– Хочешь, чтобы тебя за конокрада приняли?
– Восхищаться прекрасным скакуном – не значит быть конокрадом.
– Это ты будешь крестоносцам доказывать. Не пущу!
– А как мы тогда правду узнаем?
– Я сам ночью пойду смотреть.
– Я с тобой!
– Ну уж нет!
– Ты по отвесной стене залезешь?
– Нет…
– А с двух саженей спрыгнешь?
– Нет.
– А сверху стены, что шириной в полступни, пройдешь?
– Нет! – в сердцах выкрикнул татарчонок и в который раз насупился, как сыч. – Хочешь сам идти – иди! Друг называется!
Увидев, что к ним направился Аникей, справившийся со всей работой на сегодня и твердо намеренный затащить их в гости к свояку, Никита зашептал:
– Да, друг… Не хочу, чтобы тебя в поруб кинули! Я проскочу, никто и не заметит. Меня Горазд учил лазать, будто кошка… – А чтобы отогнать недовольство и обиду, наползающие на лицо друга, и вовсе заторопился. – Слов нет, в чистом поле, с луком, я тебе в подметки не гожусь, но если доведется сцепиться кем-то насмерть в тесном закутке, то ты… Уж извини, Улан, ты только помехой будешь. Позволь мне самому, а?
Ордынец неохотно кивнул, признавая правоту услышанных слов.
– Ладно, Никита-баатур, но смотри, если до утра не вернешься, я за тобой следом пойду.
– Хорошо. И спасибо тебе!
– За что?
– За заботу, – улыбнулся Никита.
И повернулся к Аникею.
– Прости, уважаемый, что мы тебя ждать заставили.
Снежень 6815 года от Сотворения мира Полоцк, Русь
Добраться из посада до частокола, окружавшего Верхний замок, оказалось нетрудно. Куда более сложная задача – через эту стену перебраться. По заборолу[153] ходили стражники – то ли местные, полочане, то ли крестоносцы, в темноте не видать. Собственно, ничего удивительного. Город ждал прихода литовской армии, готовился к обороне, значит, бдительность следовало удвоить.
Никита оделся легко – короткий кожушок, в котором выбрался еще из Москвы, не стеснял движений. Обмотался прочной веревкой, хотел было засунуть за пояс течи, но, поразмыслив, решил, что один раз их уже терял. Ему очень не хотелось устраивать кровопролитие – чем виноваты простые ратники и полоцкая стража?
Поужинав у гостеприимного свояка Аникея, он дождался, пока все домочадцы уснут, из сенника, где они с Уланом устроились на двух чистых конских попонах, выбрался на зады хозяйства, перемахнул одним прыжком через высокий тесовый забор и пошел в сторону Полоти – детинец полоцкий стоял на пригорке, у подножия которого эта невеликая речушка впадала в Двину. Очень похоже на Неглинную и Москву-реку. Небо затянули облака, скрыв и ясный месяц, и большие звезды. Можно было особо не прятаться – все равно темень, хоть глаз выколи.
Морозный воздух нес запах дыма от топящихся печей и крепкий дух скотины из хлевов. Посадских обитателей стража не слишком баловала. Только раз Никита услыхал в соседнем переулке стук колотушки и голоса ночных охранников.
Вот и вал, по гребню которого торчали бревна, каждое в полтора обхвата. Пристроившись в чьи-то следы, протоптанные, по всей видимости, еще днем, парень пошел вдоль стены, замирая и таясь всякий раз, когда слышал скрип досок под ногами стражника. Шагов через сто ему показалось, что густая черная тень у подножия частокола даст возможность незамеченным вскарабкаться на забороло. Ну или хотя бы попытаться.
Смазанное движение на краю видимости Никита скорее почувствовал, чем заметил. Годы учебы у Горазда не прошли даром – тело ответило само, без вмешательства разума. И чужой кулак просвистел в волоске от щеки. В ответ парень ударил сразу двумя руками. Одной даже попал. Заслонился предплечьем, прыгнул вправо, взмахнул ногой.
Враг, видимый лишь как смутная тень, легко уклонился и сам атаковал, с невиданной быстротой нанося удары справа и слева. Никита защищался как мог, но все же чужой кулак мазанул его по уху. От неожиданной боли на глаза навернулись слезы.
Ах, так?
Парень пнул нападающего в колено и тут же в высоком прыжке ударил туда, где, по его предположению, должна была находиться голова.
Попал!
Незнакомец охнул и отлетел, но тут же перекатился в сторону и вскочил на ноги.
Теперь он не лез напролом. Держа кулаки перед грудью, легонько раскачивался, перемещая вес с ноги на ногу.
Никита очень удивился. Впервые перед ним стоял противник, в бое с которым парень мог думать больше о защите, чем о нападении. Ну, кроме учителя, конечно. И, пожалуй, Федота. Хотя с последним парень не встречался ни разу. Знал понаслышке об умении.
– Ты кто? – проговорил человек.
Никита от неожиданности поперхнулся, но ответил:
– Тебе что за дело?.
– Зачем следил за мной?
– Очень нужно!
– Ты не ври мне, мальчишка… – Человек сверкнул глазами.
– Очень нужно! – Никита перенес вес на левую ногу, сгибая колени, а пальцы согнул «когтями тигра».
Время текло медленно. Мороз просунул колючие лапы за ворот.
– Ты не здешний… – проговорил незнакомец. А потом буркнул едва слышно: – Первый раз такое вижу…
– Тебе-то что за дело? – Парень очень внимательно следил за противником. Нет, поймать себя он не даст. Разговоры разговорами, а движение ног непременно выдадут начало атаки.
– Так чего ты шел за мной, если ты нездешний?
– Ни за кем я не шел! Я сам по себе хожу!
– А может, ты воришка? С чего бы это отроку по ночам шляться около Верхнего замка?
– А может, это мне караул крикнуть?
По тому, как дернулись туда-сюда глаза собеседника, Никита понял, что попал по больному месту. Вряд ли это вор или конокрад, но он не хотел попасться страже на глаза. Но не будут же они стоять здесь до утра?
– Давай так, – вдруг предложил незнакомец. – Ты мне поможешь, а я тебе. Если смогу.
– Как ты мне поможешь? – Парень по-прежнему ожидал подвоха. – Через стену перебраться?
– Эка ты загнул… Я летать не умею.
И в этот миг гулко ударил колокол.
Никите сперва показалось, что тягучий, низкий звук зародился прямо над его головой. Он поднял глаза… И едва не прозевал удар.
К счастью, они с Гораздом многократно отрабатывали эту связку: колено, висок, локтем в затылок. Поэтому в прыжке парень ушел с линии атаки и подъемом стопы с размаху припечатал нападающего в затылок. Тот ухнул в сугроб, но, когда Никита развернулся, чтобы убраться подобру-поздорову, вывернулся и схватил его за ногу.
«Ишь какой! Обухом не пришибешь!» – подумал ученик отшельника, перехватывая потянувшуюся к горлу кисть. Мгновение-другое они боролись под тревожный колокольный перезвон, а потом Никите удалось захватить руку противника на болевой прием.
Захватить и придавить. Затрещали связки, захрустел сустав.
– Все, все, вьюноша… Победил, – прошипел незнакомец сквозь зубы. – Да отпусти руку – сломаешь!
– Как бы не так. Лучше уж сломаю, чтобы ты не мешался.
Мужик замолчал. Только сопел сердито. Потом вдруг сказал будничным голосом:
– Ты знаешь, чего они в набат ударили?
– Не знаю. И знать не хочу. – Никита ни на миг не ослаблял захват – мало ли что.
– А зря. Это литва к стенам подступила. Если сегодня в Верхний замок не заберемся, то уже и не получится – караулы удвоятся.
– Шутишь?!
– Какие уж шутки. Отпусти. Христом Богом тебя прошу, поговорим по-человечески.
– Тебя отпустишь, а ты опять кулаками махать?
– Ты тоже не дурак помахаться.
– А кто первый начал?
– Ну я… Извини, отрок. Я думал – ты подсыл ливонский. Ну хочешь, на церковь перекрещусь, что не буду драться?
– Крестись.
– Так ты руку держишь! Я что, басурманин, левой креститься?
– Ладно!
Никита разжал пальцы и убрал ногу, которой придерживал плечо незнакомца. Перекатившись на живот, тот выдохнул:
– Спасибо, вьюноша. – Сел, потер локоть и размашисто перекрестился на колокольный звон. По-православному, справа налево. – Прости, что я на тебя набросился. Слушай, отрок, а кто тебя драться учил?
– Был учитель.
– Не по-нашему дерешься, не по-русски…
– Зато… – начал было парень, но замолчал. Он хотел сказать: «Зато тебя побил!» – но сдержался. Горазд не одобрил бы пустого хвастовства.
Неизвестный мужик тоже оценил его скромность.
– Молодец, отрок. Уважаю. Я только про одного бойца на Руси слышал, что так драться умеет, только… ладно! Не время сейчас лясы точить. Тебе в Верхний замок надобно? Не отвечай. Я и так догадался. Мне тоже. Поручение у меня от князя Юрия Даниловича.
– Да ну? – Никита выпучил глаза. – А у меня от Ивана Даниловича. – И прикусил язык.
– Так ты отрок московский, что ли?
– Ну…
– Не из тех ли ребят, что князь Иван с рыцарем-крыжаком отправлял?
– Ты откуда знаешь?! – поперхнулся парень.
– Оттуда… Думаешь, за кем меня отправили?
– Неужто за братом Жихарем?
– За ним, родимым. Меня, к слову сказать, Васильком кличут.
– Так ты из Москвы, Василько?
– Бери повыше. Из Новгорода.
– Неужто за братом Жихарем?
– За ним, родимым. Меня, к слову сказать, Васильком кличут.
– Так ты из Москвы, Василько?
– Бери повыше. Из Новгорода.
– Из Новгорода?
– Ну да. Ловцы мы. У боярина Евсея на службе.
– Так ты не один?
– Вестимо, не один. Меня на разведку отправили. Рыцарь Жоффрей в Верхнем замке прячется. Надо бы прикинуть, как его оттуда выколупнуть. Ты тоже за ним?
Никита почувствовал, что краснеет.
– Нет. Я о нем и не думал даже, – честно ответил он.
– Чего ж ты тогда через стену лезть удумал?
– Да… – Парень замялся.
– Зазноба, не иначе? – ухмыльнулся новгородец. – Да ладно! Чего потупился, как красна девица? Дело молодое. Из княжьей челяди кто?
– Нет. Она смолянка. Ее похитили и сюда привезли.
– Кто это на Руси девиц похищать удумал? – Голос Василька посуровел. – Или немцы балуют?
– Нет, не немцы. Мадьяры.
– Мадьяры? Ты уж извини, вьюноша… Тебя как звать-то, к слову?
– Никитой кличут.
– Так вот, извини, Никита. Уж больно твои речи на сказку похожи.
– Это мадьярский боярин, из Пожоня, – обиделся парень. – Я за ним от самого Витебска гонюсь. А сюда, между прочим, он вместе с рыцарем франкским приехал. К одному и тому же немцу дело у них.
– Как немца-то звать? – быстро спросил ловец.
– Фридрих. Фридрих фон Штайн.
– Ну, так и есть! Это ж правая рука Готфрида фон Роге, Великого магистра! Боюсь, брат Никита, нам по-любому вместе идти придется. Как говорится, одной веревочкой связаны.
– Так я и собирался через стену и на княжеское подворье. Я вчера одного из охранников Андраша Чака выследил.
– Андраш Чак – это пожоньский господарь, что ли? Наслышан я про него, наслышан.
– И чего ты наслышан?
– После как-нибудь расскажу. Сейчас время терять жалко.
Василько поднялся, отряхнул снег с портов.
– Так как же мы? – удивился Никита. – Набат бьют. Сейчас все проснутся…
– Уже проснулись. Войско на стены выводят. Те стены, что посад окружают, им тоже защищать надобно, так ведь?
– Ну, так.
– Значит, половину ратников из Верхнего замка сейчас выведут. Если не больше. Народ с факелами бегает. Шум, гам. Вот сейчас и надо проскакивать. Если и заметят, то примут за конюхов или оружейников. А мы скажем: «Идем по приказу брата Фридриха фон Штайна!» Кто там разбираться будет? Не до нас.
Никита одним прыжком вскочил на ноги.
– Так чего мы ждем?
– Тебя, отрок, тебя.
Они вскарабкались по валу. Василько шел осторожно, то и дело внимательно поглядывая по сторонам. Около стены он согнулся, подставляя Никите спину.
Парень без лишних слов забрался на него, а когда новгородец выпрямился, то встал ногами на плечи.
– Достаешь? – донесся снизу хриплый шепот.
– Дотянулся.
– Залазь. Веревка у тебя есть?
– Есть.
– Веревку привяжешь, конец спустишь.
– Ага!
Зацепившись кончиками пальцев, Никита подтянулся и оседлал частокол.
Глянул сверху – левый берег Двины покрывало множество движущихся огоньков, будто бы светлячки со всего леса задумали переселяться в поисках лучшей жизни. Огненные ручейки сливались в реку, а потом растекались на правом берегу, охватывая Полоцк широким полукругом. Литва пришла. Князь Витень явился на зов полочан. Только крестоносцы – вояки умелые, наверняка разъезды пустили вокруг города, которые и заметили приближение вражеской армии да предупредили Фридриха фон Штайна и его военачальников.
Никита вздохнул. Деваться-то некуда. Теперь и они словно в ловушке. Обмотал веревку вокруг одного бревна.
– Держи!
Через несколько мгновений новгородец сидел рядом с ним. Лунный свет озарил русую коротко подстриженную бороду, густые брови и вздернутый нос. Наверное, девкам он казался красавчиком, первым уличанским женихом. Но светлые глаза глядели серьезно – чувствовалась выучка.
– Я первым иду. Будешь спину прикрывать, – шепнул он и спрыгнул вниз.
– Погоди! – Никита ухнул следом, по пояс провалившись в сугроб. – Ты как думаешь Жихаря обратно через стену волочить?
– А зачем его волочить?
– Так у тебя же задание от Юрия Даниловича…
– Никого мы волочить не будем. Сегодня, – жестко отрезал новгородец, – разведаем, разузнаем и обратно. А там старший решит. Понял?
– Э, нет, так не пойдет, мне Василису…
– Слушай меня внимательно, отрок. Хочешь, чтобы мы тебе помогли? Выполняй наши правила. Спугнуть Жоффрея я тебе не дам. Уяснил?
– Уяснил, – кивнул Никита, уже сожалея, что связался с непрошеными помощниками.
Они пошли по задворкам, мимо выгребных ям и сенников. Кучи перемешанного с соломой конского навоза исходили теплом и острым, ни на что не похожим ароматом, не таким уж и противным.
В просветах между строениями мелькали блики факелов. Ругались люди. На русском и на немецком. Кони, встревоженные топотом и суетой, ржали и били об пол кованными на зиму копытами.
Невидимый звонарь на колокольне Софийского собора наконец-то успокоился.
Василько поднял руку, предостерегая.
– Что там?
– Да ничего… Меньше болтай, – сердито буркнул ловец. Но все же смилостивился и объяснил: – Мы на задах княжеского терема. Вон молодечная[154], или как она там у них зовется?
– Что дальше делать будем?
– Да ничего пока. Оглядимся.
Они притаились в узком проходе между бревенчатой стеной и копной сена, плотно набитой под навес. Из рубленого окошка в аршине над головой доносилось фырканье коней.
Глядя на возвышающуюся впереди громаду княжеского терема, Никита тихонько сказал:
– Я мог бы по стенке забраться.
– И дальше что?
– В окошки позаглядывать.
– Много ты там увидишь. И кто тебе даст карабкаться? Голову налево поверни…
Осторожно выглянув из-за угла, парень увидел часового в белом балахоне с крестом на спине. Немец скучал, опираясь на алебарду.
– А что же делать?
– Думать надо…
Василько снова шагнул в густую тень и надолго замолчал.
Никита переминался с ноги на ногу, чувствуя, что начинает замерзать.
– Так, – сказал наконец новгородец. – Немца мы уберем. Я надену его плащ. Буду крыжаком. А ты… Ты будешь мальчишкой на побегушках – охапку соломы в руки и иди позади меня. Понял?
Нельзя сказать, чтобы ученику Горазда очень понравилась задумка ловца, но деваться было некуда – самому-то в голову ничего лучше не приходило. Он кивнул.
Василько крадучись вышел из-за угла. Сперва медленно, но после трех шагов перешел на стремительный бег, завершившийся прыжком. Ливонец-часовой только начал поворачивать голову, привлеченный шорохом, а ладони новгородца вцепились ему в затылок и подбородок, крутанули. Раздался негромкий, но мерзкий хруст, и немец обмяк в сильных руках разведчика. Бережно опустив тело на землю, ловец быстро стянул с него накидку, сунул голову в ворот, а руки – в рукава.
– Ну-ка, за руки, за ноги…
Вдвоем они оттащили убитого часового в тот самый закоулок, где недавно прятались. Василько взгромоздил на плечо алебарду, а Никите не оставалось ничего иного, как захватить охапку соломы побольше. Парень постарался прикрыть подбородок, оставив только глаза. Не хватало еще повстречать кого-то из мадьяр и по-глупому себя выдать.
Они покинули задний двор, наискось пересекли площадку и оказались у самого крыльца княжеского терема. Здесь ярко горели факелы, роняя искры на снег, и суетился народ. Кроме десятка охранников и целой кучи челяди, снующей туда-сюда, в стороне от толпы топтались два рыцаря не из простых, если судить по надменным лицам и добротным доспехам. Никита, с трудом смиряя бешено колотящееся сердце, позавидовал новгородцу, шагающему прямо и уверенно, как у себя дома.
– Просто пройдем мимо, – шепнул Василько, не оборачиваясь.
«Только бы не выдать себя», – подумал парень, крепко обнимая солому, пахнувшую прелью.
Их заметили и окликнули.
– Halt! Wohin gehst du?[155] – рявкнул рыжий немец с торчащими как у кота усами.
– Anordnung![156] – нагло ответил Василько, не сбавляя шага.
– Dessen Anordnung?[157]
– Commander![158] – Железные нотки в голосе новгородца не оставляли сомнений, что приставучему ратнику не поздоровится, если распоряжение командора не будет выполнено точно в срок.
И тут резные двустворчатые двери распахнулись, и на крыльце появился статный крестоносец с длинными каштановыми кудрями с проседью и ровно подстриженной бородой. Поверх плаща с алым крестом поблескивала толстая золотая цепь – знак высокого положения в Ордене. Но взгляд Никиты приковал не он, а идущий рядом вразвалочку смуглый горбоносый мужчина в бобровой шапке. Андраш Чак. Парень изо всех сил пытался отвести глаза, потупиться, но не мог. И с ужасом понял, что пожоньский жупан узнал его.
– Herr Friedrich! Еin Pfadfinder![159]
Фон Штайн не раздумывал ни мгновения.
– Halten Sie es! Schnell![160]