– Смотри, Антон, – сказал я патетически, указывая на неприметную вывеску музея секса. – Когда я помру, мою закрученную в тряпки мумию выставят там, между Казановой и Клеопатрой, и люди будут ходить мимо, смотреть на меня и думать: «Да, этот парень и вправду был силен»…
– В том, что касается болтовни, ты точно силен, – хмыкнул Бартоломью.
Ангелика вопреки правилам немецкой пунктуальности явилась с опозданием на две минуты, и я было собрался устроить легкий скандал по этому поводу, но взглянул на ее серьезное лицо и передумал. Того гляди, не поймет юмора, расстреляет меня на месте, а труп сбросит в мутные воды канала.
– Поехали, – скомандовала белокурая бестия, и мы забрались в лодку.
Там обнаружился полный набор для пикника на воде – портативный электрический гриль, целый пакет сосисок, ящик пива «Леффе» и даже пивные бокалы. Понятно, что все это для маскировки, но руки у меня зачесались – сорвать крышечку, сделать глоточек-другой…
К нужному дому мы подошли в восемь двадцать и поспешно пришвартовались на свободном месте. Ангелика заглушила мотор, подняла его, сняла крышку и принялась отдавать распоряжения:
– Пат, иди сюда. Если в движке будет копаться дама, это вызовет подозрения. А ты, Антон, займись маскировкой – вскрой несколько бутылок, из некоторых отлей пива вон в то ведро и начинай жарить сосиски.
Пришлось мне пересесть и делать вид, что я ковыряюсь в двигателе.
«Парни из резерва» появились на берегу канала в восемь тридцать – подъехала машина, из нее вышли двое крепких чувачков совершенно неприметной внешности. Автомобиль уехал, а добры молодцы двинулись к двери особняка и вскрыли ее с такой скоростью, что у меня возникло подозрение – не из одесских ли домушников эти шустрые типы?
Чпок, щелк, и перед особняком нет никого.
– Отлично, – сказала Ангелика, державшая в одной руке бутылку пива, а в другой – бумажную тарелочку с сосисками. – Они внутри. Сейчас займут позиции и доложат о себе.
Из-за поворота канала с рокотом выплыл сине-белый катер водной полиции и направился к нам. Я напрягся и принялся судорожно копаться в лодочном моторе, Бартоломью едва не опрокинул гриль, и только белокурая бестия осталась совершенно спокойной.
Патрульный катер остановился, и темнокожий офицер в белой рубашке что-то спросил по-голландски. Ангелика небрежно ответила то ли на этом же языке, то ли по-немецки, и оба расхохотались.
Мне осталось только улыбаться и корчить из себя дурачка, а Антону – поменьше дрожать.
Офицер помахал нам, бросил еще пару слов, его катер взревел, точно бешеный бык, и умчался. Я вздохнул и вытер со лба выступивший пот, а совершенно забывшийся Бартоломью присосался к бутылке с пивом.
Да, чтобы быть шпионом, нужно иметь крепкие нервы.
– Порядок, рабочий момент, – сказала наша Мата Хари, поглядывая на нас слегка покровительственно. – Мои парни, кстати, прислали эсэмэску – у них все отлично, ждем «клиента».
– А где он бродит до сих пор? – мрачно осведомился я. – На работе сидит?
– Нет, в «КОК Кафе» на Розенстраат. Престижный клуб для «голубой» публики.
– Пат-пат-патрясающе. Да он еще и пидарас? Хотя чего еще ждать от сатаниста?
«Клиент» прибыл в восемь сорок – к особняку подкатило то ли действительно антикварное авто, то ли тачка, умело оформленная под старину. Хлопнула дверца, и из нее выбрался высокий белокурый тип в очках, тот самый, что был на фотографиях. Когда он вошел в дом, я почувствовал, что мне вновь становится жарко, а в горле прямо-таки пересыхает.
Спустя пять минут со стороны Амстела подъехала «Скорая» и остановилась у входа в жилище ван Хоэйдонка. Еще через шестьдесят секунд двери дома распахнулись, и амстердамский «епископ» ЦСВ оказался погружен в машину, причем так стремительно, что случайный свидетель этой сцены не имел бы никаких шансов понять, что произошло на самом деле.
– Порядок, – сказала Ангелика, когда «Скорая» преспокойно укатила прочь. – Пора и нам отсюда убираться.
Вновь Виллема ван Хоэйдонка мы увидели ближе к полуночи, и произошло это в небольшом особняке, затерянном вдали от туристических районов, где-то на южной окраине Амстердама.
Сам домишко выглядел заброшенным, на двери болталась табличка с надписью «продается», а внутри все говорило о том, что люди тут если и появляются, то только по большим праздникам: толстый слой пыли на полу и мебели, грязные занавески на немытых окнах, и тот особый запах, что всегда поселяется в опустевшем жилье.
Ангелика и ее соратники выбрали для своих темных дел подвал, пленника уложили на пол пузом вниз. Связали, а голову с помощью особой хреновины зафиксировали так, чтобы он не мог ее повернуть и посмотреть в сторону.
Когда мы вошли, уловивший шаги ван Хоэйдонк задергался и забормотал по-английски:
– Если вы хотите выкуп, то нет проблем! Я готов заплатить вам сколько нужно! Только отпустите меня!
В его тонком противном голосе был страх, но не тот, коего можно ожидать от попавшего в такую передрягу человека. Пленник боялся, но не за себя, а за что-то другое, тревожился, что может быть сорвано некое дело, к которому он причастен.
И я даже мог догадаться, какое именно.
– Деньги нас не интересуют, – ответила Ангелика на том же языке. – Нам нужна информация. О Церкви Святой Воды, о том, чем она занимается на самом деле, и о том, что ты знаешь об Ирге О’Диле.
Ван Хоэйдонк вздрогнул.
– Варианта у нас два. Либо ты расскажешь все сам, – холодным голосом продолжила белокурая бестия, – либо мы пустим в ход «сыворотку правды». Она куда действеннее любых пыток, но имеет некоторые побочные эффекты. Возможны нарушения работы мочевого пузыря и печени, отказ почек и проблемы с восстановлением функций головного мозга.
Наверное, таким же тоном Генрих Гиммлер говорил попавшим в лапы гестапо евреям: «Попытка не пытка, не правда ли?», и потирал руки так, что они умирали прямо на месте.
– Я все расскажу! – с готовностью согласился ван Хоэйдонк. – Мы служим, и служение наше священно!
Дальше он обрушил на нас пламенную речь о том, что на дне моря спит древний бог, именуемый Кхтул-лу, кличка «Пожиратель Душ», и что ему нужно молиться, совершать всякие обряды, и тогда этот бог проснется, выйдет из воды, и всем наступит полное счастье…
Того, кто не в курсе, этот спич убедил бы в том, что перед ним – безобидный сумасшедший, а ЦСВ – обычная секта, каких сейчас по всему миру – не одна тысяча. Мне же вспомнилось видение, в котором я посетил чудовищный город на дне моря, построенный не людьми, стоящая посреди него исполинская гробница Древнего, и голос, сказавший тогда: «Не мертво то, что в вечности пребудет. Со смертью времени и смерть умрет».
– Я готова поверить, что ты не врешь, – сказала Ангелика, когда пленник сделал паузу, чтобы слегка перевести дух. – Но это мы и так знаем. Нам нужна подробная информация о вашем шефе и о том, что за ритуал Церковь планирует провести в ближайшие дни, и где он состоится.
– Нет, вы что… нет, – ван Хоэйдонк затрясся всем телом. – Я не могу это сказать. Вы не представляете, какая участь меня ждет, если я предам своих! Смерть и любые пытки – ласки по сравнению с тем, что предстоит отступнику! Великий Кхтул-лу мстителен, и щупальца его тянутся далеко.
Наша шпионка пожала плечами и подняла взгляд на одного из стоявших у стены «парней из резерва».
– Укол, Ганс, – скомандовала она.
Хрустнула срезанная верхушка ампулы, в свете тусклой лампы, болтавшейся под потолком, сверкнула игла. Очень небольшое количество бесцветной жидкости было введено пленнику в предплечье. Ощутив укол, он вздрогнул, издал нечто похожее на судорожный всхлип и затих.
– Пять минут, и он заговорит, – сказала Ангелика.
Но когда отмеренное время прошло, и она задала ван Хоэйдонку вопрос, тот лишь вяло замычал. Мы подождали еще, но это ничего не изменило – бурчание, хихиканье и никакого ответа.
– Паленая твоя сыворотка, – заметил я. – Или этот парень как-то закодирован против нее.
– Это невозможно! – отрицательно покачала головой белокурая бестия.
– Какой раз за последние дни ты произносишь это слово? – Я полез в задний карман джинсов, где лежал найденный Бартоломью кругляш из бледно-желтого металла, покрытый узором из завитушек и ромбиков. – Эти злобные сектантские парни доказали – они умеют такое, что наука не может ни объяснить, ни повторить. Дай-ка, я попробую побеседовать с этим типом.
Мне совершенно не хотелось прибегать к той силе, против которой мы боролись, но я понимал, что ван Хоэйдонк – уникальный источник информации, и что его нужно разговорить во что бы то ни стало.
– Эй, Виллем, или как тебя там! – я взял пленника за кудри на макушке и слегка приподнял ему голову. А затем сунул прямо под глаза кругляш с древними письменами. – Узнаешь, гнида?
– Печать? Власть повелевать? – воскликнул ван Хоэйдонк почти радостно, но тут же понес какую-то околесицу. – И дары жителей Ленга, и так из пропастей ночи в бездны пространства, и из бездн пространства в пропасти ночи, и хвала великому Кхтул-лу, Затогуа и тому, чье имя нельзя называть… Вечная слава им и обильные жертвы…
– Эй, Виллем, или как тебя там! – я взял пленника за кудри на макушке и слегка приподнял ему голову. А затем сунул прямо под глаза кругляш с древними письменами. – Узнаешь, гнида?
– Печать? Власть повелевать? – воскликнул ван Хоэйдонк почти радостно, но тут же понес какую-то околесицу. – И дары жителей Ленга, и так из пропастей ночи в бездны пространства, и из бездн пространства в пропасти ночи, и хвала великому Кхтул-лу, Затогуа и тому, чье имя нельзя называть… Вечная слава им и обильные жертвы…
– Стоп! – попытался я остановить пленника, но тот затарабанил еще яростнее, с пылом и душой:
– Иди к людям и отыщи те пути, что он мог знать в Бездне. Он мог сказать об этом Ньярлатхотету, могучему вестнику… И он стал похож на человека, надев восковую маску, и спустился на землю… те же, что копошатся в навозе, достойны лишь смерти, и неизреченный ужас охватит их сердца! Твари, что предназначены ползать, научились бегать, и спасение будет лишь тому, кто отдаст себя под покровительство Древних…
Тут «епископ» ЦСВ прервался и принялся набирать в грудь воздуха для новой тирады.
– Хватит! – рявкнул я прямо ему в ухо. – Где и когда Церковь Святой Воды проведет особый ритуал? Приказываю тебе отвечать силой этой Печати, а также всех Слов и Знаков!
Последнее я добавил скорее по наитию и без особой надежды на успех.
– Шелест песка на дюнах поглотит последние крики… кровь оросит пляж у Схевенингена… – ван Хоэйдонк заговорил совсем по-иному, глухо и негромко, точно преодолевая внутреннее сопротивление. – Сила истечет сегодня на рассвете… и тот, кому она предназначена, получит свое. Ключевые слова будут сказаны, непоправимое совершено… Старая мельница слепыми глазами увидит успех… и если все свершится как надо, то мы сфокусируем мощь уже произведенных звездных обрядов, и она обратится в пучину, где дремлет Великий Жрец… да снизойдет на нас его благоволение…
Тут пленник мерзко захихикал, и стало ясно, что период временного просветления закончился.
«Парни из резерва», до сих пор пребывавшие в состоянии профессиональной невозмутимости, удивленно заморгали. Да, ребятишки, ваша начальница коварно умолчала, с кем мы тут беседуем.
– Схевенинген – это курортный район Гааги, – сказала Ангелика, – пляжей в его окрестностях хоть отбавляй, а вот старых мельниц я не думаю, что много. До рассвета у нас, – она глянула на часы, – около пяти часов. Три машины есть, я полагаю, мы успеем осмотреть все пляжи и помешать убийству.
– Погоди, я еще про Шоррота спрошу. – Я вновь встряхнул ван Хоэйдонка за волосы. – Кончай ржать, очкарик! Нам еще кое о чем нужно перетереть, клянусь жуткой мордой вашего Великого Жреца.
Но на этот раз не помогли ни Печать, ни упоминание Слов, Знаков, имен и прочих мистических хреновин, о которых я узнал либо из собственных видений, либо от всяких консультантов – Егора Евграфовича, пана Твардовского, бывшего нациста Брокдорфа.
Пленник только смеялся, порой срываясь на плач.
А затем и вовсе потерял сознание.
– Все, отрубился, – констатировала белокурая бестия. – Ганс, второй укол.
– Вы что, хотите его убить? – вмешался Бартоломью, уловивший смысл отданного по-английски приказа.
– Ни в коем случае, – холодно улыбнулась Ангелика. – «Мокруха», как говорят ваши уголовники, считается в наших кругах моветоном. Зачем давать голландской полиции лишний повод для беспокойства? После этого укола ван Хоэйдонк проспит около двадцати четырех часов, а очнется не совсем адекватным, с некоторыми провалами в памяти. Учитывая то, как легко в Нидерландах переборщить с наркотой, это никого особенно не удивит, а его болтовня о похищении не впечатлит. Придет в себя он еще примерно через сутки, а мы к этому времени будем далеко…
После второго укола «епископ» ЦСВ несколько раз вздрогнул, а затем мышцы его расслабились, и он уткнулся мордой в пол. Ганс и второй помощник нашей шпионки сняли с рук и ног пленника веревки, убрали фиксатор с шеи.
– Отлично, – сказала она. – А теперь отправляйтесь в Схевенинген и начинайте осматривать пляжи на предмет старых мельниц. Не думаю, что она находится в пределах самого города – слишком людно, а вот окрестности нужно обследовать. Если что – звоните.
«Парни из резерва» дружно кивнули и затопали вверх по лестнице.
– А мы? – спросил я. – Неужели останемся в стороне от великих деяний?
– Не останемся. Мы заглянем в местное отделение ЦСВ, что на Алберт-Каупстраат. Подготовительные мероприятия осуществлены, нам остается только войти внутрь и оглядеться.
Вот это я понимаю, подход настоящего полководца – бить одновременно по нескольким направлениям!
Мы оставили храпевшего ван Хоэйдонка на произвол судьбы, а сами сели в машину и поехали на север, в сторону района Пейп, где расположена названная улица. Воспользовавшись тем, что на голландских дорогах не бывает выбоин и бугров, я вытащил ноут и пристроил его на коленях.
– Глупо лазить по порносайтам, когда находишься в Амстердаме, – заметил Бартоломью, но я только отмахнулся.
Когда очкастый сектант упомянул об «уже произведенных звездных обрядах», мне вспомнились три трупа, голова к голове лежавших на берегу Клязьминского водохранилища. Далее ниточка потянулась к произошедшему через два дня убийству в Турции и к опустевшей яхте у берегов Ливии, обнаруженной еще примерно через сорок восемь часов.
А из всего этого возникла идея, которую нужно было подтвердить или опровергнуть.
– Короче, Склифосовский, – пробормотал я, шерстя архивы новостных сайтов за шестнадцатое июня. – Есть, вот оно… Трое туристов-байдарочников пропали без вести в окрестностях Мурманска. Готов поклясться чем угодно, что их убили наши общие «друзья», сняли скальпы, искололи внутренности и еще очень аккуратно ликвидировали селезенку.
– И что с того? – спросила сидевшая за рулем Ангелика.
– А то, что если взглянуть на карту, то мы увидим… – Я вывел на экран ноута изображение куска земного шара. – Шестнадцатого июня – жертва под Мурманском, девятнадцатого – в Подмосковье, двадцать второго – Турция, двадцать пятого – Ливия, двадцать восьмого… тут мы ничего не знаем, но убийство должно было состояться где-нибудь в Мавритании или Сенегале.
– А как ты определил? – Антон смотрел на меня, как второгодник на решившего сложную задачу отличника.
– Эти точки лежат примерно на одной незавершенной окружности. Центр ее находится как раз в Голландии… Или где-то в Северном море неподалеку от ее берегов.
– То есть… все совершенные ранее обряды были как бы подготовительными? – Белокурая бестия, надо отдать ей должное, уловила мою мысль мгновенно. – А то, что пройдет сегодня – финальное? Оно должно как бы собрать силу всех этих жертвоприношений в единый пучок и направить ее в море?
– Чтобы разбудить того, кто вроде бы окочурился, и при этом спит в гробнице на дне, – подтвердил я. – Поднять симпатягу со щупальцами на морде и когтями на лапках, Великого Жреца Древних, Пожирателя Душ по имени Кхтул-лу.
– Ай-яй-яй! А что будет, если он восстанет? – Бартоломью заморгал, точно ребенок, узнавший, что завтра в гости придет очень суровый дядя, при котором ни пошуметь, ни поиграть не выйдет.
– Не знаю, – пожал я плечами. – Но если судить по моим видениям, то ничего хорошего.
Что может принести людям восставший из мертвых Древний? Свободу, равенство и братство? Очень сомнительно. Каждому по булке с маком, по кувшину с пивом и мир во всем мире? Тоже вряд ли. Этот злобный и могучий тип не будет вытирать слезы сироткам и переводить старушек через дорогу, скорее всего он попытается захватить Землю, стать Князем Мира Сего.
А это означает кровь, разрушения, черную магию, жестокости и гнусности, выдуманные еще в те времена, когда наши хвостатые предки жевали бананы, сидя на ветках, и благоразумно не думали ни о каком разуме.
Да и прозвище Пожиратель Душ Кхтул-лу наверняка получил не просто так…
– Ничего, мы этого не допустим, – твердо сказала Ангелика, и дальше мы ехали в молчании.
Ночной Амстердам мок под дождем, колеса мягко шуршали по сырому асфальту.
Несколько каналов, пара мостов, и мы оказались в пределах Пейпа, небольшого и очень колоритного района, выстроенного на месте старой городской свалки и заселенного эмигрантами со всех концов света. Машину остановили рядом с Сарфати-парком, на одной из улочек местного квартала красных фонарей, куда менее известного и пафосного, чем его собрат в центре города.
Но зато намного более опасного.
Это подтвердилось, едва мы отошли от автомобиля и углубились в довольно узкий переулок.
– Йо! – воскликнул выскочивший нам навстречу оборванец неопределенной расовой принадлежности, а через мгновение стало ясно, что на ночную прогулку он захватил друзей.
Грязных, лохматых и, по всей видимости, слегка обдолбанных.