь, — кивнул он, — но насколько знаю я, женщины-телохранители, если они профессионалы, зачастую спят со своими подопечными. Не похоти ради, а для того, чтобы получше узнать их сильные и слабые стороны. Спят раз-другой, не больше, чтоб это не превратилось в привычку. В дурную привычку.
Я внимательно посмотрела на Вышедкевича. Кажется, этот тип был вовсе не так прост, как хотел казаться. А насчет «сильных и слабых сторон», узнаваемых через постель, он был совершенно прав.
Когда я была моложе на несколько лет и, следовательно, циничнее, я тоже зачастую имела мимолетный секс с «объектами». И в большинстве случаев — не потому, что я испытывала желание заняться с подопечным «любовью», как говорят американцы, а скорее затем, чтобы досконально рассмотреть его как психологический тип. Отметить для себя точки наибольшей уязвимости и зоны максимального контакта, так сказать. Как сказал бы один из руководителей «Сигмы» полковник Анисимов, «вычленить потезисно наиболее существенные моменты его психофизической конструкции». Тогда я чувствовала себя не молодой женщиной в постели с любовником, а каким-то.., блоком компьютерных тестов, что ли, оплетших подопытного кролика посредством датчиков, мембран, проводков и высасывающих, анализирующих информацию.
* * *— Значит, так, — сказал Вышедкевич. — Лео ты, конечно, будешь слушать, но мало ли что он может натрепать. Он человек непоследовательный во всем, что не касается его кино, и часто такое качество боком ему выходит, понимаешь? Я скажу как незаинтересованный сторонний наблюдатель. Его жена — дура. Она умна только так, как вы, женщины, умны, — инстинктивно. На иную глянешь — котенок или куренок кажется по сравнению с ней Эйнштейн, а как начнет она юбку на коленях поправлять — так у мужиков искры в позвоночном столбе встают. Да и мало ли что еще встает… Вот и у Алины такой ум. Некоторые бабы обижаются, когда им говорят, что у них мозги между ног находятся. А по мне, если женщина начала думать иным местом, да не дай бог переключилась на голову, так ничего хорошего из этого не выйдет. Поняла?
— Я-то поняла. А ты где обучался, орел?
Что-то больно говорливый. В кино снялся и монологи стал произносить? Так расслабься, ты не перед камерой. А что касается твоих поучений, так мы еще посмотрим, кто из нас лучший профессионал.
Парень искоса посмотрел на меня, а потом вдруг молниеносно выбросил в сторону руку, туда, где на стене виднелся белый выпуклый выключатель. Через секунду вырванная с корнем белая коробочка полетела к моим ногам.
— Выключи говорилку, — посоветовал он. — Я тебя и приборчиком обеспечил.
— Ловкач, — одобрила я. — Наверное, каскадером был? Или в цирке работал? Иллюзионистом?
Вышедкевич уселся в кресло и, передернув атлетическими плечами, произнес:
— Ладно. Извини. Надо же — и глазом не сморгнула. Это я так — проверял. Думаю, что мы сработаемся.
— Ты, Сережа, проверяй, но предупреждать надо. А если бы я совсем не выспалась и была озлобленная? — усмехнулась я. — Ты, кстати, мне сразу понравился. Как телохранитель, разумеется. С боссом не церемонишься. И это правильно. Босс должен хорошего телохранителя во всем слушаться, что касается безопасности. А то был у меня Один знакомый — отличный профессионал, но мямля. А за хозяином его конкуренты охотились. Приехали они однажды на дачу, и мужик решил искупаться в Волге, понимаешь? Хочу, говорит, и все! Телохранителю нет бы настоять, чтобы он с аквалангом босса снизу прикрывал, а он — побоялся. Хозяин на него наорал, мол, ты скоро и в постель со мной ложиться соберешься.
— И чем кончилось? — осведомился Вышедкевич.
— Да ничем хорошим. Поплыл хозяин, а потом раз — и с концами. Стали его искать, по дну шарить — нет нигде! Ну, позже всплыл. В ста километрах вниз по течению.
Кто его так транспортировал, капитан Немо ли, акула из конкурирующей организации, а может, сом с большим усом — поди догадайся теперь. Ну, моего знакомого с работы, понятно, в три шеи. И поделом. Не надо мямлить!
— Решительная ты, Женя, как я погляжу, — криво усмехнулся Вышедкевич. — Ладно, посмотрим, как ты в деле себя проявишь. Ты ведь мне еще тогда, в Москве, понравилась. Идею использовать тебя в том качестве, в каком ты теперь, я подал. Но…
Сходство сходством, а вдруг не сработаешь?
И скажут все, как Станиславский: «Не верю». Только должна сработать! Все должны поверить. Значит, так: у Алины, кроме Лео-Лео, еще куча хахалей. Я так понимаю, что угрозы исходили от кого-то из них. Так тебе, скорее всего, придется прощупать наиболее вероятных. Во-первых, надо обратить внимание на одного колоритного типа — фамилия его Лукин. Молодой еще, чуть за тридцать, а шишка крупная — глава Регистрационной палаты области. Все бумаги по мелкому и среднему бизнесу через него проходят, все сделки с недвижимостью. Я наводил справки — по секрету от Леонтьича, конечно, — у Алины с Лукиным большая любовь крутилась. Запоминаешь?
— Дальше давай, — бросила я.
— Номер второй: господин Грицын, владелец сети салонов «Мадам Грицацуева».
Знаешь? Там разные товары для дома продают, все, что называется, «от и до»: мебель, технику, белье постельное… Грицын этот не такой молодой волк, как Лукин, но в своем роде еще и поопаснее будет. Лукин сразу за глотку берет, манеры у него такие.., волкодавские. А Грицын мягко стелет, да жестко спать. Хотя Алине, наверное, не очень жестко было, потому как спала она с ним долго и обильно. По слухам, он у нее первым мужчиной был. В пятнадцать, если не в четырнадцать лет. Но в эту физиологию мы вникать не будем, важно другое: джип, который у Алины сожгли, ей Грицын и подарил.
— И что из этого следует?
— Я внимательно осмотрел то, что осталось от машины. Взрывчатку изнутри подложили, понимаешь? А там сигнализация такая, что и суперпрофессионал минут за пятнадцать только отключит. Да и сама подумай: зачем надрываться, отключать сигнализацию и лезть в машину, если можно было просто прикрепить взрывчатку к днищу? Значит, напрашивается вывод: у того, кто минировал джип, имелись при себе ключи и вся прочая буржуйская атрибутика.
Далее: взрывное устройство должно было бы активизироваться только при скорости машины в сто сорок километров в час.
А Алина очень любила лихачить! То есть на машине можно было спокойно ездить на скорости, скажем, в сто или сто двадцать километров без риска взлететь на воздух. Но стоило разогнаться — и все.
— И как же она избежала такой хитрой ловушки? Кстати, Леонард Леонтьевич мне ничего подобного не говорил.
— Да потому что Леонтьич ничего и не знает. Ему с его творческим темпераментом в такой ситуации делать нечего, честное слово! А насчет Алины… Так ведь ее в машине не оказалось. Она подружке машину дала. Подружка та, по большому счету, не человек, а так, подобие. Зовут ее Ира Калинина, запомни на всякий случай. Развалина, пять лет на героине, крэке, коксе, сама понимаешь, что уже от нее осталось. Она в момент взрыва, наверное, подумала, что ее вперло так с дозы, и не заметила, поди, как на тот свет отправилась.
— Цинично излагаешь, — не удержалась я от комментария.
Сергей пожал могучими плечами.
— Цинично поступать можно, а цинично излагать — запрещено цензурой? Джип Алинин раскидало в радиусе двухсот метров, представляешь? Леонтьич именует этот фейерверк скромным словом «сгорел». От подружки, понятно, ничего не осталось. Но это мало кого интересует. Забавно другое: кто? Кто делает все это? Я потому и хочу постоянно проверять тебя, потому что ты, верно, не понимаешь, в какую игру ввязалась.
Я тебе все честно говорю. Впрочем, насколько я знаю, тебе не впервой играть в такие игры — я пробил твои данные по линии ФСБ. Ну что тебе сказать? С таким послужным списком ты нам вполне подошла. Тем более что сходство приличное, а про косметическую операцию Алины мы Оттобальдовичу уже дали понять.
— Я и не сомневалась, что вам со мной повезло, — усмехнувшись, с иронией сказала я.
— Можно сказать и так. Ну вот, вроде все изложил. Напугалась, нет, а? По моим раскладам — не должна.
— Да не надо меня пугать, Сережа. Меня и не так пугали. Я все-таки надеюсь, что меня, то есть Алиночку, не будут убивать всю сразу.
— Я тоже на это надеюсь, — отозвался личный охранник Эллера. — Кстати, сейчас едем к батюшке. Проще говоря — к Бжезинскому. Если не проколешься у него, так не проколешься нигде.
— Я так и подумала, что Бориса Оттобальдовича вы держите за самого опасного человека, — с иронией сказала я. — Леонард Леонтьевич тоже высказывал подобные опасения.
— Я так и подумала, что Бориса Оттобальдовича вы держите за самого опасного человека, — с иронией сказала я. — Леонард Леонтьевич тоже высказывал подобные опасения.
Вышедкевич взглянул на меня исподлобья и снова пожал плечами. Я же заговорила голосом и с интонациями Алины:
— Бжезинский — оно, конечно, человек большой, но зачем же выключатели ломать, Сережа? — Тут я хихикнула и сама себя оценила:
— Похоже сказала, правда? Главное, как я понимаю, не переигрывать. Как ты с этим злосчастным выключателем…
* * *Борис Оттобальдович Бжезинский встретил нас довольно холодно. Он быстро пожал руку зятю, мельком оглядел меня и выговорил:
— А, вернулась с курорта? Вижу, вижу, опять обличье штопала. Мне уже доложили. На себя не похожа. (Я едва не вздрогнула и внутренне сжалась, тут же мельком взглянула на себя в зеркало: почему не похожа, похожа, еще как похожа!) Заняться, что ли, больше нечем? — продолжал Бжезинский. — Ну что за народ — только и умеют, что развлекаться. Вы, Леонард Леонтьевич, хоть бы роль дали ей в фильме. Какую-нибудь третьего плана, потому что из первого ей нельзя давать — картина тогда уж точно провалится.
— Ты, папа, меня всегда высоко ценил, — буркнула я, вложив в эту фразу все эмоции, которые могли бы обуревать тщеславную Алину Эллер при подобной реплике отца. Надо сказать, что я, наверное, все-таки волновалась, потому что голос предательски дрогнул. К счастью, все это было списано на вполне понятное при таком лобовом оскорблении негодование.
— Борис Оттобальдович, у меня не так много времени, так что, быть может, пройдем? — осведомился Эллер.
— Да, стол уже сервирован. Кстати, у нас сегодня гости.
— Гости?
— Не только вы. Будет господин Лукин с супругой. Вы, московские, его не знаете, а вот Алина, кажется, с ним знакома.
Лукин! Тот самый человек, о котором предостерегал меня Вышедкевич. Лукин, большая тарасовская шишка. Впрочем, мне приходилось слышать о нем и раньше, но никогда не случалось сталкиваться с ним лично.
Да, действительно, он был чрезвычайно молод для такой ответственной должности, какую занимал в данный момент. Едва ли ему сейчас сильно за тридцать. К тому же, если судить по свежему, даже цветущему виду, подтянутой фигуре и безукоризненной, ровной белоснежной улыбке, господин Лукин чрезвычайно старательно следит за собой по принципу — на бога, а также природу и молодость надейся, а сам не плошай.
Он был облачен в такой же безукоризненный, как весь его внешний вид, светло-серый костюм-тройку. Честное слово, если уж окончательно ставить себя на место Алины, то неудивительно, что этот Лукин ходил у нее в близких знакомых. Чрезвычайно близких знакомых. Потому как хоть Леонард Леонтьевич и был знаменитым режиссером, и молодился до последней возможности, и трепетно относился к своему здоровью, тем не менее молодость есть молодость — Лукин выглядел куда привлекательнее.
Тем больше удивления вызывала сопровождающая его женщина.
Это была увядающая особа со старательно замазанным косметикой лицом. Вероятно, желая подчеркнуть свою относительную молодость, она облачилась в претенциозное платье, оголяющее плечи и подчеркивающее бюст. Определив для себя возраст дамы приблизительно в сорок два — сорок три года, я тем не менее подумала, что выглядит она совсем неплохо даже рядом с красавчиком Лукиным, цветущим и благоухающим.
Как, скажем, выглядела бы неплохо моложавая мама рядом со взрослым сыном.
Лидия Ильинична, так звали женщину, очень подошла бы для Эллера или для Бжезинского, который был, между прочим, вдовцом.
Кстати, о Борисе Оттобальдовиче. От былой красоты, о которой упоминала моя тетушка, рассказывая о молодости Бжезинского, ничего не осталось. Длинное, обрюзгшее, неулыбчивое лицо тестя Эллера выражало два чувства: желчное раздражение и сарказм. Полузакрытые морщинистые веки накидывали на облик этого человека своеобразный флер надменной углубленности в себя. Лицо его как бы говорило: «И что за шушера у меня в доме собралась! Дочка-дура, ее муженек-режиссер, плешивая самовлюбленность, да еще сопляк из Регистрационной палаты со своей престарелой коровой». Ничего подобного сказать вслух Борис Оттобальдович, понятное дело, себе не позволял, но лично мне хватало и одного выражения его лица.
— Ну вот, — проговорил хозяин дома, когда все расселись за столом, — наконец-то собрался весь старинный ареопаг. А то мы как-то заждались Алину Борисовну, катающуюся по заграницам. А, Алина Борисовна? — глянул он на меня.
«Алина Борисовна»! Эллер еле заметно толкнул меня под столом коленом, и я ответила:
— А меня больно никто и не приглашал.
Да, за границами каталась. А сам-то… Тоже, наверное, только что из Финляндии приехал, от друзей, стариков-разбойников.
Мой ответ вызвал легкий шелестящий смех. Видимо, я удачно попала. Про поездки Бориса Оттобальдовича в Финляндию к друзьям, которых он называл стариками-разбойниками, я, как и о многом другом, узнала от Эллера и из видеозаписей Алины.
— Ну ладно, — бросил Бжезинский, — хватит пикироваться. Приехала — и хорошо. Надеюсь, отдых пошел тебе на пользу, дочь.
— Конечно, на пользу, — вместо меня ответил Леонард Леонтьевич, — как-никак Альпы, мороз и солнце — день чудесный…
И снег, снег!
— Чудесней не придумаешь. Зато у нас в Тарасове, в глуши, мороз присутствует, а вот снег выпасть не удосужился. Не знаю, о чем там, в небесной канцелярии, думают, — выговорил Лукин. Я впервые услышала его голос, оказавшийся высоким и довольно мелодичным, если бы не несколько визгливых ноток, проскользнувших в его речи.
— Да где уж им до тебя с канцеляриями-то, Алексей! — отозвался Борис Оттобальдович. — Ты у нас зубр бюрократии, а на небесах засели наивные индивидуалисты.
Весь обед прошел в той же ни к чему не обязывающей остренькой беседе с колкими, а порой и весьма сомнительными шутками. Я старалась по мере возможности вставлять реплики, которые, как мне казалось, соответствовали тому, что могла сказать Алина по поводу происходящего. Моей непринужденности способствовали несколько бокалов вина, которые рассеяли некоторую напряженность. Правда, мне показалось, что Лукин косился на меня. Зато — и это главное! — был совершенно спокоен Борис Оттобальдович, а когда и он немного выпил, я совсем успокоилась: не отличит, не определит.
Сработало.
После обеда Эллер и Бжезинский перешли в гостиную и погрузились в беседу. Я не без оснований подумала, что мне рисоваться не стоит, и решила потихоньку удалиться.
Сиятельным собеседникам и без того хватало женского общесува, потому как Лидия Ильинична назойливо предлагала себя в качестве третьей участницы разговора и улыбалась так широко, словно ставила целью разодрать себе рот.
Я вышла в коридор. За моей спиной чуть скрипнула дверь, и негромкий голос окликнул:
— Аля!
Я обернулась. Ко мне спешил Лукин. Он настиг меня несколько суетливым шагом, взял за запястье и произнес:
— Пойдем в кухню, поговорим.
— А что такое? — спросила я, вспоминая, что Лукина зовут, кажется, Алексей и что мне надлежит называть его именно так, потому что Алина Эллер была его любовницей. Быть может, до самого момента отъезда за границу.
— Нужно поговорить, — повторил он, таща меня на буксире на кухню.
Тут, заперев за собой дверь, он повернул ко мне довольно-таки взволнованное лицо и промолвил:
— Ну вот что. Ты почему, когда откинулась за границу со своим старпером-киношником, мне ничего не сказала, никак не предупредила? Позвонить не могла, да?
— А сам что не позвонил? — спросила я.
— Так ты ж номер сменила! Я тебе звонил-звонил, а никакого толку!
— А-а… — неопределенным тоном протянула я.
— Вот тебе и "а"! Хоть бы новый номер сказала… А то как от всего мира скрываешься. Совсем дурочка, что ли, а? Я тут чуть полгорода не искрошил, пока докопался, что к чему. 0-очень интересные вещи узнал.
Что это за история с джипом, который взорвался на дикой скорости, а в нем погибла твоя подружка?
— Да откуда я знаю? Какие-то уроды решили спровадить меня на тот свет. А мне повезло! Я дала тачку Ирке Калининой, да вот.., такое. А что тебе-то, Алексей?
Лукин даже в лице переменился, услышав такое. Подскочил, схватил меня за плечо и так тряхнул, что я едва не ударилась головой о навесной шкаф.
— Да я не об этом! — прошипел он. — О другом я! Откуда он у тебя был, тот джип, что взорвался, а? Не говоришь, да? Да я и так знаю! Славка Грицын, сучара, подарил!
Это за какие такие красивые глазки он тебе его подарил? Или за какие-то другие части тела? Молчишь… Ты же еще два года назад мне говорила, что у тебя с Грицыным все — кранты. Мол, прошла любовь, завяли помидоры. А выходит, опять норовишь полихачить. Ну и жаба же ты, Алиночка! Вот уж воистину — совести ни грамма!
— А ты, я смотрю, в моралисты и духовники записался, — парировала я. — Патриарха Московского и Всея Руси из себя строишь Алексея Второго? Тем более что и имена у вас с ним совпадают… Мало ли что мне подарили… Да, Грицын… Может, у него ностальгия взыграла и он решил мне приятное сделать. Для него этот джип — плевое дело, с его-то салонами по всему городу…