Синдром жертвы - Абдуллаев Чингиз Акиф оглы 8 стр.


Так все просто, подумал он. Даже если ты супруга вице-губернатора или самого губернатора. Достаточно немного внимания, немного забавных шуток, несколько заумных фраз, чтобы произвести должное впечатление – и женщина с таким социальным статусом оказывается в твоей полной власти. Он дотронулся до ее плеча. Разве могла она подумать еще сегодня утром, что окажется в этом подвале, на полу рядом с чужим для нее человеком? Он усмехнулся. Как это у Булгакова? Страшно даже не то, что человек смертен. Страшно то, что он внезапно смертен, и никто не знает, что будет с ним через минуту или сегодня вечером. Кажется, похоже. Он снова посмотрел на нее – без очков она казалась еще моложе, – достал пузырек с нашатырным спиртом, поднес его к лицу. Ксения чихнула, пошевелила рукой и открыла глаза.

Он лежал рядом. Голый. Она чуть приподняла голову, убедилась, что лежит раздетая, и спокойно опустила ее. Он даже удивился. Неужели она была готова к подобному варианту?

– Вы мне снитесь? – нерешительно спросила Ксения.

Он использовал слишком много хлороформа, подумал Вениамин, поэтому она сейчас словно в прострации.

– Да, – ответил он, – мы оба во сне.

– Я не узнаю этого места, – улыбнулась она, – и вас тоже не узнаю.

– Мы познакомились в Москве в прошлом году, – негромко произнес он.

– Это я помню, – ответила Ксения, снова закрывая глаза. – Только не понимаю, почему так себя чувствую. Кружится голова.

У праведников есть право на легкую смерть, думал Вениамин, она даже не испугалась. Неужели снова ничего не получится? Он дотронулся до ее тела. Она улыбнулась, словно ей было приятно это прикосновение. Тогда он наконец решился и торопливо переместился прямо на нее. Ксения снова открыла глаза – на этот раз они были более осмысленные.

– Вы меня напоили? – спросила она, чувствуя тяжесть его тела.

Он всегда тщательно чистил зубы и проверял свое дыхание. Почему-то даже в такие моменты ему хотелось быть лучше и чище, чем на самом деле. Или это тоже своеобразное проявление его комплексов? Ему хотелось нравиться даже тем, кого он избирал в качестве своих потенциальных жертв.

– Да, – ответил он, чувствуя, что начинает нервничать.

Если она будет и дальше так спокойно реагировать, у него ничего не получится. И это будет обиднее всего. Он так мечтал об этой встрече, так долго и тщательно ее готовил. Она должна испугаться, должна кричать от боли и ужаса, должна вырываться! Только тогда он получит удовольствие по полной программе.

– Зачем вы меня раздели? – как-то равнодушно спросила Ксения.

– Вы мне нравитесь, – сказал он первое, что пришло ему в голову.

– Спасибо, – она снова закрыла глаза, – но это не повод для того, чтобы меня раздевать.

– Повод, – убежденно проговорил он. – Очень важный повод, чтобы оказаться рядом с вами в этом подвале.

Она снова открыла глаза, в которых впервые мелькнул испуг. Кажется, она начинала понимать, что происходит.

– В подвале? – переспросила Ксения. – Мы с вами в подвале? Что вы делаете? Кто вам разрешил? Как я сюда попала?!

Она дернулась, чувствуя на себе его тяжесть, и попыталась его оттолкнуть. Но было уже поздно. Ее дыхание, ее нарастающий испуг, свежесть ее прохладного тела уже возбудили его, и он сильно сжал ей грудь. Она застонала, снова дернулась и гневно произнесла:

– Отпустите меня! Что вы себе позволяете? Кто вы такой? – В ней наконец проснулась супруга вице-губернатора.

Но это были последние слова, которые она успела произнести. Вениамин понял, что она окончательно пришла в себя и в следующее мгновение начнет кричать, зажал ей рот левой рукой, привычно смыкая пальцы правой на ее горле. Дальше – его судорожные движения и ее безуспешные попытки хоть как-то помешать ему, вырваться, освободиться...

Через несколько минут все было кончено. Он поднялся, тяжело дыша, и уселся рядом с ней. Мимо пробежал таракан. Вениамин брезгливо отдернул ногу и почему-то подумал: «Нельзя ее здесь оставлять, рядом с этим тараканом. Она наверняка испугается, увидев его, и ей будет неприятно здесь оставаться. Противно. Женщины обычно боятся тараканов и крыс». Стоп! О чем он думает? Как ей может быть неприятно? Она ведь уже ничего не чувствует. Вениамин нахмурился, словно кто-то другой убил несчастную женщину, а он только сейчас понял, что ее нельзя оставлять в этом подвале.

Он поднялся, медленно оделся. Стараясь не смотреть в сторону тела. Она была очень красивой женщиной и при жизни, и после смерти. Где-то глубоко в его подсознании, куда не проникали скотское вожделение и дикая похоть, росло ощущение вины, растерянности, презрения к самому себе. Но чувство удовлетворения, испытанное им в процессе насилия, чувство власти и силы оказались сильнее. Он сложил свои вещи в портфель и перевернул тело, выдергивая из-под него простыню. Первый раз в жизни ему не хотелось вытаскивать простыню. Было стыдно оставлять ее в таком виде на полу, словно не он был насильником и убийцей. Не обязательно, чтобы все остальные глазели на эту женщину; в конце концов, ее социальный статус не позволяет ей стать легкой добычей случайно оказавшегося здесь бомжа или алкоголика.

Немного подумав, он принес одежду и прикрыл ею наготу женщины. Затем вышел из подвала, осторожно огляделся, закрыл дверь и быстрым шагом направился к вокзалу. Ключи от подвала он выбросил по дороге, простыню потом сожжет, как и легкие целлофановые перчатки, которые надевал во время своих нападений.

Об убийстве супруги вице-губернатора написали все местные газеты. Сообщение появилось даже в двух центральных газетах. О возможном появлении нового Чикатило начали спорить эксперты и криминалисты. Он читал эти заметки, не понимая, о каком Чикатило идет спор. Тот был зверь и садист; не просто насиловал и убивал свои несчастные жертвы, а рвал их на куски и вырезал внутренности, орудуя ножом. Разве можно его сравнивать с этим чудовищем?! Он всего лишь встречается с женщинами, некоторых из них неосторожно душит в процессе общения. И вообще, у него было всего два подобных случая. Или три? Или четыре? Или уже больше? Он вспомнил все свои нападения: Харьков, Астана, Павловск, Курган, Уфа, Челябинск. Шесть. Получается, шесть убийств. Неужели так много? Значит, он действительно превращается в нового маньяка, в нового Чикатило!

Приехав домой, Вениамин разделся и долго смотрел на себя в зеркало. Он хорошо помнил внешность самого страшного маньяка страны. У Чикатило был покатый череп, звериные глаза, неприятный острый подбородок. Нет, он не похож на него. Разве можно его сравнивать с тем убийцей? А сам ты кто? Такой же насильник и убийца! Он вспомнил, как плевалась Лилия, как испуганно охала Мирра Богуславская – кажется, она пыталась его уговорить не убивать ее; как посмотрела на него в последний раз Ксения Попова. Эти женщины его ненавидели. Презирали и ненавидели. Будь их воля, они никогда бы с ним не встречались. Они и сделали его таким ущербным и несчастным. Сначала его заразила Тина, к которой он отправился совсем малолеткой, затем ему изменила Катя, предпочтя более задорного и сильного соседа, потом отказала Рита. Это они сделали его таким, превратили его в инвалида, несчастного убийцу, который получает удовольствие столь неестественным и ущербным образом. Значит, он правильно поступает, расправляясь с каждой из них. Он ненавидит всех женщин, всех, которые встречаются на его пути. Они хотели, чтобы он стал таким, толкали его на этот путь. И получили то, что хотели.

Вениамин отошел от зеркала, подошел к столу и взял блокнот. Вычеркнутые имена означали погибших женщин. В его списке оставались еще две кандидатуры. И теперь сюда можно вписать Катю. Прошло слишком много времени с тех пор, как они расстались. Никто не заподозрит его в том, что он нашел и убил свою бывшую любовницу, которая жила с ним несколько лет и изменяла ему с соседом. Кажется, у Вадима была симпатичная жена, с ненавистью вспомнил Вениамин. Нужно узнать, куда они уехали. Месть будет полной, если удастся и ее записать в свой список. А потом просто прибить этого типа. Когда ищут сексуального маньяка, помешанного на женщинах, никто даже не подумает о том, что убийцей мужчины может быть именно этот человек. Нужно найти Вадима и его жену; в конце концов, во многом благодаря Вадиму он превратился в чудовище.

Глава 9

Дронго прибыл в Челябинск в пятом часу вечера. На этот раз на вокзале не было никого из встречающих, что его вполне устраивало. Он вышел с вокзала, поймал такси и отправился в уже знакомую больницу. Основанный еще в середине восемнадцатого века на месте башкирской крепости Челяби, почти до конца девятнадцатого века город насчитывал лишь несколько тысяч жителей. Только когда в девяностые годы девятнадцатого века началось сооружение Великой Сибирской магистрали, здесь стали появляться новые поселенцы. Буквально за несколько лет количество жителей увеличилось и насчитывало уже более двадцати тысяч человек. В советское время город превратился в крупнейший промышленный центр страны с более чем миллионным населением.

В больницу Дронго приехал уже в половине шестого. Заплатив таксисту триста рублей, он пообещал дать еще столько же, если водитель подождет его у здания больницы. Для Челябинска это были достаточно неплохие деньги, и водитель согласно кивнул, припарковав машину на стоянке у здания больницы. Главного врача на месте не было, и Дронго сразу прошел в палату, где находился Гаврила Аркадьевич Далевский, отец погибшей жены вице-губернатора. Далевский лежал один в реанимационной палате. Его супруга работала заведующей отделением в этой больнице, и все знали, что он был близким другом самого губернатора. Последние трагические события очень тяжело отразились на Далевском, и он попал в больницу с гипертоническим кризом.

Зайдя в палату, Дронго обнаружил, что рядом никого нет. Здесь обычно дежурила санитарка, но к шести часам она уходила, и ее сменяла другая. Эксперт осторожно подошел к кровати. Далевский спал. Копна седых волос, знакомое крупное лицо. Услышав шорох, пациент открыл глаза и сразу узнал гостя.

– Ах, это вы, – с явным разочарованием произнес он. – Что вам опять нужно? Я думал, что мы закончили наш разговор несколько дней назад.

– С тех пор произошли некоторые события. – Дронго подошел ближе и устроился на стуле рядом с больным.

– Вы не хотите оставить меня в покое! – Далевский не жаловался, просто констатировал факт.

– Мне очень жаль, что приходится поступать таким бесцеремонным образом, – проговорил Дронго, – но у меня просто нет другого выхода.

– Что вы еще хотите? Я сказал вам все, что знал.

– Не сомневаюсь. Но, поверьте, только крайняя необходимость могла заставить меня снова потревожить вас.

– Говорите, – потребовал Далевский. – Что вам нужно?

– У вашего зятя должен быть дневник вашей дочери. Мне он крайне важен для успешного завершения расследования.

– Завершения расследования, – глухим голосом повторил Далевский. – Вы так уверенно говорите, словно уже нашли его.

– Я эксперт по вопросам преступности, и это моя работа, – напомнил Дронго. – Я вернулся сюда, чтобы убедить вас помочь нам в расследовании.

– Каким образом?

– Дневник. Мне нужен дневник вашей дочери. Я убежден, что он находится у вашего зятя и тот его до сих пор не уничтожил.

– Его можно понять, – тихо произнес Далевский. – Он не хочет, чтобы оскверняли ее душу так же, как осквернили тело. Разве вы этого не понимаете?

– Мне нужен дневник не для того, чтобы рассказывать о нем каждому встречному или узнавать интимные подробности ее жизни. Я должен найти преступника, – терпеливо повторил Дронго.

– Ничем не могу помочь. Он может меня не послушать.

– Послушает. Я хочу сообщить вам, что, по нашим сведениям, которые мы уточнили за последние несколько дней, он убил уже как минимум четверых, а возможно, и больше. Вы понимаете, что это значит? Четыре семьи остались без своего близкого, любимого человека. Четырем семьям он причинил боль. И если мы его не остановим, он будет убивать по-прежнему.

Далевский отвернулся. Было заметно, как ему тяжело.

– Неужели вы думаете, что я не понимаю вашего состояния? Неужели не видите, как мне не хотелось сюда приходить? – продолжал Дронго. – Но вы мой последний шанс. Я должен получить этот дневник любым способом, даже если мне придется взломать дверь в квартиру вице-губернатора.

Далевский повернулся и пристально посмотрел на него.

– Я его найду, – сказал Дронго. – И обещаю вам, что никто и никогда не узнает, что было в ее дневнике. Даю вам слово.

– Я подумаю, – нахмурился Далевский.

– У меня нет времени, – безжалостно сообщил Дронго. – Вам нужно принять решение прямо сейчас.

– Он может меня не послушать, – повторил Далевский.

– У меня есть кое-какие предложения по этому поводу, – сказал Дронго и поделился с Далевским своим планом.

Тот приподнялся, взглянул на своего необычного гостя и с горечью произнес:

– Вы либо сумасшедший фанатик, либо циник, каких свет не видывал.

– И то, и другое, – ответил Дронго, – всего понемногу. Нельзя столько лет заниматься расследованиями самых отвратительных преступлений и оставаться безучастным человеком.

– Похоже, что вам еще сложнее, чем всем остальным, – заметил Далевский.

– Возможно. Но я не жалуюсь. Ну как, вы поможете мне?

– Никто, кроме вас, не увидит этого дневника, – напомнил Далевский. – Даете слово?

– Конечно.

– Хорошо. Можете идти. Я сделаю так, как вы просите.

– Спасибо. Я был уверен, что вы меня поймете. Не буду в очередной раз говорить вам слова утешения, в таких случаях они просто бесполезны. Но даю слово, что сделаю все для того, чтобы найти этого маньяка и нейтрализовать его. До свидания.

Дронго вышел из палаты и направился к выходу. На улице его ждала машина. Он попросил водителя отвезти его к зданию областной администрации и уже через пятнадцать минут был на месте. Дежурный офицер потребовал пропуск, и Дронго попросил соединить его с вице-губернатором Поповым. На часах было около шести, и он надеялся, что Попов еще не ушел с работы.

Вице-губернатор действительно был на месте. Узнав, кто к нему приехал, он недовольно ответил, что занят и сегодня уже не принимает посетителей. Дронго взял трубку у дежурного офицера.

– Я приехал из больницы от Гаврилы Аркадьевича, – умышленно громко произнес он. – Мне нужно срочно с вами встретиться.

Попов понял, что все-таки придется принять этого назойливого посетителя, иначе дежурный сообщит остальным сотрудникам охраны, что вице-губернатор не принял человека, приехавшего от его тестя, и приказал пропустить эксперта в свой кабинет. Дронго поднялся на третий этаж. В приемной его уже ждала миловидная секретарша лет двадцати пяти. Она проводила гостя в кабинет Попова.

Достаточно скромный кабинет, типовая офисная мебель. Сидевший в кресле Попов выглядел случайно зашедшим сюда миллионером. Он был вызывающе дорого одет, на левом запястье сверкал золотой «Ролекс». Недовольно взглянув на гостя, не поднимаясь с кресла и даже не протягивая руки, Попов показал на один из стульев, стоявших у приставного столика.

– Садитесь, – предложил он. – Вы слишком настойчивы для обычного эксперта. Я предполагал, что вы давно улетели в Москву. Или успели уже вернуться? От вас гораздо больше неприятностей, чем пользы. Что вам еще нужно? Зачем побеспокоили несчастного Гаврилу Аркадьевича? Нужно будет позвонить в больницу, чтобы вас туда больше не пускали. Не тревожьте несчастного старика.

Дронго молча выслушал монолог вице-губернатора. А когда Попов закончил, выждал несколько секунд и затем начал говорить:

– В Москве нам сообщили, что есть подозрения еще на два похожих случая. В первом удалось найти тело женщины, во втором – жертва бесследно исчезла. Таким образом, возможно, число его преступлений выросло до четырех. А это значит, что он уже достаточно давно превратился в серийного убийцу и, может быть, именно сейчас готовит свое следующее преступление.

– Зачем мне эти страсти? – недовольным голосом проговорил Попов. – Это ваше дело – копаться в такой грязи. Мне неинтересны подробности. И этот убийца меня тоже не интересует. Если сумеете его найти и арестовать, значит, я буду считать, что вы сделали свое дело достаточно профессионально. А если нет, значит, вы недостаточно профессиональны. Но в любом случае я не хочу знать эти дикие подробности. Или у вас принято сообщать подобные ужасы всем родственникам погибших?

– У нас принято, чтобы родственники жертв помогали следствию и делали все, чтобы мы нашли убийцу их близкого человека.

– А я разве отказываюсь? – удивился Попов. – Вам дали лучших наших офицеров, всю группу Мякишева, даже разрешили устроить этот балаган в институте, где она работала, когда вы захотели всех допросить. Вера Романовна, супруга нашего первого вице-губернатора, тоже там работает. И она рассказала мужу, как бесцеремонно и нагло вы себя вели. И еще смеете после этого приезжать ко мне и требовать помощи?

– Давайте прекратим ненужный спор, – предложил Дронго. – Я приехал за дневником вашей супруги.

В глазах Попова мелькнула ненависть.

– Я вам уже говорил, – процедил он сквозь зубы, – что никакого дневника нет и никогда не было.

– Вера Романовна рассказала мне об этом дневнике, – не отступал Дронго.

– Значит, я его уничтожил. Этого дневника больше нет, – повысил голос Попов. – Нет, и никогда не было. И вообще, довольно говорить об этом. У вас ко мне больше никаких дел?

– Дневник, – упрямо повторил Дронго. – Он лежит у вас дома. Я собираюсь получить санкцию прокурора и обыскать вашу квартиру. Областной прокурор как раз в данный момент выписывает санкцию на обыск...

– В моей квартире? – переспросил, криво усмехнувшись, Попов. – Он не посмеет. Я его знаю. Он никогда не даст санкцию на обыск в квартире вице-губернатора.

– Я приехал из больницы от вашего тестя, – напомнил Дронго, – прокурору позвонил сам Далевский и попросил выдать этот ордер на обыск, ведь речь идет о дневнике его дочери. – Он отчаянно блефовал, но у него просто не было другого выхода.

Назад Дальше