Впрочем, были еще и дочери, которые были совсем не против позаботиться о матери, но тут на дыбы встали их мужья, не желавшие оказаться под каблуком у тещи — ведь вдова покойного оставалась главой семьи, и именно у нее должна была сохраниться власть. Дом и старая орчиха были неотделимы друг от друга, и предстояло решить, кто из наследников забирает свою долю имущества и уходит на все четыре стороны, а кто остается и получает дом и старуху в придачу.
Старейшина рода аш-Эль-Бран — старший брат покойного — подошел к вдовой снохе, которая уперла кулаки в бока, вызывающе глядя на него. Кроме мужчин рода Эль-Бран тут были и ее собственные братья, а также родичи всех заинтересованных сторон, так что толпа собралась нешуточная и моральная поддержка могла найтись у любого.
— Ну — спросил старейшина, — что вы решили?
— Я с нею не останусь! — категорично заявила орчиха. — Я долго прожила вместе с нею и…
— Отлично! — кивнул старейшина. — Тогда ты уходишь…
— Куда? — взвилась орчиха. — Я прожила в этом доме пятнадцать лет, родила здесь детей… Тут похоронен мой третий сыночек…[7] Я остаюсь… Я имею право!
— Твоя свекровь останется тут!
— Я сама будущая свекровь!
— Я тоже! — вступила в разговор ее невестка. — У меня тоже сын!
— А у меня их двое! — Орчиха выдернула вперед подростка. — Кроме того, тебе так и так нужно замуж выходить и переселяться к мужу!
— Тебе тоже!
— Это почему еще?
— Твой сын совсем ребенок! Он не может править домом и…
— Править буду я сама!
— Нет, не ты, а она!
— Вот еще!
Неизвестно, до чего бы договорились орчихи — может, и с кулаками бы друг на дружку полезли, а там и до столкновения родов бы дошло, — но в это время послышался быстро приближающийся крик: «Эль-Бран! Эль-Бран вернулся! Живой!»
На крики стали оборачиваться, и к тому времени, как к дому добрались Кхетт и Брехт с цепляющимся за него притихшим Льором, уже все смотрели только на Эль-Брана.
Старейшина встретил племянника внимательным взглядом, словно ощупал холодными серыми глазами. Из всех собравшихся такой цвет глаз был только у них двоих.
— Живой, — промолвил он.
— А что, меня уже похоронили? — огрызнулся Брехт.
— Откуда ты?
— Издалека.
Обе сестры, быстро сообразив, в какую сторону задул ветер, оторвались от своих мужей и, перегоняя друг дружку, бросились в дом, где у погасшего очага (в знак того, что у дома нет хозяина) в одиночестве дожидалась решения судьбы их мать.
— Мама! Мама! Брехт вернулся! Он не умер! Он…
Старая орчиха появилась на пороге. Ворота были распахнуты настежь, и она сразу заметила стоявших друг против друга своего младшего сына и старейшину.
— Брехт…
Молодой орк еле успел подхватить мать, которая буквально упала ему на руки.
В толпе загомонили. Отсутствовавшего слишком долго родича орки могли официально объявить умершим или изгнать, если от него отрекалась родная мать. Но здесь все было предельно ясно, и зрители стали по одному расходиться. Чего там смотреть? Все знали наперед, что произойдет: Брехт с матерью войдут в дом, и старуха разожжет очаг, оповещая всех, что у дома появился хозяин. И теперь уже не у старейшины, а у Брехта, как у нового главы семьи, будет болеть голова по поводу того, как поступить с невестками. Ибо одна из них должна будет стать его женой, а второй придется собирать вещички.
После того как большая часть зрителей разошлась, оставшиеся вслед за Брехтом и его матерью потянулись в дом. Кхетт был единственным чужаком и шагал последним. Он же оттолкнул сунувшегося было в двери Льора:
— А ты куда, светловолосый? Твое место во дворе! Жди, пока хозяин тебя определит!
— Но… — запротестовал юноша.
— Я сказал — ждать! Место! — как на собаку, прикрикнул на эльфа орк.
Брехт, уже переступивший порог, обернулся.
— Этот светловолосый раб хочет пройти в твой дом! — сказал Кхетт, для надежности придержав эльфа за шиворот.
— Он имеет на это право! — Брехт подошел и вынул ворот рубашки из рук старого приятеля. — И он не раб! Льор, он… — придерживая юношу за плечи, орк направился к очагу. — Я привел тебе нового сына, мать.
В пещерах нет смены дня и ночи, и время тут определяют по летучим мышам: когда стаи отправляются на охоту за мошкарой, орки гасят светильники и подземелья погружаются в полумрак. Когда же снаружи слышится писк возвращающихся маленьких созданий, огни зажигаются. В обязательном порядке над воротами каждой усадьбы закрепляют светильник-гнилушку в знак того, что обитатели дома уже на ногах.
До вывешивания светильников еще оставалось время, но Брехт уже не спал. И не только потому, что обязанности хозяина усадьбы не предполагали праздности, просто он пробудился от легкого сквозняка, тянущего сквозь неплотно прикрытую дверь.
Как таковых, дверей в пещерах-домах не было: их роль выполняли натянутые на деревянные каркасы или подвешенные на веревку шкуры с грузиками внизу, чтобы не болтались. Тот, кто недавно выскользнул из пещеры, еще не привык всякий раз проверять и поправлять за собой такую дверь.
Вполголоса ругнувшись, молодой орк сунул ноги в кожаные поршни. Как и положено хозяину, он спал полуодетым, чтобы в любое время вскочить и взяться за дела. Поэтому сборы не заняли много времени — он лишь подтянул пояс на штанах, прихватил меховую безрукавку и вышел. Острое обоняние помогло ему отыскать следы ранней пташки. Он прошел окраиной поселения в один из выходов-отнорков в широкий — разведи руки в стороны и не достанешь стен! — тоннель, который вел полого вверх… Это была просторная пещера… Нет, даже не пещера, а скорее колодец — наверху, на высоте в десять орочьих ростов, открывался провал наружу, где в темно-синем небе еще виднелись звезды. Внизу, в колодце, поблескивало озеро чистой горной воды. На противоположной стороне неумолчно шумела вода — горный ручеек низвергался в озеро. Глубокое, никто не смог донырнуть до дна, оно питало через подземные протоки глубинные источники в пещере Брехта и еще пяти-шести соседних. Несколько выступов-террас находилось тут и там на разной высоте. На них гнездились птицы, откладывали яйца ящерицы, на тех, что повыше, укоренились растения. Мальчишки лазили по скалам, собирая то и другое, и иногда спускались к самому озеру, чтобы наловить моллюсков и поставить сети на водившихся тут рыб.
Льора Брехт заметил сразу. Эльф сидел на самом краю террасы, свесив ноги, и смотрел в небо, на звезды. Он и ухом не повел, когда орк пристроился рядом.
— Ты чего не спишь?
— Не могу, — вздохнул юноша и бросил на дно камешек. — Не спится! Я… Брехт, — он несколько раз глубоко вздохнул, собираясь с силами, а потом вдруг прижался к орку, обняв его, — мне плохо, Брехт…
— Отчего? — Орк воровато оглянулся — не видит ли кто? — и коснулся ладонью плеча юноши. — У тебя теперь есть дом, семья, мать…
— Есть, только, — Льор потерся носом о его грудь, — только это все не мое! Я…
— Я знаю, что на тебя косо смотрят, — оборвал его Брехт. — Привыкнут!
— Но я не привыкну! — Юноша взглянул на него. — Я не смогу всю жизнь прожить под землей! Я тут только ради тебя, но…
— В чем же дело? Лет через сто я загнусь от старости, тогда иди на все четыре стороны! — пошутил орк.
— Не хочу! — пылко воскликнул юноша. — Я не хочу видеть, как ты умираешь!
После чего прижался так тесно, что Брехт невольно заерзал, снова озираясь по сторонам. Не увидел бы кто, как он тут с мальчишкой обнимается!
— Ладно, пошли! — грубее, чем хотелось бы, произнес орк, отодвигаясь от эльфа. — Уже утро!
Придерживая Льора за шиворот, Брехт двинулся обратно в селение.
Он сам не желал себе признаваться, но частично разделял чувства своего названого братишки. Прошло всего несколько дней после его возвращения, а молодому орку уже было тесно под землей. Он привык к яркому свету, вольному ветру, звукам и запахам внешнего мира. Нет, орки не сидели в пещерах всю жизнь, как, например, цверги, и часто пасли стада овец и коз именно на поверхности, и спускались в долины, где возделывали сады и виноградники, а некоторые так и вообще покидали горы и переселялись на равнины. Но все равно, они оставались пещерными жителями и сумерки для них были привычнее. Как и эта жизнь, которую они вели поколениями. Последние несколько лет, когда вначале Верховный Паладайн, а затем и император Хаук пытались привнести изменения в сложившийся веками уклад, мало что изменили в сознании большинства.
Селение уже пробудилось. Над воротами некоторых усадеб появились гнилушки, слышалось хорканье свиней, шаги и голоса. Какой-то орк-фермер пробежал мимо с пустыми ведрами, торопясь к источнику в центре пещеры. Раздался визгливый голос женщины, с утра пораньше ругающей домочадцев.
Не успел Брехт переступить порог усадьбы, как навстречу ему словно из-под земли выросла его сноха Трюма.
— Ты где был?
— Гулял, — коротко ответил Брехт, подтолкнув эльфа вперед.
— Что, не спится?
— Нет.
— Мне тоже, — Трюма потянулась, выгибаясь навстречу ему крепким ладным телом. — Одиноко и холодно…
— Безрукавку надень.
— Мне так одиноко, — гнула свое орчиха, идя за ним следом. — В пустой холодной постели… Брехт, когда ты на мне женишься?
Уже занесший ногу через порог загона для свиней, Брехт аж споткнулся:
— Чего?
— Ты вернулся десять дней назад, а до сих пор не определился, кого из нас возьмешь в жены! Меня или Гаммлу… Только вот что я тебе скажу! — Орчиха придвинулась ближе, нарочно выпячивая груди. — Гаммла не слишком-то переживала смерть своего первого мужа. Она не будет верной женой, и она… слишком самостоятельна! С такой женщиной тебе будет тяжело!
— А почем ты знаешь, какая женщина мне нужна? — оскалился Брехт.
— Ну как же, — Трюма хихикнула, — я же наблюдала за тобой… еще раньше, до того… Ты… мм, — она провела пальцами по его голой груди, — особенный. Такого, как ты, нельзя не заметить!.. И я готова…
— Ты была готова лечь в мою постель?
— Я хранила верность мужу, пока он был жив! — воскликнула орчиха. — И хранила бы ее дальше, если бы твой выбор пал не на меня…
— Вот и храни, — отрезал молодой орк, скрываясь в загоне.
— Значит, все-таки Гаммла? — вслед ему закричала Трюма. — Но чем она лучше меня?
Ответить ей Брехт, даже если бы и захотел, не смог — в этот миг он был очень занят. Свиньи содержались практически в полной темноте. Слабого света, льющегося через проем, хватало, а кому было темно, тот мог прихватить с собой светильник. Для привычного к темноте глаза света тут было достаточно, но погруженный в раздумья Брехт не успел среагировать. Он лишь ощутил волну мускусного запаха, когда чье-то тело прижалось к нему, а жадные губы впились в его рот.
— Мм…
С некоторым усилием орку удалось оторвать прильнувшую женщину.
— Гаммла? Что ты здесь…
— Не надо, — она зажала ему рот одной рукой, другой сражаясь с его поясом, — молчи!.. Я все слышала. Эта Трюма… Да что она понимает? Она старая и завистливая! А я еще молода, — она орудовала уже двумя руками, действуя с немалой сноровкой, словно проделывала подобное довольно часто, — я могу родить много детей!
— Да при чем ты… — Брехт старался отбиться, пока женщина не раздела его окончательно, — да с чего ты взяла…
— Но ты же должен выбрать одну из нас! Должен. — Тяжело дышащая Гаммла не собиралась сдаваться. — Это обычай!.. А ты мне всегда нравился! Ты высокий, сильный… Ты… настоящий мужчина… Ох! — Она засунула-таки руку ему в штаны, и Брехта всего затрясло. У него действительно давно не было женщины. Будь это любая другая орчиха, он бы уже задрал ей подол, но здесь беда была в том, что, раз поддавшись зову плоти, ему пришлось бы потом жениться. А связываться с Гаммлой или Трюмой ему не хотелось — жены братьев не нравились ему.
— Ну же, — Гаммла вся извивалась от нетерпения, — иди ко мне!
— Прямо тут, вместе со свиньями? — фыркнул Брехт, невероятным усилием воли пытаясь себя сдержать. — Ты настолько низко себя ценишь? Что скажут твои дети?
Орчиха отшатнулась. Брехт, воспользовавшись ее замешательством, поспешил удрать. Удрать, пока хлев не показался ему самым подходящим местом.
Разувшись, чтобы лучше чувствовать опору под ногами, и сняв рубашку, дабы не стесняла движений, Брехт без устали вращал копье, перехватывая его то одной, то другой рукой, то сразу обеими. Тренировка длилась уже довольно долго, пот блестел на смуглой коже орка, мышцы иногда ощутимо ныли, но он не останавливался.
Уже не первый день уединялся он в небольшой нише-пещерке над горным озером, чтобы без помех отдаться совершенствованию воинского искусства. С некоторых пор он полюбил приходить сюда и тренироваться до полного изнеможения, а с тех пор как однажды ночью Гаммла забралась к нему в постель, молодого орка практически невозможно было застать дома.
Он заметил ее краем глаза, но был до того увлечен, что даже смутно знакомый запах не заставил его остановиться.
— Здравствуй! Вот ты где?
Рука дрогнула, проводя прием. Будь у него напарник для спарринга, тот бы не замедлил воспользоваться явной оплошностью противника.
— Здравствуй… — Голос тоже его подвел.
— Я все это время искала тебя. Но застать тебя дома невозможно…
— Я…
Она подошла совсем близко, улыбаясь так, как умела только она.
— Орра, — произнес он. — Ты…
— Изменилась?
Молодая орчиха небрежно откинула назад длинные распущенные волосы. Низкий вырез рубашки из серого льна открывал ее груди ровно настолько, чтобы притягивать мужские взгляды.
— Да! — выдохнул Брехт, не сводя с нее глаз.
С Оррой они дружили с раннего детства. Его сестры везде ходили стайкой, принимая в свою группу еще нескольких соседских девчонок. У одной из соседок была младшая сестренка Орра, которую навязали старшей, чтобы та присматривала за малявкой. Брехт, которого старшие братья редко принимали в свои игры, иногда таскался за сестрами, подсматривая, как девушки купаются. Там он и познакомился с Оррой. Она и Кхетт были его самыми близкими друзьями, но, когда у Орры начались обыкновенные женские дела, ее перестали пускать на улицу к мальчишкам. И до недавнего времени они практически не виделись.
Сейчас она стояла перед ним в нижней серой рубашке, которая мало того что отличалась низким вырезом, но еще и, мокрая, прилипла к ногам. Черные волосы ее пахли водой, сыростью и немного травой.
— Ты… изменилась! — промолвил Брехт не своим голосом.
— Правда? — Орра улыбнулась, демонстрируя ровный ряд крепких зубов.
Молодой орк только кивнул.
— Ты меня помнил?
— В-всегда! Я думал, что ты…
— Что я — что? Вышла замуж? — Она хихикнула. — Мне предлагали много раз. Но я свободна. Пока!
Сделав новый шаг, она положила руки ему на плечи.
Копье с глухим стуком упало на камни. Горячие ладони нащупали и стиснули податливую талию, а потом ожили, задирая подол и стремясь добраться до широких, призывно расставленных бедер.
— Ох… — Орра хихикнула. — Какой ты горячий…
— Иди ко мне!
— Пусти!.. Не здесь. — Упираясь ладонями ему в грудь, Орра тем не менее крепко обвила ногами его бедра. — Пошли…
Горячая пелена желания затуманила рассудок Брехта, и он послушно поставил девушку на пол, позволив взять себя за руку и увлечь от берега горного озера.
Эта пещера была довольно просторной по сравнению с нишей, кроме того, она не имела потолка и представляла собой глубокую расщелину, склоны которой поросли настоящим, не пещерным, мхом и даже кое-какой растительностью. Дно было засыпано всяким мелким мусором. Он пружинил под босой ногой, как ковер.
— Стой! — Брехт сильным движением притянул девушку к себе.
— Что, прямо здесь? — Только что откровенно с ним заигрывавшая Орра вдруг начала отбиваться.
— Да! Здесь и сейчас! — Не в силах противиться желанию, Брехт подхватил подругу детства на руки, торопливо укладывая на жесткий ковер из увядших растений и без затей устраиваясь сверху.
Неожиданное сопротивление Орры только раззадорило молодого орка. Горячая кровь ударила в голову. Мелькнула и пропала мысль, что вот на Орре он мог бы жениться: она нравилась ему больше снох. Жесткий жадный поцелуй заглушил готовый сорваться с губ крик.
— А ну отойди от нее!
В затуманенном страстью мозгу что-то щелкнуло, но тело не успело среагировать. Чувствительный удар сапогом в копчик заставил Брехта вскочить. Орра поспешила натянуть на голые ноги подол рубашки. Над ними стояли шестеро молодых орков — судя по татуировкам и шрамам, старшие и средние сыновья из менее знатных и древних родов, хотя тоже из касты воинов. Двух Брехт немного знал — это были старшие братья Орры, судя по знакам на мощных кулаках, оба женатые.
— Ты какого гоблина к нашей сестре пристаешь? — процедил сквозь зубы один из братьев. — Давно по роже не получал?
Оба родственника Орры были старше Брехта, у обоих имелись татуировки ветеранов — они воевали за Золотую Ветвь и вернулись победителями.
— Она сама… — попытался возразить Брехт.
— Сама? Орра не такая! — воскликнул младший брат.
— А хоть бы и сама, — старший смерил девушку взглядом, и та поспешила отползти на четвереньках прочь, — это не дает тебе права ее лапать!
— Она не для таких, как ты! — подал голос третий парень.
— Для каких «таких»? — прищурился Брехт, догадываясь, что услышит в ответ.
— Для маменькиных сынков, которые ни капли своей крови не пролили, а туда же…