— Ну и что? — Катя не удивилась. Фамилия как фамилия. Подумаешь, Бухин! — Ты Бухин, я — рыжая. А вот Интрилигатор — ну, это, конечно, звучит…
— Ничего, привыкнешь, — буркнул Бухин. — Ты только при нем таких фортелей не выкидывай. Он исключительный эксперт и вообще хороший дядечка.
Что Яков Семеныч хороший человек, Катя Скрипковская давно убедилась. Да и в целом все ей нравились. Начальник — ничего себе начальник. Пока сильно не ругал. Банников Николай Андреевич — тоже симпатичный. Тихо подскажет, если видит, что она чего-то не поняла, не то что Игорь Анатольевич Лысенко. Вот этот — всем язвам язва. А также в каждую бочку затычка. Как его майор терпит? Кажется, они большие друзья. Вот Саша Бухин, с которым им теперь дали общий кабинет, — прекрасный собеседник. Ему бы лекции по литературе читать. А он… «А зачем я сама в милицию пошла?» — задала себе вопрос Катя. Ну а куда еще было идти с неуемной жаждой раскапывать, зачем, почему и как случилось то или иное, и представлять, что было бы, если бы события произошли в другом временном порядке или с другими участниками. Со временем это стало ее любимой игрой. В школе Катя училась по всем предметам одинаково ровно. Одно время увлеклась биологией, ездила раз в неделю в университет, в Школу юного микробиолога, участвовала в олимпиадах и даже подумывала поступать в медицинский. Жили они в небольшом поселке, сорок минут электричкой от города. Но от университета до их дома — часа два, а то и больше. И поэтому вечером в субботу, после занятий в университете, Катя оставалась ночевать в городе у отца. Родители развелись очень давно, ей было всего лет пять. О разводе мать ничего не рассказывала, да Катя и не выпытывала. Если мама молчит, значит так надо. Но мать больше не вышла замуж, и отец не завел новой семьи. Зачем было им разводиться, Катя не понимала до сих пор. Она не помнила ни скандалов, ни ссор между родителями. Оба были милейшими людьми. Мать всю жизнь проработала агрономом — сначала при техникуме зеленого строительства, потом в тепличном хозяйстве, отец — в милиции. Возможно, его короткие, часто отрывочные рассказы и повлияли на ее выбор. Отец умер, когда Катя была в десятом классе. Тогда и оказалось, что он завещал Кате свою квартиру — ту самую квартиру, в которой жили бабушка с дедушкой и все они вместе, когда еще родители не развелись. Где маленькая Катя училась ходить и в которую выросшая Катя приезжала каждую субботу; где они пили на кухне чай и отец рассказывал единственной дочери о том, какие дела у него были на этой неделе, рассказывал, как взрослой, как своему товарищу. Когда она впервые вошла в эту квартиру без него, сама открыла дверь ключом, его ключом, вот тогда она осознала, что его действительно нет. Он так был ей нужен, оказывается! Не нужна ей никакая квартира! Появившаяся на полчаса позже мать, которая забегала к жилконтору за какими-то документами, застала дочь странно повзрослевшей. По ее глазам Ирина Сергеевна поняла, что дочь плакала. Она подошла к дочери и прижала ее к себе. Катя обхватила мать руками и спросила:
— Ну почему именно он? Почему? Почему?!
— Не знаю, Катюш, — просто ответила мать. — И никто тебе не скажет. Такие вопросы все задают. Каждый не понимает — почему именно его любимый человек умирает, когда миллионы других живут. Ты просто не забывай, каким он был, и все.
Именно в тот день Катя Скрипковская поняла, что ни в какой мединститут она поступать не будет. Она пойдет в юридический. И работать будет в самом обычном райотделе, в каком-нибудь прокуренном насквозь кабинете с железным сейфом, выкрашенным казенной шаровой краской, с пыльным замученным кактусом на подоконнике. Будет ловить мошенников, выезжать на квартирные кражи, то есть заниматься тем, чем занимался всю жизнь ее отец. Отец бы хотел, чтобы она стала юристом. Папа бы ею гордился. И она училась все годы не за страх, а за совесть, и свой красный диплом заработала сама, без всяких поблажек и блата. Даже нелюбимое римское право она зубрила с каким-то остервенением. Чтобы отец мог ею гордиться.
И сейчас она просто обязана найти ответы на вопросы: почему встретились именно эти два человека, один из которых был убит на следующий день, а у второго через месяц убили брата? Не слишком ли много всего для одного — Олега Шумейко? Что же, надо думать. Думать и искать. Слишком много здесь совпадений.
Утром погода действительно испортилась, то есть солнце светило вовсю, но из санатория позвонила Раиса Степановна и сказала, что волнение на море — четыре балла и купание на пляже запрещено.
— Мама, ну пойдем, ну пожалуйста, — канючил Димка, — просто посмотрим! Посмотрим, и все. Честное слово, я далеко заходить не буду. Ну честное-пречестное! Пойдем, а?
— Димуля, видишь, какие барашки? — Валентина Яковлевна специально поднялась с Димкой на балкон, чтобы показать ему штормящее море. — Сегодня купаться никак нельзя. Ты и сам испугаешься, когда увидишь…
— Я не испугаюсь! — Белые буруны, сплошь усеявшие темно-синюю гладь моря, с балкона казались милыми и совсем не страшными. Отчаявшись уговорить Димку по-хорошему, Нина согласилась.
— Ну, хорошо. Просто сходим и посмотрим. А купаться ты и сам не захочешь.
Да как это он не захочет купаться! Быть такого не может. Он всегда хочет купаться, и ловить медуз, и собирать блестящие черные мокрые камешки и осколки стекла, обкатанные морем.
Но когда они пришли на пляж, нет, даже когда еще спускались по лестнице, ведущей из парка к морю, привычный шум пляжа — детских голосов, музыки, объявлений по санаторному радио — все перекрывал какой-то странный, ритмичный грохот.
Море, еще вчера спокойное, прозрачно-синее, сегодня было грязно-серое, с бурыми пятнами водорослей в мутной воде, и обрушивалось на берег с грохотом подходящего к станции курьерского поезда. У Димки округлились глаза. Полосатый зонт-грибочек, под которым они обычно сидели, сейчас трепало и выворачивало ветром, а снизу то и дело заливало водой. Люди жались к самой стенке пляжа — кто смотрел на разбушевавшуюся стихию, кто загорал, найдя тихий, не продуваемый ветром уголок. Самые отчаянные купались в бурлящей полосе прибоя, и визг любителей экстрима оглашал окрестности. Нина невозмутимо расстелила полотенце на незанятом топчане, вытряхнула из пакета плавки и протянула Димке.
— Иди, герой-подводник, переодевайся.
Димка как-то нерешительно направился в раздевалку. Когда он вышел, мать уже стояла возле топчана, ожидая его.
— Пойдем? — Нина кивнула на кипящую у берега пену.
— Пошли! — Димка ухватился за ее руку и сделал вид, что ему все нипочем. Возле самой кромки воды, где только что разбился очередной грохочущий высокий вал, он невольно замедлил шаг и потянул мать за руку.
— Боишься? — Нина обернулась на сына.
— Ничего я не боюсь! — надулся Димка, вырвал свою ладошку и шагнул вперед, когда вода уже отступала.
Он успел сделать уже несколько шагов, когда Нина догнала его, развернула лицом к берегу, но было уже поздно. Огромная волна вскипела вокруг них, ударила под коленки, обрушилась на голову, сбила с ног и швырнула вперед. Изо всех сил сжимая Димкину руку, Нина пожалела, что все-таки не взяла его круг. Воспитательная акция грозила перерасти в большие неприятности. Димка мгновенно нахлебался воды, но не кричал и только изо всех сил вцепился в нее. Волна донесла их до берега, оглушенных, мокрых до последнего, шваркнула о камни и вознамерилась утащить обратно в море. Но Нина изо всех сил постаралась остаться на месте, подмяв под себя сына и вдавив в утекающую из-под тела гальку руки и ноги. Вода схлынула, и они остались лежать на линии прибоя. Тогда она быстро вскочила, подняла Димку на ноги и подтолкнула в спину. Димка побежал, увязая в осыпающейся гальке, а Нина страховала его сзади. Следующая волна, еще больше предыдущей, вспенилась водоворотами вокруг их ног, но и только. Они были уже вне досягаемости коварной воды. Укутав Димку полотенцем, Нина спросила:
— Еще купаться будешь?
Он отрицательно помотал головой. Только спросил, кивнув на группку подвыпивших дядек в детских кругах, с гиканьем катающихся на волнах:
— А они не утонут?
— Не думаю. Знаешь, говорят, что Бог хранит пьяных и отчаянных. А вот мы с тобой не пьяные и больше сегодня купаться не пойдем. Или у тебя другое мнение? На солнышке погреться хочешь? — спросила она, стягивая с Димки под полотенцем плавки. Оттуда высыпалась горсть мелких камешков. Нина засмеялась, вытряхивая «дары моря». Димка грустно посмотрел на нее, потому что в сидении на солнце просто так, без купания, он не видел никакого смысла.
— Может, подождем, мам? Может, через часик оно успокоится?
— Оно и завтра не успокоится, ты уж мне поверь. — Раиса Степановна, санаторная сестра-хозяйка, пришла искать их на пляже. — Пойду, думаю, посмотрю, чтобы они в воду не полезли. А они уже! — Раиса Степановна усмехнулась.
— А что делать? Мы ж на море приехали. Сейчас отдышимся чуток и опять пойдем. Шучу, Димыч, не бойся! Раиса Степановна, надолго это?
— Думаю, дня на три-четыре, не меньше. — Сестра-хозяйка опытным глазом оценила беснующуюся стихию. — На экскурсию не хотите пока поехать? Там возле столовой собирают желающих в Никитский ботанический сад.
— Димка, хочешь в сад?
— А что там есть? — Димка мгновенно заинтересовался. — Как в зоопарке, да?
— Нет, там растения всякие, — объяснила Нина. — Поедем, Дим?
— Растения… — разочарованно протянул Димка, которому растений везде хватало. — А я думал, что крокодилы, слоны или обезьяны…
— Поедем', Дим, — уговаривала Нина сына, — знаешь, автобус какой повезет? А в саду белки живут.
— Автобус? — Заинтригованный Димка стал стаскивать с себя полотенце. — Какой автобус?
Такой пустяк, как белки, его не заинтересовал. Он любил исключительно крупные формы.
— Я думаю, классный автобус. Видел, возле столовой стоял? «Мерседес», кажется. Дим, трусы-то надень, — шепотом подсказала она ему.
Димка проворно прикрылся полотенцем, и она придержала концы, пока он возился внутри.
— Точно «Мерседес»? — уточнил он, и они направились к столовой.
Как ни странно, но ботанический сад все-таки произвел на Димку впечатление.
— Они что — настоящие? — благоговейным шепотом спросил он и задрал голову вверх, чтобы рассмотреть растущие у входа слонового вида пальмы, укрепленные стальными растяжками.
— Самые настоящие, — так же шепотом ответила Нина. — Нравятся?
— Ух ты! — только и сказал Димка. — Там что, все такое?
— Я не помню, — честно ответила ему мать. — Я здесь давно была. Еще в детстве.
— Им, наверно, лет триста, — с видом знатока сказал Димка. — Не может быть, чтоб меньше. А нам все покажут? — Димка уже нетерпеливо вертелся возле входа и все норовил пролезть через турникет. Наконец вышел их экскурсовод, и они отправились смотреть сад.
Димка тянулся пощупать колючие ветви, хватал лежащую на тропинке шишку, вместе с матерью нюхал розы и пытался достать пальцем фарфорово-прозрачный лотос. Нина не одергивала его — ее радовало, что он оказался так восприимчив к этой яркой южной красоте. Придет время, и он научится ценить и родной неброский пейзаж.
Они бродили почти до вечера. Экскурсовод провел их по самым примечательным местам, отчитал обязательную программу и ушел, приведя группу назад к центральному входу. Но почти все выразили желание еще побродить, некоторые отправились вниз, к магазину растений, чтобы увезти с собой кусочек этого живого чуда. У них было полтора часа, и они решили еще раз пойти посмотреть каменистую горку с кактусами, пампасскую траву и бамбуковую рощу. Нина купила пирожки — с картошкой и с абрикосами, и они неторопливо шли — теперь уже сами, не боясь отстать от экскурсии и откусывая на ходу от вкусных пирожков. Немного посидели у каскада с золотыми рыбками в окружении огромных платанов. Внизу Димка залез на кактусовую горку и потребовал, чтобы его тут сфотографировали. Потом они набрели на тот самый магазинчик, в который отправилась часть их экскурсии. В нем уже никого не было, и Нина с Димкой, осмотрев все, выбрали чудесную маленькую голубую елочку. Времени оставалось в обрез, и они с сожалением заторопились к месту сбора. Автобус уже ждал, урча мотором, санаторный люд торопливо забирался в его чрево, спеша вернуться к ужину. Всю обратную дорогу Димка был задумчив — не вертелся, не спрашивал ничего о никелированных штучках неизвестного назначения, только изредка касался елочки, пристроенной у него в ногах, и вдыхал ее смолистый запах. Когда они вышли, не доезжая до санатория, и спускались по переулку к своему временному пристанищу, он спросил:
— А завтра мы куда-нибудь еще поедем?
— Понравилось? — Нина лукаво посмотрела на сына. — А как же море?
— Море? А что, оно уже успокоилось? Мам, пойдем скорей посмотрим!
Море! Море было, конечно, главное. Как она могла подумать, что Димка забудет про море!
— Прямо сейчас посмотрим? Или поужинаем?
— Давай сначала поужинаем. — Димка не сдавался. — А потом пойдем и посмотрим.
Димка привычным движением подпрыгнул и налег на щеколду — и калитка пропустила их внутрь. Альма стояла с той стороны, прилично, как и подобает пожилой собаке, вертя хвостом. Весь ее вид как бы говорил: а я уже знаю, что это вы.
— Привет! — сказал ей Димка и пошел по дорожке к дому. Альма тут же тронулась за ним следом. — Тетя Валя! — закричал Димка. — Выходите! Мы вам елку привезли!
Валентина Яковлевна, вытирая руки фартуком, показалась в дверях.
— Какая красивая! — восхитилась она. Нина поставила ель на ступени.
— Это вам. Привет из ботанического сада.
Глаза ее блестели. Лучшего подарка она не могла выбрать, даже если бы очень старалась.
— Зачем же вы деньги тратили… — Валентина Яковлевна была и смущена, и растрогана одновременно. — Я так давно хотела посадить — и именно такую! Даже место освободила в прошлом году — убрала старую яблоню. Как раз перед окном. — Она указала на любимое Нинино место у выходящих углом окон веранды. — Чтобы и зимой и летом было видно… Какая красавица! — Она потрогала тугие иголки.
Димка тоже сиял, впервые в жизни ощутив радость дарения.
— Я сам выбирал! — добавил он гордо.
Эта неделя вместе на курорте еще более сблизила их. Сергей не вспоминал ни о Нине, ни о Димке, он сознательно гнал от себя все мысли о них. Отдых есть отдых. Не для того он сюда ехал, чтобы рефлексировать и страдать комплексом вины. Да и Лика не давала ему скучать. Каждый вечер она находила куда пойти; впрочем, в их гостиничном комплексе недостатка в развлечениях не было.
— Я сейчас. — Сергей кивнул Лике, которая осталась стоять в очереди на такси у аэропорта, и немного отошел в сторонку. Достал мобильник и набрал Геркин номер.
— Приехали?
— Прилетели! У нас все в порядке?
— А то! Думал, без тебя не справимся? Приезжай, посмотришь.
Он помолчал, потом все же просил:
— Не знаешь, Нина еще не приехала?..
— Не дергайся так, не приехала.
— Ну, пока.
Сергей с облегчением нажал на отбой. Значит, Нина еще не приехала. Нужно найти им с Димкой какое-нибудь жилье, причем срочно.
«А вообще, чего это я суечусь? — вдруг подумал он. — Она вполне может и сама снять себе хату, я же отстегнул ей бабки. И не маленькие. Не большие, конечно, но и не маленькие. В самый раз. На два-три месяца хватит. И на работе ей платят хорошо. Я их больше содержать не намерен. Фактически мы уже чужие люди».
— Сережа!
Он оглянулся. Оказывается, он так и стоял столбом, как дурак, с телефоном в руке.
— Извини, зайка. — Он поцеловал Лику в щечку, покрытую ровным загаром, и назвал шоферу адрес.
— Я тебя звала, звала… — кокетливо надув губы, упрекнула его Лика. — О чем это вы там разговаривали? — Сергей уловил в ее голосе ревнивые нотки.
— Спрашивал Герку, как там дела. Ты есть хочешь?
— Ужасно хочу. — Лика прижалась и потерлась макушкой о его подбородок. От этого ее движения у него мурашки побежали по спине. Он хмыкнул и обнял ее за плечи.
— Тогда, может, в магазин заедем? А то, боюсь, дома ничего нет.
— Там мама какой-то сюрприз затеяла. Наверняка приготовила что-нибудь вкусненькое.
— Так что, тогда к твоим?
— Да нет. — Лика непроизвольно-кокетливым движением поправила прядь волос. — Они у нас, то есть у тебя… — она замялась. — Я отдала маме ключи, когда мы уезжали. Чтобы она прибралась и все такое. Она сказала, что они будут нас ждать у тебя дома. С сюрпризом.
Сергей попросил водителя остановиться возле станции метро, где зазывал покупателей маленький базарчик. Через минуту он уже вернулся назад с букетом гвоздик.
— Неудобно без цветов, понимаешь, — шепнул он Лике, — раз твоя мать там. Да еще с сюрпризом.
Лика прижалась к нему округлым плечом, и он почувствовал, что напряжение, которое вновь вернулось, как только самолет коснулся посадочной полосы, его отпускает. Он закрыл глаза и зарылся лицом в ее волосы. Они пахли морем, солнцем и немного духами.
Вот и его дом. Отдаст он Нине ее часть квартиры! Обидно, основное-то заработал он! И сейчас у него столько расходов… Лика носит в себе его ребенка, и он не позволит, чтобы ее унижали. Моралисты! Герка, Васька, эта бабка-консьержка, которая предупредительно открыла перед ними двери, но при этом неприязненно смотрела на Лику. На его Лику! У нее будет все самое лучшее, чего бы это ему ни стоило! Он не позволит так с ней обращаться! Он с грохотом сгрузил багаж на площадку и полез за ключами.
— Давай лучше позвоним. — Лика протянула руку к пуговке звонка.
Но позвонить она не успела. Вероника Валерьевна при полном параде показалась на пороге.