— За какой угол?
— За супермаркет. Там ничего такого нет, ты же видел. Спрятаться негде. На машине тоже за миг не уедешь. Я ничего не поняла. Бегала туда-сюда, потом встала… Стою как пыльным мешком ударенная и только думаю, что ты можешь их найти, потому что искать умеешь… а потом всё, — она подняла взгляд на сына. — Ты меня хватаешь и… будишь. А я не помню, как тебе звонила. Алик, что нам делать? Что же теперь делать? Где же Иня?
Алей молчал.
— Но ведь это не мог быть папа, — сказал он, наконец. — Ни старый, ни молодой. Папа погиб.
— Но ведь тела так и не нашли, — просто сказала мать.
— Что?! — Алей вскинулся, потрясённый. — Мама, ты об этом не говорила!
— Тела не нашли, — подтвердила она. — Поиски прекратили. Было очень холодно… четверо суток искали. Решили, что замёрз. Судебным решением признали погибшим.
«Этого не может быть, — Алей отпустил мать, ссутулился и закусил пальцы левой руки. — В любом случае, этого не может быть. Даже если папа чудом выжил — почему он пропал на десять лет? Почему пришёл сейчас? Почему забрал Иню как вор, не объявившись, никому не назвавшись? Разве я меньше хотел бы его увидеть? И… и ещё — куда они делись теперь?..»
Ответов не было.
Но было всё, что нужно для старта поисковой цепочки.
— Мама, — сказал Алей, встав. — Я сейчас буду искать Иню. По-своему. Не трогай меня и не мешай, пожалуйста.
Она посмотрела благоговейно.
— Хорошо.
Он провёл ладонью по лицу, запрокинул голову, сцепил руки за спиной. Уходили вверх белые стены двадцатидвухэтажной башни, пронзённые светящимися окнами квартир. Мерцал кафель облицовки, над крышей сгущался мрак. Звёзд не было. Одинокая Луна висела в небе, похожая на теннисный мячик. Алым глазком подмигивал возле неё бортовой огонёк далёкого самолёта.
Ясень Лазурин Обережь.
Отец.
Живой.
Жизнь, изменившаяся навсегда. Поиск Предела. Выход к Старице. Хакер Улаан-тайдзи, один из лучших в Листве и во всей Росе, не знающий неудач. Лесное изумрудное пламя, тихий переплеск тёмной воды, лодка-ялик, ждущая в заводи. Небо, затянутое облаками.
«Опять», — Алей сцепил зубы. Финальная ассоциация ещё не вспыхнула в мозгу, а он уже понял, к чему идёт дело. Совсем недавно он получил подобный ответ на другой вопрос.
Закольцованный мирок Старицы, отрезанный от Реки, — символ недостижимой цели и безнадёжного поиска. Не удастся настроить формулу: в выдаче нет релевантного ответа…
«Нет, — упрямо сказал себе Алей. — Я не сдамся. Если нельзя начинать поиск с отца, я начну его с другой точки».
Шишов, Лев Ночин.
Шишова, Весела Искрина.
Вечер, телевизор, звонок в дверь.
И накрыло, как накрывает океанской волной и взрывной волной: Алей болезненно выгнулся, схватился за голову. Точно раскалённая спица пронзила череп — от виска до виска. Свело судорогой мышцы пресса. Началось видение, яркое и страшное, одуряющее, мучительное.
Теперь в нём был звук.
…Ясень, суровый и тёмный лицом, стоял в коридоре бок о бок с младшим сыном. Иней смотрел на него — преданно, с обожанием, — а он смотрел на двух взрослых, истуканами замерших перед ними.
В комнате орал нелепицы телевизор.
— Вот, значит, как, — тяжело уронил Ясень.
Алей закусил губу: он узнавал голос. Голос нельзя подделать, нельзя, точно нельзя… значит, это папа. На самом деле. Папа вернулся. Папа вернулся живой.
Папа стоял перед мамой и маминым новым мужем.
— Я тебя не виню, Веся, — сказал он. — Мёртвых не ждут.
— Ясик, — беззвучно прошептала та. — Ясик…
— Мне здесь места нет, — глухо продолжал он. — Я пойду. Будь счастлива.
— Ясень! — она рванулась вперёд и застыла, натолкнувшись на его взгляд. — Ясень, я люблю тебя!
— Ты чужая жена теперь, — возразил он печально, — венчанная. Прости, Веся. Прощай.
— Я твоя жена перед Богом! — выкрикнула она и всё же кинулась к нему — как на нож. Схватила за руки, заглянула в холодные чёрные глаза, отпрянула, помертвев… Ясень не шелохнулся.
— Но сына я заберу, — сказал он. — Пошли, Инька.
Иней с готовностью ухватил рюкзак.
— Погодите-погодите! — очнулся Шишов. — Это что, похищение? Я на вас в суд подам! Вас посадят!
— Я забираю своего сына, — спокойно ответил Ясень.
— Нет, — сказал Шишов с ненавистью. — Вы уходите. Сейчас. Иней остаётся.
Иней вздрогнул и испуганно уставился на папу, тронул его за рукав. Ясень улыбнулся сыну.
Алей помертвел. «Как же Иньке там было плохо! — с ужасом понял он. — Я и представить не мог. Думал, просто проблемы. Он же готов куда угодно уйти, даже от мамы уйти, только бы уйти… Он и просто из дому сбежать мог бы, наверно… Господи, почему я не понял этого раньше, я бы его раньше забрал. Какой же я идиот!»
— Ну да, конечно, — насмешливо сказал Ясень. — Пошли, Инь, — и распахнул дверь.
— А ну стой! — рявкнул отчим.
Ясень выпихнул Инея за дверь, себе за спину, и встал в проёме, нехорошо улыбаясь.
Алей заскулил, как брошенный щенок. Он узнавал эту улыбку, этот оценивающий взгляд, эту расслабленную позу. Сейчас папа скрестит на груди руки… скрестил. А теперь привалится плечом к косяку. Точно, привалился. «Не на того напал», — говорит его взгляд, весь он как скрученная пружина, и такой силой от него веет, такой он отчаянный и отважный, умелый, опасный противник, что никто не рискнёт соперничать с ним…
— И что? — спросил папа, задрав брови.
Высокий, толстый, усатый, Шишов надвинулся на Ясеня — и отшатнулся, словно умалившись, спал с лица. Ясень сузил глаза; и в глазах Алея мир дрогнул.
Видение исказилось. Молния взрыла оштукатуренный потолок, песком осыпались стены, дунул ветер и развеял их. Звёздное небо распахнулось над головами, ничего не было больше, ничего, только летящие ковыли и ледяная луна над ними да свод созвездий… Перед бедным глупым Шишовым встал узкоглазый идол, мрачный воин-степняк.
Картина мелькнула и скрылась в одно мгновение, но дыхание перехватило и отчаянно заколотилось сердце: неведомое чувство подсказало Алею, что туда, в ковыльную степь, и ему открыта дорога — только шагни…
А Ясень стоял в дверях и смотрел на хозяина дома.
Шишов, крупный, физически сильный человек, рядом с худым и угловатым Обережем был как тюк ваты рядом с винтовкой.
— Господипомилуй… господипомилуй… — шептала Весела.
Алей вынырнул из грёзы как из воды — воздух кончился в лёгких. Окатил холодом обыденный, здешний ветер, разноголосица ударила по ушам. Шум колёс и гудки машин, пролетающих по далёкой магистрали, отголоски дискотечных песен, дыхание остывающего воздуха: приглушённые звуки городской ночи казались нестерпимым грохотом. Степное безмолвие отлетало как душа — к звёздам…
Мать сидела рядом, сгорбившись, сплетя пальцы в замочек у губ, и шептала молитву.
— Мама? — выговорил Алей.
— Алик? — она подняла глаза, и Алей содрогнулся: мама почернела от горя. — Где Иня?
Алей сглотнул.
— Сейчас. Ещё секунду.
Мама смирно кивнула, положив руки на колени. Алей отвёл взгляд: невыносимо было видеть её лицо. Он понимал. Утром этого дня мама плакала от любви к тому, кто десять лет как был мёртв, а вечером…
Алей торопливо начал рассуждать, гоня лишние мысли.
«Я увидел, что случилось, очень чётко увидел, потому что стоял рядом с мамой и ощущал её память. Значит, они с папой поссорились… Неважно. Мне нужно увидеть, что было потом! — и он опомнился, — нет, не увидеть, найти! Блик! Проклятые картинки, они мне сейчас меньше всего нужны! Цепочка, только цепочка, пожалуйста, больше никаких видений!»
Иней Обережь.
Рюкзак.
Дверь.
Знакомая, родная молния хакерской догадки сверкнула позади глаз; Алей встрепенулся. В лихорадке надежды он потянулся за следующим звеном цепочки, едва видным, но по крайней мере точно существующим. «Дверь, — на всякий случай запомнил он. — Это ключевая точка».
Исчезновение, дверь в никуда.
Пустота. Бесконечность.
Вселенная.
Звёзды.
Солнце, солнце за вечной пеленой облаков, над поющими соснами, над тёмной речной водой. Тихо дремлет на зыби зелёная лодка, мягкий мох стелется по корням, пахнет грибами… «Нет! — почти вслух выкрикнул Алей, — только не это!..» Неимоверным усилием он заставил себя отбросить мысли о Старице и переключиться на реальность.
Ясень Обережь.
Степняк, что явился за данью. Как морской царь из сказки, он забрал самое дорогое.
Море.
Алей судорожно втянул воздух сквозь зубы. По коже подрал мороз. Море было второй ключевой точкой, даже более близкой к истине, чем дверь. «Но при чём тут море? — изумлялся Алей, чувствуя всё же некоторое облегчение. — Какое море? Чёрное, Белое? Мы же в Листве. Или это вообще в переносном смысле?» Одинокое слово влекло за собой слишком много метафор.
Целое море вариантов.
Алей выругался. Он был до предела измотан, нервы сдавали, мысли путались, но всё же с таким сложным поиском он действительно не встречался никогда в жизни. Ни один код Предела не был упрятан так надёжно, как элементарная точка на карте, место, куда отец увёз брата… «Да что это за чертовщина!» — в отчаянии подумал он.
Мать взяла его за руку; выпав из сосредоточения, Алей болезненно дёрнулся.
— Алик, — жалобно сказала она, — может, всё-таки в милицию пойдём?
— Что?
— Ты уже двадцать минут стоишь в прострации, — горько сказала Весела. — Смотреть страшно.
— Что? — еле выдавил Алей.
Он никогда раньше не терял чувство времени!
То есть терял, единожды, когда плёл Великую сеть — но это было очень давно, почти в детстве, и это была колоссальная, всеохватная Великая сеть, а не простой территориальный поиск!
Скорбно сдвинув брови, снизу вверх смотрела на него мама.
— Да, конечно, — через силу выговорил он, опомнившись, — идём в милицию.
Утром на работе Алей сидел квёлый, как филин на солнце.
Полночи он провёл в отделении вместе с мамой и отчимом. Шишов почти всё время молчал. Он был где-то не здесь. Алей всё-таки провёл ещё один результативный поиск и выдернул отчима из транса, но если маму у врат сознания ждала нестерпимая боль, то его — невыносимый ужас. Шишов держался на удивление стойко. Боковым зрением Алей замечал, как он дёргается, заслышав малейший шум, как сжимает пальцы до синевы. На вопросы уполномоченного он отвечал односложно. «Что он видел, когда стоял под фонарём? — гадал Алей, поздно ночью шагая к дому. — Не то же, что мама…» Озноб пробирал до костей. Это был холод нервного истощения, а не летней ночи; ночь выдалась всего лишь свежей, но трясло Алея как в крещенский мороз.
«Стекло разбито, — там, у подъезда говорил он Шишову, глядя мимо искажённого страхом лица, — степь распахана, теперь там сады и поля. Стоит город, обнесённый стеной. По асфальту едут машины. Дымят заводы. По орбите летит спутник».
Алей обхватил себя руками за плечи и нахохлился.
«Маму заклинило на образе папы, — подумал он, — нужно было сказать ей, что он ушёл. Шишова, похоже, заклинило на ковыльной степи, поэтому нужно было распахать степь… и что такого страшного он в ней видел?»
Алей знал, что.
Но ему самому слишком страшно было об этом думать.
О том, каким образом можно загнать человека в подобный транс, он тоже думать боялся.
И без этого хватало бед.
…В переговорке «Аквариум», совершенно прозрачной и оттого действительно похожей на аквариум, стояли фикусы в кадках и лежали надувные мешки вместо кресел. С самого утра переговорку оккупировали двое дедушек. Забавно они смотрелись вместе — старый франт и старый хиппи. На одном мешке, умудряясь даже на таком сиденье оставаться элегантным, устроился Светел Тишин в пиджаке и при галстуке. На втором мешке валялся Мир Сиренин в вышитом балахоне и драных джинсах; седые его патлы падали по плечам из-под хайратника. Умудрённые старцы о чём-то оживлённо беседовали — не иначе о настройках семантического фильтра.
Прошла по коридору Осень, мимолётно кивнула Алею и нырнула в «Аквариум». Дедушки встали, дружно её поприветствовав, Осень закрыла дверь, разговор продолжился…
Вздохнув, Алей уткнулся в код — не предельный, а обычный.
Код не компилировался. Он уже четвёртый час искал, в чём дело. Даже раздражаться устал, только тупо смотрел в монитор, перебирая в голове варианты правок. Варианты были одни и те же, все — опробованные, ни один не помогал. «Не могу найти ошибку в собственном коде, — тоскливо думал Алей. — Не могу найти точку в пространстве. Господи, что со мной…»
Он сходил за кофе, а вернувшись, закрыл окно кода и открыл Горностай.
На форуме кипела привычная жизнь. Муха-на-мотоцикле давала ссылки на статьи по психологии, тесная компания врачей обсуждала влияние гормонального фона на успешность поиска, в разделе «Полигон» Сержант и Азазель азартно ругались с кем-то пришлым. Потихоньку прибавлялось информации в статистике поисков. Мюмзик выложил новую главу своей книги про методики обучения лайфхакеров и методики лайфхакеров в обучении. В миру добрейший Мюмзик был коррекционный педагог, да такой, что все подозревали в нём переступившего Предел, а когда он клятвенно это отрицал, умоляли его Предел себе взломать…
Алей прикрыл глаза.
Ещё никто ничего не знал, а он уже чувствовал себя изгоем.
Брат пропал. Его нужно было найти. Казалось, чего и ждать от хакера Улаана, одного из лучших, как не оперативного поиска. Прежде Алей находил самые немыслимые вещи, почти без вводной информации, за несколько мгновений, максимум — за несколько часов. Он считал себя профессионалом, да что там — он и был профессионалом, он взламывал судьбы, дотягивался до потолка Господня… А сейчас? Он беспомощен. Может только ждать и надеяться на милицию.
Что с ним случилось?
«Я ведь сам собирался прекратить всё это, — вспомнил Алей; сунул в зубы карандаш и прикусил так, что дерево хрустнуло. — Я думал, что не буду заходить на форум, не буду никому ничего ломать и даже с предельным поиском завяжу. Вот оно, пожалуйста. Прежде чем мечтать, подумай, вдруг сбудется. Господи, почему именно сейчас? Почему так не вовремя? Когда Инька пропал, когда Воронов…»
— Шабаш, мужики! — бодро заорал Джипег, — пошли обедать!
— Пошли, — Тифф поднялся с места и растолкал Гифа. — Алик, проснись и пой!
Сладко, с подвыванием зевнул над ухом Ави, а Экзе был на совещании.
— Я попозже пойду, — сказал Алей, выплюнув карандаш. — Не хочу есть.
— Забудешь, — проницательно заметил Джипег. — Вот поэтому тебя ветром и сдувает. Ну сиди, сиди, яйцо высидишь.
И они ушли, смеясь.
Алей забрался на кресло с ногами.
«Ладно, — он повертел несчастный карандаш в пальцах. — Если практическая сметка не работает — мысли абстракциями. Если не работает предельный поиск — подключай логику».
Когда всё это началось?
Первое, что он не смог найти — кодовая цепочка Летена Воронова. Это было в понедельник вечером. За два дня до этого, в субботу, он с лёгкостью нашёл суть его Предела и несколько случаев из его прошлого — значит, в субботу всё ещё было в порядке. Что случилось потом?
Ничего особенного. В воскресенье Алей писал курсовую, утром понедельника разговаривал с мамой, разговор был неприятный, но отнюдь не из ряда вон выходящий и далеко не первый такой…
А если способности утрачиваются не сразу? Если есть какой-то инкубационный период у этого процесса, словно у вируса, и на самом деле всё началось раньше?
У Алея волосы стали дыбом.
Видения.
В субботу утром у него было первое видение.
…И разрозненные данные сложились в ясную картину происходящего — слишком уж ясную. В последнее время Алей занимался семантическими ловушками. Осень говорила, что ловушки опасны: застревают в памяти и открывают доступы, которые по умолчанию закрыты. Не потому ли он начал видеть картины, что какая-то подлая ловушка, словно вирус, встроилась в сознание? А визионеры быстро уходили с форума и бросали лайфхакинг. Прежде Алей думал, что из-за общего недоверия и ненадёжности метода, потом решил, что видения — это просто слишком тяжело, мало кто выдержит, да и чего ради?
Но если визионеры уходили вовсе не потому, что дар их мучил? Если дар просто исчезал? Пылал слишком ярким пламенем и выгорал слишком быстро?
Живот подвело от страха. Алей стиснул кулаки. Да, он сам, вполне осознанно собирался отказаться от дара, но одно дело, когда человек решает больше не бегать марафонский кросс, и совсем другое — когда ему отрезают ноги… особенно если от его рекордов зависит жизнь близких. «Пусть бы это случилось в другое время, — в отчаянии взмолился Алей. — Через год, через месяц… Господи, через час! Господи, дай мне ещё час силы, я хочу только найти Инея, больше ничего!..»
В офисе было тихо и пустынно. Одни ушли на обед, другие — на совещание в большой зал. Только далеко за перегородками маячили чьи-то тени.
Алей вздохнул, осторожно потёр веки и огляделся. «Вот ещё один день потерян, — угрюмо определил он. — Хорошо, что меня не дёргают сегодня. Много я наработаю… А в понедельник первый экзамен. Привет, Алей Обережь, готовься пересдавать осенью. Оленев будет в шоке. Впрочем, у него память дырявая, забудет».
На всякий случай Алей влез на форум и робко спросил у врачей, как влияет на поиск повышенный уровень кортизола. Немного подумав, дописал: «…и адреналина». Врачи, кажется, удивились, но Сакура ответила ему почти сразу. «Привет! В стрессовых ситуациях точность поиска обычно повышается, скорость увеличивается. Мы тут как-то удивлялись, что кортизол и адреналин дают почти одинаковый положительный эффект. А убийца лайфхакера, если интересно — пролактин. Но тебе это не грозит», — и Сакура рассыпалась смайликами…