…Маша прочитала документ один раз. Другой. Третий. Суп досадливо булькал в кастрюльке, кухня наполнилась паром, но девочка ничего не видела. А в голове бились отдельные, страшные фразы: от дочери отказалась… разрешение на удочерение дала…
Она никак не могла поверить. Отказывалась признать… Но только текст неумолимо свидетельствовал: те люди, которых она всегда считала своими родителями, которых любила и на которых иногда злилась, ей, оказывается, не родные… Они – УДОЧЕРИТЕЛИ. Какое корявое, противное слово!
Но почему же мама тогда рассказывала ей много раз – как стояла, уже сильно беременная, в очереди за бананами (тогда они еще дефицитом были). А папа побежал в соседний магазин, где, по слухам, выбросили (то есть неожиданно пустили в продажу) шоколадные конфеты. И у мамы вдруг сильно заболела спина, но она все равно не бросила своей очереди, потому что обидно отстоять целый час и уйти ни с чем. Только и попросила, чтоб ее запомнили, а сама отошла в скверик, присела на лавочку. Там ее папа и застал и сразу все понял, засуетился, начал ловить такси. Но мама ему не разрешила. Твердо сказала, что без бананов она никуда не поедет. И, опираясь на папину руку, вернулась в очередь, которая, к счастью, уже почти подошла.
Так и приехали в роддом – без документов, без халатика, зато с двумя килограммами фруктов… А уже к вечеру у них родилась долгожданная дочь.
Но на самом деле получается, все это было враньем?! И на свет она появилась вовсе не в преддверии весны, а еще осенью, в ноябре. И не в столичном роддоме, а где-то в Сочи?
Мария отбросила документ. Жадно перешла к следующему.
Этот, в отличие от первого, был напечатан на гербовой бумаге и выглядел почти так же, как ее свидетельство о рождении – хранившееся вместе с прочими официальными документами в шкатулке на верхней полке серванта.
Но у нее, оказывается, и еще один документ имелся. СВИДЕТЕЛЬСТВО ОБ УДОЧЕРЕНИИ.
И написано в нем было:
Гражданка Балакина Карина Ивановна удочерена гражданином Долининым Николаем Аркадьевичем и гражданкой Долининой Натальей Николаевной с присвоением ей фамилии Долинина, имени Мария, отчества Николаевна, о чем в книге регистрации актов об усыновлении (удочерении) 1985 года апреля месяца четвертого числа произведена запись за № 48/40. Место регистрации: Преображенский ЗАГС города Москвы. Дата выдачи: 4 апреля 1985 года.
Маша вдруг вспомнила: как-то, еще в прошлом году, она свое свидетельство о рождении разглядывала – настоящее. И обратила внимание, что выдан документ только в середине апреля, хотя она родилась в феврале. Еще спросила тогда у родителей: почему так долго не получали?
А они, улыбаясь, ей рассказали, что никак не могли выбрать достойного имени для своей красавицы-дочери. Чуть не тысячу вариантов перебрали, пока подходящее нашли. И их потом в загсе даже оштрафовать пытались – потому что по закону новорожденному положено в течение месяца документ оформить. Но папа показал регистраторше Машину фотографию, и та сменила гнев на милость. Согласилась, что такой красотке подобрать хорошее имя действительно непросто…
Но, получается, они тут тоже наврали.
И как после всего этого любить людей, которые на самом деле ей – никто? Как продолжать им верить?..
Маша наконец выключила злосчастный суп – бульон давно выкипел, на дне остались подгоревшие рис с картошкой. Кастрюля тоже выглядела ужасно – вся почернела от копоти. В другой день девочка бы расстроилась, потому что мама всегда ругала ее за «безрукость», но сегодня ей было совершенно наплевать. Больше того: очень хотелось разнести к чертям весь любимый мамин уют. Все эти тщательно отполированные бокалы и хрустальные салатницы в горке, безупречный порядок мисочек и кастрюль, стройные ряды тарелок на сушке. Весь гармоничный, ладный, мещанский мирок, который оказался фальшивым до самого донышка.
Но Маша все же не стала ничего крушить. Просто поставила в раковину безнадежно обугленную кастрюльку. Бросила злосчастную папку на столе. Оделась. И ушла. Брела по знакомым улицам и вспоминала, вспоминала…
Вот детская площадка, совсем рядом с домом. Горка, качели, еще и шведская стенка, и турник. Мама рассказывала, что приходила сюда вскоре после родов. Ставила коляску под березой. И, пока ее кроха-дочь спала, пыталась подтягиваться, делать «уголок». Восстанавливала форму… Но она, получается, никогда не рожала. И восстанавливать ей было нечего. Зачем, зачем мама придумывала все это?!
И к чему были постоянные разговоры, что глаза у Машеньки абсолютно мамины и нос тоже ее, красивый и прямой, а вот пухленькие губки достались от папы. А русые волосы – от бабушки по папиной линии. А упрямство – от деда…
Ничего этого в реальности не было! И она даже не знает, как выглядят ее настоящие мать и отец! И кто они. И почему бросили ее, едва она родилась…
Получается, по-настоящему она появилась на свет двадцатого ноября. А заявление в суд родители подали в начале марта. И домой ее забрали, наверно, только после того, как получили свидетельство об удочерении. Но где она провела первые в жизни четыре месяца? В роддоме, в детской больнице? Или родная мать сначала забрала ее домой, но потом все же решила отдать на милость чужим людям?.. И, главное, почему она так сделала? Выносила (а это ведь тяжело). Родила (одноклассница Люська, которая врачом хочет стать, говорит, что рожать вообще дико больно). Назвала необычным и красивым именем Карина. И отдала.
А вдруг настоящую маму обманули? Заставили отказаться от любимой дочери? И теперь она переживает, ищет по всей стране свою кровиночку. И не может найти… А ее дочь даже ни о чем не догадывалась. Потому что есть свидетельство о рождении и в нем написано: она – Мария Долинина. И родители ее – Долинины. И родилась она в Москве, на четыре месяца позже, чем на самом деле…
И как же приемные мама с папой могли ее все время обманывать?
…Давно наступил вечер, близилась ночь, Маша замерзла и очень проголодалась – она ведь так и не успела пообедать. И в голове полный сумбур и каша. Жаль, что она не умеет курить, те одноклассницы, кто уже пытался, говорили, что сигарета очень успокаивает. Может, купить и попробовать? Но только она выскочила из дома совсем в растрепанных чувствах и даже денег с собой не взяла. Хотя папа как раз вчера принес зарплату. Положил ее на обычное место, в шкатулку. Маша теперь корила себя, что не забрала оттуда все деньги. Не прихватила свидетельство о рождении. Надо было прямо из дома отправиться на вокзал. Купить билет в город Сочи. И попробовать найти там свою настоящую маму. Как бы та обрадовалась, увидев давно потерянную дочку!..
…Родители обнаружили Машу ближе к полуночи. Девочка, насквозь промерзшая, сидела на детской площадке и горько, безнадежно плакала.
– Господи, как ты нас напугала! – выдохнула мама.
– Пошли домой, Маша! – тихо произнес отец.
А она смахнула с глаз злые слезы и твердо произнесла:
– Не пойду. У меня теперь нет дома…
– Что за ерунду ты говоришь, Мария, – начала заводиться мама.
Отец же просто скинул с плеч дубленку, завернул в нее дочь. Девочка попыталась вырваться, но от овечьей шерсти по телу сразу же разлилось приятное тепло, и пахло от папиной одежды чем-то настолько родным…
И она заплакала еще пуще. Отец спокойно произнес:
– Мы виноваты перед тобой, Маша. Мы должны были рассказать тебе раньше. Но и ты нас пойми: мы действительно хотели как лучше.
Девочка упрямо помотала головой. Выкрикнула:
– Вы обманывали меня.
– Нет, – возразил он. – Мы просто считали тебя своей родной дочерью. Единственной. Самой дорогой и самой лучшей…
– Мы ведь по всей стране тебя искали… – подхватила мама. – Знаешь, скольких девочек пересмотрели? Жалели их, сочувствовали, но сердце так и не дрогнуло. И взять домой никого не захотелось…
– А приехали в Сочи и только увидели тебя – сразу поняли: это она. Наша дочь, – закончил отец.
Мама тоже сквозь слезы улыбнулась и добавила:
– Помнишь нашу кошку? Когда она на даче котят родила? И к ней еще один прибился, чужой? Ну, тот, рыженький с белыми лапками! Она ведь его даже больше, чем своих родных, любила. Вылизывала чаще всех и защищала всегда…
– Но того котенка никто не искал, – вздохнула Маша. – А меня моя мама ищет.
Родители переглянулись.
– Ты так думаешь? – усмехнулся отец.
А мать запальчиво произнесла:
– Да той девчонке всего семнадцать лет было! И она даже не знала, от кого тебя родила! И отказаться от тебя решила сразу. Уже в родзале, когда ей ребенка хотели показать, отвернулась и сказала, что смотреть не хочет. И даже имя тебе отказалась давать – его медсестры придумали. А на следующий день написала отказную…
– Неправда. Вы меня обманываете. Опять. – Маша с вызовом взглянула на родителей.
– Твоя, так сказать, мама… выписалась из роддома на третий день. А тебя перевели – одну! – в детскую больницу, – горячо продолжил отец. – И там ты почти четыре месяца провела. И все время у этой женщины оставался шанс аннулировать отказную. Забрать тебя домой. Это возможно, пока нет решения суда об удочерении. Но она даже ни разу не заглянула к тебе. Не позвонила узнать, как у тебя дела…
– Все равно я ее найду, – упрямо повторила Маша.
– И думать не смей! – снова вспылила мама.
А отец успокаивающе погладил жену по плечу и произнес:
– Пожалуйста. Ищи. Прямо завтра можешь начать. Но сейчас пойдем, пожалуйста, домой. Уже очень поздно, мы все устали и замерзли.
Маша почти успела произнести: «Не пойду!»
Но вскинула голову и увидела, сколько любви в отцовском взгляде. И сколько тревоги – в мамином… Пусть не родные – но ведь искали ее. Волновались. Да и слишком она сейчас измучена, чтобы немедленно отправляться на вокзал. Опять же, ночь на дворе, любой милиционер увидит, что девочка без родителей, и отправит домой…
И Маша решила, она все еще успеет.
…Однако поиски растянулись на годы.
Хотя приемные родители на этот раз повели себя честно и нисколько ей не препятствовали. Даже адрес, по которому была прописана Елена Балакина, нашли. Но предупредили: биологической матери (если она, конечно, интересовалась судьбой своей дочери) сообщили, что ребенок умер. В детской больнице, в возрасте четырех месяцев. Это была обычная практика и единственный способ сохранить тайну и обезопасить себя от незваных гостей. Потому что было немало случаев, когда родные матери (чаще всего – опустившиеся алкоголички) находили своих брошенных детей. И являлись к ним с объятиями и запоздалыми изъявлениями любви, наносили ребенку психическую травму… Поэтому после того, как суды принимали решение об усыновлении, приемные родители всегда просили обезопасить себя и ребенка от биологических родителей. Пусть и таким, достаточно жестоким, способом.
«Вот и объяснение, почему мама меня не искала, – решила для себя Маша. – Она думала, что я умерла…»
Над письмом Елене Балакиной девочка сидела больше недели – писала, перечеркивала, снова писала, тщательно проверяла ошибки, чтоб та не подумала, будто у нее дочь глупышка…
Однако через месяц конверт вернулся с пометкой: адресат выбыл.
Что делать дальше, Маша не знала. Да и пыл ее несколько поугас. Приемные родители ведь тоже не дураками оказались. Все это время мягко, но планомерно убеждали дочь: родной – не тот, кто произвел на свет, а кто вырастил. И тому, что они все скрывали от нее, тоже объяснение нашли: это, мол, для того, чтоб Машу подружки не дразнили. И соседки не косились. Не называли бы сироткой или подкидышем.
– У нас ведь, Машенька, люди злые, – вздыхал папа. – И чужие беды обожают. Слышала, наверно, как говорят: «У соседа корова сдохла. Мелочь, а приятно».
– Разве тебе хочется, – подхватывала мама, – чтоб все кругом знали, что ты приемная? В лицо бы тебя жалели, а за глаза – насмехались?
– А правду мы бы тебе все равно рассказали, – убеждал отец. – Просто ждали, когда ты подрастешь немного…
И Маша в конце концов сдалась.
Никому, даже самым верным подружкам, о случившемся не рассказала. И приемную мать продолжала называть мамой. И отца – папой. И любила их по-прежнему. И слушалась (а иногда и нет). Они по-прежнему оставались семьей. Мария только злосчастную куртку, которую ей на день рождения все-таки подарили, почти не носила, хотя та и модной оказалась, и красивой, и жутко дорогой. Но едва ее надевала – сразу вспоминала, как искала подарок на антресолях. И что нашла вместо него…
А на втором курсе института Маша поехала в студенческий лагерь под Туапсе. На весь август. И, конечно, не удержалась – потому что до Сочи оттуда было всего-то три часа на автобусе.
Явилась в город. Разыскала дом, где когда-то проживала Елена Балакина, и попробовала выяснить: куда та переехала? И когда?..
Но соседи только плечами пожимали: слишком, мол, много времени прошло. Никто и не помнил никакой Елены, которая когда-то жила в семнадцатой квартире. Одна только бабка, совсем древняя, недовольно прошамкала:
– А, ты про эту шалаву… Пес ее знает, куда она делась. Но вроде какой-то хахаль очередной ее в столицу забрал…
Слово «шалава» Машу расстроило. А то, что мама в Москве, обрадовало. Хотя в городе проживает почти десять миллионов граждан – но осталась ведь Мосгорсправка. Да и в милицию можно сходить. Выбрать милиционера посимпатичней и попросить, чтоб человека нашел…
Но только никакие горсправки ей не помогли. Потому что официально Елена Балакина в столице не проживала, нигде прописана не была. Да и с чего бы хахалю ее было прописывать?..
Маша узнала, кто ее мать, совершенно случайно.
Как-то села за компьютер и просто наудачу вбила в поисковике: Елена Балакина.
Компьютер тут же выплюнул ссылку – на сайт «Биографии богатых и знаменитых».
Маша удивилась, но на сайт, конечно, немедленно отправилась. И прочитала: Елена Кривцова (в девичестве Балакина) родом происходит из города Сочи…
А дальше в статье следовало, что ныне Елена Кривцова одна из самых влиятельных и богатых женщин России. А также основательница, владелица и директор первой в стране сети фитнес-клубов.
Прилагались и фотографии, на которых Маша увидела, насколько красива, элегантна и уверена в себе ее настоящая мама. И только глаза у нее были грустные. Может быть, потому, что Елена Балакина считала: ее старшая дочь – умерла?..
* * *«Бог всегда на стороне более сильной армии», – полагал Наполеон.
Елена Кривцова была с ним полностью согласна. Хотя толковала изречение полководца по-своему: бог всегда видит, если ты намерился сделать глупость. И обязательно тебя оградит. Как угодно – пошлет опоздание, даже аварию или болезнь, только чтобы не допустить тебя туда, где быть не надо… А коли дело твое правое – наоборот, поможет.
И сейчас Всевышний будто ее за руку вел.
Все сложилось, как по заказу.
На первый взгляд – просто слепой случай. Но если присмотреться, высшая справедливость.
…Моторная яхта «Царевна» была оформлена на ее имя, однако каталась Кривцова на ней всего пару раз и особого удовольствия не получила. Что за интерес рассекать гладь не моря, но какой-то грязной лужи под названием водохранилище? Да и нормальной погоды в России не дождешься – вечно или дождь, или холод. Муж, тот использовал яхту куда чаще. Каким-то своим партнерам по бизнесу пыль в глаза пускал или с девчонками на борту развлекался. А счета (и немалые!) за стоянку, техобслуживание, зимнее хранение в эллинге приходили Елене. И до поры она не возражала. Какая, в конце концов, разница, кто в семье за что платит? Однако сейчас, когда дело неуклонно шло к разводу, с яхтой надо было что-то решать. Елена не возражала отдать «Царевну» мужу, но пусть тогда Макар и ее содержание оплачивает. А то на днях письмо прислали: срочно внесите аванс (полторы тысячи долларов!) за зимнее хранение! С какой стати ей расшвыривать деньги? Макар ей теперь никто, вот пускай сам со своей яхтой и разбирается.
Но с ним-то самим не поговоришь – он и трубки не снимает, да и юрист ей строго-настрого велел: с мужем до поры до времени никаких контактов.
Потому Елена позвонила в эллинг приказать, чтоб по всем вопросам насчет «Царевны» напрямую к мужу обращались.
Однако вежливый юноша, снявший трубку, заверил ее, что ситуация уже разрешилась. Господин Кривцов лично приезжал в яхт-клуб, заплатил в полном объеме за эллинг, через три дня яхту переводят с пристани в крытое помещение, да и техосмотр перед прогулкой уже провели…
– Какая еще прогулка? – не поняла Елена.
– Ну, ваш муж – он такой романтик, – почтительно хохотнул служитель. – Сказал, что хочет обязательно летний сезон закрыть. Накануне перевода яхты в эллинг. – И он назвал дату.
За окном барабанил беспросветный дождь, по небу неслись клочки туч, деревья печально клонились под порывами ветра. А Макар в плавание собрался. Он что, больной?..
Однако в голове уже забрезжила, забилась идея. Красивая и простая.
– И в котором часу у него эта… прогулка? – как можно небрежнее поинтересовалась Елена.
– Велел судно к трем подготовить, – отрапортовал юноша.
– Что ж. Пожелайте ему от меня… семь футов под килем! – хмыкнула Кривцова.
Положила трубку и начала лихорадочно соображать.
Мысль – классная. Неожиданная.
Попасть на яхту несложно. Летом в яхт-клубе, конечно, полно охраны, а в межсезонье территорию сторожит пара ленивых алкоголиков. К тому же ей совсем не обязательно проникать в клуб с парадного входа. И алиби она себе сможет обеспечить – как раз на этот день у нее, очень кстати, есть приглашение на международную конференцию по фитнесу.
Но… если Макар отправляется на «Царевне» не один?.. Да нет, вряд ли. Какой дурак согласится составить ему компанию в такую погоду?.. Сам, сам он поедет – мозги проветрить. Муженек порою так делал… Ну а коли возьмет кого-то с собой – что ж. Это раньше друзья супруга были и ее друзьями. А нынче на спутников Макара ей плевать. Значит, тем просто не повезет.
Лес рубят – щепки летят.
* * *Кривцова получила приглашение на международную конференцию по фитнесу еще месяц назад и, конечно, ответила, что придет. Она всегда любила бывать на подобных мероприятиях. Общаться с единомышленниками. Себя показывать – благо уж здесь она не просто красивая женщина. И не абстрактно успешная бизнес-леди. Бери выше – идеал, икона. Молодая, амбициозная молодежь себя с нее мечтает лепить.