— Лучше переулками пойдем. — Нина потянула Димку за руку. — Там хоть не так дует.
Димка сначала шел быстро, поспевая за матерью, потом стал тянуть Нину за руку, и она поняла, что нужно сбавить темп. Если он будет бежать за ней задыхаясь, будет только хуже. Она пошла, приноравливаясь к Димкиным маленьким шагам, но Димка тащился все медленнее и медленнее и наконец встал совсем.
— Я больше не могу, — просипел он и поднял на Нину глаза. Глаза были очень блестящие. Пятна на щеках, казалось, стали еще ярче.
— Димочка, миленький. — Нина села перед сыном на корточки. — Пойдем, пожалуйста! Совсем немного осталось.
— У меня голова болит, — прошептал Димка, — и горло… — и вдруг разразился кашлем, совершенно ни на что не похожим. Нина не слышала такого никогда. Это был даже не кашель, а какой-то страшный лай. Димка схватился за горло, в глазах его был ужас.
— Мам, — сдавленным голосом прохрипел он. — Мам, я задыхаюсь!
Она схватила его на руки. В переулке никого не было. Черт бы побрал этот переулок! Нужно было идти по набережной, раз уже Димка все равно заболел. Там хоть люди, и там она четко знала, куда надо повернуть. А сейчас она растерялась — может быть, они шли совсем не туда?
Димка обхватил ее руками, прижался, и она почувствовала, что паника отступает. Нужно идти. Нужно найти аптеку. Лучше всего было бы найти такси, но как назло, переулок словно вымер. Димка все сильнее повисал на ней. И зачем она надела босоножки на каблуках и узкую юбку? Будь она сейчас в джинсах и кроссовках, было бы намного легче. Она шла все медленнее, один каблук провалился в какую-то выбоину. Нина качнулась и чуть не упала. Димка снова раскашлялся своим страшным, лающим кашлем и захрипел. Она прижала его к себе изо всех сил, успокаивая:
— Солнышко мое, маленький мой… Еще чуть-чуть потерпи… Совсем чуточку… Сейчас придем.
Фары выхватили идущую качающейся походкой Нину из темноты, и раздался автомобильный сигнал. Какая-то машина затормозила сзади.
— Какие девушки! Что ж мы ходим тут одни!
Огромный, совершенно бандитского вида джип стоял посреди дороги как-то боком, перегораживая всю проезжую часть небольшой улицы.
— П-поехали покатаемся, лапуля? — предложил буквально вывалившийся из машины парень. — П-поехали добавим по коньячку!
С точки зрения Нины, эти два действия исключали друг друга. Она молча смотрела на молодого, намного моложе ее «качка», с очень короткой стрижкой, в шортах ниже колена, открывающих волосатые загорелые ноги, и в белой испачканной шелковой рубахе. Что же делать? А, все равно! Похоже, во всей Ялте, кроме этого человека, некому их подвезти. Парень разглядел наконец Димку, намертво повисшего на Нининой шее, и выдавил:
— Пардон, девушка…
Димка по-видимому захотел что-то сказать, но только снова захрипел и залаял.
— Ой, чево это с ним? — Хозяин джипа трезвел прямо на глазах. — Он чево… заболел?
— Да, пожалуйста, подвезите нас, — Нине показалось, что этот качок, напуганный Димкиным кашлем, сейчас развернется и уедет, оставив их одних на этой улице, которая ведет неизвестно куда. — Он мороженого поел, понимаете? Очень много сразу съел, понимаете? И вчера мы купались в шторм, он простудился. У него температура высокая, понимаете?
— Я тоже вчера купался. Все ништяк! — Качок протянул руку. — Вова.
— Нина.
— Мы в цирк хо… — начал было Димка и снова зашелся лаем.
Вова сорвался с места, засуетился.
— Во, блин, цирк! Сюда его давай, Нинок! — Он схватил с заднего сиденья черную кожаную куртку, расстелил ее и усадил Димку, завернув его почти с головой.
— У нас здесь машина недалеко, в переулке…
— Мама, мне дышать больно, — прохрипел Димка и заплакал, — мамочка…
Нина сама чуть не плакала. Вова, перегнувшись через спинку водительского места, качал головой.
— Какая там машина… Сдурела? Щас в больницу его бегом надо!
— В какую больницу? — Нину трясло, она все крепче прижимала к себе сына, пока Димка не завозился под курткой. — Ничего, ничего… — Она поглаживала его, и он немного успокоился. Только часто и тяжело дышал.
— Больница? Нормальная больница! Щас позвоним. Не плачь, Нинок, все путем… — бормотал Вова, разворачиваясь на узкой улице. Сильно тыкая пальцем в телефон, он набрал номер.
— Эдуарда Петровича, пожалуйста, — сказал он в трубку солидным баском и прошептал Нине: — Щас. Щас подойдет. Эдик? Але, Эдик? Это Вова. Ну, Вова… Помнишь? Ага!
Да, спасибо, зажило как на собаке… Да! Я тут с братаном одним щас приеду. Помочь надо. Не. Не огнестрел. Не знаю. Гавкает, как собака. Говорят, простудился. Да не, малой совсем. На, поговори с ним. — Он ткнул трубку Нине.
— Эдуард Петрович, — начала Нина, — простите пожалуйста, что…
— Мы к вам обращаемся, — закончил за нее невидимый Эдуард Петрович. — Сами мы не местные. Вы по существу говорите.
— Температура высокая и дышит тяжело. Кашляет очень странно. Как лает. И задыхается.
— Все понятно. Судя по всему, ложный круп. Я хирург, а вам в детскую больницу нужно. Трубочку дайте Вове, пожалуйста.
Видимо, Эдуард Петрович объяснил, куда ехать, потому что Вова вдруг резко развернулся, не обращая внимания на такие мелочи, как возмущенные сигналы других водителей и разделительный газон, засаженный цветами, и рванул в обратном направлении.
— В детскую щас поедем, — сосредоточенно объяснил он, ревя сигналом, чтобы уступили дорогу. — Щас им Эдик там типа позвонит. Золотой мужик. — Вова повернулся к Нине, что было, по ее мнению, на дороге совершенно излишним, и подмигнул Димке, рыжая голова которого виднелась из-под куртки. — Не дрейфь, братан, все путем!
Джип лихо подкатил к зданию, на крыльце которого виднелась фигура в белом халате. Нина выпрыгнула из машины, обежала кругом и открыла дверь с Димкиной стороны. Вова разговаривал на крыльце с врачом, и врач качал головой, слушая Вовин эмоциональный рассказ. Нина потянула Димку на себя, он снова закашлял-залаял. Вова подбежал.
— Давай, я его… Валера, принимай!
Врач подошел и бережно принял Димку на руки, завернув его в прихваченное с собой байковое одеяло.
— Горячий какой…
— Ну, я порулил.
Нина благодарно обернулась:
— Спасибо, Вова. Может быть… — Она раскрыла сумочку. Вова все понял и обиделся:
— Ты меня расстроить хочешь! Так хорошо время вместе провели… Жаль, ближе не познакомились. — Он ухмыльнулся во весь рот. — Выздоравливай, братан, — помахал он Димке. Димка ничего не сказал, а Нина махнула Вове рукой.
— Здесь посидите минуточку. — Доктор устроил их на кушетку. — Сейчас я сестричку из отделения позову и займемся вашим хулиганом.
Доктор вышел, а Димка завозился, запутавшись в одеяле.
— Хороший ты мой. — Нина отвернула мешавший Димке край и уложила его выше на подушку. Внезапно рука ее нащупала что-то твердое. — А это еще что? — Она раскрыла одеяло. За пояс Димкиных штанов был заткнут большой черный пистолет с глушителем. Она машинально вынула его. — Дим, ты опять… — начала она, но, присмотревшись получше, почувствовала, что больничный пол уходит у нее из-под ног. Пистолет был очень большой и какой-то странно тяжелый. Он тускло блестел у нее в руке, и вид у него был совсем не игрушечный. Она рывком запахнула на Димке одеяло и с пистолетом в руке выбежала на крыльцо. Конечно, черного джипа уже не было. Она ведь сама видела, как он уезжал! Она вернулась к сыну. Димка тяжело дышал и смотрел на нее рыжими виноватыми глазами. Нина услышала в коридоре шаги — видимо, возвращался доктор с сестрой. Она мгновенно раскрыла свою сумку и начала лихорадочно втискивать в нее пистолет. Он был слишком большой и плохо помещался. Больше всего Нина боялась надавить куда-нибудь, чтобы он не выстрелил.
Доктор, пропуская вперед пожилую медсестру, кивнул Нине.
— Давайте, снимите с него рубашечку. Сейчас мы тебя послушаем… — Чуткими пальцами он двигал по Димкиной груди стетоскоп, — и Таисия Петровна сделает укольчик. Совсем-совсем не больно!
Нина бросила Димкину футболку на сумку, из которой торчала черная рукоять. Руки у нее были мокрые.
— Ничего, ничего… Не волнуйтесь так. — Доктор ласково посмотрел на Нину. — Типичный ложный круп…
Сестра Таисия Петровна кивнула.
— Что, герой, купался? Мороженое ел? Воду холодную пил?
— Купался, — просипел Димка, — ел…
— Лечить тебя, герой, счас будем, — добродушно пропела сестра. — Ты уколов не боишься?
— Не боюсь… — хорохорился Димка, поджимаясь на кушетке.
— Счас проверим… Ну, что, Валерий Васильич, в легких чисто?
— Да вроде бы хорошо… Так, а сейчас сердечко твое послушаем… Давайте теперь наверх. Таисия Петровна, манипуляционная открыта?
Через час, когда Димка уснул и дыхание его стало ровным, Нина тихонько выскользнула из палаты. В ординаторской горел свет, и она направилась туда. Врач сидел за столом в обществе какой-то молодой привлекательной особы.
— А… Ну, как? Температуру смерили уже? — спросил он, завидев Нину.
— Смерили. Тридцать семь и четыре.
— Очень хорошо.
— Валерий Васильевич, мне нужно с вами поговорить… — Нина замялась.
— Проходите. Маш, я попозже приду, хорошо? — сказал он, выпроваживая сестричку.
— Извините, я хочу спросить, можно мне сейчас забрать его домой?
— То есть как — домой? — удивился врач.
— Понимаете, мы ушли гулять и никому не сказали. Нас, наверное, с милицией уже ищут.
— Так давайте позвоним, сообщим вашим родным, в какой больнице, в какой палате…
— Нет там телефона. — Нина чуть не плакала. Какая она дура, в самом деле! Не записать ни телефона Валентины Яковлевны, ни мобильного Кирилла…
— Да, ситуация… И как же вы поедете?
— Такси вызовем. — Нина смотрела на него умоляюще.
— Значит, так. — Врач поднялся из-за стола. — Сейчас я вам распишу, что и когда вы ему будете давать. До утра он проспит спокойно, я думаю. Компресс снимите часа через три-четыре. Если вдруг приступ повторится, немедленно обратно к нам.
Нина положила на стол деньги.
— Валерий Васильевич, возьмите, пожалуйста.
— А вот этого делать было не надо, — весело заметил он и смахнул бумажки в ящик стола.
Когда они наконец доехали, Нина увидела перед домом машину Кирилла.
— Ниночка! — Валентина Яковлевна буквально налетела на нее. — Ниночка! Что случилось?! Ты цела? Где вы так долго? — Она засыпала Нину градом вопросов. Нина заметила следы слез на лице пожилой женщины. Ей стало неловко.
— Все хорошо, тетя Валя. Не волнуйтесь так.
— Кирилл, Кирилл! Кирюша! Вернулись уже. На тропинке показался Кирилл.
— Ну, слава богу! А то мы уже искать хотели. Я вернулся — телефон забыл… Так что случилось?
— Димка заболел. Ложный круп. Хорошо, один… — Она чуть не сказала «бандит», но вовремя остановилась, — молодой человек нас подвез. Прямо до больницы. Там все сделали и отпустили нас.
— Боже мой! — Валентина Яковлевна заглянула в машину. — Кирюша, давай, переноси Димочку в дом.
Утром Димка проснулся и очень удивился.
— Я думал, мы в больнице…
Горло у него болело, но страшного лающего кашля, так напугавшего Нину вчера, не было.
— Температуру давай мерить. — Нина сунула ему под мышку градусник. — Горе ты мое…
— Я не горе, — хрипло сообщил Димка и ткнулся мордахой Нине в грудь.
Нина прижала его к себе:
— Горе луковое… Есть хочешь?
— Не знаю, — протянул Димка. — А что сегодня на завтрак?
— Манная каша. — Валентина Яковлевна с подносом в руках вошла в приоткрытую дверь. — Манная каша с клубничным вареньем. Жиденькая совсем, — добавила она, глядя, как у Димки вытянулось лицо.
— А что — ничего, — одобрил Димка, проглотив несколько ложек манной каши. — Вкусная.
— Кирилл сейчас врача привезет, — шепотом сказала Нине на ухо Валентина Яковлевна.
— Уколы опять будут делать? — расстроился Димка, обладавший рысьим слухом.
— Лежи, — строго сказала ему мать. — Никакие уколы тебе делать уже не будут.
— Как же я буду лежать? — резонно возразил Димка. — Я же кашу ем!
— Ешь, ешь. — Валентина Яковлевна пристроилась на краешке. — Золото ты мое!
После визита врача, когда Димка снова спал, Валентина Яковлевна и Нина устроили совещание.
— Завтра обязательно нужно выехать, иначе никуда не успею.
— Да как ты его повезешь? Что ты! Ему неделю как минимум лежать надо!
— Куда кого везти? — вошедший с улицы Кирилл вопросительно посмотрел на мать и Нину. — Если в аптеку, так я уже по дороге заехал.
— Кирюша. — Мать расстроено смотрела на сына. — Нина собирается завтра уезжать и Димочку увозить.
— Ну, этого, положим, ей никто не позволит, — рассудительно сказал Кирилл. — У него постельный режим, а машина ваша, пардон, без кондиционера. Его опять продует, снова будет приступ. Так что хочешь не хочешь, а придется задержаться.
— Мне обязательно нужно к шестому уехать. Обязательно! Если я вовремя не приеду…
Кирилл хотел что-то спросить, но Валентина Яковлевна строго посмотрела на сына и он только сказал:
— Вот лекарства. — И протянул пакет.
— Спасибо. — Нина протянула руку, и пальцы их соприкоснулись. Ему захотелось взять ее ладони в свои, согреть, сказать, что все будет хорошо. Но он почему-то промолчал.
Она ехала уже почти десять часов, стараясь не думать, а сосредоточиться на дороге. Димка на удивление спокойно отнесся к тому, что его оставляют на попечение Валентины Яковлевны. Правда, мама сказала, что она оставит его с тетей Васей, но и с тетей Валей — тоже неплохо. Он еще немного полежит, а потом они опять будут учиться писать буквы, а играть они приспособились прямо в постели. А мама поедет ложиться в свою больничку, потому что ей очень нужно полечиться. Димка теперь понимал, что в больничку иногда действительно очень нужно. Он вспоминал цирк, катание на каруселях. Еще ему казалось, что он видел пистолет — настоящий, большой пистолет — и даже трогал его руками. Но мама сказала, что ему это приснилось.
— Нинуля? — Отец удивленно смотрел на дочь. — Что ж ты без звонка?
— Так получилось, папа. — Нина устало, через силу, улыбнулась. — Пустишь?
— Ну конечно, проходи, проходи, — засуетился Анатолий Михайлович. Он повернулся, и Нина заметила, что его качнуло. — Проходи, садись… Кушать будешь, дочуша? — Анатолий Михайлович суетился: протер тряпкой истертую клеенку, грязную кастрюлю незаметно подпихнул ногой под стол и улыбнулся дочери, открывая недостаток нескольких зубов. — Картошечка вот… Теплая еще. Давай я тебе разогрею, а? С малосольным огурчиком?
— Спасибо, пап. — Нина с жалостью смотрела, как он старается. — Не надо ничего. Я не голодная.
— Как же так? — Анатолий Михайлович непритворно расстроился. — Что ж, ты и не поужинаешь совсем? Я-то думал — в кои веки дочка заехала — посидим, маму нашу дорогую помянем, царство ей небесное…
Ловким движением он извлек откуда-то из недр кухонного шкафчика початую бутылку, покосившись на дочь, быстро налил себе и выпил. Из старой, с облупленной эмалью кастрюльки, стоявшей на табурете, он достал тот самый малосольный огурчик, который предлагал дочери, и захрустел.
— Пап, что ж ты зубы до сих пор не вставил? Я же тебе в прошлый раз деньги оставляла.
— Да все недосуг, доченька. — Анатолий Михайлович доел огурец и вытер руки тряпкой. — Все работа, работа…
— А ты работаешь разве? — удивилась Нина.
— А как же! — Отец приосанился. — Две недели уж почти. Сутки через трое, сторожем. Сегодня сменился как раз. И ты вот приехала. Я думал — поужинаем вместе, картошечка еще теплая на плите. Только сварил.
— Ладно, пап, уговорил, — усмехнулась Нина. — Давай свою картошечку. И огурцы давай.
— Вот это хорошо! Это другое дело, — обрадовался отец. — Умница моя, красавица. Вся в мать-покойницу, царство ей небесное. — Он как-то глухо всхлипнул, покосился на шкафчик, а потом кинул быстрый взгляд на дочь. Нина сделала вид, что ничего не заметила. За ее спиной отец налил себе еще, выпил и бесшумно сел обратно.
— Тебе положить, папа?
— Что? А, нет, не надо, — отмахнулся отец, — я недавно ужинал. Разве только за компанию, помянуть нашу мамочку дорогую…
Нина, не слушая его, положила еще порцию картошки и заглянула в холодильник. Там было почти пусто. Только пакет с картошкой и початая бутылка подсолнечного масла.
— Пап, ты картошку с чем будешь?
— Да вот с огурчиком… — растерялся Анатолий Михайлович. — А с чем еще?
— Тебе маслом подсолнечным полить?
— Полей, доченька. С маслом — это хорошо, — оживился Анатолий Михайлович и снова покосился на шкафчик с недопитой бутылкой. — И себе полей. Сядем, помянем нашу мамочку, царство ей небесное, пусть ей земля будет пухом… — Он встал и решительно достал ту самую не дающую ему покоя бутылку дешевой водки. Разлил, причем себе налил до краев, а Нине — едва плеснул на донышко.
— Помянем покойницу нашу дорогую… — Он снова издал какой-то неопределенный звук — не то стон, не то всхлип — и опорожнил стопку.
Нина пить не стала, с жалостью наблюдая за отцом.
— Кушай, кушай, доченька, — засуетился Анатолий Михайлович. — Что ж ты не кушаешь ничего?
— Я ем, пап. — Нина с трудом проглотила кусок картошки, взяла огурец и откусила. Огурец, на удивление, засолен был мастерски. — Это ты ничего не кушаешь, — заметила она, — а огурчики какие вкусные!
— Правда? — обрадовался отец. — Заметила? Друг тут у меня в соседнем дворе. Готовит — пальчики оближешь. Это мы в поле набрали. Теперь картошку уже выкопали и огороды побросали. Так мы поехали, набрали огурцов, посолили. Правда, отличные вышли?
— Замечательные! Пап, мне поговорить с тобой надо.