У погранцов и таможенников наши помятые и оцарапанные физиономии не вызвали особого интереса, и мы выбрались в зал прилета.
– Вдохни воздух свободной Европы, – посоветовал я Бартоломью. – Чуешь, несет травой?
– Нет, – ответил он. – А что, ее можно курить прямо тут?
Нет, над нашим худредом невозможно подшучивать – никакого удовольствия.
Я укоризненно посмотрел на соратника по журналу «Вспыш. Ка», и мы отправились к эскалатору, ведущему на железнодорожную платформу. Забрались в желтый двухэтажный вагон поезда на Амстердам, и тут я позвонил Ангелике. Она не стала плакать от радости, узнав, что мы приехали, но обещала встретить.
Эта «встреча на Эльбе» произошла на центральном вокзале, большом, красивом и мрачном, точно замок из готического романа.
– Ничего себе, – только и сказала белокурая бестия, когда мы предстали перед ней, и в голубых глазах возникло удивление. – Вы что, эти дни только пили и с ягуарами дрались?
Клянусь, общение с нами идет ей на пользу – железная леди учится шутить.
– Теперь мы настоящие чмы, в смысле – мачи, – похвастался я. – Это признал камрад Лопес, а он в таких делах разбирается. Мы победили всех врагов, выпили всю текилу, соблазнили всех барышень. Правда, Антон?
– Ы… хы… мы, да, – при виде Ангелики Бартоломью вновь начал заикаться.
– Ладно, настоящие чмы, которые мачи, – сказала она. – Я позаботилась о том, чтобы снять для вас номер. Поэтому сейчас мы отправимся в отель, а затем вы все мне подробно расскажете.
– Яволь, мейн либер фрау, – выпалил я и заработал осуждающий взгляд.
В Амстердаме я бывал несколько раз, и не сказать, что он мне сильно нравится.
Старый пуританский город, столица мировой торговли канул в прошлое, превратился в некое подобие Вавилона. Стал прибежищем для наркоманов, «пидарасов» и просто идиотов со всего мира, обиталищем для отребья со всех континентов, из Таиланда, Суринама, Пакистана и Албании. Сделался центром секс-индустрии, разнузданной, наглой и очень прибыльной.
Понятно, что тут есть что посмотреть и как развлечься и человеку, который равнодушен к проституткам, порнухе и гашишу, но подобные развлечения здесь погоды не делают. Сейчас атмосферу Амстердама создают не «коричневые» бары, не каналы и не старинные здания, а кофе-шопы, сладкая вонь «плана», бродящие по улицам ниггеры, что предлагают экстази, тетки в подсвеченных красным витринах и магазинчики, торгующие секс-игрушками.
Вавилон во всей красе.
Снять номер в центре в разгар туристического сезона – задача почти невыполнимая, но Ангелика с ней справилась. Не иначе задействовала спецслужбовские связи. Отель, куда она нас поместила, располагался на самой границе квартала красных фонарей, позади здания Биржи.
– Ух ты! – воскликнул Антон, когда мы получили ключи и наткнулись на обычную голландскую лестницу – витую, узкую и такую крутую, что ее можно использовать для тренировок скалолазов.
– Очень удобно, когда пьяный, – сказал я. – Ползешь вверх на четырех конечностях, и все чики-пуки.
Номер нам достался крохотный, с выходящим в «колодец» окном.
– Ну что, вы готовы рассказывать? – спросила Ангелика.
– Я должен принять ванну, выпить чашечку кофе… – вспомнил я «Бриллиантовую руку», но, взглянув в глаза белокурой бестии, сам себя остановил: – Будет мне и ванна, и какава с чаем.
Получив добытые нами в Эквадоре материалы и ознакомившись с кусочком интервью генерала Орельяно, наша шпионка слегка оттаяла. Зато, выслушав повествование об охоте на дедушку в шляпе и посмотрев сделанные Бартоломью фотографии, осуждающе покачала головой.
– Зря вы в это ввязались, – сказала она. – И чудом живы остались, и ничего толком не узнали.
– Но он сам первый начал… – буркнул я, как когда-то в сопливом детстве. – Кто его просил к нам лезть? На самом деле теперь мы в курсе, что Древним поклоняются по всему миру, и поклоняются много столетий, если не тысячелетий.
О видениях, настигших меня в подземельях, я умолчал, как не стал рассказывать и о собственной устойчивости перед наведенными страхами. А то эта железная леди версии джуниор может запросто решить, что нехило бы меня изучить и сдать яйцеголовым ботанам для опытов.
А я опытов над собой не люблю.
– Это и раньше было понятно, после визита к Брокдорфу, – заметила Ангелика.
– А у тебя что нового? – поспешил я увести разговор в сторону.
– Предостаточно.
Выяснилось, что белокурая бестия побывала в Англии, где подняла на уши МИ-5, МИ-6 и прочие тамошние «секретные сервисы»[5]. Из архивов извлекли пыльные папки, из них – древние фотки и пожелтевшие от времени бумаженции.
– Я нашла несколько упоминаний о Хаиме Шорроте, – рассказывала Ангелика, – рядом с мадам Блаватской и прочими деятелями теософского движения, и даже один снимок. На нем он точно такой же, как сейчас, разве что костюм по моде того времени…
– Погоди-ка, – вмешался я. – Это девятнадцатый век? Сколько же лет этому лысому козлу?
Да, конечно, пан Твардовский утверждал, что Джавану Сингху чуть ли не двести годов. Но мне до последнего хотелось верить, что это бред впавшего в маразм дедушки с червями в башке.
– Много, очень много. Столько не живут, – очень серьезно сказала шпионка. – Люди, по крайней мере. Первые упоминания о Хаиме Шорроте в британских архивах, связанных с Блаватской, датированы тысяча восемьсот пятьдесят третьим годом и касаются Индии, а снимок сделан в тысяча восемьсот девяностом в Лондоне. Сегодня, кстати, Ирге О’Дил был в Амстердаме, но еще утром улетел в Осло.
Антон нервно икнул.
– И что он тут делал? – спросил я подозрительно. – Ходил по девочкам и лопал «спейс кейки»?
– Нет. Он проверил, как в местном отделении Церкви Святой Воды идет подготовка к некоей важной церемонии. Мне мало что удалось о ней узнать, только то, что она состоится в ближайшие дни.
– Убьют кого-нибудь, – сказал Бартоломью с необычной для него мрачностью. – Что они еще могут?
Ангелика взглянула на него и решила, что углублять тему пока не стоит.
– Мои парни работают, и завтра мы будем знать больше, – сообщила она. – И завтра же решим, что делать. Сегодня отсыпайтесь, отдыхайте, приходите в себя. Утром в десять я за вами зайду.
Белокурая бестия улыбнулась нам на прощание и покинула номер.
– Нет уж, мамочка, мы мальчики уже большие, – сказал я. – Спать мы пока не ляжем, а пойдем, слегка прошвырнемся. Или ты, Антон, хочешь придавить моськой подушку?
Но Бартоломью тут же утерял всю сонливость и завопил, что жаждет погулять.
Для начала мы отправились в «Орлиное гнездо», или, по-местному, «Арендснест», крайне приятный кабачок, в котором должен побывать каждый оказавшийся в Амстердаме любитель пива. Там можно отведать чуть ли не полтора десятка разных сортов пенного напитка, причем бельгийских тут не подают, наливают исключительно сваренные на территории королевства Нидерланды.
Половина сортов постоянные, а остальные меняются каждый день.
Мы заняли столик на улице, на самом берегу канала, и принялись неспешно дегустировать.
– А почему по триста грамм? – спросил Антон, когда нам принесли по бокалу траппистского даббеля.
– Скоро поймешь, – ответил я. – Ну, за возвращение к цивилизации!
Пиво, сваренное в Голландии или Бельгии, – коварнейшая штука, оно обычно сладковатое и крепкое, незаметно и очень сильно бьет по мозгам. Только что ты был трезв и гламурен, а в следующий момент тобой можно подпирать стену или показывать людям для увеселения.
Мы выпили траппистского, затем попробовали пива «Херенграхт, 90», что варят прямо тут, а после того, как дерябнули по темному «Де Праэлю», глазки у Бартоломью маслено заблестели.
– Пошли, – скомандовал я. – А то ты еще наберешься, а мне тебя тащить.
– Я не пьян, – сообщил Антон заплетающимся языком. – Я просто хочу еще выпить!
Ну, точно как в анекдоте – больше трех рюмок я не пью, но после них становлюсь совсем другим человеком, а ему тоже надо вмазать.
– Пошли-пошли, – неумолимо повторил я. – Выпить еще успеем.
И мы двинулись обратно к Дамраку, самой главной улице Амстердама, а затем и за нее, к кварталу красных фонарей. Тут, как всегда в вечернее время, оказалось шумно, пахуче и людно.
Нам предложили купить ЛСД, но мы доблестно отказались, точнее, я отказался, а Бартоломью не понял, чего хочет от нас этот черный в дредах и вязаной шапочке. Попытались заманить в сомнительного вида кофе-шоп, на витрине которого красовались мухоморы, снабженные надписью: «Магические Грибы».
А затем начались улочки с продажными тетками, и Антон забыл про то, что хочет выпить.
– Ай-яй-яй! – только и восклицал он.
Представьте себе подсвеченную красным витрину в рост человека, а за ней – девицу в купальнике. Она может стоять или сидеть на высоком стуле, курить или кокетливо поправлять «амуницию», в любом случае ее задача – заманить к себе кого-нибудь из проходящих мимо мужиков. За спиной у барышни имеется комнатка с просторной кроватью, а на стекле – глухая занавеска, что задергивается в том случае, если внутри находится клиент.
Девушки здесь встречаются разные, любых цветов кожи и комплекций, от бывших «Мисс Вселенная» до серых мышек и совершенно необхватных теток, что сошли бы в пару к Гаргантюа.
Как говорится – на любой вкус.
– Как несправедлива жизнь, – сказал я, когда мы приостановились, чтобы рассмотреть негритянку с грудью невероятного размера. – Квартал красных фонарей прославлен на весь мир, а вот кварталы синих пребывают в незаслуженной безвестности.
– А это что такое? – спросил Бартоломью.
– Ну как же? – ухмыльнулся я. – Они имеются на окраине любого крупного российского города. Причем фонари на твоей физиономии там поставят совершенно бесплатно.
Чтобы усвоить концепцию, слегка одуревшему от перелетов, пива и впечатлений худреду понадобилось несколько минут. Потом он захлопнул рот, сердито поглядел на меня, и мы продолжили прогулку.
Одолели еще несколько улочек, а затем я потащил Антона в отель – в Амстердаме ты или нет, а спать надо.
Выспаться мне было снова не суждено.
Похоже, двое пидоров сняли комнату в том же отеле, что и мы, и всю ночь посвятили любовным утехам. О том, чтобы закрыть окошко номера, они и не подумали, и соседям только и осталось, что слушать сочные шлепки, ритмичное уханье и молодецкие выкрики.
Где-то под утро я начал жалеть, что у меня нет под рукой винчестера.
И самое обидное – подлый Бартоломью после трех бокалов голландского пива дрых без задних ног!
Продрав глаза около девяти, мы сходили на завтрак, а ровно в десять, минута в минуту, заявилась Ангелика, вся в белом, безупречная, безжалостная и похожая на Снежную Королеву.
– Что-то мне не верится, что вы всю ночь спали, – сказала она, разглядывая мою физиономию.
Я сделал большие честные глаза:
– Ей-ей, матушка, почивали. Только вот сны снились мерзкие про содомитов клятых. Не иначе, как кто-то наркоту в соседнем номере курил и надышал прямо нам в форточку.
Такое объяснение удовлетворило бы только совсем уж наивного человека, но Ангелика не стала требовать другого. Она по-хозяйски уселась на стул и протянула мне синюю пластиковую папку:
– Изучайте. Тут материалы.
– Что за красавец? – осведомился я, вытащив фотографию белокурого типа в очочках, похожего на школьного учителя, и сам же прочитал на приложенном к снимку листке: – Виллем ван Хоэйдонк, сорок два года, уроженец Алкмаара, по профессии – юрист, с две тысячи первого года возглавляет Амстердамское отделение Церкви Святой Воды… Э, да это кто-то типа епископа?
– И тут они есть, – сказал Антон и мрачно вздохнул.
– В Голландии имеется даже официально зарегистрированная партия педофилов, а уж рядом с ними сектанты, приносящие людей в жертву, и вовсе розовые зайчики. Так, это что такое?..
Помимо досье на ван Хоэйдонка в папке имелись фотки некоего дома, выходившего фасадом на канал, затем его подробный план, а также расшифровки записей двух телефонных разговоров между «В. В. Х.» и «Н», обозначавшим, скорее всего, неизвестного.
Из разговоров следовало, что в ближайшие дни где-то на берегу моря состоится некое важное событие.
– Все ясно, – сказал я. – Эти паскудники собрались учинить очередное кровопролитие. Вот только где? Морских берегов в Голландии – как дырок в сырной голове.
– Этого нам выяснить не удалось. Поэтому сегодня вечером, – Ангелика позволила себе улыбнуться, – будет проведена операция по захвату Виллема ван Хоэйдонка. Вам светиться незачем, поэтому вы будете привлечены лишь в качестве группы прикрытия. Основную часть работы возьмут на себя мои коллеги.
Бартоломью, уже вообразивший себя суперагентом ноль ноль восемь с половиной, обиженно засопел.
– Не зря ты посвятила своих в эти дела? – спросил я.
– А я их и не посвящала, – покачала головой белокурая бестия, – начальство уверено, что я в отпуске. А парни из местного, глубоко законспирированного резерва просто исполняют приказы. Они уверены, что мы имеем дело с обычным преступником, торговцем оружием или шпионом.
Это, конечно, верно и вроде бы разумно – меньше знаешь, увереннее действуешь, особенно в нашей ситуации. Но с другой стороны – сектанты из ЦСВ вовсе не обычные преступники, у них есть кое-что помимо ножей и пистолетов, вспомнить хотя бы статуэтку Кхтул-лу и аквариум с зеленой тиной. Готовы ли «парни из резерва» иметь дело с подобными вещами?
Что-то я сомневаюсь, честно говоря.
Но Ангелика наверняка убеждена, что их шпионские навыки помогут справиться с чем угодно. И поэтому возражения приведут только к длинному и совершенно бессмысленному спору.
– Ладно, группа прикрытия так группа прикрытия, – сказал я. – Командуйте, фройляйн.
Первый приказ не заставил себя ждать:
– Собирайтесь, и пошли.
Выбравшись на улицу, мы угодили под типичный голландский дождь, который славен тем, что идет почти параллельно земле и одинаково неприятен как в ноябре, так и в июле. Поспешно пробежали мимо Биржи и с причала, что расположен напротив музея секса, перебрались в маленькую прогулочную лодку, выкрашенную в патриотичный оранжевый цвет.
– Под видом туристов проведем рекогносцировку, – сказала Ангелика.
– В такую погоду? – осведомился Бартоломью, оглядывая серое небо и укрытый за завесой дождя Амстердам.
– Другая тут редко бывает, – сообщил я. – Так что, поверь мне, на каналах сейчас не протолкнуться.
Затарахтел мотор, и мы поплыли – мимо искусственного острова, на котором стоит вокзал, через Брауэрграхт, «канал пивоваров», в Херенграхт, «канал господ», и по нему – на юг.
Лодчонка наша представляла собой типичное суденышко, на каких аборигены в выходные дни раскатывают по воде, предаваясь болтовне, обжорству и пьянству – метров семь в длину, негромко булькающий движок, а сверху тент на распорках, дающий хоть какую-то защиту от дождя. Рядом с большими катерами, на которых возят на обзорные экскурсии туристов, она смотрелась карликом, около катамаранов, что выбирают для прогулок разные маньяки – великаном, но в общем и целом не выделялась, даже несмотря на радикальный цвет.
На каналах голландской столицы можно встретить и не такое.
Для жилья «епископ» Церкви Святой Воды выбрал одно из самых припонтованных мест всего города – берег «канала господ» в пределах Золотой излучины, где с давних времен стоят самые роскошные особняки Амстердама.
– Вот он, – сказала Ангелика, едва мы оставили позади очередной мост.
Домик у ван Хоэйдонка был не особо велик – три этажа, узкий фасад, – но откровенно древен и солиден. Причал напротив него пустовал, и машины у входа не имелось.
– На работу уехал? – спросил я. – Или уплыл?
– Лодки у него нет, – сказала наша шпионка. – Так что уехал. Прислуга тут приходящая, вечером в доме пусто. Возвращается он со службы всегда примерно в одно и то же время. Мои парни проникнут внутрь и будут ждать его там, а мы останемся на воде, чтобы следить за обстановкой. Дабы не вызвать подозрений, сделаем вид, что у нас проблемы с мотором.
Мы миновали дом ван Хоэйдонка, добрались до реки Амстел, развернулись и поплыли обратно. Осмотрели особнячок еще раз, только с другого борта, и Ангелика решила, что этого достаточно.
– Вы запомнили, где причал? – спросила она. – Встречаемся на нем ровно в восемь. Сейчас я вас высажу, и целый день можете гулять. Только постарайтесь не напиться и не накуриться.
– Запомнили. Не напьемся. – Я посмотрел на белокурую бестию подозрительно: – А что насчет тех материалов, что мы привезли из Эквадора? Из них что-нибудь извлекли?
Она несколько мгновений помедлила, прежде чем ответить:
– Да, конечно. Хаим Шоррот закупал вооружение довольно активно, и не для перепродажи, а для себя. Судя по всему, он планировал организовать оборону участка суши, граничащего с морем. Отсюда и комплекс береговой обороны, и безэкипажные патрульные катера израильского производства, и радиоуправляемые мины. Все это под разным видом ввозилось в одну из самых мирных стран земного шара – в Норвегию. А там Ирге О’Дилу фактически принадлежит целый остров в одном из фьордов.
– Ха, неплохо дядя устроился… – задумчиво протянул я. – Но ничего, мы пощиплем его за мягкое место.
Ангелика высадила нас на пристани «Канал Баса» неподалеку от дома Анны Франк, и мы отправились гулять. Бартоломью, поначалу слегка ворчавший по поводу погоды, вскоре бросил это бессмысленное занятие.
Денек, в общем и целом, прошел не зря – мы культурно обогатились в музее Ван Гога, тут же морально разложились в одной из пивнух, где для сугрева тяпнули по стопке джина. Постояли на площади Дам, на месте которой когда-то давно поставили первую дамбу, давшую название городу на реке Амстел. Потусовались на цветочном рынке, где помимо тюльпанов, можно купить все, что может понадобиться начинающему и даже опытному коноплеводу и плантатору марихуаны. Осмотрели блошиную барахолку на площади Ватерлоо и ровно в восемь топтались на нужном причале.