– Здесь еще будут жирные мухи, ну чтобы понятно было, что она хлебает, – со злым равнодушием пояснила Ксения.
– Ф-фу ты, мерзость какая, – чуть не сплюнул на чистый пол Соболь. – Как ты это пишешь?
– Ну во всяком случае, не так, как они, – скривилась Ксения.
Соболь посмотрел на нее совсем новым взглядом:
– Ксюшка! Да ты вообще – талантище! И черт! Какая сила – не понравилось что-то – фигась, и картиночку! Ну ты та-а-анк! Пиши давай, малюй, а уж я... Ну, Ксюха! Я ее так пропиарю, эту картиночку!! Да ты у нас миллионершей станешь! Мы ее еще и продадим... ха! Я даже знаю, кому!!! Или нет! Не будем продавать! Я дома повешу это творение, а рядом на булавочку приколю эту газетку! И надпись: «Кто обидит Эдика Соболя, тот и есть это животное!»
– Ладно тебе, обидишь тебя! – усмехнулась Ксения. – Я постараюсь к субботе успеть, и на вечеринке мы запросто сможем ее показать.
– Ну... вообще! Это будет... финиш! – радостно выдохнул Соболь и быстро исчез за дверью, крикнув напоследок: – Я Лине позвоню, скажу, что ты придумала!!
К субботе убойная картина была готова. Лина подобрала к ней прекрасную дорогую раму, и в этой раме убожество, грязь и мерзость выглядели еще более вызывающе. Перед самым отправлением в дорогой ресторан, который Эдвард выкупил специально для поздравления Ксении, Лина аккуратно завернула картину в белую простыню, правда, потом пошла в ванную и тщательно вымыла руки: – Вот так, поняла? – и довольный Соболь, совсем как мальчишка, показал Лине язык.
– Это ж надо так нарисовать! – шутливо возмущалась она. – Как будто сама в эту мерзость погрузилась.
Соболь только довольно потирал руки да все приглядывался к Ксении:
– Лина! А что у нее с прической? В тот раз лучше была... А синяки? Ну когда они уже пройдут-то?!
– Да прошли уже! – шипела на него Лина. – Ты уже по привычке! Не бойся, Ксюша, все у тебя нормально, это он придирается!
Ксения и сама видела, что все у нее нормально. И даже больше того – она выглядит сегодня прекрасно. Оттого и Соболь щурится довольно, а сам то и дело подначивает:
– Лина! Ну проследи же ты, чтобы она в тапках домашних не уметелила! С нее станется!
– Будешь доставать, она тебя рядом с этой сучкой пририсует, понял? – рявкнула Лина.
– Начало-о-ось! – возмутился Эдвард. – В газету на меня пасквиль уже сочинили, теперь надо на полотне протянуть! На погибель завистникам...
Ксения и не думала, что так много людей придут ее поздравить. Да чего там поздравить – просто познакомиться с ней и с ее творчеством, потому что... чего уж греха таить, о ней поговаривали, уже поговаривали, но вот лично знакомы с ней были только единицы. Конечно, она волновалась. Еще и как. Да еще и после нашумевшей статейки времени прошло совсем немного. Но... вечер превзошел все ожидания. Ее картина «Кто обидит Эдика» произвела такой фурор! Ох, и сколько ж надо портить людям жизнь, чтобы они были рады этой вот сучке-человеку! А они были не просто рады – искренне хохотали, узнав знакомые черты, качали головами и восклицали: «Ух ты-ы!», «Ох, и ни фига себе», «Ну наконец-то!» А потом были просто знакомства, без напыщенности, без великосветского целования ручек, были танцы, разговоры, и Ксения нисколько не чувствовала себя чужой.
Она познакомилась с прекрасной женщиной, которую тысячи раз видела на экране, которой восхищалась и даже пыталась сидеть на диетах, чтобы подогнать фигуру под ее. Конечно, у Ксении ничего не получалось, она расстраивалась и знать не могла, что судьба подарит ей счастье познакомиться с этой актрисой.
– Знаешь, Ксюшенька, у меня сын родился в один день с Эдиком! Ты только представь, я – и мама таких красавцев мужчин!
– Только одного, Танечка, только одного, – нежно напоминал ей такой же известный актер.
– Ну ясно! Одного! Но ведь в один день! – округляла свои великолепные глаза актриса. И тут же снова оборачивалась к Ксении: – Вот если бы у тебя по-явилось когда-нибудь свободное время...
– Я с огромным удовольствием напишу ваш портрет, когда вы только сможете! – с пылом обещала Ксения.
– Ну... мой, может быть, и не надо, а вот моего сына и мужа... Или нет, можно и меня, только... на коне! Эдакая леди, а? Мне кажется, я неплохо буду смотреться на белом-белом коне!
Подходил артист Аршутин и незлобно журил:
– Вот ты, Ксюша, скажи, отчего же ты ни разу... ни разу! Я наблюдал! Ни одного разочка не была на теннисном турнире, а? Почему же не посмотрела, как играет Эдька? Это ж... сила! Это ж... выстрел! Это ж... это ж черт!!! Точно, черт и есть, у меня тогда встречу выиграл...
Были и Леша Шурин с Аней Бровкой. Они встретили Ксению как старую знакомую, и надо отдать должное их воспитанию – даже не спросили, а когда же, собственно, будет готов их семейный портрет, чего ж они – зря позировали, драгоценное время теряли? А ведь портрет был готов уже давно, Ксения отдала его Соболю, и тот все дожидался очередной годовщины свадьбы Ани и Леши, но об этом говорить никому не собирался, а Ксения теперь стояла перед известными спортсменами и отдувалась.
– Ваш портрет совсем-совсем готов, и я вас так хорошо написала, осталось только... только рамочку осталось подобрать, и все!
– Да ладно, чего ты, нам же не к спеху, – успокаивал Леша, а Аня с трудом прятала любопытство – все же женщины относятся к своим изображением куда внимательнее.
Разошлись уже под утро. А может, в июне стоят такие короткие ночи, что рассвет наступает, едва стрелки перешагнут двенадцать, или же было так хорошо, что и время пронеслось, как одна минута. Но сегодня Ксения ехала домой такая счастливая и такая уставшая, что ее даже не сильно огорчило обычное сообщение Соболя:
– Меня сегодня не жди. Я сейчас Лину отвезу и... Нет, а чего это ты улыбаешься? И даже не обижаешься нисколько! Правда, что ли, не будешь возле окна сидеть? Лин, ты посмотри, она правда не будет!
– Да надоел ты ей уже, – смеясь, отшучивалась Лина. – Она сегодня такая красавица была, возле нее столько парней замечательных. Один только Костя Ростоманов чего стоит! Прямо глаз с нее не сводил, а ты – «возле окна сидеть»!
И у Соболя вдруг промелькнула маленькая искорка сожаления. Нет, Ксения понимала, что искорка вовсе не от великой любви возникла, а просто... Просто Соболю вдруг стало жалко, как иногда жалко собственных детей – вот ты их растил, лепил, учил, а потом они раз – и улетели из гнезда и больше в тебе не нуждаются. Хотя... все так и должно быть, все так и надо...
– Да буду, Эд, буду сидеть у окна и ждать, – как-то по-матерински успокоила его Ксения. И сама удивилась своему голосу. – Буду. И вообще – никакого мне Кости не надо, ты лучше всех, честно.
Теперь жизнь у Ксении стала заметно меняться – телефон уже звонил не только Соболю, на встречи она ходила спокойно, без внутреннего ужаса, и домой стала посылать ощутимые суммы. Правда, это насторожило и сестрицу. Та каким-то образом вызнала, что ее Ксения вовсе даже не полы в метро моет, и срочно решила навестить родственницу. Правда, Ксения все же убедила сестрицу не приезжать – рассказала, что они и в самом деле скоро должны были сами приехать в их город вместе с Соболем. Удивительно, что не появилась Аленка, хотя ей Ксения весьма подробно докладывала по телефону про все свои продвижения. Хотя и это тоже можно было легко объяснить – у подруги, скорее всего, появился новый возлюбленный, о котором она не спешила сообщать Ксении – по сравнению со знакомыми Ксюши жених Аленки все равно бы проигрывал. Через день заявлялся Кузя, плюхался в кресло и важно трещал: Ксения не могла открыть глаза и только чувствовала, как усиленно ее лижет собачий язык – Бос, жалобно поскуливая, как мог старался привести свою хозяйку в чувство...
– Ну давай, Ксюха, давай скорее, рисуй уже меня с натуры, пока у меня время есть. А то ить потом фиг ты меня выцепишь!
– Кузя, отвали... – неизменно отвечала Ксения. – Не до тебя сейчас.
И правда, было не до него. Она работала часами, и единственное, что делала прилежно до сих пор, так это регулярно мыла пол и выводила Боса. А еще она усиленно искала себе квартиру. Нет, конечно, деньги у нее появились, но не такие, чтобы хватило на собственное жилье в мегаполисе, хотя Ксюша и откладывала, и в результате она искала квартиру съемную. И всякий раз Соболю что-то не нравилось – то далеко от их квартиры, то хозяева уж больно ненадежные, то сильно дорого, то наоборот – сильно дешево, а это настораживает. В общем, они с Линой уже половину Москвы осмотрели, и все же найти ничего еще не сумели.
Сегодня Лина пришла сразу после работы.
– Поехали, мне один адресок дали, должно быть ничего. Да и хозяев я лично знаю. И отсюда недалеко.
– Подожди, давай только с Босом погуляем, я еще сегодня не выходила на улицу, как прилипла к этой «Даме у моря», так и... а он, маленький, терпит, – пробурчала Ксения, подхватила поводок, и довольный Бос тут же заплясал возле ее ног.
Сегодня Лина пришла сразу после работы.
– Поехали, мне один адресок дали, должно быть ничего. Да и хозяев я лично знаю. И отсюда недалеко.
– Подожди, давай только с Босом погуляем, я еще сегодня не выходила на улицу, как прилипла к этой «Даме у моря», так и... а он, маленький, терпит, – пробурчала Ксения, подхватила поводок, и довольный Бос тут же заплясал возле ее ног.
– Давай в скверике, возле дома, прогуляемся, – предложила Лина. – Я тебе расскажу, как мне Наташка звонила!
Да, у них уже появились общие знакомые, подруги и даже недруги.
– ...А я ей так сразу и сказала – у тебя, мол, и без нее заказов по горло! – беспечно болтала Лина. – А то таким тоном, будто бы осчастливить тебя хочет!
– А я думаю – чего она мне вчера звонила два раза! Думала, что это Эдвард. Ну, думаю, уехал, сообщает, когда его ждать...
– Так он же только в среду приезжает! – на минуточку забыла про неведомую Наташку Лина.
– Ну так я и говорю! Думала, что Соболь, а это она! В первый раз позвонила... Лина, а это кто? – вдруг остановилась Ксения, почуяв недоброе.
Прямо возле них затормозил черный джип, оттуда вышли трое парней весьма недоброй наружности и теперь весьма целенаправленно шагали прямо на девушек. Несмотря на солнечный день, все, как один, были одеты в черные водолазки, в черные джинсы, и рожи у них были оч-чень агрессивные. Все это Ксения заметила буквально за секунду. И даже хотела свернуть, но Лина пожала плечами:
– Чего ты всполошилась? Это ж тебе не Чикаго... Да это так... ну, гуляют. Или, может, познакомиться хотят, мы им вежливо ответим, и все дела...
Однако вежливо ответить не получилось. Поравнявшись с девушками, парни вдруг резко отшвырнули Ксению в сторону, ухватили Лину под руки и поволокли к машине. Ксения сразу поняла – это не шутка и не игрушка. Эти трое зачем-то всерьез на них напали. И даже не на них, а на нее – на Лину! Даже сейчас на нее никто не позарился, а взяли тоненькую, хрупкую девчонку, скоты!
– Лина! Лина-а!! – крикнула Ксения и рванула за парнями.
Позади, хрюкая, торопился Бос, но что он мог против здоровенных детин? Первый же, кого он догнал, отшвырнул пса пинком, и тот, слабо заскулив, тряхнул башкой и снова кинулся в бой. Правда, Ксения уже не видела собаку. Она видела только черные спины. Лина дергалась в руках парней и только мычала – ей чем-то залепили рот. Ксения одного догнала, повисла на шее, пинала еще кого-то и даже, кажется, кусала. Того, на чьей шее повисла, старалась повалить, но тут же резкая боль обожгла поясницу. Чем ее приложили, Ксения не видела. Она на минуту ослабила хватку, и парень вмиг захлопнул дверцу джипа, где уже в чужих руках билась Лина.
– Га-а-ады-ы-ы!! – срывающимся голосом орала Ксения. – Га-а-ады-ы-ы!!! Что она вам сделала?!
Машина зафырчала, Ксения подскочила и кинулась на капот – не переедут же ее средь бела дня!! Они не переехали, просто дали по газам, и Ксения сама слетела с капота, а потом... потом она увидела, как на нее стремительно надвигается зад красавца-джипа.
А вокруг, тут же на дороге, мирно стояли чьи-то машины, и никто, совсем никто не торопился к ним на помощь. А Лину увозили. И ей было куда как страшнее... хотя...
– Блин... – только и смогла произнести Ксения. Машина возвращалась, чтобы добить.
Она успела увернуться – перекатиться. Или не успела? Она уже ничего не понимала, в голове нещадно шумело и бухали кровавые шары, и медленно-медленно удалялись номера черной машины.
– Черт... – из последних сил бормотала Ксения, шаря по карманам. – Черт... уйдут ведь... и никто...
Она нашарила сотовый телефон и из последних сил швырнула его в ближайшую машину. Тут же оглушительно взвыла сигнализация. Все нормально... И хозяин вон бежит... гад... где раньше-то был?!
– Ты... – подскочил к ней парень спортивной наружности.
– Не ори... вызывай милицию... похищение... запоминай номер... за вознаграждение... сто тысяч, если успеешь...
Последние слова решили все – парень мгновенно забыл про свою машину и про израненную Ксению, достал телефон, и уже в полузабытьи она слышала, как он орал:
– Милиция?! Срочно! Похищение! Запоминайте номер, я свидетель, черный джип!.. Да! Номер я вам сказал!.. И пострадавшие есть... да, один труп... на улице... черт, какая же... Ага! Улица Садовая! Да!
Он не спал вторые сутки. Ну, так случилось, что надо было срочно решить все вопросы. Сначала всякие заседания, а потом... встречи в ресторане, а куда без них! Вот и заявился в гостиницу под утро, потом... потом пока в ванную, пока себя в порядок, и получалось, что времени спать ну никак не остается. Да что ему – в первый раз, что ли? В четыре утра освободился и, едва добравшись до гостиницы, тут же рухнул в кровать. – Нет, мама, я с тобой! – И он встал, заслоняя мать своим еще небольшим, мальчишеским тельцем – единственный маленький мужчина в их крошечной семье, защитник.
Ему снился родной лес. Лес, он везде одинаковый, во всяком случае, если там не кипарисы с баобабами. Во всяком случае, Соболю так казалось. Кто его там знает – родной, не родной... А тут он четко знал – свой, родной. Конечно, он же знает, они только что с мамой ехали в электричке, и неизвестная тетка охала, что в их лесу появился медведь.
– Да ну что вы, какой медведь... – пыталась успокоить сына мама. – У нас здесь их уже лет десять не было.
– А я вам говорю – есть! Появился! – настаивала тетка.
И кто-то ее поддержал:
– Точно! Тут у нас недалеко тоже дачи, так там бабу насмерть медведь задрал, прямо вот этим летом.
– А еще собаку у моих знакомых. И тоже – насмерть! – подтвердили всезнающие пассажиры электрички.
Ну и пусть медведь, им-то чего? Где-то ходит, и пусть себе ходит... И вот десятилетний Эдик, ему лет десять, не больше, идет с матерью по лесу... А вокруг темно, неуютно... Темно не потому, что какой-то там фильм ужасов, а просто потому, что мама после работы, а им так надо собрать клубнику. И мать торопит, а сама подбадривает... что она там рассказывала, разве сейчас вспомнишь... И вдруг... Нет, он сначала даже не услышал, почувствовал – здесь кто-то есть. В глухом, темном лесу есть кто-то еще, кроме него и матери. И здесь услышал яростный треск. Он взглянул на мать. Мама с побелевшим лицом проговорила едва слышно:
– Эдик, беги... беги, сынок, я тут сама с ним... Беги быстро...
Он вскочил и сильно затряс головой: – Эдик... с твоими девочками беда...
– Блин... опять... что за ерунда.
В том далеком лесу тогда оказался просто мужик, а никакой не медведь. Но маленький мальчишка всерьез ждал зверя. Но не сбежал и маму не оставил, а кто ж ее защитит – у них же и нет никого больше. Со временем все забылось, и только много лет спустя этот сон стал ему снова сниться. Как неведомое предупреждение о беде...
Он проснулся, и почти сразу же ожил мобильник. Звонил Аршутин.
Потолок палаты был белым и светился. Светился от палящего солнца за окном. Ксения подняла ресницы... на нее смотрели чьи-то незнакомые, добрые глаза... Это был просто Дашкин праздник. Она вплыла в палату вся раскрашенная, точно подарочная матрешка, и, не глядя на больную сестру, сразу же плавно подъехала к Соболю:
– Ну как ты, очнулась? Девочка?
Ксения тяжело прикрыла веки. Где это она? С чего это с ней так разговаривают? И почему... почему это она – девочка? Вон ей сколько лет!.. А сам-то! Какой-то молодой... весь в белом... точно – ангел, или кто там бывает-то, когда уже все? Когда уже тебя нет...
Она снова открыла глаза – на нее смотрели веселые глаза молодого, уверенного доктора.
– А чего это вы... так обрадовались? – на всякий случай спросила Ксения.
– А как же! У нас тут такая знаменитость! – фыркнул доктор, и в его глазах блеснули насмешливые чертики.
– Издеваетесь, да? – серьезно поинтересовалась больная.
– Нет, – тоже стал серьезным врач. – Горжусь! У нас тут кого только не было... а вот молодой талантливой художницы как-то... не забегают они к нам.
– Так и я... не слишком старалась... И вообще – где это я?
– Да вы не волнуйтесь, сейчас вам все объяснят. А потом... потом я опять к вам. У нас теперь много тем для разговоров. Уж если вы все же к нам добрались, так я...
– А про что мы будем говорить? Про краски? – не поняла Ксения. – Или про картины?
– Ну это потом, – качнул головой доктор. – А сначала – о таблеточках, об уколах... должен же я вас чем-то пленить!
– Ну да... – рассеянно мотнула головой Ксения. – Уколами.
– Сам-то я уколы не ставлю, но поговорить о них, о вашем самочувствии, это с превеликим моим удовольствием.
Доктор вышел, а Ксения уставилась в потолок и пыталась припомнить – и что же с ней такое случилось-то? Откуда этот потолок? Ну, ясно – больничная палата, а вот как она сюда попала? Нет, кое-что она вспомнила: парней, Лину, бьющуюся за стеклом чужой машины, и... язык Боса. Черт! А вот номер-то забыла! Как же вспомнить? Вспомнить...