– Интересно… – задумчиво произнес адвокат.
– Вот и я говорю, – кивнула клиентка. – Я думаю, Анастасия, она… в тот вечер уже, похоже, согласилась выступить перед камерой со своим заявлением. По приказу Макара – и за его гонорар. Но пыталась прощупать: может быть, ей выгоднее на мою сторону переметнуться? Вдруг я ей больше заплачу?..
– Но почему вы не нажали на нее? – нахмурился адвокат. – В ту же ночь, сразу? Тем более что Анастасия первая на контакт пошла?
– Сама себя корю, – опустила глаза Кривцова. – Такая усталая в тот день была. Подумала: какая-то глупость. Завтра, на свежую голову, разберусь… Рухнула в постель и сразу уснула. Ну, и утром просто не успела. На работе столько хлопот…
– Да-а, Елена Анатольевна… – покачал головой красавчик. – Вы меня порой удивляете.
– Просто я эту Настю вообще всерьез не воспринимала, – вздохнула Елена. – Жалкая, никчемная личность, – и решительно перевела разговор: – Но речь сейчас о другом. Может ли Настина смерть быть как-то связана с ее выступлением?
– Не исключено, – осторожно произнес юрист. – А может, и нет.
– А еще, – не смутившись, продолжала Елена, – я накануне случайно услышала, как муж по телефону произнес: «Разберись с ней сегодня». Очень мне эта фраза не понравилась. Но Макара я ни о чем спрашивать не стала. Только телефон его потом проверила – это он с Нурланом, своим адвокатом, говорил. Ну а назавтра Настю уже нашли мертвой. Тоже ничего не дает?..
– А этот Нурлан… он в ночь убийства присутствовал в доме?
– Нет. Только вечером приезжал, где-то на час… Но Нурлан сам бы и не стал убивать! Руки коротки. А вот найти исполнителя – запросто… Доставить его на своей машине в дом, в обход видеокамер… А выйти убийца мог уже утром. Когда камеры выключены. Через забор перемахнул – и привет.
– Не сходится, – покачал головой адвокат.
– Почему?
– Да потому что я еще в аспирантуре по наемным убийствам доклад готовил, – усмехнулся тот, – проанализировал более пятисот прецедентов. И ни разу не встречал, чтоб исполнитель своим жертвам вены резал. Эта публика обычно огнестрельное оружие предпочитает.
– Так в том-то и идея! Макар все силы приложил, чтоб никто даже не заподозрил, что это заказное убийство! – с жаром воскликнула Елена. – Он, наверно…
Она задумалась.
– Наверно, что? – поторопил красавчик.
– Не знаю… Но какая-то идея, зачем именно вены резать, у него была, это точно… Мой муж ничего просто так не делает.
Она поникла.
А юрист назидательно произнес:
– Да уж, Елена Анатольевна. Прямо скажем: не густо…
– Но, может, все-таки попробуете каким-то образом здесь покопать? – с надеждой произнесла Кривцова. – Вдруг чего выплывет?.. Ведь очень, согласитесь, странная цепочка. Настя просит у меня денег – я ей отказываю, – и буквально через сутки ее убивают.
– Ладно. Я попробую проверить вашу версию, – откликнулся адвокат.
Однако Елена по лицу видела: его эта идея не слишком увлекла.
* * *Маша, когда устраивалась на работу к Кривцову, надеялась понять свою подопечную, Лизу. И, может быть, даже раскрыть секрет ее дара…
Однако та оказалась крепким орешком. И няня по-прежнему не знала о ней ничего. Даже сколько девочке лет.
Свидетельство о рождении утверждало: в декабре ей исполнится пять. Но только Лиза частенько вела себя хуже иной трехлетки: вдруг начинала капризничать, коверкать слова, притворялась, и очень ловко, будто не умеет одеваться. В другие дни поступала точно в соответствии с возрастом. Училась складывать буквы в слоги, уверенно считала до тридцати и рассуждала забавно, как и положено пятилетнему ребенку.
Но иногда Маше казалось: на нее смотрят глаза взрослого человека. Не просто совершеннолетнего, а умудренного жизнью, даже усталого. В такие минуты Лизочка ей напоминала собственную, недавно умершую бабушку. Та на закате своих дней точно так же уставляла на нее водянистые, внимательные глаза и видела словно насквозь…
А все Лизины предсказания чего стоят? История с разбившимся самолетом уже в легенду вошла, но было и много по мелочи, чему Мария сама явилась свидетелем. Откуда девочка знала, например, в какой из двадцати комнат дома находится Кася? И как догадалась, что Маша в курсе, где злосчастный игрушечный котенок Тишка?
Но больше всего Машу заинтриговало последнее заявление девочки. Что ее мама – «красная, словно кровь».
Не прямое ли это указание на убийцу?
К тому же трудно удержаться от сыска, если живешь в доме, да еще и в той комнате, где совсем недавно человек принял насильственную смерть.
Да и Кася подливала масла в огонь. Носится с идеей про маньяка, из-за хозяйкиного компьютера не вылезает. Все пытается своими силами на преступника выйти. Просто смех: горничная вступила в соревнование с ментами! И ничего она, конечно, не узнает. А вот хозяина разозлить может. Проведает тот, что служанка занимается невесть чем, манкируя своими непосредственными обязанностями, да и выгонит ее. Или еще хуже: о том, что под него копают, узнает сам маньяк. И навеки усмирит Каськин пыл.
Вообще не в Интернете надо искать. И не маньяка. Разгадка проще, гораздо проще.
Маша была почти уверена: Лиза в ночь убийства что-то видела. Или слышала. Не могла не слышать. Няня уже неплохо изучила девчонку и поняла: Лиза, когда спит, окончательно из реальности не выпадает. По крайней мере, про то, что няня поздними вечерами из ее комнаты отлучается, пигалица знала. Не далее как вчера вечером сказала:
– Машенька, ты, когда ночью уходишь, обязательно за собой дверь запирай. И приходи поскорее, а то я боюсь…
Вот Маша сегодня и не удержалась. Как раз прочитали с Лизой «Кота в сапогах» и сидели рядышком на диване.
– Здорово кот им все устроил! – оценила сказку Лиза.
Девочка восхищенно разглядывала картинку на последней странице книги – разодетую в пух и прах королевскую дочку ведут под венец, рядышком крутится довольный кот.
– А мне этого великана даже жалко, – вступила в разговор Мария.
– Да ну, чего его жалеть! Он противный! – не согласилась подопечная.
– Все равно несправедливо. Дворец был – его. И земля вся ему принадлежала. И в мышку он превратился, чтоб просто показать, чего умеет. А кот его убил, получается…
– Коты всегда едят мышей, – пожала плечами Лиза.
– Но он же не мышью был, а человеком.
– Он был злой. А со злыми так и надо, – упорно повторила девчонка.
– Убивать только за то, что человек злой? Ну, не знаю… Я бы не смогла.
– А я бы – запросто! – весело откликнулась Лиза.
– Понарошку да. А по-настоящему и ты бы не смогла, – возразила няня. – Мертвый человек – это вообще очень страшно…
И девочка очень в тему заявила:
– А Настя совсем и не страшная была, когда умерла. Только бледная.
– Но представляешь, что она почувствовала? Когда увидела нож и поняла, что ее убивают?
Совсем, конечно, не подходящие для ребенка разговоры. Будем надеяться, что видеокамера в их комнате сейчас выключена.
Но Лизе беседа явно нравилась. Девочка с любопытством спросила:
– А что Настя почувствовала?
– Ну… что всё. Больше никогда. Она никогда не увидит ни солнца. Ни неба. Ни тебя.
– Насте на меня плевать было, – пробормотала Елизавета.
– И еще ей было очень больно, – гнула свое Мария.
И вдруг увидела: Лизины глаза, только что по-детски ясные, любопытные, живые, тускнеют, наливаются свинцом…
– Зачем ты мне это все говоришь? – тихо спросила девочка.
– Потому что коты могут есть людоедов только в сказках. А в настоящей жизни тех, кто убил, наказывают. Судят и сажают в тюрьму. Скажи, Лиза, той ночью, когда погибла Настя, ты просто спала? И действительно ничего не видела и не слышала?..
Лиза опустила голову. Тихо вымолвила:
– Нет.
Но голосок ее дрогнул.
«Почему она не хочет сказать? Она видела, что в ее комнату вошла мама? Или отец?.. И считает, что их нельзя выдавать?»
– Мама в твою комнату не заходила? – продолжала гнуть свое Мария.
– Я тебе уже сказала: нет! – зло рявкнула девчонка.
– Не заходила? Или ты не знаешь, потому что спала?
– Машенька! – Лиза прижалась к ней, жалобно заглянула в глаза. – Пожалуйста, не сердись на меня! Я правда никого не видела…
И няня уже хотела крепко обнять девочку, поцеловать и велеть, чтоб та выбросила все тяжелые мысли из головы, но Лиза вдруг прошептала:
– Мне только один сон приснился… Там такой дядька был… Высокий, страшный, как этот великан… И в маске. Я хотела закричать, но он подошел ко мне, протянул руку… и больше не снился…
– А что за дядька? – обратилась в слух Мария. – Ты его знаешь?
– Говорю же тебе: он был в маске. В такой черной, только для глаз дырки.
– Но человека всегда узнают как раз по глазам! Он тебе не показался знакомым? – не отставала Маша.
– Не знаю, – вздохнула Лиза. – Но он, когда ко мне подошел, сказал: «Тихо, тихо, Лизонька…» А потом я уже только утром проснулась.
Но голосок ее дрогнул.
«Почему она не хочет сказать? Она видела, что в ее комнату вошла мама? Или отец?.. И считает, что их нельзя выдавать?»
– Мама в твою комнату не заходила? – продолжала гнуть свое Мария.
– Я тебе уже сказала: нет! – зло рявкнула девчонка.
– Не заходила? Или ты не знаешь, потому что спала?
– Машенька! – Лиза прижалась к ней, жалобно заглянула в глаза. – Пожалуйста, не сердись на меня! Я правда никого не видела…
И няня уже хотела крепко обнять девочку, поцеловать и велеть, чтоб та выбросила все тяжелые мысли из головы, но Лиза вдруг прошептала:
– Мне только один сон приснился… Там такой дядька был… Высокий, страшный, как этот великан… И в маске. Я хотела закричать, но он подошел ко мне, протянул руку… и больше не снился…
– А что за дядька? – обратилась в слух Мария. – Ты его знаешь?
– Говорю же тебе: он был в маске. В такой черной, только для глаз дырки.
– Но человека всегда узнают как раз по глазам! Он тебе не показался знакомым? – не отставала Маша.
– Не знаю, – вздохнула Лиза. – Но он, когда ко мне подошел, сказал: «Тихо, тихо, Лизонька…» А потом я уже только утром проснулась.
– Ты кому-нибудь рассказывала об этом?
– Нет, – потупилась она. – Не рассказывала, потому что он – сон. И еще у меня очень голова на следующий день болела. К нам домой много разных людей пришло из милиции, и они все ходили и кричали, и мама кричала, и папа.
– Если бы этот человек в маске был папа, ты бы его узнала?
– Нет. Это был не папа, – твердо произнесла Лиза.
– И не мама?
– Говорю же тебе: это дядька был! – сердито отозвалась девочка. – Кошмарный. Я таких страшных раньше никогда не видела…
Лиза, бедняжка, совсем побледнела, разнервничалась, на глазах выступили слезы.
Она пробормотала:
– И Тишку моего, наверно, тоже он забрал. Больше некому.
Тут уже Маша не удержалась – притянула ребенка к себе, крепко прижала. Пробормотала:
– Извини.
– За что? – удивленно спросила Лиза.
– Что расстроила тебя. И не плачь, пожалуйста, – я не могу смотреть, как ты плачешь…
– А другим все равно, – пробормотала девочка.
– Что ты сказала?
– Ничего.
Она вскинула на нее заплаканные, но уже просветленные глазенки и серьезно добавила:
– Я просто хотела сказать, что очень тебя люблю.
…Хорошо, что этот разговор произошел у них вечером. Маша сразу же повела свою подопечную ужинать, а потом быстренько, всего за пару песенок, уложила спать. Времени обдумать рассказ девочки было достаточно – хоть до утра размышляй.
Мария ни секунды не сомневалась: страшный дядька в маске Елизавете не приснился. Похоже, тот в ночь убийства действительно вошел в ее комнату… Лиза зашевелилась, успела его увидеть… А мужчина, наверно, просто приложил к ее лицу тряпку, пропитанную фторотаном.[1]
Потому девочка и запомнила, что тот протягивает руку к ее лицу. И дальше она ничего не видела и не слышала, а на следующий день у нее очень болела голова. Да, все сходится. Но кто этот человек? Не отец. И не мать – тут Лиза отвечала уверенно. А вот вопрос, знает ли она его, девочку озадачил. Запросто могла его прежде видеть. Поэтому мужчина и маску на лицо нацепил, чтобы Лиза его не узнала…
В ночь убийства в усадьбе, помимо Кривцова, находилось еще четверо мужчин. Садовник. Охранники Сашка с Костиком. И Володин, их начальник… И, кажется, ни у кого из них нет стопроцентного алиби. Убить мог любой из четверых. Но зачем?
Мужчина – маньяк, как она и ляпнула Касе?
Маловероятно. Все четверо работают в доме давно. Как-нибудь бы себя да выдали. Да и почему маньяк вдруг начал действовать точно перед началом бракоразводного процесса? И через день после того, как Анастасия сделала свое признание под видеокамеру?..
Существует, явно существует связь между этой видеозаписью и Настиной смертью. То ли Анастасии мстили, то ли – боялись, что она признается, что выступить перед журналистом ее вынудили…
И, скорее всего, «великан» никакой не маньяк, а просто киллер, который выполнял заказ. И сделала его, допустим, Елена Кривцова. Потому Лизе на следующий день и казалось, что мама – вся красная. Красная, словно кровь. Девочка своим сверхчутьем просекла, что истинный убийца, заказчик – ее мать. Потому и спокойно восприняла изгнание Кривцовой из дома. Не жалеет о ней.
Но только… Лизин рассказ и показаниями-то не назовешь. Во-первых, девчонка слишком мала. А во-вторых, сама сказала: это был просто сон. Хотя, конечно, стоило бы передать ее историю ментам, расследующим дело. Можно, наверно, придумать предлог, чтоб вырваться отсюда хотя бы на пару часиков. Но ведь о том, что она была в милиции, наверняка узнают. И как отнесется к ее инициативе Кривцов?.. Как минимум разозлится, что Маша лезет не в свое дело. И травмировала его драгоценную доченьку неприятными расспросами.
Ох, посоветоваться бы с кем-нибудь! Но с кем? С Миленой? С родителями? Миленка отпадает, светскую хроникершу в такое дело впутывать никак нельзя. А родители начнут сразу панику разводить. Они и без того ужасно волнуются, что дочь – в чужом доме, на странной, совершенно ей не подходящей работе. Сразу начнут говорить, что она рискует и надо немедленно все бросить… Снова к частному детективу Пытову обратиться? Он парень приятный и первый-то раз, когда про Позднякову узнал, даже денег не взял, вино с французскими сырами не в счет. Но не будет же Олег все время на нее бесплатно работать? И с какой стати ей платить свои кровные за расследование убийства в чужой семье?
Хотя бы с Каськой словечком перемолвиться… Нет, конечно, не рассказывать горничной про странный Лизин сон, но расспросить: вдруг та что-нибудь разузнала? После своих посиделок в Интернете?..
И Маша, убедившись, что ее подопечная крепко спит, тихонько выскользнула из комнаты.
Времени десять вечера. Кривцова, кажется, нет. Где, интересно, сейчас может быть Кася? Расслабляется в джакузи, смотрит телик в хозяйкиной спальне? Вряд ли. Тогда б, наверно, Машу в компанию позвала. Наверно, в белом кабинете сидит. Продолжает искать своего маньяка…
Однако там горничной не оказалось.
Не нашла ее Маша и в кухне. А в комнатухе, которую Кася делила со второй горничной, обнаружилась лишь ее товарка. Та валялась на кровати, грызла семечки, упоенно строчила какую-то эсэмэску, а на Машин вопрос лишь буркнула:
– Не знаю я, где Каська. Курит небось во дворе.
Маша не поленилась, накинула куртку, выбралась на свежий воздух. Курить у входа персоналу не позволялось, надо было топать в другой конец участка, к хозпостройкам. Кася ходить туда ленилась, бегала в беседку. А бычки потом закапывала, на нее еще всегда из-за этого садовник ругался.
Но только и в беседке горничной не оказалось, и Маша уже начала волноваться. Не слишком ли далеко зашло Касино расследование? Не случилось ли чего с ней?
Она вернулась в дом. Снова заглянуть в кухню? Или все-таки проверить хозяйкину спальню? Вдруг горничная там?..
Мария в раздумье стояла в коридоре, когда вдруг увидела Касю. Та с беззаботным видом шагала из крыла, где располагались комнаты персонала.
– Ты где была? – напустилась на горничную Маша.
– Я? У себя, – пожала та плечами. – Телик смотрела. «Ты смешной», редкостная муть.
– Но я к тебе десять минут назад заходила!.. – удивилась Мария. – У вас и телевизор не включен.
– Да?.. – горничная совсем не смутилась. – Ну, значит, я раньше ушла.
– А сейчас ты откуда идешь? – не отставала няня.
– Слушай, тебе-то чего? – начала злиться Кася. – Ты шпионишь, что ли, за мной?
– Нужна ты мне, еще за тобой шпионить, – фыркнула Мария. И потянула горничную за собой: – Пойдем. Поговорить надо.
Однако та не тронулась с места. Холодно произнесла:
– Чего ты хочешь?
– Ну, ты ж расследование ведешь, – улыбнулась няня. – Хочу узнать, как оно продвигается…
– Как продвигается, говоришь… – загадочно произнесла Кася. – Да нормально продвигается. Зацепки есть.
– Колись.
– Не буду, – злорадно откликнулась горничная.
– Почему? – опешила Мария.
– Тайна следствия! – хихикнула собеседница.
Маша заволновалась:
– Кася, ты зачем чудишь? Что ты задумала?..
– Да ничего я не задумала. Просто не хочу человека зазря обвинять. А пока точно ничего не известно…
– Кась, да ведь я у тебя доказательств не требую! Только поговорим, все обсудим.
– А я тебе говорю: не хочу ничего обсуждать! – отрезала Кася.
– Ты на меня обиделась? За что?..
– Фу, вот настырная! Да пойми ты: у меня пока один, как его… проблеск. Намек. Расскажу тебе – только смеяться станешь!
– Когда я над тобой смеялась?
– Все равно не скажу, – упрямо повторила Кася.
– Но это… это как-то связано с той версией, что мы обсуждали? – попробовала зайти с другой стороны Маша.
– В некоторой степени, – загадочно ответствовала горничная.