Алей вздохнул и откинулся на спинку кресла.
Он не собирался посвящать сотоварищей в детали проблемы. Такую ошибку делали только новички. Года три назад, столкнувшись с первым в своей жизни клиентом-бандитом, Алей вынес тему на обсуждение и спровоцировал войнушку на сорок страниц, которая закончилась ничем. Единственный ценный совет дала Минамото Дейрдре, и тот по почте. А на форуме тогда крутилось вдесятеро меньше народу… Алей подумал, что потом, когда всё закончится, он расскажет Дейрдре о Воронове и своём методе постановки ложного Предела. Просто в порядке ответной любезности. К тому же его очень интересовало мнение Дейрдре о методе.
Выполнив модераторские функции, Времяделу написал: «Как обычный форумчанин и старый эль-хакер я имею сказать вот что: мы — не организация. У нас нет правил. Нет руководства. Нет элиты. Я чисто технически тут модератор, официально вот заявляю. Где появляется элита, появляется серпентарий. Я считаю, мы делаем хорошее, доброе дело. Грызня запятнает наше дело больше, чем одно этически неверное решение, принятое одним эль-хакером. Каждый советуется со своей совестью. Я думаю, просто каждому из нас стоит стремиться к Пределу. Неважно, с помощью коллег или самому, трудным путём. И тогда мы сможем принимать правильные решения. Улаан, я думаю так: если у тебя возникли сомнения, если ты не хочешь ломать этому человеку Предел — не ломай».
Алей улыбнулся. Времяделу разменял шестой десяток и уж слишком любил высказываться с высот мудрости опыта, но дядька был славный.
Ещё пару дней Алей собирался выждать, не появятся ли новые мнения, потом поблагодарить всех. А сейчас…
Сейчас и вправду наступало время делу.
Воронов, Летен Истин.
Алей навалился грудью на стол и закрыл руками лицо. Было очень тихо. Ровно, чуть поскрипывая, гудел кулер.
Воронов, Летен Истин.
С чего начинать цепочку взлома?
С танков?
Нет. Сейчас Алей ясно чувствовал — это неправильно. Первое звено должно быть иным.
Каким?
Поляна Родина.
Любовь.
Любовь к Родине…
Дети. Ясные детские лица, распахнутые глаза; чистый воздух, лесные кроны, высокие, пламенеющие зеленым-зелено…
Нет.
Не здесь.
Ассоциативный поток в мыслях Алея походил на реку, которая натолкнулась на плотину и разлилась искусственным морем. Где-то там, за плотиной, ждало решение, ждал единственно верный ответ. Но ворота шлюза оставались закрытыми.
Власть.
Абсолютная власть, такая, как у королей в старину… Король-Солнце… Солнце в бескрайнем небе, блещущее лучами, беспредельный всепроникающий свет — это была уже не ассоциация, но картина: видение, почти подобное тем, что являлись прежде. Только сейчас видение не дарило смыслов, оставаясь прекрасным, но пустым.
Нет разгадки.
Летен Истин.
Предел.
Алей Обережь, Улаан-тайдзи, Красный Царевич… хакер Улаан. Веб-поиск и предельный поиск, сотни найденных кодов Предела, сотни навсегда изменившихся жизней. Кодовая цепочка Летена Воронова. Место в истории, мощь и слава. Жизни сотен миллионов людей, изменившиеся навсегда.
Ассоциативная цепочка виляла, петляла, блуждала и истаивала, наконец, вовсе, точно тропка в лесной чащобе.
Лес.
Небо, затянутое облаками.
Старица.
Алей встрепенулся: ассоциации пошли знакомые, осмысленные, — поющие на ветру стволы, белый берег, тёмная вода, ряска и ил… Но они не приближали ответ — только запутывали ещё больше, уводили в маленький закольцованный мирок Старицы, откуда нельзя выйти к Реке Имён…
Закольцованный мир.
Мир без выхода.
У Алея мороз подрал по коже.
Он получил ответ, но ответ не имел отношения к вопросу. Алей искал понятие, с которого начиналась кодовая цепочка Воронова, а понял, что найти его не сумеет. Его ассоциативный поток больше не был рекой, неуклонно стремящейся к морю, он тёк по кругу и растворялся в бессмыслице, превращался в болото, как превращается в него старое, покинутое русло реки…
Нет и не будет ответа.
Цель навеки недостижима.
…Алей в задумчивости теребил нижнюю губу. «Невероятно, — думал он. — Я не могу. Никогда такого не было. Я о таком только слышал. Что же… что же, ладно. Никто не всесилен, я тоже. Задача мне не по зубам». Кулер закашлялся и затих, за окном посвистывала птица. Дыхание стало до странности неглубоким, будто лёгкие забывали о своём долге. В глазах темнело, поле зрения сужалось до экрана монитора, всё остальное исчезало в сумерках. «Нет, что-то здесь не так, — Алей закусил пальцы. — Когда Воронов был здесь, ничего подобного я не чувствовал. Я был совершенно уверен, что способен найти его код. Я не ошибался. Это сегодня… сегодня мне как-то не по себе».
Он покрутил головой, хрустя шейными позвонками, вздохнул и поплёлся на кухню — пить чай в десятый раз за день. «Ладно, — повторял он про себя, как заведённый, — ладно. Хорошо, что я неделю попросил. До субботы ещё времени полно».
На кухне, соорудив бутерброд с маслом и колбасой и заев его шоколадом, Алей мало-мальски пришёл в себя и оценил ситуацию трезво.
Ничего из ряда вон выходящего не случилось.
Во-первых, ему отчаянно не хотелось прикасаться к жизни Воронова, а через «не могу» предельный поиск не делается. Во-вторых, с утра у него случился трудный разговор с матерью, выбивший из колеи на весь день. После этого сложная и морально тяжёлая задача показалась нерешаемой. Чему удивляться?
«Не удивляться тут надо, а спать ложиться, — заключил Алей, допивая чай. — Утро вечера мудренее».
Он поставил чашку в мойку и собрался чистить зубы, когда в комнате запел мобильник. «Родительский дом, начало начал…»: звонила мать.
Гадая, о чём может быть поздний звонок, Алей прошёл в комнату и взял трубку.
Птица за окном замолчала.
В трубке тяжело дышали.
— Мама? — осторожно спросил Алей.
— Алик! — сказала мать; голос её был страшным, надтреснутым, незнакомым. — Алик, приезжай немедленно!
— Что? — прошептал он.
— Алик! Сейчас!
— Что случилось? — крикнул он в трубку, завертев головой в поисках штанов. Сердце бешено заколотилось, ладони вспотели.
— Иней… — прохрипела мать, — пропал. Не можем… найти. Алик, ты искать умеешь. Алик, ты его найдёшь.
— Мама! Мама, я сейчас приеду. Я его найду. Мама, держись, — он заклинал её, удерживая телефон плечом, и завязывал шнурки, согнувшись в три погибели, путаясь в собственных пальцах. Нервы звенели.
— Алик, — повторила она, и он пошатнулся и ушибся головой о стену. Голос матери стал низким, медленным, где-то глубоко в нём выло и металось подступающее безумие.
— Мама, что случилось? — выдохнул он. — Куда пошёл Инька? Когда? С кем?!
— С отцом, — тихо сказала мать.
— С Шишовым?
— Нет. С отцом.
— Мама, с каким отцом?! О чём ты говоришь?!
— С Ясенем.
Алей остановился. Он уже схватил со столика ключи, готовый рвануть на улицу, уже отпер дверь, и с лестничной клетки дохнуло холодом. Холод оледенил его, заставив замереть на месте.
— Мама, — почти спокойно сказал Алей. — Папа умер. Давно.
— Алик, — так же спокойно ответила та, — папа вернулся. Забрал Иню и ушёл. Мы кинулись за ними, их нигде нет. Приезжай, ты их найдёшь.
Связь прервалась.
Алей медленно положил мобильник в карман. Постоял немного у двери. Вышел в коридор, аккуратно провернул ключ в замке.
И в четыре прыжка слетел вниз по лестнице.
«Мама сошла с ума», — эта единственная мысль крутилась у него в голове, когда он сломя голову бежал по сумрачным улицам из Старого Пухово в Новое, к дому, где жил Шишов.
Мать и отчим стояли на улице перед подъездом.
Уже совсем стемнело. Горели фонари. Со стоянки у супермаркета, бархатисто шурша шинами, отъезжали автомобили. Под стеной магазина прямо на асфальте устроилась полупьяная компания — парни басили, девушки разражались грубым хохотом. По тротуарам вдоль жидких газонов собачники выгуливали собак. Весела и Шишов стояли под фонарём, в жёлтом конусе света, и смотрели прямо перед собой — одинаковыми остановившимися глазами. Мать была тиха, бледна и печальна, Шишов трясся всем своим толстым телом, но смотрели они одинаково.
Завидев их, Алей сбавил шаг. Добежал, задыхаясь, вдавил руки в горящее подреберье. Сердце колотилось в горле.
— Что случилось?
— Папа вернулся, — повторила мама ровно, будто загипнотизированная. — Забрал Иню и ушёл. Мы кинулись за ними, а их нигде нет.
Она не шевельнулась, даже не перевела взгляда — так и смотрела во тьму, помертвевшая, белая как полотно.
— Мама, кто вернулся? Как вернулся?!
— Папа вернулся.
Алей крепко взял мать за плечи, попытался заглянуть в глаза, но не мог поймать её взгляда: глаза её казались искусственными.
— Мама, — с расстановкой, пытаясь выровнять дыхание, проговорил он, — наш папа давно умер. Погиб в горах. Мёртвые не возвращаются. Кого вы видели? Что случилось?
— Мама, — с расстановкой, пытаясь выровнять дыхание, проговорил он, — наш папа давно умер. Погиб в горах. Мёртвые не возвращаются. Кого вы видели? Что случилось?
— Папа вернулся. Забрал Иню и ушёл.
— Какой папа?! — выкрикнул Алей. — Живой? Призрак? Что за чёрт…
— Папа вернулся, — безучастно повторила мать, глядя в пустоту. Казалось, она способна повторить это ещё тысячу раз, с тем же безумным спокойствием.
Алей застонал.
— Ладно, — сквозь зубы процедил он. — Как он забрал Иню? Через плечо перекинул? Насильно утащил?
— Забрал Иню и ушёл.
— Ты знаешь другие слова?! — рявкнул он; волосы стали дыбом. Какой-то… какой-то маньяк, подонок уволок Инея, брата надо было спасать, счёт шёл на минуты, а мать стояла куклой и талдычила одно и то же, как заведённая.
Весела не шелохнулась. Не сложила оскорбленно губы, не возмутилась, не прикрикнула на сына в ответ. Только механически повторила:
— Мы кинулись за ними, а их нигде нет.
Мертвенный холод потёк по спине Алея. Ночная тьма чернилами вливалась в глаза, жёлтые огни плавали в ней, как рыбины.
— Да, — пробормотал Алей. — Я уже понял. Папа вернулся.
— Папа вернулся, — сказала мать. — Забрал Иню и ушёл.
Это было так страшно, что страх пропал. Алея охватило какое-то оцепенение чувств, остался только разум и логические умозаключения.
— Лев Ночин, — он повысил голос, — что случилось?
Тот молчал.
Алей шагнул к отчиму, потряс его за плечо. Потряс сильнее. Ударил кулаком. Шишов не реагировал. «О Господи», — подумал Алей отрешённо, без ужаса и мольбы; всего лишь досадно было, что не работают простые и очевидные способы действий, надо искать неочевидные и терять время…
Он подошёл к матери вплотную, пощёлкал пальцами перед её лицом. Та моргнула, но зрачки не дрогнули. Теперь Алею показалось, что взгляд её не столько отрешённый, сколько внимательный — очень внимательный. «Господи, что она видит?» — пронеслось в голове.
— Мама, что он говорил?
Она не услышала вопроса.
Алей отступил. Поразмыслив, отвернулся и отошёл на несколько шагов.
Надо было собраться.
От матери с отчимом адекватного поведения ждать не приходилось, а значит, он мог рассчитывать только на себя.
«Они в тяжёлом шоке, — думал Алей. — Их надо увести с улицы. Нужен психолог, специалист…» На последней мысли он споткнулся, но не стал искать, что не так, а переключился на другую проблему. «Кого они видели? Не представляю. Этот… тип, должно быть, действительно похож на папу. Поэтому мама в таком состоянии. Она увидела мертвеца. Но Шишов тоже не в себе! Ему-то что с того? Он никогда папу не видел. Любой нормальный человек заподозрил бы обман. И почему Шишов позволил увести Инея? Мама говорит, что их нигде нет. Может, Иньку запихнули в машину… почему он не сопротивлялся? Неужели поверил, что к нему пришёл живой папа? Безумие какое-то…»
Алей взялся за голову. Сделал глубокий вдох.
Ещё шаг, и он угодит в ловушку.
От того, что он тысячу раз повторит «это невозможно», Иней не вернётся.
Абсурдность происходящего грозила затянуть в себя, как зыбучий песок. Да, случилось что-то страшное и необъяснимое, но в любом случае надо было включать разум. Мыслить абстракциями, коли уж практическая сметка не годилась. Действовать осознанно, а не метаться в панике.
В конце концов, он лайфхакер.
Человек, имеющий дело с запредельным.
…Алею точно в ухо дали. Он отчаянно замотал головой, судорожно вдохнул через рот и сел на низкую оградку подоконного палисадника. Металлическое ребро врезалось в зад. «Я и сам в шоке, — подумал он. — Поэтому не сообразил сразу. Господи, даже мама… мама даже в таком состоянии вспомнила, что я умею искать. Я идиот».
Всё просто.
Всё очевидно.
Оставался только вопрос приоритета. Что искать раньше — способ вывести из ступора маму или место, куда увезли Инея?
Между ушами замерцали быстрые искры. «Есть попадание», — машинально определил Алей, но только через пару секунд понял, в чём дело. Оставленная им до поры мысль о специалисте была неудачной. Любой специалист попытался бы узнать, что случилось, а узнав — решил бы, что имеет дело со странным бредом, ещё чего доброго, наркотиками или органическим поражением. Алей даже предположить не мог, что случилось на самом деле, но такого рода внимание к его семье определённо находил лишним. «Кроме того, — решил он, — мне нужна информация. Чем больше я узнаю, тем быстрее Иню найду. Значит, сначала мама, потом Иня, а потом — бежать в милицию».
Он сжал пальцами переносицу и закрыл глаза.
Папа умер…
Папа — альпинист.
…Оказалось проще, чем он ожидал.
Он встал с ограды палисадника, подошёл к матери и положил руку ей на плечо.
— Ясень, — сказал Алей.
Мама вздрогнула и едва заметно повернула голову.
— Мама, папа ушёл в горы, — отчётливо произнёс Алей. — Я теперь мужик в доме.
На миг все звуки исчезли; немо затрепетали в вышине огромные крылья, исказилось огнистое лицо ночи, и Алей испугался, что сейчас помимо его воли начнётся новое поисковое видение — но нет, обошлось.
— Алик… — ускользающе прошептала мама, но тотчас повторила отчётливей: — Алик?
— Мама, я здесь. Я с тобой.
— Откуда ты… взялся…
— Ты мне позвонила. Ты сказала, что Иня пропал.
— Да… его забрал папа… Алик, — она растерянно заглянула ему в лицо, — я не помню, что я тебе звонила.
Алей прерывисто вздохнул.
— Это неважно, — мягко сказал он. — Мама, пожалуйста, соберись. Времени очень мало. Давай, сядь на скамейку. — Он взял её за руку и повёл. Через пару шагов мама судорожно зевнула, помотав головой, убрала волосы со лба и заметила, наконец, Шишова, стоящего как соляной столб.
— Лёва? — испуганно пролепетала она и дотронулась до его руки. — Алик, что с Лёвой?
— Ступор. Я тебя из такого же вытащил. Я его тоже вытащу, но потом. Сейчас нужно Иньку найти.
— Иня… — мама захлопала глазами, лоб её пошёл морщинами, — Иня… Господи! Алик, он… он… — её рот искривился, на лице выразился ужас. — Алик, его… О Господи, спаси и помилуй!
Она выкрикнула эти слова и застыла, оцепенела, вперившись в темноту так же, как минуту назад, но теперь глаза её были живыми — и страшная, смертная боль текла в них чёрной смолой. Алей стиснул её руки, наклонился к её лицу.
— Мама, — прошептал он, — прости меня, но нужно Иньку найти. Соберись. Расскажи мне, что случилось.
Она заговорила сразу, избавив его от необходимости новых мучительных расспросов. Она сбивалась, захлёбывалась словами, дрожала; Алей обнимал её, сжимал тёплые влажные пальцы и думал, что обязательно отведёт её домой, напоит корвалолом и уложит спать — только сначала найдёт, куда увезли Иньку.
— Иня пришёл со школы весёлый, довольный, — всхлипывала мать, — я подумала, вот счастье-то, успокоился. Он всё равно со мной разговаривать не стал, ушёл к себе в комнату, стал там шебуршиться… в шкафу рыться, таскать чего-то… я и не знала, к чему это он, думала, играет сам с собой… Думала, ну ладно, пускай, хорошо, что повеселел, ещё отойдёт, оттает… маленький… Потом Лёва с работы пришёл, всё тихо, мирно… Сидим, телевизор смотрим. Тут звонок в дверь…
Она содрогнулась. Алей обнял маму крепче. Та не смотрела на него, взгляд её устремлялся куда-то вверх, будто там невидимый телевизор заново показывал всё, что случилось.
— Звонок в дверь, — повторила Весела. — Иня сразу к двери метнулся, и рюкзак… Господи, он рюкзак собирал! Огромный, тяжёлый. В школу с таким не ходил… рюкзак… схватил, и к двери. Он готовился. Господи, помилуй нас. Лёва выскочил, кричит — ты чего дверь открываешь! Ты же не знаешь, кто там! Вдруг воры! А Иня улыбнулся и отвечает — знаю.
— То есть он знал, — одними губами сказал Алей.
— Он ждал. И… дверь… открылась… — по лицу матери побежали слёзы. — И… Яся вошёл.
Алей закрыл глаза.
— Мама, — сказал он. — Ты же знаешь, что папа умер. Ты как-то зациклилась. Может, этот тип очень на него похож, но это не папа! Соберись, вспомни, как он выглядел?
— Алик, — ответила Весела тихо и очень спокойно, — я сначала тоже подумала то, о чём ты подумал. Я решила, что с ума схожу. Но… понимаешь, он постарел. На десять лет. Виски седые, на левой руке шрам вот тут, — она провела пальцами по костяшкам, — не было шрама раньше… Если бы я его вообразила, он бы молодой был. И потом, Лёва ведь тоже его видел.
— Что он сказал? — сухо спросил Алей.
— Сказал… — мать закрыла лицо руками. — Сказал, что заберёт сына и будет его сам воспитывать. И ушёл.
— И всё?
— Нет… не в этом дело… Мы же за ним кинулись. Лифт упустили, потому что… как-то странно… не знаю, почему, остолбенели как-то… но мы его нагнали на углу, они с Иней за руку шли, Яся рюкзак его нёс… они за угол завернули и пропали. И всё. Нигде нет.