— Даже не верится, — сказал журналист, перечитывая инструкцию.
Кавакита обнял его за плечи.
— Билл, дружище, я знаю, эта история способствовала бы увеличению тиража. И с радостью помог бы тебе написать самую дискуссионную, возмутительную и непристойную книгу, какую только возможно. Но не могу. Буду откровенен. Я здесь работаю и, — он сильнее стиснул плечи журналиста, — надеюсь на повышение в должности. Позволить себе идти против течения не могу. Придётся тебе искать другой путь. Идёт?
Смитбек покорно кивнул.
— Идёт.
— Вид у тебя растерянный, — снова засмеялся Кавакита. — Но я всё же рад, что ты понял. — И мягко поднял журналиста на ноги. — Слушай. Может, съездим в воскресенье на рыбалку?
Смитбек наконец усмехнулся.
26
Д’Агоста находился в дальнем конце музея, когда его вызвали по рации. Обнаружено что-то подозрительное, восемнадцатая секция, компьютерный зал.
Он вздохнул, сунул рацию обратно в чехол и подумал о своих усталых ногах. Всем в этом чёртовом здании мерещатся призраки.
В коридоре возле компьютерного зала толпилось, нервозно перешучиваясь, около десятка людей. У закрытой двери стояли двое полицейских в форме.
— Так, — сказал д’Агоста, доставая сигару. — Кто из вас что-то видел?
Из группы вышел молодой человек. В очках, в белом лабораторном халате, со скошенными плечами, с калькулятором и пейджером на поясе. Чёрт возьми, подумал д’Агоста, где только берут таких?
— Собственно, я не видел ничего, — заговорил он, — но в энергоблоке слышался громкий стук. Словно кто-то колотил по двери, пытался выйти…
Лейтенант повернулся к полицейским.
— Давайте заглянем туда.
Он попытался повернуть шарообразную дверную ручку, она не поддавалась. Кто-то протянул лейтенанту ключ:
— Мы её заперли. Не хотели, чтобы оттуда что-то появилось…
Д’Агоста махнул рукой. Это выглядело смехотворным. Взрослые люди боятся привидений. Как они могут намечать большое праздничное открытие выставки на завтрашний вечер? Надо было закрыть этот чёртов музей после первых убийств.
Большой круглый зал блистал чистотой. В центре его на большом постаменте купался в ярком свете неоновых ламп белый цилиндр высотой около пяти футов. Лейтенант решил, что это центральный компьютер музея. Цилиндр негромко гудел, его окружали мониторы, автоматизированные рабочие места, столы и шкафы с книгами. В дальней стене виднелись две закрытые двери.
— Посмотрите здесь, ребята, — сказал д’Агоста полицейским, держа во рту незажженную сигару. — Я поговорю с этим типом, запишу его показания.
И вышел обратно в коридор.
— Имя, фамилия? — спросил он молодого человека.
— Роджер Трамкэп. Я начальник смены.
— Так, — устало сказал лейтенант, записывая. — Вы сообщаете о шумах в зале обработки данных.
— Нет, сэр, зал обработки данных наверху. Это компьютерный зал. Мы следим за аппаратурой, обеспечиваем работу систем.
— Значит, компьютерный. — Лейтенант сделал ещё одну запись. — Когда впервые услышали эти шумы?
— Было минут пять одиннадцатого. Мы как раз заканчивали положенное на день изготовление резервных копий.
— Ясно. Заканчивали работу в десять часов?
— Резервные копии нельзя делать в часы наибольшей нагрузки системы, сэр. У нас есть специальное разрешение приходить к шести утра.
— Счастливчики. И где же вы слышали шумы?
— Они доносились из энергоблока.
— Это…
— Дверь слева от МП-три. От компьютера, сэр.
— Я видел там две двери, — сказал д’Агоста. — Что находится за другой?
— А, это тёмная комната, сэр. Туда невозможно войти без ключа-карточки.
Лейтенант как-то странно взглянул на Трамкэпа.
— Там находятся комплекты дискет и тому подобное. Запоминающие устройства. Называется комната тёмной, потому что там всё автоматизировано, туда имеют право входить только люди из бригады техобслуживания. — Он гордо кивнул. — Никаких операторов. По сравнению с нами зал обработки данных пребывает в каменном веке. У них до сих пор операторы вручную устанавливают ленты.
Д’Агоста снова вошёл внутрь.
— Шумы раздавались за вон той левой дверью, давайте заглянем туда, — сказал он полицейским. И обернулся к Трамкэпу: — Никого сюда не пускайте.
Дверь в энергоблок распахнулась, обдав полицейских запахами горячей электропроводки и озона. Лейтенант, пошарив по стене, нашёл выключатель и включил свет.
Первым делом, как того требуют правила, он осмотрелся. Трансформаторы. Забранные решётками вентиляционные отверстия. Кабели. Несколько больших кондиционеров. Масса горячего воздуха. И ничего больше.
— Осмотрите оборудование со всех сторон, — сказал д’Агоста.
Полицейские тщательно всё осмотрели. Один из них обернулся и пожал плечами.
— Хорошо, — подытожил д’Агоста, выходя в компьютерный зал. — По-моему, там никого нет. Мистер Трамкэп?
— Да? — отозвался тот, втянув голову в плечи.
— Можете сказать своим людям, пусть возвращаются. Там всё в порядке, но мы на ближайшие тридцать шесть часов установим в зале пост. — Лейтенант повернулся к полицейскому, выходившему из энергоблока. — Уотерс, останься здесь до конца смены. Для проформы. Потом я кого-нибудь пришлю. Ещё несколько раз кому-нибудь что-нибудь померещится, и у меня не останется людей.
— Ладно, — ответил Уотерс.
— Правильно, — заговорил Трамкэп. — Видите ли, этот зал — сердце музея. Вернее, мозг. Мы обслуживаем телефоны, электросеть, принтеры, электронную почту, систему охраны…
— Да-да, — перебил д’Агоста. И подумал, не та ли это охрана, у которой нет схемы нижнего подвала.
Служащие стали возвращаться на рабочие места. Д’Агоста утёр лоб. Чертовски жарко. И повернулся, собираясь уйти.
— Родж, — послышался за его спиной чей-то голос. — У нас проблема.
Лейтенант задержался.
— О Господи, — сказал Трамкэп, глядя на монитор. — Система производит сброс памяти. Что за чёрт…
— Родж, главный терминал работал в режиме резервирования, когда ты отошёл? — спросил невысокий человек с большими зубами. — Если резервные ленты кончились и никакой реакции не последовало, он мог перейти на сброс низкого уровня.
— Пожалуй, ты прав, — сказал Роджер. — Останови сброс и проверь, все ли ленты выработаны.
— Он не реагирует.
— Операционная система выключена? — спросил Трамкэп, наклоняясь к монитору, перед которым сидел большезубый. — Дай-ка взглянуть.
Послышался сигнал тревоги, негромкий, но пронзительный, назойливый. Д’Агоста увидел в потолочной панели над главным компьютером красный огонёк и решил, что, пожалуй, ему лучше пока остаться.
— Это что? — спросил Трамкэп. Ну и жарища, подумал д’Агоста. Как они только её терпят?
— Что означает этот сигнальный код?
— Не знаю. Посмотри.
— Где?
— В справочнике, балда! Он у тебя на столе. Вот, взял его.
Трамкэп принялся листать страницы.
— Двадцать два девяносто один, двадцать два девяносто один… вот, нашёл. Это сигнал перегрева. О Господи, машина раскаляется! Немедленно вызови техников.
Д’Агоста пожал плечами. Стук, который они слышали, видимо, издавали выходящие из строя компрессоры кондиционера. Нетрудно догадаться. Температура здесь, наверное, градусов девяносто. Идя по коридору, он разминулся с двумя спешащими техниками.
Как и большинство современных суперкомпьютеров, музейный МП-3 был способен лучше выдерживать перегрев, чем «большие железки», выпускавшиеся лет десять — двадцать назад. Его силиконовый мозг в отличие от вакуумных трубок и транзисторов прежних моделей мог дольше работать при температурах выше рекомендованных без поломки и потери данных. Однако интерфейс, напрямую связанный с системой безопасности музея, был установлен без учёта спецификаций изготовителя. Когда температура в компьютерном зале достигла девяноста четырёх градусов, допуски микросхемы ПЗУ оказались превышенными. Сбой произошёл через девяносто секунд.
Уотерс, стоя в углу оглядывал зал. Техники ушли больше часа назад, в помещении стояла приятная прохлада. Всё снова пришло в норму, слышалось только гудение компьютера и однообразное пощёлкивание многочисленных клавиш. Он праздно глянул на экран терминала, возле которого никого не было, и увидел мерцавшую надпись.
НЕИСПРАВНОСТЬ ВНЕШНЕЙ МАТРИЦЫ ПЗУ АДРЕС: 33 В1 4А ОЕ
Это походило на китайскую грамоту. Неужели нельзя сказать то же самое понятным языком? Уотерс ненавидел компьютеры, потому что ничего не получал от них, кроме пропуска «с» в своей фамилии на счетах. Он терпеть не мог самодовольных ослов-компьютерщиков. Если там что-то случилось, пусть у них болит голова.
27
Смитбек сложил блокноты у одной из своих излюбленных библиотечных кабин. Тяжело вздохнув, втиснулся в неё, поставил на стол портативный компьютер и включил небольшую лампочку над головой. Ему было рукой подать до обшитого дубовыми панелями читального зала с красными кожаными креслами и мраморным камином, который не разжигали лет сто. Но журналист предпочитал тесные обшарпанные кабины. Особенно укромные, где можно изучать добытые рукописи и документы — или слегка вздремнуть — с относительным комфортом и без помех.
Музейное собрание новых, старых и редких книг по всем аспектам естественной истории не имеет себе равных. За многие годы музей получал столько завещанных и преподнесённых в дар книжных коллекций, что их не успевали вносить в каталоги. Однако Смитбек знал библиотеку лучше, чем большинство библиотекарей. Он мог отыскать погребённый под другими документ в рекордно короткое время.
Поджав губы, журналист размышлял. Мориарти — несговорчивый бюрократ, добиться от Кавакиты ничего не удалось. Больше он не знает никого, кто мог бы помочь с доступом в базу данных.
Но эту проблему можно решить несколькими способами.
В микрофильмовом каталоге журналист стал просматривать указатель статей в «Нью-Йорк таймс». Дошёл до семьдесят пятого года. Там не оказалось ничего — и, как он вскоре выяснил, в журналах, имеющих отношение к естественной истории и антропологии, тоже.
Смитбек пролистал старые выпуски издаваемого в музее журнала в поисках хоть какой-нибудь информации о той экспедиции. Ничего. Из нескольких строчек биографии Уиттлси в справочнике «Кто есть кто в НЙМЕИ» он не узнал ничего нового.
Журналист выругался под нос. Найти сведения об этом человеке труднее, чем сокровище Оук-Айленда.
Смитбек неторопливо поставил тома обратно на полки и огляделся. Потом взял несколько листов из блокнота и небрежно подошёл к столу дежурной, предварительно удостоверившись, что видит её впервые.
— Надо вернуть эти листы в архив, — сказал он ей.
Дежурная недоверчиво посмотрела на него, хлопая глазами.
— Вы у нас новый читатель?
— Меня на прошлой неделе перевели сюда из научной библиотеки. Так сказать, в порядке ротации.
Он улыбнулся ей, надеясь, что улыбка получилась искренней.
Дежурная с сомнением нахмурилась, и тут на её столе зазвонил телефон. Она заколебалась, потом сняла трубку, рассеянно протянув ему регистрационную тетрадь и ключ на длинном синем шнурке.
— Запишитесь, — проговорила она, прикрыв трубку ладонью.
Это была чистейшей воды авантюра. Библиотечные архивы находятся за серой дверью без надписи в отдалённом углу книгохранилища. Смитбек однажды был там, на законном основании. Ему было известно, что основная часть музейных архивов находится где-то в другом месте, что библиотечные подшивки весьма специфичны. Но что-то не давало ему покоя. Он закрыл дверь и поспешил вдоль стоящих на полках и в штабелях ящиков с этикетками.
Пройдя вдоль одной стены, журналист свернул к другой и вдруг остановился. Осторожно снял ящик с надписью «КВИТАНЦИИ АВИАГРУЗОВ». Присев на корточки, быстро пролистал бумаги.
Дошёл снова до семьдесят пятого года. Разочарованный, пролистал всё подряд ещё раз. Ничего интересного.
Когда он водружал ящик обратно на высокую полку, взгляду его предстала этикетка: «КОНОСАМЕНТы[14]. 1979–1990». Находиться в архиве можно было от силы ещё пять минут.
— Нашёл, — наконец прошептал Смитбек, вынимая из ящика запачканный листок. Достал из кармана микрокассетный магнитофон и тихо наговорил на него ключевые слова: Белен; новоорлеанский порт; Бруклин. «Стрелла де Венесуэла» — Звезда Венесуэлы. Странно, подумал он. Чересчур долгая стоянка в Новом Орлеане.
— У вас очень довольный вид, — заметила дежурная, когда Смитбек положил ключ ей на стол.
— День удачный, — ответил журналист. И завершил запись в регистрационной тетради: «Себастьян Мелмот, вошёл в 11.10, вышел в 11.25».
В микрофильмовом каталоге Смитбек задумался. У той новоорлеанской газеты какое-то странное название, судя по всему, она основана ещё до Гражданской войны. Ага, «Таймс-Пикиюн».
Он быстро просмотрел каталог. Вот и она:
«Таймс-Пикиюн», выходит с 1840 года.
Журналист вставил в машину кассету 1988 года. Приближаясь к октябрю, замедлил ход плёнки, потом вообще остановил её. Из просмотрового устройства на него глядел заголовок крупным шрифтом во всю полосу.
— О Господи, — прошептал Смитбек.
Теперь он совершенно точно знал, почему ящики, отправленные экспедицией Уиттлси, так долго находились в Новом Орлеане.
28
Извините, мисс Грин, но его дверь всё ещё заперта. Я передам ему ваше сообщение при первой возможности.
Фрок, уходя с головой в ту или иную проблему, часто запирался у себя в кабинете. Секретарша знала, что беспокоить его нельзя. Тем утром Марго дважды пыталась связаться с профессором, но безуспешно. Когда он нарушит своё уединение, сказать было трудно.
Как же быть его глазами и ушами, если она не может даже поговорить с ним?
Марго глянула на часики. Двадцать минут двенадцатого — утро уже почти кончилось. Повернулась к терминалу и попыталась войти в компьютер музея.
ПРИВЕТ МАРГО ГРИН
С ВОЗВРАЩЕНИЕМ В РАСПРЕДЕЛЁННУЮ СЕТЕВУЮ СИСТЕМУ МУЗЕЯ ВЫПУСК 15-5
ВСЕМ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ — ВАЖНОЕ СООБЩЕНИЕ
СЕГОДНЯ УТРОМ СИСТЕМА ВЫШЛА ИЗ МАССИВА, ВОССТАНОВЛЕНИЕ БУДЕТ ПРОИЗВЕДЕНО К ПОЛУДНЮ. ОБО ВСЕХ ИСЧЕЗНУВШИХ ИЛИ ИСПОРЧЕННЫХ ФАЙЛАХ СООБЩАЙТЕ АДМИНИСТРАТОРУ. РОДЖЕР ТРАМКЭП.
ВАС ЖДЁТ 1 СООБЩЕНИЕ
Марго включила меню электронной почты и прочла:
ОТ ДЖОРДЖА МОРИАРТИ. ВЫСТАВКА. ОТПРАВЛЕНО В 10.14.07.30/111 — 95. СПАСИБО ЗА ТЕКСТ — ВСЁ ЗАМЕЧАТЕЛЬНО, МЕНЯТЬ НИЧЕГО НЕ ТРЕБУЕТСЯ. ПОМЕСТИМ ЕГО, КОГДА БУДЕМ ДЕЛАТЬ ОКОНЧАТЕЛЬНУЮ ДОВОДКУ ПЕРЕД ОТКРЫТИЕМ ДЛЯ ШИРОКОЙ ПУБЛИКИ.
МОЖЕТ, ПООБЕДАЕМ СЕГОДНЯ ВМЕСТЕ? ДЖОРДЖ
ОТВЕТИТЬ, СТЕРЕТЬ, ЗАНЕСТИ В ФАЙЛ (О/С/Ф)?
Прежде чем она выбрала команду, нарушив тишину, зазвонил телефон.
— Алло? — произнесла она в трубку.
— Марго? Привет. Это Джордж, — послышался голос Мориарти.
— Привет, — ответила девушка. — Извини, только что прочла твоё сообщение.
— Я так и думал, — весело сказал он. — Ещё раз спасибо за помощь.
— Была рада помочь. Мориарти немного помолчал.
— Ну и… — начал он робко. — Как насчёт обеда?
— Извини, — сказала Марго. — Я бы с удовольствием, но жду звонка от доктора Фрока. Это может произойти и через пять минут, и через неделю.
По молчанию она поняла, что Мориарти разочарован.
— Послушай, — заговорила Марго. — Может, заглянешь ко мне по пути в кафетерий? Если Фрок позвонит к тому времени, я буду свободна. Если нет… что ж, побудешь здесь пару минут, пока я жду, поможешь мне, например, решить кроссворд в «Тайме».
— Конечно! — оживился Мориарти. — Я знаю всех австралийских млекопитающих. Марго поколебалась.
— А может, пока ты будешь здесь, сможем запросить инвентарную базу данных, разузнать о ящиках Уиттлси…
Молчание. Наконец Мориарти вздохнул.
— Хорошо, раз для тебя это так важно. Думаю, вреда от этого никому не будет. Загляну около двенадцати.
Полчаса спустя в дверь постучали.
— Войдите, — ответила Марго.
— Да здесь заперто, чёрт возьми. Это был не Мориарти. Она открыла дверь.
— Вот не ожидала увидеть здесь тебя.
— Как, по-твоему, судьба это или удача? — произнёс Смитбек, быстро входя и закрывая дверь за собой. — Слушай, Цветок Лотоса, со вчерашнего вечера я был весь в делах.
— Я тоже, — сказала Марго. — С минуты на минуту здесь будет Мориарти, откроет нам доступ в инвентарную базу данных.
— Как тебе…
— Не важно, — самодовольно ответила Марго. Дверь открылась, заглянул Мориарти.
— Марго? — начал он. Потом увидел Смитбека.
— Не волнуйся, профессор, никакой опасности нет, — сказал журналист. — Сегодня я не в настроении язвить.
— Не обращай внимания, — сказала Марго. — У Билла есть малоприятная привычка появляться внезапно. Входи же.
— Да, и устраивайся поудобнее, — добавил Смитбек, многозначительно указывая на стул перед терминалом.
Мориарти неторопливо сел, взглянул на Смитбека, потом на Марго, затем снова на журналиста.
— Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы я запросил инвентарные данные.
— Если ничего не имеешь против, — спокойно произнесла Марго. Присутствие Смитбека могло навести на мысль, что между ними есть сговор.
— Ладно. — Мориарти положил пальцы на клавиатуру. — Смитбек, отвернись. Пароль, сам понимаешь.
База данных музея содержит сведения о каждом из миллионов занесённых в каталог предметов музейной коллекции. Поначалу она была доступна всем служащим. Однако кто-то из руководства испугался того, что подробные описания артефактов и места их хранения могут стать известны каждому. Теперь доступ к этой программе имели только старшие служащие — от помощника хранителя, как Мориарти, и выше.